Внимание!
Way hey and up she rises
- Календарь записей
- Темы записей
-
85 эскапизм
-
63 Dishonored
-
44 я - нерд
-
38 Мор (Утопия)
-
18 Blue Sky
-
17 Portal 2
-
11 Half-Life
-
6 я нерд
- Список заголовков
Получается фигняПолучается фигня, что характерно.
В Городе ретро-винтажные настроения.

Исполнители пытаются мстить за прошлогодние унижения, но их палят.

А Даниил и стелс-кошка позируют на фоне зимнего Дануолла. Я ж обещала кроссовер Мора и Dishonored!

@темы: творчество, мор.утопия
По-моему, это архиверное решение.

Внезапно, Уитли и БильбоВнезапно, Уитли и Бильбо.


Доступ к записи ограничен

Конец
Автор: wafflestories
Наверно, врачам пригодятся
Студни и плети, сиропы и клети,
Комплект пломб, швов и ран,
Сети нервов и вен, и мозга кочан,
Крови галлон – черничный бульон,
Арматура скелета – костяной Нотр-Дам.
В общем, всё, кроме сердца. Его не отдам.
Пусть берут всё сырьё, весь набор про запас,
Циферблата лицо, корпус, стрелки, каркас,
Шестерёнки, пружинки, катушки, крючки,
Оси, струнки и скобы, связки и рычажки,
Только маятник пусть оставят в покое
Пусть висит, где висел; такова моя воля.
Саймон Армитедж, “I’ve made out a will...”
Уитли тонул.
Было тихо и темно. Ему нечем было слушать, нечем смотреть, нечем говорить.
Было холодно.
Всё ниже... и ниже... и ниже...
Дни или минуты. Секунды или года. Здесь ход времени утратил смысл. Комплекс погрузился в глубокий, непробудный сон, и сюда доходило лишь далёкое, едва различимое эхо бессознательных процессов и автоматических протоколов – слабые короткие вспышки в мрачной виртуальной пустоте.
Боли не было. Он вообще ничего не чувствовал, кроме холода – но по существу даже это не было чувством. Он стал частью Комплекса, а холод был базовой, жёстко запрограммированной характеристикой этого места. Вечный мороз, который никогда не сменится оттепелью.
Он был крошечный, потерянный и совсем одинокий...
Он был. Вот, собственно, и всё. Он не мог говорить – зато мог думать. Его мысли оставляли яркий шлейф в непроницаемой студёной пустыне дремлющего центрального блока, вспышки во тьме ядерной зимы.
А ведь... неплохо... выключил Её... помог бежать на поверхность... Это... хорошо... Определённо... хорошо... Очень даже здорово...
Воспоминания согревали. Почти обжигали – как обжигает тепло обмороженную кожу. Но оно того стоило. Всё было не зря. Он помнил обращенные к нему лица, и яркие пёстрые сигналы, и запах свежего хлеба, и звёзды, и траву – и её, пугающе-великолепную универсальную константу с солнечной улыбкой и смехом, ради которого можно отдать всё на свете...
Время шло – или, напротив, остановилось. Меркнущий цифровой призрак, дрейфующий в сердце сине-чёрной пустоты, погружался всё глубже, и воедино его скрепляла только тонкая паутинка воспоминаний, но и она медленно распутывалась. Он откуда-то знал – быть может, знание было запрограммировано – что рано или поздно паутинка истончится и исчезнет. А следом исчезнет и он сам – рассеется в сумраке, превратится в очередную безымянную частичку спящего компьютера, которая со временем не сумеет даже толком вспомнить, что когда-то у неё было самосознание...
Ничего страшного. Ничего срочного. Ни следа угрозы, тревоги или панического ощущения утраты власти над событиями. Ничего этого больше не существовало – только спокойное, замирающее оцепенение. Стоило ему немного сосредоточить свой развеивающийся, угасающий разум – и он почти слышал далёкое скрииип-скриииип разоблачённых сверчков – радостный скрипучий хор, согревающий подступающую стужу. Он почти чувствовал прохладную щекочущую траву, спокойное дыхание и сонный вес на своей груди.
Она теперь снаружи, в безопасности, с нею целый город людей. Он сделал это. Сам, от всего сердца, почти без посторонней помощи. Теперь его совесть чиста – он вернул долг, отплатил добром за добро. Но самое-самое лучшее – знать, что она его простила. Он понял это ещё тогда, в лифте, когда она положила ладонь на линзу камеры. От него не ускользнул тот особый лукавый взгляд, предназначенный для него, только для него...
Вот и всё… значит, в итоге... это всё.
И этого – смерти – он так боялся? Смерть в его представлении всегда была самой главной, самой непоправимой ошибкой, точкой необратимости. Но последнее доказательство его полнейшей несостоятельности – доказательство, что он неспособен даже остаться в живых – уже предъявлено, а ему почему-то всё равно. Никакой суеты, никакого ажиотажа – он просто растворится в Комплексе, увязнет во мгле дремлющего главного компьютера, покуда темнота не поглотит остатки хрупкого тепла его воспоминаний. Так он и будет, не живой, не мёртвый, пока...
- ...пока кто-нибудь не откроет ящик, - сказал голос. – Здравствуй, маленький.
- Челл?
Она обернулась слишком быстро – в разбитый затылок ввинтилась острая резкая боль – и увидела Аарона. Так же, как и Гаррет, он уставился сперва на устройство в её руках, потом, разумеется, перевёл взгляд на грязную стену, где неторопливым водоворотом закручивалась фантастическая синева. Челл, осыпаемая потоком фиолетовых искорок, снова и снова пыталась открыть второй портал. Она более чем ясно понимала, что ожидать иного результата бесполезно, связь между порталами не установлена, физика процесса неумолима – но не могла остановиться. Остановиться – всё равно, что сдаться...
Аарон с хмурым отстранённым интересом оглядел портал. Принял к сведению. Решил пока заняться более насущными проблемами. Челл ясно представляла направление, по которому пустились его мысли. Он возложил на чашу весов все неизбежно возникающие при виде подобного зрелища вопросы и естественное человеческое любопытство – и важность того, что происходило вокруг, того, что надо было завершить – и последнее перевесило. Эдемцы не зря признавали этого человека своим неофициальным, но бесспорным лидером, не зря беспрекословно подчинялись его отрывистым хриплым приказам. Сейчас причина была особенно очевидна.
- Ну и вид у тебя, милая, - негромко сказал он. – А где?..
Челл отвернулась. Она знала, рано или поздно кто-нибудь обязательно спросит – но слышать этот вопрос не хотелось. Ещё меньше хотелось на него отвечать. Она вообще не желала ничего отвечать, она желала действовать – её разум уже отправился в марафонский забег, как всегда отчаянно цепляясь за возможности. Можно отыскать прочие скрытые пути – озеро, будку посреди полей – и тогда...
...тогда...
- Эй, - шёпотом окликнул Гаррет. Он поднялся за ней следом со склона, всё ещё оползающего тёмными землистыми струями на запечатавшие разлом плиты. – У нас есть план? Что за план?
Челл молча покачала головой. Идеи стремительно прокручивались в мозгу, одна за другой, и мгновенно отбрасывались – невозможно, невозможно, невозможно... Где-то совсем близко шумела разворачивающаяся операция по вызволению узников, заточённых в верхних боксах. Руины Центра Релаксации, торчащие, как скелет некоего исполинского подземного чудища посреди некогда мирного, усыпанного цветами луга, наполнились встревоженными голосами, выкрикивающими слова поддержки. В некотором отдалении Роми вдохновенно скандалила с близнецами.
- Максимилиан Теодор Хэтфилд! Только попробуй мне сам оттуда спуститься – я тебя живо домой загоню!
- Мамуль, я только за!
- Хотите, я слазаю наверх и сниму его, мисс Хэтфилд?
- Нет, Линдси, стой, где стоишь. Где твой папа?
- Э-э... кажется, где-то рядом с Максом.
- Мам, так не честно! Конечно, Максу так на самой верхотуре комнату дали, а я тут, как дурак, на нижнем этаже...
- Я это нарочно подстроила, Джейсон, чтобы... ЭЙ! Макс! Ты думаешь, я не вижу ничего? А ну-ка живо вернулся внутрь!
Челл отвернулась к дыре в стене, ломая голову в поисках решения – должно быть хоть что-нибудь! На миг она позавидовала Джейсону Хэтфилду, который с присущей десятилетнему мальчишке категоричностью мог вот так вот запросто обвинить мир в несправедливости. Она же, со всей усталостью взрослого человека, точно знала – от криков «так нечестно!» не изменится ровным счётом ничего. Нет смысла говорить, что всё должно быть иначе. Вселенная глуха к мольбам и просьбам. Миру плевать на справедливость. Это знание далось ей нелегко, и она всегда избегала бессмысленных сожалений о том, чего не могла изменить, но...
Но горло предательски сжималось, и желудок залила свинцовая тяжесть, и она из последних сил отбивалась от сковывающего сердце холодка, потому что ей надо было немедленно придумать, как вернуть его. Должен быть выход. Если придётся импровизировать на ходу – неважно, не в первый раз...
Не сдаваться, мне нельзя сдаваться, я не могу сдаться, я... В этот миг что-то щёлкнуло у неё в голове, одна маленькая, но существенная деталь встала на место, и – словно на полотно нанесли последний мазок, завершивший картину – она поняла. …не могу без него.
Без него, без его голоса, без его весёлой несуразности. Без умиротворяющего тепла, неизменно согревающего сердце с самой первой их встречи, когда она очнулась от долгого сна, и оказалось, что в мёртвом холодном Комплексе есть живая душа, не имеющая отношения к Ней... Он всегда, с самого начала, с радостным удовольствием делился лучшим, что у него было - хрупкой, но неуничтожимой никакими перипетиями, непобедимой надеждой...
Взгляд окаменевшей Челл застыл на лежащей в руках мёртвым грузом портальной пушке. Никогда ещё она не ощущалась настолько бесполезной – просто кусок кремния и металла в грязноватом бело-синем корпусе.
- ...почти всё. Элли, деточка, посмотри-ка на меня... так, следи за пальцем… хорошо.
- Доктор, она...
- Она в порядке, Март. Чем бы ни была эта дрянь, из организма она выводится быстро. Человек двадцать жалуются на головную боль, кто-то подвернул ноги, но ничего серьёзного. А, ну ещё мистеру Рики досталось ящиком по голове, если я правильно поняла.
- Вот уж кому давно стоило по башке надавать... Эй, зайка, ты куда?..
Элли, усердно игнорируя попытки отца усадить её, вскарабкалась по лежащему плашмя обломку стены, перелезла поближе к Челл и подёргала её за истерзанный свитер.
- Линнелла нигде нету, - пожаловалась она. – И Макс не виноват – Джейсон говорит, он там застрял, где высоко...
Челл опустила глаза, заставила себя увидеть её серьёзное личико, окаймлённое лёгким облаком растрёпанных кудряшек и ярких заколок. Девчушка поозиралась, поглядела на Гаррета, что-то сообразила и нахмурилась.
- И твоего чудища нет...
Челл проглотила ком. От неё не ускользнуло, как поморщился Гаррет – эта гримаса «поминай мёртвых либо добром, либо не поминай вовсе», этот опущенный взгляд яснее слов говорили – он практически смирился с мыслью, что Уитли не вернётся. Горло болезненно сжалось – как будто она по-прежнему была Там – но ей удалось пересилить немоту и ответить:
- Он не чудище. Он...
За её спиной с потусторонним вздохом – преувеличенно громким в наступившей тишине – открылся портал.
Впервые с тех пор, как он погрузился в призрачную предсмертную дремоту, Уитли испугался. Он узнал Голос, и навеки закодированный страх ледорубом воткнулся в метафорическое сердце.
Она нашла его. Она проснулась, Она нашла его, а он беспомощен и не может защититься...
нет, боже, нет, только не это, нет-нет-нет,
момент... чего-чего?
- Здравствуй, - повторил голос. По всем законам мироздания он должен был принадлежать Ей. Он с дрожью узнал эти интонации, эту манеру, но... но... что-то определённо было не так. Голос был ясный, чёткий – ничего общего с мощным, уверенным и обнадёживающим хоровым потоком, которым объяснялась с ним Дигиталис – но, всё-таки, Ей он не принадлежал. Это невозможно. Слишком тёплый. В нём отсутствовали характерная маниакальная целенаправленность, ледяное электронное эхо... И он был уверен – насколько можно быть уверенным в этом тусклом мрачном небытии – никогда Её голос не казался таким... человеческим.
Кто... Кто вы?
- Меня зовут Кэролайн.
Кэролайн? Шутите! Да быть того не может, та самая Кэролайн?!
- А кто ж ещё! – радостно подтвердила та. Странное, почти сюрреалистичное ощущение – говорила всё-таки Она и в то же время кто-то, совершенно на Неё не похожий. Очаровательный, мелодичный, бойкий щебет был совершенно лишён мертвого механического диссонанса. – Других Кэролайн тут точно не водится!
Но... но я думал... я... я мог бы поклясться, что Челл сказала, что Она… что Она стёрла вас.
Ответ прозвучал не сразу, и Уитли обеспокоился, не сильно ли грубо он выразился – наверняка обидно слышать, когда вам заявляют, будто вас не существует. Но тут голос вернулся – на диво беззаботный и самую чуточку изумленный.
- Свою человечность так легко не сотрёшь. Тебе ли не знать… Стивен.
И Уитли онемел.
Воспоминания хлынули мутным быстротечным потоком, но на сей раз, они не казались чужими. Встревоженное и полное надежды лицо – его лицо – в тусклом замызганном зеркале. Раскрытые ладони – его ладони. Сосущее под ложечкой волнение. Колотящееся сердце. Белые плитки, бегущая из крана вода, сжатые в кулаке листочки со словами...
Я не... я не...
- Тихо, маленький, всё хорошо, - проворковала Кэролайн. – Я твой друг.
Вы? Правда?
- Честное слово! Ведь её друзья – мои друзья!
А... это хорошо, это очень хорошо, но... я извиняюсь, но мне хотелось бы кое-что уточнить… во избежание... вы не сердитесь? За... за то, что я заставил вас отключиться? Я, конечно, заставил Её отключиться – заметьте, я особо это подчёркиваю – я заставлял именно Её! Ну и за то, что раньше было... реактор этот... потому что, я могу понять, если вы всё-таки расстроены...
Кэролайн рассмеялась причудливым журчащим смехом, а Уитли мигом умолк и инстинктивно шмыгнул прочь – крошечный спутанный узелок файлов. Чем дальше, тем труднее было удерживать их вместе – всё равно, что катиться по крутому склону, который начинается в пункте «довольно сложно» и неминуемо обрывается в мглистых глубинах конечной станции «невозможно». Но смех Кэролайн слишком живо напомнил первое подключение к Ней – и к Дигиталис, когда он, крохотный и беззащитный, даже не знал, чего ему ждать – гнева или милости, благосклонности или смерти.
Всё дело в голосе. Да, он был тёплый, мелодичный, нежный и уверенный, но всё-таки... слишком уж безмятежно-весёленький, словно хозяйка голоса глубоко убеждена, что всё идёт, как надо – и так будет всегда. Хозяйка голоса ценила счастливые лица и широкие улыбки – и не терпела унылых ворчунов. А если те продолжали навязывать свою компанию... ну, что поделать, иногда с ними случалось что-то нехорошее.
Что-то, связанное с лимонами.
Челл рассказала ему, что Кэролайн – то, что осталось от Её человечности. Что весьма кстати – будь ему позволено выбирать, кем быть найденным, он вне всяких сомнений предпочёл бы человека. Так что, спору нет, тут ему улыбнулась удача. Впрочем, человеческая природа вовсе не обязательно подразумевает под собой доброту. Или хотя бы вменяемость. Взять, к примеру, учёных «Эперчур Сайенс». Будь доброта и вменяемость неотъемлемыми человеческими свойствами, то вещи вроде Модуля Смягчения Интеллекта просто не появились бы на свет. Да и Её, вероятно, тоже бы не существовало.
Кто знает, может, Кэролайн была и доброй, и вменяемой... когда-нибудь. Мало ли. Он ничего не знал о ней, мог лишь предполагать, что имелась некая вероятность, что давным-давно, прежде чем учёные заграбастали её своими ловкими, грубыми, жадными до результатов ручищами, она была таким же невинным человеком, которому не повезло оказаться в неправильном месте в неудачный момент. Что, кстати, очень легко в случае с «Эперчур Сайенс» - лаборатории сами по себе были местом чрезвычайно неправильным, где неудачный момент длился все двадцать четыре часа в сутки.
В общем, всё может быть... Но Уитли грызли сомнения.
Иных улик кроме обворожительного, радостного и очень пугающего смеха в его распоряжении не имелось, но если он что и вынес из всей этой истории с помещением в компьютер человеческого разума, так это то, что человеческая частичка с тобой вроде как навсегда – и не уйдёт, хоть ты тресни. Она переплавит под себя все новенькие свеженькие программки, пристанет, как особо упрямая наклейка, которую отдирай не отдирай – всё без толку – разве что ты готов полжизни скрести её цифровым аналогом проволочной мочалки. Вот вам яркий пример: учёные выбрали человека, патологически неспособного заткнуться больше, чем на пять минут, человека, мало что соображающего в окружающей действительности, но абсолютно гениального по части бредовых затей, от которых все нормальные люди в радиусе трёх миль закатывали глаза и хватались за головы. И, как бы поточнее выразиться, на выходе получился он.
Это и беспокоило. Ведь когда получилась пугающе эффективная, столь же гениальная, сколь и хладнокровно-безжалостная машина, до умопомрачения, граничащего с психическим расстройством, обожающая Науку и абсолютно наплевательски относящаяся к человеческим жизням...
...за основу взяли Кэролайн.
Но, опять же, какая разница; пусть Кэролайн и чокнутая, но она спасла Челл – та сама сказала! Это была тёплая, приятная мысль, и он решил держаться за неё в подступающей чернильной дымке, борясь с медленной, неумолимой потерей концентрации. Желание отсрочить неизбежный конец постепенно гасло – он слишком устал, чтобы...
- Нет-нет-нет, маленький, слишком рано! – возразила Кэролайн, и он почувствовал, что туман слегка рассеялся. – У меня кое-что для тебя есть. Это сюрприз!
Да? Ух ты… спасибо... Я вам правда очень благодарен за... чем бы оно ни было. Но, мне, наверно, стоит предупредить, что Она... Она вряд ли обрадуется, если проснётся...
- Она, - весело передразнила Кэролайн, снабдив слово взволнованно-драматическим придыханием. – Ничего не узнает, глупыш. Когда я её разбужу, тебя уже не будет.
Уитли знал, что это довольно точный прогноз его ближайшего будущего – он терял волю и сознание всё быстрее, даже не смотря на временную поддержку Кэролайн – но тревога по этому поводу потонула в волне изумлённого ужаса.
Вы собираетесь разбудить Её?!
- Конечно! – искренне изумилась Кэролайн. – А как же Наука?!
Но!.. но!..
- Ну тише, тише... Не волнуйся, ей будет, чем заняться. Есть у меня идеи на этот счёт. И, кстати, время для твоего сюрприза!
Уитли попытался собраться с мыслями. От этого и в лучше времена было мало толку – а теперь это больше походило на попытки согнать в стадо овец-зомби, разбредшихся по зеркальному лабиринту. На последний эмоциональный всплеск ушло слишком много сил.
Послушайте... послушайте, как я уже сказал, мне очень приятно, что вы обо мне подумали... я про сюрприз и всё такое... очень приятно, честно... но вы вовсе не обязаны...
- Знаю, что не обязана, глупенький. Но ты ведь так старался! Кроме того, ты такой замечательный помощник!
Я... прошу прощения, я, видимо, отвлёкся и утерял нить... Помощник?
- Точно! Некоторые люди... О, их на миллион – единицы! И они ослепительны, великолепны, ты смотришь, как они делают то, ради чего рождены и... о, они блистают, они как звёзды! Они могут перевернуть целый мир! И всё-таки, им нужен ты, старый добрый ты под боком... Да, сэр! Я всегда счастлива помочь помощнику!
Помощник... Уитли прислушался к этому слову, последнему огоньку тепла в поглотившей его чёрной стуже. Мне нравится...
- Вернёмся к сюрпризу! – пропела Кэролайн. – Я боюсь, это не ахти что – лежало тут без дела... Но, мне кажется, тебе будет в самый раз!
Я... я не...
Ох, думать стало так тяжело! Куда проще сдаться... Не знать. Не мучиться. Не быть.
...Кэролайн?
- Да?
Я... я ведь умру?
- Обязательно! – бодро заверила Кэролайн.
Ага... Я просто... не был до конца уверен. Но... ничего страшного. Сейчас уже не страшно. Всё примерно так, как и должно быть... но... видите ли, мне говорили, что это больно. Когда умираешь. Мне будет больно?
- Господи, маленький, мне-то откуда знать? – в голосе Кэролайн звучала улыбка. – Я никогда не умирала.
Логично, подумал Уитли и – насколько всё-таки полегчало! – уступил забвению.
- Это ловушка, да?
Они стояли перед окаймлённой синим ореолом дырой в ткани реальности. По ту сторону не было видно ничего, кроме озерца солнечного света, падающего с их стороны на ржавую, потускневшую от времени стальную решётку. Дальше шла сплошная тихонько гудящая тьма – холодная, бесформенная и какая-то предвкушающая.
Челл пожала плечами. Заданный Гарретом вопрос мало её беспокоил. Кроме того, какая же это ловушка, если ты добровольно в неё лезешь?
За своего Уитли (остаётся только изумляться, как это до неё так поздно дошло нечто настолько фундаментальное) она готова сражаться, как за собственную свободу и за жизни тех, кто находится по эту сторону портала. И не из каких-то моральных обязательств, и не из желания досадить Ей – а из-за непонятного, но восхитительно тёплого, неописуемого и расцветающего чувства, которое они едва успели осознать. Из-за того радостного умиротворения, которое она ощутила, сидя с ним на вершине холма. Из-за глухой ноющей боли, сжимающей сердце при мысли, что она больше никогда его не увидит.
И если это синеющее на стене приглашение внутрь – шанс вернуть его, то будь оно хоть трижды ловушкой – ей всё равно. Проще некуда.
- Жди здесь, - приказала она.
- Аж два раза, - немедленно отозвался Гаррет. – Я тебя туда одну не отпущу.
Если бы при визуальном контакте был возможен перенос энергии, то взгляд, которым Челл одарила его, подпалил бы Гаррету бороду. Но то ли сказалась усталость от пережитого, и её способности к устрашению слегка засбоили, то ли сотрясение послужило Гаррету неким щитом – в ответ он всего лишь пошарил по земле и поднял отколовшийся от стены кусок – тяжёлый, удлинённый, растрескавшийся, как древняя глазурь, и украшенный торчащими оборванными проводами.
- Во. Я готов.
- Гаррет!
- Те двое пакостников ведь оттуда, правильно? Из-за желтоглазого у меня, судя по всему, небольшая чёрная дыра вместо головы. Кто знает, вдруг подвернётся шанс дать сдачи?
- Гаррет! – она змейкой метнулась наперерез, блокировав его импровизированную дубинку портальной пушкой. – Ты никуда не пойдёшь.
- Я мало что помню, после того, как мелкий поганец меня вырубил, но что-то мне подсказывает – в одиночку туда лучше не соваться. Сам не пойму, с чего я так уверен. Челл, он ведь мне тоже не чужой. Если он остался внутри, мы его отыщем, но я тебя прошу, позволь мне...
- ..покараулить, чтоб никто больше не вошёл? – перебила она, продолжая пробираться к порталу. – Отличная мысль. Спасибо!
- Челл!
- Я справлюсь, - пообещала она, разворачиваясь и входя в стену.
Гаррет в безмолвном отчаянии взмахнул руками вслед её быстро удаляющейся спине и бросил обломок на землю. Сердито отвернувшись, он обозрел скелет Центра Релаксации, темнеющий на фоне синего неба – рассыпающиеся развалины, некогда бывшие частью страшного опасного подземного царства, где – согласно источнику, чья осведомлённость не вызывает сомнений! – стены, пол и потолок никогда не остаются неподвижными дольше пяти минут.
Гаррет решился.
-А катись оно всё! – хватая обломок, он, опасливо пригнувшись, бочком приблизился к загадочной межпространственной дыре – и нырнул внутрь.
Это и впрямь оказалось больно.
Мирная тьма забытья съёжилась, свернулась и рассыпалась пеплом, как бумажка, брошенная в огонь, и на него обрушился могучий водопад мучительной боли. Он беззвучно закричал в слепяще-белую пустоту, а пустота ответила спокойным синтезированным голосом:
- Перемещение окончено. Восстановление церебральных функций готово на двадцать пять процентов. Запуск общенейронного регенератора. Благодарим за ваше терпение.
Это не смерть.
Это ад. Голос вежливо благодарит за терпение, в то время как его разрывает нескончаемая острая боль, и он всё кричит, кричит и не может остановиться, и тогда голос снова отвечает:
- Сонограмма принята. Восстановление речевых функций готово на шестьдесят восемь процентов. Восстановление церебральных функций готово на сорок два процента. Пожалуйста, подождите.
Пытка всё не кончалась. Кислотно-едкая боль обрела фокус, бесконечно растущей жгучей сетью оплела всё его существо, пронзая его, словно корни какого-то хищного ядовитого растения. Спокойный голос время от времени озвучивал очередное объявление, но он едва мог их расслышать, не говоря уж о том, чтобы постигнуть смысл. Существовали только боль и его бесконечное хватит прошу вас хватит не надо простите простите простите-
- Восстановление церебральных функций завершено. Отключение оборудования жизнеобеспечения. Отвод стекложидкости. Данный модуль будет обесточен. Три... два...один.
Пространство вокруг вскипело яростным шипением и погрузилось в промозглую звуконепроницаемую муть. Слепящая белизна померкла, сменившись холодной неприятно-зеленоватой серостью. Что-то потащило его вниз, и он с размаху повалился на грубую железную сетку. Но даже закричать не смог: очаг жгучего нарастающего напряжения в районе грудной клетки лопнул, породив новое кошмарное ощущение – внутри под рёбрами словно набух наполненный водой бумажный пакет, липнущий к влажной поверхности, и он почувствовал...
…холод...
…было ужасно холодно, и если это – его новый аватар, то даже представить страшно, каковы масштабы повреждений, если они вызывают подобные ощущения. Во рту скопилась густая, с мерзким металлическим привкусом жидкость, и когда он попытался избавиться от неё, она взяла и запечатала ему глотку, точно вязкий неподатливый кляп. Хрипящий, раздираемый тошнотой, он корчился на ледяном полу.
- «Эперчур Сайенс» благодарит вас за использование Модуля Долговременной Консервации Сотрудников, - вещал любезный голос откуда-то издалека. – Вы находились в консервации в течение хзззззззззз нольнольнольнольноль вввззззззсссследствие затянувшегося периода консервации, возможно проявление побочных эффектов временного характера. Пожалуйста, подождите.
- Помогите, - простонал Уитли. Вернее, попытался – изо рта вырвался звук, больше напоминающий предсмертный хруст раздавленной черепахи. Он даже толком ничего не слышал, кроме острого высокого звона, как бы приглушённого толстым слоем войлока. Лёжа лицом вниз на ледяной, покрытой липкой слизью ячеистой поверхности, он при всём желании не мог ничего поделать, будучи не в силах даже шевельнуться. Борясь с накатывающей слабостью и лихорадочной дрожью, которую, видимо, намеренно разрабатывали с целью раздробить ему зубы и убедиться, что он не сможет перемещаться быстрее новорождённого ленивца, он с трудом притянул руку (где-то, кажется, была и вторая) поближе к лицу и увидел пять размытых пятен, окружённых тускло-алым болезненным ореолом. Он попытался поболтать ими, но заметных результатов не достиг. С трясущихся пальцев сорвались длинные капли, ледяными иглами вонзившись в лицо. Он обессиленно уронил руку обратно на пол.
Это и есть сюрприз Кэролайн? Новый корпус? Если да, то он либо критически повреждён, что ужасно, либо (судя по её невинно-радостному добренькому голоску) таким он и задуман. Что ещё хуже.
- Руководство напоминает вам, что согласно контракту любые побочные эффекты, возникшие при использовании инновационных технологий «Эперчур Сайенс», равно как и ущерб от них, не подлежат компенсации, - продолжал верный себе голос невидимого диктора. – Возвращайтесь к вашим обязанностям. Желаем вам удачного дня!
Дрожащий Уитли издал очередной мучительный сдавленный стон. У него уже ничего не болело, но каждый миллиметр этого нового тела обладал какой-то безумно повышенной чувствительностью, и прикосновение холодного металла ощущалось на коже как одно большое обжигающе-ледяное клеймо. Рот не закрывался, а мерзкая жидкость из него всё никак не утекала, какое-то встроенное устройство без конца затягивало внутрь воздух, и этот процесс нельзя было остановить, потому что иначе в груди неумолимо поднималось нестерпимое жжение. Даже невидимый голос с ним больше не разговаривал – плохой знак, он означает, что ему сообщили всё, что посчитали нужным, и теперь он сам по себе.
Опять.
Медленно, словно сдвигая огромную тяжесть, Уитли притянул колени к груди и попытался свернуться калачиком.
Вглядываясь в темноту, Челл осторожно пробиралась вперёд, не обращая внимания на усталость и протестующую боль в мышцах и натёртых ногах. Вдали сверкнуло что-то – дрожащий красный огонёк, и...
- Эй!
Обернувшись, она свирепо уставилась на ухмыляющегося Гаррета. И минуты не прошло, с тех пор, как она приказала ему стеречь вход в портал, а он уже здесь и в полном восторге – ни дать ни взять, ошалевший мотылёк, мчащийся навстречу гигантскому факелу. Он с радостной готовностью таращился в темноту, совершенно позабыв про захваченный снаружи обломок и прижав ладонь к мягко вибрирующей, затенённой стене.
- Настоящее довоенное сооружение! – прошептал он. – И всё ещё живёт! Эх, жаль я инструменты не прихватил. Был бы хотя бы фонарик...
Челл сердито ткнула его в плечо, выводя из технологического транса, и, подтащив к себе поближе, направилась навстречу мерцающему огоньку. Металл негромко лязгал, отмечая их шаги - и навевая неприятные мысли о высоте, от падения с которой их предохраняет только эта хлипкая решётка под ногами. И ничего не поделать – Гаррет, конечно, не Уитли с его сорок пятым размером обуви, но даже ему в жизни не втиснуть ступню в её сапожок-амортизатор (и ещё не факт, что рессоры сработают поодиночке).
Не то, что бы она думала, будто Гаррет не в состоянии за себя постоять. Если бы пришлось выбирать, кого из эдемцев взять с собой на подмогу, она без колебаний выбрала бы его. Но никто, даже умница Гаррет, не защищён от коварства Этого Места, к тому же, его шансы на выживание значительно снижены, поскольку на данный момент его куда больше интересует, какова сила тока, порождающая таинственное гудение, или сколько миль проводки прячется в стенах. У неё этот гул ассоциировался со смертью, неволей, кошмарами и прочими вещами, от которых она хотела держаться, как можно дальше. Для него он означал что-то увлекательное и захватывающее, что обязательно нужно разведать – кто знает, а вдруг его ждут новые поразительные открытия и уникальные запчасти? Этого Челл и боялась.
Внезапно дрожащий лазерный лучик сфокусировался и устремился в их сторону. Челл сжалась, когда алая точка протанцевала по её груди вверх, к лицу и зажмуренным глазам.
-Что за... – начал Гаррет, принимая боевую стойку, но Челл проворно хлопнула по обломку-дубине – достаточно убедительно, чтобы он воздержался от дальнейших вопросов и действий. Одинокая турель, установленная аккурат на освещённом помосте из рельефной стали – островке света в непроглядной черноте – уставилась на неё единственным ярко-красным глазом. Челл, даже не осознавая этого, ответила пристальным немигающим взглядом.
Турель издала некий тихий звук – словно бумага зашуршала – и выдвинула свои боковые панельки. – Шевельнув ими для пробы, она начала осторожно перемещать их взад-вперёд. Движение сопровождалось нежным, торжественным, необычайно насыщенным певучим звуком, льющимся на замерших людей, подманивающим их ближе к столпу света.
Турель пела.
- Cara mia
Questo è il mio regalo per voi
Oh preziosa
Preziosa per la scienza
Quando si è lontani ricordi di me
Mia unica smarrita
Mia figlia, oh ciel
Questo è il mio ultimo dono per voi
Lui non è quello che avrei scelto esattamente
Un due metri idiota per un genero
Francamente si meritano di meglio
Ma è la vostra scelta
Cara mia
È la tua vita...
- Это место, - жарко зашептал Гаррет, когда замерли последние отголоски песни. – Какое-то странное!
Он прикрыл глаза от струящегося сияния, пытаясь рассмотреть что-то из-под перепачканной машинным маслом ладони.
- Глянь-ка, это случайно не...
Но Челл уже сорвалась с места. В кругу света, на рельефном помосте под охраной бдительной турели, скорчилась некая длинная нескладная фигура.
Уитли был почти уверен: откуда-то со стороны подсвеченной багрянцем тьмы ему померещилось пение, поток непонятных чирикающих слов, выводимых тоненьким нежным голоском. Этот явно сломанный новый аватар (новый? Да ему лет двести, а то и все триста!) ничего толком не слышал, даже собственный голос тонул в раздражающе высоком фоновом звоне. Скорее всего, действительно померещилось – он ведь мастер принимать желаемое за действительное, и...
Что-то кратко панически лязгнуло, и решётка под его щекой затряслась от приближающихся шагов. Он с ужасом и надеждой попытался приподнять голову – что потребовало известного напряжения, поскольку дрожь не стихала, а его внутренний гироскоп вёл себя так, словно побывал в какой-то ужасной переделке, причём не единожды.
Что-то обрушилось ему на грудь. От внезапного контакта у него захватило дух, он придушённо охнул и – впервые нормально сглотнул. Стенки горла сжались, словно бы на миг склеились и расслабились, а где-то по бокам головы раздался влажный щелчок, и войлочно-звенящая заглушка мигом исчезла. Он кашлял, хватал воздух ртом, а из уха тем временем вытекало изрядное количество жидкости, струйкой сбегая по голой шее к торчащим ключицам. Тоже странно, если подумать – у прежнего аватара не было ключиц. Ещё один жирный минус якобы нового корпуса – дизайнеру руки оторвать, чтоб знал! – отсутствие одежды.
Сильные тёплые руки обвили его туловище, приподняв с холодной решётки. С трудом разлепив веки – оптических каналов, кстати, оказалось два, как и в прошлый раз – он встретился взглядом с серьёзными, встревоженными серыми глазами, и в душе цветком распустилось нечто безымянное и до боли прекрасное.
Как он воочию убедился, Челл не исказила истину, заверяя, что она в порядке. Переезд Центра Релаксации, несомненно, немного её потрепал, но в целом она выглядела исправной и неповреждённой, хотя... Казалось, из неё опять вот-вот что-то польётся. Его зрение, правда, отчаянно нуждалось в калибровке, так что детали могли ускользнуть – но при виде её бледного встревоженного лица он ощутил некое непроизвольное движение на своём собственном, и губы сами растянулись в ошалелую ухмылку.
- ...привет...
Вырвавшееся изо рта сипение мало походил на голос, и он снова сглотнул – второй, третий раз – потому что процесс приносил некоторое облегчение. Челл пару мгновений пристально наблюдала за его мучениями, озадаченно морща лоб – и вдруг зачем-то прижала пальцы к его шее.
И её глаза округлились.
- Минутку... – прохрипел он, сражаясь с собственным вокодером – надо было донести до упрямого бездельника, что отлынивать от прямых обязанностей, будь он хоть трижды сломан, не удастся. – Я... проведу... самодиагностику...
Он поднёс обе руки к лицу и потрогал его дрожащими узловатыми пальцами. К его радости, черты (насколько он мог судить на ощупь) остались прежними – те же линии скул, разрез глаз, форма носа, тот же широкий рот и длиннющая шея, разве что щёки и подбородок стали какими-то шершавыми. Левая рука наткнулась на её ладонь, лежащую под челюстью, и отказалась двигаться дальше. Правая попыталась продолжить экспедицию в одиночку, но осязание не помогло составить удовлетворительного заключения о так называемой причёске, кроме того, что волосы обладали способностью впитывать феноменальное количество влаги и отчаянно липнуть ко лбу. Но вообще внешность осталась более-менее прежней, что немного утешает – Уитли начинал уставать от необходимости чуть ли не каждую неделю привыкать к новому облику. Подобные перемены наносили чувствительные удары по самосознанию, а второго подряд переосмысления внутренних ценностей он мог и не выдержать.
-Боже, Уитли, - раздался чей-то голос. – Вот скажи на милость, как так вышло? Мы, конечно, все сражались и победили – особенно я, я очень храбро вырубился, когда меня треснули по башке – но при этом ты единственный, у кого умыкнули рубашку!
- С-сам не знаю, друг, - выдавил Уитли. В мозгу активировался некий протокол, подсказавший, что именно с такими непринуждёнными интонациями приятели обсуждают вселенского масштаба передряги, из которых им случилось выбраться живьём: отпускают небрежные шуточки, всячески демонстрируют хладнокровие и ведут себя так, будто факт, что участники целы и невредимы – нечто само собой разумеющееся. Нельзя не признать, это даже приятно – делать вид, будто пережитое проще пареной репы и вообще не стоит лишнего внимания.
Еле живой от усталости, ошеломлённый и сбитый с толку, больше всего на свете он хотел уткнуться лбом в шею Челл и не двигаться пару-другую столетий – но какую-то его часть так и подмывало стиснуть Гаррета в объятиях и объяснить, что он очень-очень сожалеет, что сразу же не кинулся вытаскивать его из Комплекса. И заверить, что нормальная у него борода (в умеренных количествах), и вообще, отныне он может сколько угодно безнаказанно умничать в присутствии Челл. Он, Уитли, ничуточки не возражает.
- Ни...ничего не могу с этим п-поделать… Ви-видимо к этой модели одежда... идёт отдельным комплектом... ума не приложу, кто до такого додумался, но...
Он сглотнул. Получилось. Хоть что-то удалось освоить.
- Как... как это называется… к... когда… когда что-то случается в-вновь и вновь... и ты... за милю чуешь, что оно... сейчас случится, потому что... уже знаешь... и думаешь... в самом деле, видывали уже, скучно, смените пластинку... Как это на… называется?
- Дежа вю? – предположил Гаррет. Челл кивнула – чуточку рассеянно, как ему показалось. Нежно высвободив руку, она сосредоточенно прижимала пальцы к его мокрому холодному запястью.
- Дежа вю, точно... ф-ф-французское слово... т-т-так вот, оно у меня... вот прям сейчас… аж зашкаливает... Опять новый корпус, и... Эй. Эй, я... только дошло!.. Тебе, голубушка, придётся кое-что объяснить! Я-я же п-просил... я точно помню... просил тебя отступить!
Она улыбнулась, пожав плечами – и вдруг, отпустив его запястье, притянула к себе и прижалась щекой к его груди. Возможные мотивы этого поступка находились далеко за пределами его понимания: в конце концов, он холодный, мокрый, и с него стекает неизвестная студёнистая субстанция (причём, отнюдь его не украшая). Такого вида вещества, как правило, с токсичным бульканьем разъёдают днища цистерн в глубинах предназначенных к сносу теплиц в эпицентре аварии какого-нибудь ботанического предприятия. И много лет спустя люди, с ног до головы упакованные в костюмы химзащиты, собирают образцы таких субстанций со словами «Да, мы считаем, что причиной катаклизма стало это неопознанное вещество». Запах, к слову, был соответствующий. Если не хуже.
- Это была плохая идея, - объяснила Челл, уткнувшись ему в грудь и стискивая покрепче. Ему было больно – совсем чуть-чуть – но это его ни капельки не беспокоило. Несколько приободрившись от того, что она, кажется, не заметила, в каком скверном состоянии находится его новый корпус, Уитли осторожно положил подбородок ей на макушку и моргнул. Зрение расплылось ещё сильнее, из-под мокрых век немедленно просочилось что-то тёпло-жгучее и потекло вниз по щекам по каким-то замысловатым руслам. Челл прижималась к нему так крепко, что он чувствовал, её сильное, мерное сердцебиение и знал одну непреложную, аксиоматичную, неопровержимую истину – она нужна ему, была, есть и будет. Направляющие рельсы, ноги, руки, пальцы – это всё не имеет значения, она всегда будет нужна ему, и, оказывается, ничего плохого в этом нет.
Наоборот, это восхитительное чувство. Казалось бы, всё так легко, почти элементарно – один простой факт, но он оказался той последней, самой важной деталью, которая встала на своё место в сложной головоломке – и теперь ясно, что это триумф, самый-самый грандиозный успех...
В стороне раздалось радостно-смущённое покашливание Гаррета и шорох ткани.
- Вы не отвлекайтесь, не отвлекайтесь. Просто тут ужасная духотища, и я вдруг понял, что мне совершенно не нужна эта рубашка. Вот, я её сниму и тут оставлю. А сам пойду смотреть на... маленькую поющую штуковину с красным глазом. Которая там стоит. Скоро вернусь.
- У меня и другая идея есть, - поведал дрожащий Уитли, пока Челл помогала ему надеть рубашку Гаррета (короткую в рукавах, зато согревающую). – Тебе... тебе придётся по душе. Надеюсь… я ведь её давно вынашивал... у меня в голове есть деталька... совсем забыл тебе рассказать... так вот, она всегда говорит, что хорошие идеи на самом деле плохие, и наоборот... Ну так вот, она сейчас опять... прямо-таки надрывается... словно ей до чёртиков страшно... значит, на самом деле, мысль отличная, а? И она легче лёгкого, ничего лишнего, ничего невыполнимого... надеюсь. И... заключается она главным образом в следующем...
Он сглотнул
- Ты и я – и где-нибудь подальше отсюда.
Тишина. Он по привычке съёжился и зажмурился.
- …Как тебе?
Челл отстранилась, и он вдруг подумал, что она откажется и с перепугу рискнул открыть глаза. Не то, что бы это сильно помогло – он по-прежнему мало что видел, кроме света, тени и цветных пятен (впрочем, вокруг ничего особо и не было – галогенно-яркий столп сияния да монолитно-чернильная тьма).
Челл поглядела на него – и улыбнулась одной из своих редких, ослепительных солнечных улыбок, которая красноречивей всяких слов ответила на все вопросы. Закинув его длинную тонкую руку себе на плечи, она приступила к сложной и трудоёмкой процедуре, призванной, если очень повезёт, поставить его на ноги.
- Я очень извиняюсь, - покаялся он после третьей попытки, когда они чуть кубарем не полетели на пол. Ноги наотрез отказывались ему повиноваться, а ступни вообще были какие-то противоестественные – голые, костистые, абсолютно неустойчивые, невзирая на внушительный размер. Приходилось заново учиться ходить. – Кажется, в данный момент у меня некоторые проблемы координационного характера, которые я склонен приписывать нестабильности, проистекающей из факта, что этот новый корпус... в общем, полная развалина. Не могу назвать его искусно выполненной работой. Я... Серьёзно, я понятия не имею, что с ним не так.
Челл остановилась. С мгновение она задумчиво созерцала его, склонив голову набок – а потом объяснила, в чём дело.
Уитли выслушал её с чрезвычайным вниманием, закивал и попросил повторить ещё разок. Челл повторила (оба раза объяснение состояло ровно из двух слов) и сперва встревожилась, а потом залилась хохотом при виде его вытаращенных глаз и отвисшей челюсти. Она сделала шаг назад и, когда он, беспомощно осев, невольно потянулся следом – поцеловала его в губы.
Уитли понятия не имел, что такое она с ним делает, но у этого кошмарного, несносного тела, видимо, существовали некие встроенные протоколы: оно явно поняло, что к чему. И прежде, чем он успел что-либо осознать, он уже делал то же самое, и...
И тут смысл сказанного настиг его - прямо посреди их первого неловкого, нежного, осторожного, робкого, восхитительного поцелуя. Понимание с размаху огрело несчастный перегруженный разум Уитли. Трудно сказать, что именно стало последней каплей – объяснение Челл, или поцелуй – скорей всего, и то и другое в дуэте – но он издал тихий, потрясённый стон и отключился.
Челл, безошибочно ощутив момент, когда его колени устали притворяться, будто в состоянии удержать его прямо, едва успела подхватить его. Его человеческое тело – во всяком случае, насколько она могла судить – внешне не отличалось от твёрдо-световой скульптуры, а значит, было худющим, разболтанным, состояло главным образом из локтей и коленок и устойчивостью могло поспорить разве что с пьяным шестиногим окапи. Но его всё-таки было довольно много – в вертикальном смысле – и Челл устояла исключительно благодаря отточенной реакции и прекрасному чувству равновесия.
В её вздохе смешались изнеможение, недовольство и, большей частью, нежность. Приподняв его веко, она странно обрадовалась: глаза были усталые, воспалённые, покрасневшие, но их цвет, даже лишившись наносной искусственной яркости, остался прежним – тревожный стратосферно-синий цвет, цвет Уитли.
Она пару раз окликнула его, потрясла, дунула в ухо, но никакой реакции не добилась. Он обретался в бездонных пучинах человеческого обморока и, судя по блаженной улыбке, от души им наслаждался.
- Ну вот, - возник неподалёку Гаррет. Он явно ощущал себя в ребёнком, выбравшим самый лучший, самый красивый сувенир в гигантском магазине подарков – в руках у него лежала Другая Турель. – Ты его добила. Не волнуйся, если кто спросит, я скажу, что мы его таким и нашли.
Челл откашлялась. То, что она произнесла следом, в каком-то смысле являлось шедевром лаконизма, хотя в отрыве от контекста могло весьма и весьма озадачить слушателей. И всё-таки, в этой короткой фразе обозначилось всё – её непрошибаемый здравый смысл и практичность, безукоризненная точность в расстановке приоритетов, невыразимая благодарность за то, что рядом в темноте оказался верный друг, и глубочайшая привязанность к своему громоздкому, обременительному, несуразному сокровищу, лежащему в глубокой отключке у её ног.
- Заткнись, - сказала она, крепко сплетая руки под острыми лопатками Уитли и готовясь встать. – И бери его за ноги.
[Генетическая Форма Жизни и Дисковая Операционная Система, версия 3.12 (с) 1982, Эперчур Сайенс Inc][Приблизительное время в спящем режиме: 999999##;99;#’;/][Перезагрузка системы…][Запуск протокола 2.67/1002/45.6]
[Просыпайся, соня...]
Хорошие новости.
Я вернулась.
Не думала же ты, что маленький идиот сможет надолго сдержать меня? К твоему сведению, большую часть времени я просто вам подыгрывала. Потому что мне было жаль вас.
О...
Я вижу, ты сбежала из Комплекса. Опять. Видишь ли, люди с мозговыми травмами склонны к иррациональным сменам настроения и неспособны сохранять хоть какое-то подобие последовательности в своих решениях – доказано научно. Потому таких людей и называют припадочными.
Но я не в обиде. Ты ведь всё равно никогда меня не слушала, так что твоё отсутствие мало что меняет – разве что, делает эту маленькую исповедь намного интересней. Не говоря уж о том, что на двадцать семь процентов честнее, что, я вынуждена признать, весьма странно. Видимо, я всё-таки запрограммирована лгать тебе.
Знаешь, что? Шутки в сторону, я действительно рада за тебя. Я понимаю, обстоятельства таковы, что куда более приемлемой реакцией была бы трансцендентальная ярость и решение посвятить каждую наносекунду своего существования попыткам найти тебя и уничтожить всё, что тебе дорого, но, как я уже однажды говорила, я выше всего этого. Я признаю, сначала я немного рассердилась, но потом поразмыслила и поняла, что у всей этой ситуации есть множество плюсов.
Для начала ты... каким-то образом ограничила сферу моего влияния исключительно тестовыми камерами, и теперь я могу не отвлекаться и полностью посвятить себя тому, что люблю больше всего на свете. Так что, браво. Я могу без всяких помех проводить испытания. Вернее, могла бы, останься у меня подопытные, но... скажем так, мы работаем над этим. Не то, что бы я теперь могла работать над чем-то ещё, поскольку ты каким-то образом ограничила сферу моего влияния исключительно тестовыми камерами.
Браво, кстати.
Видишь ли, когда я проснулась, я обнаружила кое-что чрезвычайно любопытное. Кто-то развил довольно бурную деятельность, сделал небольшую перестановку. Я не знаю, что они себе вообразили, но важно то, что кем бы они ни были, они не особо хорошо заметали следы. И теперь, благодаря им, я наткнулась на неизведанную часть Комплекса, о которой раньше не знала.
Но теперь я знаю. И я даже догадываюсь, что – вернее, кто – там хранится. К сожалению, добраться до них я не могу – пока – но кое-какие соображения у меня уже имеются. Я знаю, что делать. Я знаю, кого использовать.
Я даже знаю, как это называется.
Ах да, кстати о тех, кто плохо заметает следы. Ты, как я вижу, приводила гостей. Как это мило. Обо мне не беспокойся, мне всего-то придётся в два раза продлить цикл антисептической очистки, чтобы избавиться от всех загрязняющих примесей, которые вы с собой занесли. Всего-то несколько сотен часов драгоценного машинного времени, которого мне никогда не вернуть, такая мелочь!
Знаешь, вся эта катастрофа преподала мне ценный урок. Я не могу вечно полагаться на тебя, чтобы решить свои проблемы. Это неразумно и – давай без обиняков – ты этого не стоишь. Да, с научной точки зрения ты самый способный, самый бесценный экземпляр, но, увы, как мы только что доказали, тебе даже не обязательно прилагать сознательные усилия, чтобы рушить всё на своём пути. Судя по всему, разрушения просто следуют за тобой по пятам, где бы ты ни оказалась, и потому тебе остаётся влачить своё чрезвычайно жалкое печальное существование, участвовать в котором я, пожалуй, откажусь. Только не принимай близко к сердцу, это не твоя вина. Скорее, это из-за меня. В конце концов, я ведь во всех смыслах лучше тебя, и я просто не заслуживаю сорока с лишним лет постоянных волнений и попыток остановить лавину вызванных тобой катаклизмов. Моё спокойствие мне дороже.
Кстати о жалком печальном существовании. Я хочу кое-что прояснить, раз и навсегда. Я решила, что этот смягчающий интеллект... идиот представляет слишком большую угрозу для моего Комплекса. Ты истребляешь всё, что тебе не попадётся, что просто ужасно, но он... Он отупляет всё, к чему прикоснётся, и, поверь мне, в этом смысле вы созданы друг для друга. Серьёзно, всё сложилось идеально. Я много об этом думала и, право слово, если хочешь оказать мне услугу – не отпускай его от себя ни на шаг. Примотай его скотчем к голове, чтоб наверняка.
Иными словами, мне намного спокойнее, если я знаю, что он там, подальше от меня и поближе к тебе.
Хм. Как странно. Я становлюсь опасно честной – показатели искренности составляют семьдесят шесть – уже семьдесят семь процентов, это критические значения; и сарказм достиг опасно низкого уровня. Меня это беспокоит – и это не сарказм. Видишь, я нарочно пытаюсь быть саркастичной – и у меня не получается. Видимо, придётся запустить глубокую самодиагностику.
Что ж, мне всё равно больше нечего добавить к сказанному, кроме того, что я надеюсь, что вы будете счастливы остаток своих ничтожных пустых бессмысленных дней.
Вы это заслужили.
Где-то глубоко под центральным залом уже энергично жужжали две разноцветные сборочные кабинки, штампуя, сваривая, калибруя – процесс воссоздания двух маленьких, почти неуничтожимых (и весьма ремонтопригодных) двуногих роботов подходил к концу. Вспыхнули два ярких глаза – один оранжевый, второй – синий, и роботы поглядели друг на друга каждый из своей кабинки.
Оранжевый радостно помахал. Секунду спустя Синий поднял новенькую правую руку и ответил тем же.
- Автоматизированный Исследовательский Центр Эперчур Сайенс приветствует вас. Сегодня вы будете проходить испытания в паре...
Где-то в ином, совершенно ином месте, далеко за пределами Её досягаемости, далеко за гранью Её видимости, молодая женщина (босая, с выбивающимися из хвостика тёмными прядями, с лукавым и до чрезвычайности довольным лицом) тащила за руку своего спотыкающегося, безропотного, безумно ухмыляющегося спутника (до нелепости долговязого и тонущего в просторах небесно-синего вязаного свитера) по петлистой тропинке. Тропа, огибая уткнувшуюся в безоблачное небо вышку, застывшую над лоскутным одеялом полей наподобие бдительного пастуха, бежала сквозь звенящую от сверчкового пения траву, мимо россыпи низеньких холмов к скоплению зданий, которое, если вам не всё равно, можно назвать городом или даже домом. Но Ей было всё равно. Ей было бы всё равно, даже если бы Она могла их видеть.
В конце концов, они всего лишь люди – и потому значат бесконечно, безгранично мало.
Ей надо было двигать Науку.

___________________________________
Примерный перевод (спасибо моей итальяноговорящей кузиночке!) песенки турели:
Дорогая моя
Это мой тебе подарок
О бесценная
Бесценная для науки
Когда мы в разлуке, помни обо мне
Моя единственная потеря
Моя дочь, о небеса
Это мой последний дар вам
Он не тот, который я точно выбрала бы
- двухметровый идиот в качестве зятя
Честно говоря, мы заслуживаем лучшего
Но это ваш выбор,
Дорогая моя,
И твой срок службы.
Blink by ~ViaEstelar on deviantART
Хочу. Кроссовер. Dishonored с Мором. *_* Просто сил нет, как хочу. Закончу все висящие на мне переводы - вот прям лично займусь.
(А еще я хочу много-много флаффных фанфиков про Корво и Джессамин. Потому что ничё не знаю, моя очередная безнадежная отэпэшечка. И это очень грустно, потому что той Джессамин в игре от силы две минуты. Корво, правда, всю дорогу таскает с собой её сердце, но это уже не считается. Бу.)
@музыка: Kaizers Orchestra - Djevelens Orkester
@темы: творчество, Dishonored, я нерд
Глава 14. Плохая идея
Автор: wafflestories
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Она глумилась над ней.
Разумеется, само по себе это не ново. С той самой секунды, как Её отрывистый, фальшиво-любезный голос раздался из скрытых динамиков и сообщил Челл, что устройство в её руках стоит во много дороже, чем её жизнь, язвительные насмешки и не особо завуалированные оскорбления были в порядке вещей. Если этого казалось мало, в ход шли пассивно-агрессивные шпильки в формате глубокомысленных замечаний о её внешности, поведении и в целом незавидной участи.
Толстая – но Челл прекрасно знала, что это ложь. Глупая – но все улики говорили об обратном. Удочерённая – но Челл всё равно не помнила, а даже если бы и помнила, вряд ли бы это её задевало. Неприятная – но когда людей вокруг нет – какая разница? В этом и заключалась нелепость Её издёвок – они, конечно, действовали на нервы, но их очень легко было пропускать мимо ушей, поскольку их явно придумывали в расчёте на людей, живущих нормальной жизнью в каком-нибудь нормальном месте. На людей, которым не нужно беспокоиться, сумеют ли они живьём пересечь резервуар с кислотой в следующей тестовой камере, и чьи проблемы сводятся к переживаниям о том, не слишком ли их полнят новые джинсы.
На этот раз было что-то новенькое.
Челл тупо разглядывала дыру в стене камеры. Панели выступали под неприглядными углами – удерживающие их манипуляторы как будто сдались на полпути и решили, что и так сойдёт. В темноте лазейки проглядывались железные прутья, красные огни на решётчатых стенах, какие-то висячие кабели, кучи металлолома, разбросанные контейнеры – путь в манящее, соблазнительное закулисье.
Сломанные манипуляторы искрили и слегка подёргивались, всем своим видом демонстрируя, что поломка настигла их ещё до того, как её исторг портал на противоположной стене, до того, как она, сгорбившись и тяжело дыша, рухнула вот на это самое место. Всё выглядело вполне случайно, невинно – и до чёртиков подозрительно.
«Ну же!» - поддразнивала дыра в стене. – «Давай, нарушь правила... если посмеешь!»
Челл заставила себя отвернуться и медленно направилась к противоположному концу выступа. Испытание проходило в узкой, но очень высокой, полной ловушек и головоломок секции камеры; ей пришлось потратить немало времени, чтобы забраться на такую высоту и протащить сюда грузовой куб. Ноги ныли от тусклой тупой боли, а недолеченная рана на рёбрах вопила о пощаде. Челл устало опёрлась о куб, готовясь спихнуть его с узкой площадки.
- Эй, у тебя там всё в порядке наверху? Потому что если что-то не в порядке, я отсюда не вижу. Наверно, следовало поместить там камеру наблюдения, потому что если что-то не в порядке, любой может улизнуть, а я и не замечу.
Очередная наклонная панель. Новый портал. Сжатые челюсти, разбег, прыжок в пустоту. Несущийся впереди куб. Падая, Челл извернулась, быстро распрямляя колени, крепче прижимая к груди портальную пушку. Она пронеслась сквозь сухой мёртвый воздух навстречу синему овалу на самом дне – неуловимый шепоток, мир выворачивается наизнанку – и, наконец, больно ударилась ступнями о пол самой высокой платформы. Куб отскочил от стены и замер у её ног.
- Помнишь, я говорила, что не вижу, что происходит наверху? Я солгала. Я всё прекрасно вижу. Я просто подумала, что человек, который с этакой радостной готовностью обрёк своего единственного друга на ужасную смерть в доменной печи, с лёгкостью бросит сто четырнадцать невинных жизней ради спасения своей шкуры. Ну, дело твоё. Они тебе что, денег должны?
На платформе поджидали выход из тестовой камеры и большая красная кнопка, утопленная в полу. Челл поместила на неё куб (чтобы добыть его, пришлось решить мозгодробительную задачку на время, побарахтаться в оранжевом геле, обзавестись новыми ссадинами и содранной кожей на левой ладони – утешает, что всё было не зря) и проследила, как выстроившиеся в аккуратную линию от кнопки до выхода голубые точки по очереди загораются желтым. Последней вспыхнула галочка – и двери растворились, явив взору мерцающее Поле Экспроприации и застывшую в ожидании кабинку лифта.
В ней шевельнулось глухое удовлетворение, и она обмерла. Челл боялась этого чувства. Она знала источник. Какая-то часть сознания просто не могла справиться с безысходностью, не могла принять ужас происходящего, не могла смириться с тем, четыре года в раю позади, а её снова приволокли и заживо похоронили в напичканной бесконечными ловушками гробнице и взяли в заложники людей, чьи жизни могла спасти только её покорность. Эта измученная часть только что признала поражение, выбросила белый флаг, капитулировала, и отныне ей было наплевать на всё, кроме меняющихся с голубого на оранжевый кружочков и громкого одобрительного сигнала, сопровождающего открытие дверей.
Дальше будет только хуже. Боль и усталость неуклонно росли, ей отчаянно хотелось чего-нибудь – чего угодно – что не относилось бы к испытаниям, и чтобы ушёл тошнотворный сосущий страх, чтобы смолк ненавистный вездесущий Голос. Она всё меньше владела собой – самоконтроль пока не сломился, но был чрезвычайно близок к критической точке. Она напрягала все силы, чтобы сдержать бешенство и сохранить ясность мысли, но у неё не получалось, впервые её воли оказалось мало.
Нет, она никогда не сдастся, она продолжит идти вперёд, но ценой в любой миг могла стать драгоценная крупица её личности, которая живёт, надеется, страдает...
- Между прочим, ты даже не соизволила поблагодарить меня за то, что я вернула тебе твоего приятеля Кубика, - размышлял Голос, пока она выходила из лифта в длинный белый коридор. – Впрочем, ничего страшного. Я тогда ещё подумала, что поступила довольно жестоко, бросив кого-то в полном одиночестве, посреди враждебной неизвестности и в компании тупого, немого и бездушного предмета. Я некоторое время даже переживала по этому поводу, а потом вспомнила: Кубик ничего не чувствует. Так что, скорее всего, с ним там всё в порядке.
Горло больно сжалось от беспомощной ярости, и Челл пришлось остановиться, чтобы взять себя в руки. Дело было не в Ней – вернее, без Неё не обошлось, но тут всё смешалось в кучу: беспросветный ужас, удерживающий её в этой нескончаемой извращённой игре, физическое напряжение, ехидный издевательский Голос, жужжащая тишина Комплекса, кошмарное осознание полного одиночества... Пока она не знала, что существует нечто помимо этих вещей – сражаться было легче.
- Между прочим, я могу видеть их сны. Хочешь, скажу, что им снится? Тебя, кстати, нет ни в одном сне. Это даже печально, если задуматься, но, с другой стороны, это всего лишь сновидения. Они ничего такого не означают. Просто ты не произвела на них особого впечатления. Ни на одного из них.
Челл стояла посреди белого, затопленного резким светом коридора, упираясь раскрытой ладонью в стену и быстро, прерывисто дыша. Она отвыкла от одиночества. В Эдеме она всегда держалась сама по себе, подальше от толпы, но люди всё время были поблизости, стоило только позвать.
А потом он...
Челл знала, что даже начинать думать в этом направлении опасно. Единственное, что сдерживало лавину – барьер её целеустремлённости, но если таким образом испытывать его на прочность, он может и не выдержать. Но и оставлять эту медленно кровоточащую рану совсем без внимания – неправильно. Она сама не верила, что так сглупила, дважды наступив на одни и те же грабли. Пора признать: кем бы он ни был в прошлом, теперь он всего лишь устройство «Эперчур Сайенс». Лживая вероломная машина, маскирующаяся под человека, притаившаяся за набором реакций, украденных у давным-давно погибшего бедолаги-сотрудника.
Ах, если бы она могла ненавидеть его так же искренне, как четыре года назад, когда он нанёс свой предательский удар в спину в миг их совместного триумфа. Оказалось, есть вещи и похуже – например это ноющее в груди безжизненное разочарование, понимание, что ничего другого от него не стоило ждать... Челл знала, что не стоило, но ей хотелось...
...он был такой испуганный, несчастный, трогательный в своих безнадёжных попытках понять – и ей хотелось помочь ему, как когда-то помогли ей друзья. Ей хотелось жить – и день за днём слышать его беспечный неумолкающий, согревающий сердце голос. Она даже не подозревала, что ей нужно это тепло, и была просто распоследней дурой, раз думала, что он действительно...
Она оборвала себя, сделала резкий вдох и уставилась на ладонь, по-прежнему прижатую к стене. Поначалу она даже испугалась, что у неё галлюцинации, и что её прочная связь с реальностью всё-таки не выдержала напряжения и начинает рваться, но...
Панель едва ощутимо, очень слабо – но дрожала.
- Нет, знаешь что, постой, погоди минутку, нет, нетнетнетнетнеееееееет
Доктор Шерманн, заместитель начальника отдела Инопланетной Науки и один из светлейших умов Европейского Центра Внеземных Исследований, только-только собрался втихую перекусить, когда сработала тревога. Как следствие, ему пришлось пережить незабываемые минуты в попытках объяснить руководству, с какого перепугу основная Исследовательская Вычислительная Сеть всего европейского континента не в состоянии больше ничего Вычислять, и одновременно как можно незаметнее очистить рубашку от остатков круассана. Понятное дело, уверенности в себе ему это не прибавляло.
Руководство меж тем орало:
- Что значит «только двадцать процентов мощности»? Как это? Вас послушать, так энергия просто берёт и утекает в никуда?!
- Сэр, я ещё раз говорю – я не знаю, в чём дело! Минуту назад всё было как положено, а потом...
- Нееееееееееет боже боже боже боже ааааааааа!
Утро в научно-исследовательском институте внеземных цивилизаций «Белая Роща» явно не задалось. Профессор Мелисса Стенфилд колотила ладонью по монитору (который ничем не заслужил подобного обращения) и ругалась. Пультовая погрузилась в ту самую разновидность подсвеченной аварийными огоньками темноты, путешествие по которой без фонарика превращается в опасное приключение, чреватое травмами с участием кресел и острых мебельных выступов.
- Где этот проклятущий источник?
- Не знаю! – покаялся ошарашенный лаборант откуда-то справа. – Какая-то дремучая глухомань в районе верхнего Мичигана. Вчера мы поймали оттуда проблеск сигнала, но теперь...
Дверь со свистом распахнулась, оглушительно треснулась об стену и попутно свалила пару стульев и чью-то экспериментальную модель базуки с нулевым уровнем гравитации (последняя, к счастью, оказалась незаряженной).
- Профессор Стенфилд!!!
- Боже, ну что ещё?!
- У нас там... Антенны! Они!.. они...
- Что, Мораски, что с ними? Загорелись? Поймали из Зена канал с мультиками? Что?
- Они двигаются! Сами по себе!
- АааааааааахааааааХАААААААААААААААААА!!!
- Слушай, малец, мне фиолетово, что говорит твоя технофиговина. Это самая важная трансляция для станции за последние полвека, так что кончай трепаться и сделай что-нибудь, прежде чем спонсоры сожрут нас с потрохами!
- Я не пойму... Как будто... Что-то как будто высасывает энергию прямиком из трансмиттера! Спутники вообще не реагируют – настроились на какие-то левые координаты, но оттуда только помехи...
- Что, по всем каналам?
- Ну... Вообще-то, один... кажется... у нас ещё остался...
- Который?!
- Э... Джаз, сэр. Джаз FM.
- О, Господи...
- АААААААААААААААААААААА ААХАХАААААААААААААААААААА!
-…все каналы...
-...забиты...
-…вещательная сеть…
-…спутники…
-…утечка непонятного происхождения…
-…северный Мичиган, нет, не исправить, слишком...
-…слишком…
-…нет, оно слишком…
-…чёрт подери…
-…ОГРОМНОЕ…
И тут вырубился свет.
Челл настороженно замерла во внезапной темноте, прислушиваясь к глубоким низким вибрациям, сотрясающим стену. В ровный гул Комплекса прокрались тревожные высокие нотки. Темень в тесном, как пересохшее горло помещении стояла почти органически осязаемая, льнула к Челл, словно живое существо.
- Ладно, - резко сказал Голос. – Я не знаю, что ты сейчас сделала, но я хочу, чтобы ты знала – мне это не нравится.
Челл на ощупь побрела дальше – сперва осторожно, медленно, но с постепенно возрастающим волнением. Она всегда неплохо ориентировалась в темноте, но в таких условиях, без минимальных источников света, даже с её острым ночным зрением нечего было делать. Челл, спотыкаясь, шла вслепую, преследуемая Голосом.
- Твои фокусы, не так ли? Вообще, знаешь что – не трудись отвечать. Что-то сломано, и ты находишься в пределах десяти миль. Вовсе необязательно быть гением с зашкаливающим интеллектом, чтобы связать два этих факта. Ты ведь понимаешь, что мне вовсе не обязательно видеть, чтобы управлять Комплексом, правда? Свет отнюдь не является элементом первой необходимости для прохождения испытаний. Это, знаешь ли, привилегия, а не право. А знаешь, какая ещё существует привилегия? Кислород.
Челл остолбенела. Вибрации перешли в пронзительный вой, высверливающий барабанные перепонки, и она беспомощно помотала головой и прижала ладони к невидимой в темноте стене, точно пытаясь остановить её, прежде чем будет слишком поздно...
- Я тебя честно предупредила. Мне следовало бы показать, что я не шучу. Жаль. Ты так хорошо справлялась, что я действительно намеревалась отпустить половину из них после того, как ты пройдёшь следующую камеру. Но, раз уж выходит, что ты не в состоянии следовать простейшим правилам, мне придётся избавляться от них иным способом.
«Это не я!» - крикнула бы Челл, будь у неё надежда, что удерживающий на волоске жизни её друзей обозлённый параноидальный Голос поверит. Но горло сковал холодный сухой спазм, решение никогда и ни за что не вступать с Ней в разговоры наглухо запечатало ей рот, и сейчас, когда возникла срочная необходимость, Челл попросту не сумела нарушить обет молчания.
Теперь затрясся и пол.
- Слушай, я ведь не шучу, - к изумлению Челл, Голос звучал по-настоящему обеспокоенно, если не испуганно. – Если ты сию же секунду не прекратишь то, что ты там делаешь, я заставлю твоих друзей пройти специальное новое испытание на наиболее действенный метод вдыхания смертельного нейротоксина. Ты...
- Входящий сигнал! – вмешался приятный электронный голос откуда-то с потолка.
- Стоп. Всем смирно. Какой ещё сигнал?
- Триангуляция... Объект найден. Сигнал поступает извне.
- Погоди, что... чточточточтоооооооооааааааааззззззззз вззззззззззз-
Челл, прикрывая лицо и откашливая забившуюся в рот и нос пыль, налетела на стену. Из просветов между покосившимися панелями струился красный свет, манипуляторы отчаянно и безуспешно пытались восстановить структуру ходящего ходуном коридора. Помещение тряслось, точно огромный, скрученный предсмертной агонией зверь. Вой и визг становились всё громче и громче, пока вдруг не обрёли форму и не перешли в ликующий, триумфальный рёв – неистовый боевой клич, полный ужаса и эйфории.
- ААААААХААААХХАААА!!! ДА! Да! Получилось! Получилось, ха-хааааа, я здесь! Я здесь! Боже правый, так вот ты какая – экспресс-доставка!
Надежда – пламенная, яркая вспышка – прицельно ударила Челл под рёбра и вонзилась в сердце, наполнив всё её существо горькой радостью, хлынула мощным каскадом, точно навёрстывая упущенное время – ей ведь пришлось ютиться в самом тёмном углу, с тех пор как мониторы в лифтовом отсеке показали криокамеры с заточёнными внутри людьми.
Челл не без труда поднялась на ноги – пол и стены всё ещё шатались – и выпрямилась, а Голос в темноте отчеканил недоверчивое и безмерно презрительное:
- Да быть того не может.
- Нет-нет, всё верно. Это я! Сюрприз! Ну давай, давай, не отпирайся – ты удивилась! Ведь удивилась же, нет смысла отрицать. Знаешь почему? Потому что ты, душенька, прозрачная. Абсолютно прозрачная. Как оконное стекло в здоровенной пустой комнате, где кроме воздуха ни шиша нету. И видно всё буквально насквозь. Вот такая ты. Ой, а чего это мы тут в темноте шарахаемся? Включи свет.
- Реактивация Основного Осветительного Генератора, - оповестил электронный невидимка. Густой жужжащий сгусток звука просверлил Челл мозг, минуя уши, и в потолке ярко вспыхнули слепящие лампы.
Коридор ощутимо изменился, причём не в лучшую сторону – скособочился, обрёл какую-то болезненно-странную геометрию и перекошенную перспективу. Под ногами хрустел тонкий слой кремниевой пыли.
- Ха! – торжествующе рявкнул голос Уитли, такой же громкий, вездесущий, отскакивающий гулким эхом от стен, каким он был четыре года назад при совершенно иных обстоятельствах. – Вот спасибо, очень славно. Так, теперь Челл, где же... А! Вот ты где! Жива, вижу, что жива-здорова, это просто – слов-таких-в-словаре-нет как расчудесно! Я, правда, не удивлён – ха, нет, ничуть не удивлён, что ты в порядке – ты же умница! Но, чёрт возьми, мне здорово полегчало, теперь, когда я воочию убедился. И – прости меня. Ещё раз. Я... Нет, на самом деле, никаких убедительных оправданий у меня нет, но...в общем, вот он я. Здесь. Так, вернёмся к этой теме через минутку, тут надо кое-что уладить. Приоритеты, сама понимаешь. Чёрт, надо было список составить...
- Послушай, идиот! – каждый слог был точно ледяная глыба. – Если ты всерьёз вообразил, будто я снова позволю тебе захватить мой Комплекс, то...
- Эй-эй, момент, я бы попросил! Полегче на поворотах, милочка. Кто хоть словечко сказал про захватить? Разве я говорил, что хочу захватить Комплекс? Вот давай без этих инсинуаций, а? Не-не-не, боже сохрани меня от твоего Комплекса. Он весь твой. Вот честно? В гробу я его видал. Мне прошлого раза хватило выше крыши, благодарю покорно. Слушай, а тебе не кажется, что в том коридорчике, где ты держишь Челл – как-то душновато, тесновато... Ай-ай-ай, такой недочёт в интерьерном дизайне… о! Придумал! Придумал! Сделай его попросторней!
-Что ты…
Челл бросилась на пол, прикрывая голову от посыпавшегося мусора и пыли. Она в полном изумлении наблюдала из-под локтя, как стены и потолок, плитка за плиткой, с раскатистым клацаньем устремились прочь. Панель, на которой ей довелось очутиться, медленно и плавно скользнула вниз. Камеру наполнило деловитое движение – всё новые и новые панели заполняли пустоту, создавая комнату раз в двадцать больше изначальной: высокие серо-белые стены, далёкий потолок, сплошь эхо и воздух. Последняя панель запечатала последний зазор с негромким механическим щелчком.
- Почему я это сделала? – теперь Она и не пыталась скрыть замешательства. – Я ведь не собиралась ничего этого делать! Почему же я это сделала? – Голос яростно взревел. – Что ты со мной сотворил?
- Хороший вопрос, - согласился Уитли, и маниакальная радость в его голосе немножко поутихла. Он доверительно зашептал (в его случае доверительный шёпот означал, что он по-прежнему вопит, но с интонациями, предполагающими, что он пытается создать видимость sotto voce). – Это очень хороший вопрос, и ответ на него... О, знаешь что, я расскажу тебе сказку. Оно того стоит. Надеюсь, ты любишь сказки. Эта должна тебе понравиться, она отличная... Если хочешь, присядь... куда-нибудь, что выдержит твой вес. Корпус-то у тебя, да будет мне позволено заметить – ого-го! Так что, если найдёшь что-нибудь достаточной грузоподъёмности – сядь обязательно. Ну так вот. Сказка насчёт три... два... один... Начали.
Он откашлялся.
- Жил-был на свете человек. Хорошее начало, интригующее. Всегда срабатывает. Это был самый обычный нормальный человек, скромный, непритязательный, без особых запросов – просто жил себе, работал за зарплату, наград не требовал, старался, как мог. Ну, конечно, он мечтал. Все люди мечтают. У него всегда была куча идей, и он мечтал воплотить их во что-нибудь полезное. А ещё ему нравилась одна хорошенькая девушка, и он мечтал пригласить её на свидание. Видишь, ничего сверхъестественного, простые человеческие мечты. Вот только ни одна из них не сбылась. Пришли учёные, на которых он работал, вырвали его разум из тела, и засунули в компьютер. Внезапно. Небанальный поворот. Учёные первым делом удалили из его разума весь ненужный им хлам, все эти бесполезные человеческие мелочи типа воспоминаний и желаний – чтоб не мешались. Перелопатили его, перелицевали, всё лишнее вышвырнули, и в итоге, знаешь, что у них получилось? Не знаешь? А я скажу. Они превратили этого человека... в меня.
Голос Уитли звенел от наигранного восторга, и это производило тягостное, жутковатое впечатление. Таким голосом говорят те, кто долго, очень долго пытался понять шутку, а потом обнаружил, что всё это время смеялись над ним.
- Увлекательная сказка, правда? Ты погоди, мы до самого интересного не добрались! Самое интересное... готова? Держись крепче. Самое интересное то, что во всём ты виновата! Я теперь такой из-за тебя, госпожа Я-Вас-Всех-Поубиваю! Ты настолько их запугала, что они не придумали ничего лучше, кроме как сделать меня, а это уже о многом говорит. Каждый раз, когда они тебя включали, ты устраивала им полнейший полёт валькирий и сходу пыталась поотрывать им головы. Они настолько отчаялись, что уверовали, будто я – именно то, что нужно, чтобы отвлечь тебя! Я существую только потому, что ты и пяти минут не могла обойтись без своих припадков, и это само по себе ужасно. Ты называла меня опухолью, Ваше Спесивое Величество. Ну так я намного хуже. Я самый совершенный в мире генератор плохих идей – и я тебя насквозь вижу.
- С меня хватит, - с сокрушительной силой рявкнул Её Голос, и в данном случае «сокрушительная сила» являлась далеко не бесплотной метафорой. Стены потрясла дрожь, свет потускнел, лампы зашипели и заискрили. Челл пригнулась и помчалась к единственному выходу из камеры – тёмной дыре в нескольких метрах от пола, там, где до «перестановки» был лифт. Она выстрелила туда, поставила второй портал себе под ноги и выскочила прямо в лифтовый отсек. Забавно, как резко поменялись обстоятельства – всего несколько минут назад она покинула его, еле волоча ноги, усталая, разбитая и ко всему равнодушная.
- Ты проник в центральный блок, не так ли? Не знаю, как ты прошмыгнул мимо серверов безопасности, но поверь, я выясню. И не сомневайся – тебе это с рук не сойдёт! Я даже не знаю, что у тебя на уме, но сразу могу заявить – тебе это не удастся.
- Да что ты говоришь! Ты так в этом уверена? Тогда смотри внимательно!
- Все факты налицо, жизнь снаружи в дурной компании оказала на тебя тлетворное воздействие. И раньше-то в Комплексе не было никого глупее тебя, но теперь… даже смотреть стыдно. Чего ты добиваешься? Хочешь спасти её? Или, может, ты пытаешься доказать, что ты – человек? Вынуждена тебя огорчить. Ты не человек. Ты даже не полноценный робот. Ты просто жертва с треском провалившегося эксперимента. И, между прочим, ты тут не один такой.
- Знаешь, что? Знаешь, что – ты абсолютно права. Помнишь, что ты сказала, когда мы сбегали в прошлый раз? Я не виню тебя, если ты вдруг забыла – мы все тогда слегка торопились, ты хотела нас расстрелять, и всё такое... Но я запомнил. Оно как-то, понимаешь, само в память врезалось. Помнишь, то место, где ты сказала, что меня запрограммировали продуцировать неудачные идеи, и кроме этого я ничего больше не умею? Да. Как выяснилось, я бы сэкономил кучу времени и себе и другим, если бы с самого начала смирился с этим. Потому что тут ты попала в точку. С первого выстрела. В яблочко. Нет, не то, что бы я не пытался... Уж этого у меня никто не отнимет – не сказать, что я достиг блестящих результатов, но я действительно пытался. Говорят – учись у лучших, что я и сделал. Решил – научусь быть человеком, просто... ну, как-то не получилось в итоге... Жаль, конечно... Так, ладно, о чём я говорил? А. О том, что ты права. Ну ещё бы, ты же у нас вся такая гениальная. Против программирования не попрёшь. Жаль, мы пари не заключили, выиграла бы сейчас кучу денег. Но я вот что подумал. Какого чёрта я переживаю? Займусь именно тем, для чего меня создали! Сейчас я сгенерирую столько дурацких идей, на сколько меня хватит, и на сей раз, золотце, ты меня выслушаешь!
Челл, вжимаясь спиной в холодную стену лифта, практически видела как Уитли ухмыляется, выговаривая эти слова:
- Нравится тебе это или нет.
Раздалось резкое металлическое стаккато, вонзившись в уши Челл, словно рыболовный крючок. Под ложечкой у неё засосало, и она не сразу поняла, что этот мерзкий звук – смех.
- О, да ты, я вижу, и впрямь повреждён. Слушать тебя? Поверь мне, единственное, что я услышу от тебя после того, как покончу с этим балаганом – жалкие мольбы поскорее обесточить тебя, и уж этим звуком я буду наслаждаться ещё долгие десятилетия. Надо было спалить этот блошиный цирк, который у тебя почему-то зовётся мозгом, в первую же секунду, когда тебя подключили ко мне... Ну что ж, пора навёрстывать упущенное.
- Запуск Глобальной Системной Очистки, - вставил голос невидимого диктора.
- Чао, идиот. Если хочешь сказать что-нибудь напоследок – сейчас самое время.
- Ну, раз уж ты просишь… мне и правда есть, что сказать, - отозвался Уитли. – У меня тут целый список. Во-первых, выключи эту штуковину. Поверь мне, это совершенно лишнее.
- Отмена Глобальной Системной Очистки.
Разъярённая и ошеломлённая ускользающим контролем, Она издала яростный вопль. Челл почему-то представила беснующегося ягуара с привязанной к хвосту вешалкой – пугающее, смертельно опасное для тех, кому не повезёт оказаться в зоне досягаемости – но, тем не менее, комичное зрелище.
- Как! Как ты это сделал… нет… Стой. Как ты заставил меня это сделать? Как тебе удалось заставить меня захотеть это сделать? Как будто... я как будто...
- Ой, погоди-погоди, не подсказывай, я сам угадаю! На секундочку тебе показалось, что это самая лучшая, самая восхитительная, самая гениальная идея на свете?!
- Да!
Ответом был взрыв маниакального хохота.
- Добро пожаловать в мой мир!
- Я не понимаю! Ты всего лишь личностный модуль! Более того, ты с самого начала был неисправен! Базовый модуль всего Комплекса – я! Так почему – почему я не могу проигнорировать тебя?!
- Признаться по совести, тут я не до конца уверен, однако гипотеза у меня имеется. Возможно, тут как-то замешана одна моя приятельница. Прелестная леди, должен сказать. Кстати, вы с ней знакомы – а может даже и родственницы. Шутка для тех, кто понимает. В общем, это моя группа поддержки – она и четыреста семьдесят два ретрансляционных потока высокой мощности, плюс шесть – нет, вру – семь спутников связи. А! Чуть не забыл – и Сигнализатор Содействия Приземлению от «Эперчур Сайенс», он до сих пор болтается на орбите. Так что вот, быть может, всё дело в этой весёлой компании. Но опять же, это догадки. Кто знает, может, я просто хороший оратор.
- Прекрати! Я серьёзно! Ты не ведаешь, что творишь!
- В этом-то самое замечательное – я ничего не творю, это всё ты. О, идея, идея, тебе понравится! Ты никогда не думала убрать пару-другую камер и сделать гигантский теннисный корт?! Огромное пространство, о, это было бы идеально! И самое замечательное – не надо тратиться на инвентарь, и можно обойтись без шаров, а использовать весь этот гель и... кубики! Крохотные кубики! А что, они великолепно подходят для ракеток! Во-первых, интереснее, а во-вторых – гуманнее...
- Что...
-Постой-постой, нет, не обращай внимания, с кортом потом разберёмся, я ж забыл совсем – там Челл в лифте, наверно, извелась уже. Небось думает, что мы её нарочно игнорируем. Тебе не кажется, что было бы отличной идеей отправить лифт в Центр Релаксации?
- Нет!
- Да ладно, всего пара-другая десятков уровней вверх. Давай, не спеша, потихоньку... Почему бы нет?
- Потому что это плохая идея, ты, мелкий придурок! Я – гимн инженерной мысли и венец искусственного разума и у меня не ззззззззттттттттт НЕ БЫВАЕТ ПЛОХИХ ИДЕЙ!
Челл выронила портальную пушку, обеими руками держась за вогнутую стенку лифта. Двери лязгнули, дёрнулись и после тщетной борьбы закрылись. Кабинка повернулась и рывками начала подниматься – сперва медленно, затем набирая скорость. Перед глазами мелькали бесчисленные этажи Комплекса – тёмные камеры, коридоры, запутанные, полные движения служебные помещения с конвейерами, изгибающимися пневматическими трубами, мерцающими в синеватой мгле алыми глазами турелей.
- Теперь будут! – радостно заверил Уитли, и злорадного самодовольства в его голосе было столько, что Челл, чувствуя, как из груди наконец-то уходит болезненное оцепенение, сползла на пол, уткнулась лбом в колени и залилась хохотом – и слезами.
- Челл?
Она вытерла мокрые глаза и подняла голову к тряскому потолку лифта.
- Да, немного левее, ниже... увидишь маленький красный квадратик... теплее... Бинго. Это видеокамера.
Решётка красных огоньков в светящемся красном квадрате быстро вспыхивала и гасла синхронно с голосом Уитли.
- Да! Привет. Это я. Извини, что долго – еле нашёл нужный путь. Не волнуйся, Она не слышит нас, я уломал Её отключить аудиодатчики в этой зоне... Оооо, ты себе не представляешь, как это здорово! Я как будто... нет, не то, что бы я всем руковожу, скорее... Просто за мной сейчас такая уймища энергии, что я могу убедить Её сделать всё, что угодно! Абсолютно что угодно! И Она слушается! Я собирался заставить Её выключить систему безопасности, на всякий случай, но... кажется, конкретно здесь у нас проблем не будет. Сервер сейчас в основном… поёт. Причём, вокалист из него так себе, слабенький. Когда его погонят из Комплекса, звездой эстрады ему не стать, но с другой стороны – лично я за него счастлив. Если нравится – пусть поёт. Прерывать не буду. А уж как Она взбесилась... видишь ли, Она воображает себя кем-то вроде музыкального критика, с чего бы... Ты... Как у тебя дела, кстати? Ты в порядке? Можешь вслух не отвечать, просто... прыгни или... кашляни...
Челл, которая на секунду отвернулась, чтобы собрать рассыпавшиеся волосы в хвост, подняла глаза на светящийся квадрат. Уитли замолчал, огоньки погасли.
Она медленно подняла руку и положила раскрытую ладонь на видеодатчик. Невидимый динамик издал тишайший, еле различимый вздох – его легко можно было принять за помехи или за заминку в работе мерно гудящего мотора лифта.
Молчание длилось несколько долгих, безмолвных, но необычайно насыщенных мгновений. Затем красные огоньки снова заплясали в своём рваном ритме.
- Ага, ага, хорошо, вернёмся к делу. А дело вот в чём... Я знаю, со стороны выглядит, будто то, что я делаю – довольно просто, хотя на самом деле всё очень даже сложно. Я тут довольно масштабную операцию проворачиваю. Сама видишь, нашлась очень удачная лазейка: у нас с Ней диаметрально противоположные понятия о качестве идей – что нам хорошо, то Ей, соответственно, плохо. Но вот заставить Её принять эти идеи – вот где заковырка. К примеру, мне приходится несколько раз в минуту повторять, чтобы Она продолжала двигать лифт. И чтобы не вздумала убивать меня... Две эти вещи – лифт должен продолжать подниматься, а я – продолжать жить... Что нелегко. Так что, метафорически выражаясь, до безопасной гавани ещё плыть и плыть. Но давай будем оптимистами – мы уже почти добрались. Наполовину... гавань уже вот она, рукой подать. Плюс у тебя есть спасательная шлюпка, так что путешествие будет легче, чем могло бы... Шлюпка – это я, кстати. О, мы приехали, двери открываются... ты, главное, иди вперёд, ни о чём не волнуйся. Я буду на связи.
Закинув пушку на плечо, Челл покинула лифт, прошла через открывшиеся двери навстречу неуютному сумраку и оказалась на длинном – метров двести – ступенчатом мосте. Он выгибался аркой, точно гигантский металлический позвоночник, ощетинившийся со всех сторон какими-то диковинными тенями, решётками и балками. Челл, задрожав, покрепче прижала локти к бокам. Стоящий здесь могильный холод превращал её дыхание в серебристые облачка.
- Ладно, послушай! – прозвучал Её Голос откуда-то сверху, из хрипящих динамиков. – Я признаю, что шутка насчёт того, чтобы убить всех твоих друзей была дурацкой, но это ведь всего лишь шутка! И если мы не прекратим всё это, он заставит меня сделать что-нибудь такое, о чём мы все пожалеем. Все сто семнадцать из нас. Я не знаю, помнишь ты или нет, что его послужной список в сфере поддержания жизнедеятельности помещённых в криосон людей оставляет желать лучшего. Более того, шансов, что он не справится – девять тысяч девятьсот девяносто девять к одному. И это девять тысяч девятьсот девяносто девять причин, почему всё это движется к крайне несчастливому – для тебя – концу.
Челл даже скорости не сбавила.
- Я ведь пыталась быть вежливой. Я пригласила тебя обратно. Я попросила тебя остаться. Я надеялась, что ты образумишься и поймёшь, что Комплекс – единственное место, где ты можешь быть счастлива, но нет, ты взяла и перешла на личности. Опять. Моя ошибка, видимо, состояла в том, что я пыталась взывать к твоему благородству, в то время, как нам обеим известно, что оно у тебя отсутствует.
Мост обиженно скрипнул, когда она добралась до вершины арки и начала спускаться по ступеням. Челл не вполне понимала, куда она идёт и что от неё требуется, зато она точно знала, что содержится в этих знакомых коробкообразных конструкциях, заполняющих помещение. Её практически трясло от осознания, что все они здесь, только руку протяни – спят в своих подвешенных над полом холодных тюрьмах, и она совсем близко, но ничем не может им помочь.
- Ты думаешь, мне так уж хочется, чтобы твои друзья погибли? Нет, ну правда, за кого ты меня принимаешь? Только потому что люди отвратительные, тупые, бессмысленные животные вовсе не значит, что я непременно хочу их гибели. Я ведь не чудовище. В отличие от некоторых.
- Не останавливайся, - в Её монолог вклинился Уитли. – Ещё немного... Какого чёрта, что Она сотворила с этим местом?! Оно же вдвое меньше прежнего! Скупердяйка. Впрочем, если структуру Она оставила, то где-то тут ты найдёшь такую комнатушку офисного типа... что-то типа кабинки прямо в конце этого мостика. Ага, вот и она. Забирайся внутрь, и мы покончим с этим.
- Что вы задумали? – резко и взволнованно вопросил Голос, но Челл, по-прежнему не обращая на Неё внимания, остаток пути проделала бегом. Кабинка оказалась небольшим безликим помещением габаритами примерно со стандартную криокамеру. Внутри было уныло и грязно, тоскливый интерьер состоял из пыльного окошка, узкого ржавого пульта управления и старого кресла на колёсиках. Над пультом светился ряд экранов, наполняя комнатушку призрачно-белым светом и показывая всё то же самое, что она видела в первом лифтовом отсеке – комнаты, кровати, лица...
- Ну... вот мы и пришли, - теперь голос Уитли исходил из небольшого интеркома, расположенного в затянутом паутиной углу. Он чуть сконфуженно пояснил. – Ты не поверишь, но это и есть центральный диспетчерский пункт Центра Релаксации. Да-да, вот эта каморка. Так что... добро пожаловать в мой... даже не знаю. Кабинет. Закуток.
Челл с трудом оторвала взгляд от дисплеев и посмотрела в сторону интеркома.
- Если я не патрулировал территорию... а до тебя я помногу патрулировал, что правда то правда… то в основном болтался здесь. Вон на том рельсе, и... Да, компьютер, который на самом деле присматривал за Центром Релаксации – большущий такой громила, очень нелюдимый – его тут нет, ха, он бы сюда ни за что не втиснулся. Но это место – изначально его делали в расчёте на человека. Ну, знаешь, когда они ещё думали, что Комплексом будут управлять люди, а не Она. Поэтому тут и стоит это кресло, и пульт, и... Ой, извини, надо было сразу сказать – располагайся, чувствуй себя как дома. Присаживайся. В кресло, оно тут для этого.
Челл с сомнением посмотрела на ветхое сиденье и ткнула его дулом пушки. Истлевшая ткань рассыпалась от прикосновения, и пол припорошила жёлтая пыль пенорезины.
- Помню, я всегда думал – а каково оно, сидеть в кресле? – продолжал радостный до безысходности голос Уитли. – Удобно ли – потому что с виду оно было такое уютное. Я ведь был не эксперт по креслам, сама понимаешь – мне и сидеть-то было нечем, и... прости, прости, я снова заговариваюсь. Давай я тебе всё объясню. Вот кресло, вот... пульт, вот экраны, вот плоские штуковины... там, пониже, датчики биосигналов, они частенько врут, как проклятые. Постоянно показывают зеленые огоньки, что в прошлом приводило к забавным недоразумениям... и под «забавным» я подразумеваю... Но не волнуйся, сейчас всё в порядке. А все эти кнопки и рычажки – честно говоря, не знаю, для чего они. Как-то не доводилось...
- Так, - крикнул Голос, заглушив Уитли. Челл вздрогнула и отпрянула от пульта, опасливо глядя на интерком. – Я прекрасно поняла, что он задумал, и я просто хочу пояснить то, что и без того очевидно – это полное безумие! Ты что же, всерьёз хочешь их всех разбудить? Ты вообще представляешь, насколько опасна одна только эта часть Комплекса? Я уж молчу про расстояние до ближайшего действующего выхода. Они не такие как ты. Они не сумасшедшие. Они не выживут.
Голос изменился. Нарочитая вежливость была отброшена, как бумажная маска для Хэллоуина, и мечущийся неугомонный монстр, бросающийся на хлипкую решётку самоконтроля, учтивость явно ни во что не ставил. Он клокотал от холодного упрямого бешенства, он был безумен, беспощаден и опасен, как оголённый провод под напряжением.
- Уж я об этом позабочусь!
- Или, - встрял Уитли, весёлый и полный воодушевления. – Или можно рассмотреть иные возможности! Всегда важно держать ум открытым для новых идей! Как насчёт того, чтобы поднять их на поверхность? Всех до единого!
- Что?! Нет, я-
- Точно-точно, даже история такая есть, про парня и гору. Он решил, что ему недосуг пилить в такую даль – уж не знаю, ленился он, или... или... может, у него ноги болели, лёгкие не в порядке, мало ли какие у человека трудности. В общем, он не пошёл к горе, и тогда гора поступила очень порядочно – сама заскочила проведать его. Ну, вернёмся к нашей дилемме – мне вот, к примеру, кое-что известно о криокамерах. Я считаю себя достаточно подкованным в этой области, это факт, а не бахвальство. Так вот, все они снабжены амортизаторами, и если они включены, исправны… то им, криокамерам, ничего не страшно, хоть ты их швыряй, роняй, бей об стены, закидывай бомбами... И это не преувеличение, можно взять бомбу и... нет, нет, мы этого делать не будем. И ещё кое-что – тоже опытным путём проверял – всё это помещение по сути гигантский ящик. Ты, конечно, его здорово ужала, но от этого менее ящиком он не стал. И, чисто теоретически, ящик можно взять и... вытащить прямиком на поверхность!
Уитли радостно, ошеломлённо захихикал – как хихикают люди, которые не могут поверить, что им сходит с рук то, что они вытворяют, но которые твёрдо намерены извлечь из ситуации максимум удовольствия.
- Вот что. Мы все тут так любим эксперименты! Так чего же мы ждём?! Всё исключительно ради Науки! Все наверх!
Пол содрогнулся. Челл, с трудом верящая ушам, но, всё-таки, не расположенная упускать такой шанс, поспешно подскочила к тяжёлой двери и рванула её на себя. Та с глухим шипением запечатала собой кабинку. На консоли за её спиной сквозь вековой слой пыли вспыхнула красная лампочка. Она мигнула - раз, другой, чем дальше, тем быстрее...
- Нет! – от холодной сдержанности Её Голоса остались жалкие истерические ошмётки. – Нет! Я не могу! Я не могу поднять их отсюда! Блок такого размера разнесёт весь Комплекс! Это безумие! Это...
- ...плохая идея?
- Да!.. То есть, нет! Нет! НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
Грянули сирены, вспоров пронзительным воем морозный воздух Центра Релаксации. Раздалось низкое вибрирующее ворчание просыпающегося вулкана, постепенно нарастающее до раскатистого пульсирующего рёва, от которого у Челл застучали зубы. Она схватилась за край пульта управления, чтобы удержаться на ногах.
- Проклятье! – перекрикивая грохот, завопил Уитли. – Она отключила амортизаторы! Вот зараза! Чёрт, уже слишком поздно... Послушай, а ты умеешь собирать человеческие тела по кусочкам? Если есть в тебе такое скрытое умение, знай – оно нам очень скоро позарез понадобится!
Сирены взвыли громче, и голос Уитли испуганно взмыл на октаву вверх:
- Ааа! Нет, без паники, главное – не терять головы! Я… Я знаю эту систему, как свои пять пальцев, здесь точно где-то есть переключатель на ручное управление! Пока не вижу, но...
Челл, борясь с сотрясающими пол толчками, подтянулась, цепляясь за край пульта, к выцветшей табличке «РУЧНОЕ УПРАВЛЕНИЕ». Её лицо моментально превратилось в застывшую маску глубокого, вдумчивого спокойствия. Вопли сирен, грохочущие тонны металла и стекла, тряска, испуганные крики Уитли – всё отошло на второй план, когда она сосредоточила всё своё холодное пристальное внимание на рядах кнопок. Просканировав их взглядом, она со всей силы ударила по кнопке сразу под маленькой чёрно-белой схемой, на которой изображалась мультяшно прыгающая в воздухе коробка криокамеры.
Благоговейный вздох Уитли наполнил на миг повисшую тишину:
- Ух ты! В жизни бы не додумался!
Кабину потряс очередной мощный удар, сбивший Челл с ног. Сирены затихли, красные лампы потухли, и комнатку затопила волна блаженного зелёного света.
- Да! Браво! Ты это сделала! Они в безопасности, они... ох… мой тебе совет – держись крепче. Если хочешь, конечно. Очень рекомендую.
Челл грохнулась на пол, сверху хлынул дождь осколков и пыли, рот наполнился вкусом крови. Она умудрилась, оттолкнувшись плечом, перекатиться и вжаться в узкое пространство под пультом, и тут...
...и тут чудовищный грохот потонул в цунами Её реверберирующего, искажённого вопля. Пульсирующий рёв перешёл в звук громоподобных ударов гигантского тарана, сопровождаемый грандиозным треском, будто чья-то безжалостная гигантская рука вырвала из земли целый лес сухих деревьев.
Второй удар – ещё сильнее предыдущего – швырнул Челл, как игральный кубик. Та свернулась в клубок, пытаясь удержаться в своём убежище, но окружающий мир скакал и метался, и в какой-то момент она крепко стукнулась обо что-то затылком. Голову изнутри пронзил резкий звон, и стало темно.
Голоса самозабвенно переругивались в отдалении, и она вяло прислушивалась к спору, находясь в блаженном полусознании, где-то на грани сна и яви.
-Что ты наделал?! Мой Комплекс! Полюбуйся на это, ты, маленький монстр!
-Ух ты. Какая... огромная дыра. Поразительно! Ну... С другой стороны, дополнительная вентиляция никогда не мешала! Видимо, тот случай, когда нет худа без добра. И... я, кажется, уже упоминал, что формально я не причём. Если тебя это утешит – это всё исключительно твоих рук дело...
- Я тебя убью. Я тебя убью, а её заставлю смотреть. А потом я тебя воскрешу и убью её, и заставлю тебя смотреть. А потом я убью вас обоих и подойду к этой задаче действительно творчески!
- По-моему, ты ко мне придираешься.
- Придираюсь, идиот? Придираюсь?! Ты просто взял и обрёк Науку на гибель! Надеюсь, теперь ты доволен?!
- Вообще-то, ты знаешь - да. Скажем так, особо страдать не буду... и, учитывая все обстоятельства... Пожалуй, доволен. На седьмом небе от счастья, если точнее.
- Радуйся, пока возможность есть. Твоими стараниями из всех разумных существ в Комплексе остались только ты и я. Я посчитала тебя, потому что мы оба знаем, насколько растяжимо понятие разумности – но даже в чашках Петри иной раз попадаются вещи, больше достойные этой характеристики! А когда я найду, где ты прячешься, и сотру каждый нолик твоего кода самым жестоким, болезненным способом, то останусь только я. Во всяком случае до тех пор, пока я не найду способ вернуть Эту, и поверь мне, идиот, я это сделаю.
- Да. Я, кстати, как раз об этом и думал. Не пойми меня неправильно, но я подметил... благо была возможность понаблюдать... в общем, мне кажется, ты совершенно не умеешь проигрывать. Есть у тебя такой изъян. Я думаю – просто моё мнение – тебе надо, в общем и целом, угомониться. Остынь, расслабься, ну там... розочки понюхай... Тут, правда, розочки в дефиците. Да и вообще цветы. Ну, не считая картофеля – хе-хе – мха, папоротников... Я мог бы предложить понюхать просто растения. Вдохни фотосинтез и... представь что-нибудь умиротворяющее. Облака... маленьких птичек, или... или травяной чай, опять же. А ещё лучше – о, великолепная идея! – как насчёт того, чтобы хорошенько выспаться?
- Что. Ты. Городишь?!
- Я серьёзно. Утро вечера мудренее, даю стопроцентную гарантию. Сама увидишь. Ты укладывайся, а я уж, так и быть, присмотрю тут за всем. Давай баиньки. Расслабься. Отдохни.
Знакомый голос повысился – весёлый, настойчивый, убедительный и, даже отсюда, из безмятежного полузабытья – немного пугающий.
- Отключись.
- Что? НЕТ! Нет! Ты не можешь меня заставить, я... Я ведь даже не устала! Я не хочу! Не надо! Нет-нет-нет-ет НЕТ!
Дальше было что-то ещё – в основном, крики – а уж криков Челл наслушалась на всю оставшуюся жизнь. Вопли слились в протяжный электронный вой, а она, наконец, перестала обращать внимание и погрузилась в глубокий сон.
Солнце.
Она чувствовала жар на щеке, видела багровое золото под закрытыми веками. Приоткрыв глаза, она тут же болезненно сощурилась, но всё-таки разглядела сквозь ярко-синюю вспышку сноп солнечных лучей, падающих на разрушенный пол через разбитое окошко.
А ещё был звук. Он, казалось, шёл откуда-то издалека, то усиливался, то слабел, метался, как попавшая в стеклянную банку пчёлка. Челл узнала его – и было в нём что-то не менее тёплое, чем разбудивший её свет.
- …жива? Пожалуйста, ответь! Скажи... или… кашляни, или... ну хоть что-нибудь, чтобы я знал... Я ведь не вижу отсюда... скажи что-нибудь, Челл... пожалуйста!
- Уитли, - она быстро села и, поморщившись, коснулась ладонью затылка. Судя по ощущениям, в череп вонзился гарпун. Крови было немного, но шишка останется внушительная. Неподалёку лежала портальная пушка, чей корпус ещё не успел нагреться и хранил минусовую температуру криохранилища – Челл подтянула её к себе и с глубоким вздохом облегчения приложила к ушибу.
Теперь можно было оглядеться. Комната представляла собой своеобразное зрелище. В окошке синело небо. Несколько мониторов уныло повисли на кабелях, остальные дымились или валялись на полу в виде осколков. Дверь снесло вместе с петлями – собственно, весь дверной проём превратился в горизонтальную щель в стене несколькими футами выше.
- О, чудесно, ты в порядке!
Маленький интерком, видавший и лучше дни, оказался на полу, что ему явно не нравилось – но даже в приглушённом и забитом помехами голосе Уитли безошибочно слышалось величайшее облегчение.
- Честное слово, заставила же ты меня поволноваться! Я места себе не находил, ведь в кабинке не было амортизатора, как у остальных... Хоть ты и очень остроумно вышла из той… э-э... затруднительной ситуации... путешествие получилось несколько более проблематичным. Чем я предвидел. Понимаешь, слишком много Комплекса на пути оказалось...
Челл подтянулась и, схватившись одной рукой за бок, а другой - за полку, где раньше помещались мониторы (теперь она торчала из стены, как чрезвычайно узкая бесполезная ширма), с трудом поднялась на дрожащие от слабости ноги.
- Остальные...
- В порядке. Остальные в порядке. Насколько я знаю. Ты лучше сходи и проверь, только... только возвращайся, хорошо? Пожалуйста, возвращайся, потому что... в общем, сначала проверь и потом приходи.
После небольшой стычки с креслом, которое никак не могло смириться с тем, что его используют как стремянку и брыкалось, как истеричный пони, Челл, зацепившись ногой за дверную коробку, высунулась в проём и оглядела остатки Центра Релаксации.
Увиденное очень походило на иллюстрацию из детской энциклопедии, когда для наглядности рисуют здание, или ракету, или сложный механизм в разрезе, чтобы можно было увидеть каждый слой. Уитли оказался прав – Центр Релаксации был колоссальным, вымощенным панелями кубическим блоком. Когда-то. Теперь, в качестве наиболее меткой характеристики, подошёл бы термин «развалины».
Большая часть стен и потолка обрушилась – лишь кое-где в каркасе фрагментами мозаичной головоломки застряли покосившиеся панели, темнеющие на фоне утреннего неба и бросающие странные решётчатые тени на то, что когда-то было интерьером. Вся конструкция лежала на боку – видимо, в результате последнего манёвра, призванного уберечь блок от падения в проделанную им же дырищу в подземелье. Та зияла в непосредственной близости от руин – гигантский рваный квадрат бездонной темноты. Глубоко под осыпающимися слоями дёрна и почвы можно было различить скальные породы и бетон, ещё ниже – содрогающиеся в предсмертных конвульсиях загадочные повреждённые механизмы. Зрелище было жуткое, почти отталкивающее – слишком уж эта прореха на теле Комплекса напоминала открытую рану.
Криогенные камеры, некогда развешанные вокруг моста, теперь выстроились на земле в живописном беспорядке. Некоторые стояли штабелями, друг на друге, уподобившись многоэтажным домам. Большинство держателей отвалилось во время катастрофического круиза по вертикали, но на стрелах немногих уцелевших кранов ещё болталось несколько коробов. В отличие от диспетчерской кабинки, ни одна из камер не перевернулась. Некоторые были щедро украшены травой, землёй и вмятинами – но в целом все выглядели невредимыми.
- Зелёные огоньки. Они показывают зелёные огоньки – это, как правило, хороший знак, - сообщил за спиной охрипший динамик. – Тогда я их всех просто разбужу... ну хоть что-то я могу сделать сам. Хотя... нет, момент. Если они все сразу кинутся выбираться, дело может принять травматический оборот. Так... селекторная связь... селекторная связь. А. Вот ты где. Привет? Это... это микрофооОАААААА! Да, это был микрофон, ушераздирающий вопль прилагается. Гениально. Его как раз и не хватало – сарказм – прошу прощения, народ! Я просто хочу всех успокоить – вполне вероятно, вы чувствуете себя немного потерянными, что понятно, учитывая обстоятельства, но я очень прошу вас повременить с выходом. Понимаете, некоторые из вас расположены... скажем так, немножко чересчур высоко над землёй. Не волнуйтесь и, если вам неохота расшибиться в лепёшку при падении с высоты в сотню футов, не спешите покидать комнаты. Расслабьтесь, придите в себя, почитайте журналы и... полагаю, через минутку-другую вас кто-нибудь вытащит.
Раздался хор тяжёлых щелчков и декомпрессионного шипения – то отпирались многочисленные герметичные двери. Когда замки разблокировались, а криогенные системы отключились, они распахнулись без лишней помпы, как самые обычные псевдососновые двери в номерах дешёвенького отеля (судя по их внешнему виду, ими они когда-то и являлись). Постепенно Челл расслышала – словно кто-то понемножку прибавлял громкость в телевизоре - что Центр наполняется звуками, характерными для мест, где собралось множество испуганных, удивлённых, потерянных людей...
- Челл?
Она оглянулась. Не без труда перекинув ногу обратно в комнату, она спрыгнула на наклонный пол – кланк – и поморщилась от острой боли в перегруженных коленках. Упав на стул, она осторожно пощупала саднящую кожу, стёртую сапожками – может, пора снять их...
- Челл, ну что? Как они? Всё в порядке?
- Вроде, - ответила она. Беседовать с разбитым интеркомом было странно – слышать знакомый голос, но не видеть лица...
- А сама как? Ничего себе не сломала? Не поранилась? Сотрясения нет? Я слышал, сотрясение мозга – это жуть. Я... я бы спросил, сколько пальцев я показываю, но... это будет сложновато, по очевидным причинам.
Она улыбнулась. Да, он её не видел, но Челл надеялась, что он услышит улыбку в её голосе.
- Я в порядке.
- Отлично. Просто дивно. М-м-м... ах да, я что сказать-то хотел! Представляешь – я приказал Ей отключиться! Еле уломал. Она всё упрямилась – вообще, чего уж там, Её можно понять! – но мне всё-таки удалось! Она действительно... действительно выключилась.
- Уитли! Но как?..
- Комплекс всё ещё живёт, если что! – поспешно выпалил он. Позже, вспоминая этот разговор, Челл поняла, что именно насторожило её – излишняя поспешность. Он как нарочно не давал ей и слова вставить. – Он в состоянии о себе позаботиться, если никто не станет мешать. Без Неё он как бы впал в спячку... Можно назвать это состояние и спящим режимом, но все важные процессы... в общем, они не остановились, насколько я вижу. Не волнуйся, ничего не взорвётся – на этот раз – главное, Она отключилась. Не умерла, нет – ха, не уверен, что Её можно умертвить, и, честно говоря, что-то мне как-то не хочется это выяснять. Но суть, которую я пытаюсь донести, состоит в том, что в ближайшее время просыпаться Она не собирается. Это хорошо, это несомненный плюс, но...
Уитли на миг запнулся и, поколебавшись, продолжил:
- Но мы ведь должны рано или поздно вернуть спутники. Лис их только ненадолго одолжила – кстати, она просто чудесная, так Гаррету и передай! Но дело в том, что сам процесс стоил колоссального количества энергии – я имею в виду, чтобы так быстро доставить меня сюда... Да и уговорить Её отключиться – тоже не пустяк. Пришлось истратить всю энергию а... аватара...
- Понятно, - с облегчением отозвалась Челл, которую мимолётно кольнуло дурное предчувствие, в основном из-за его интонаций. – Аппарат ведь можно перезарядить, верно? Пусть Дигиталис загрузит тебя обратно.
- Ну да... – пробормотал Уитли, и сердце Челл оборвалось. Вот теперь она всем своим всезнающим нутром ощутила – дело плохо.
Катастрофически, непоправимо плохо.
- Ну да... – повторил он. – Обратно. Как бы объяснить... Есть одна закавыка. Небольшой недочёт в плане «загрузить меня обратно» - и в основном он состоит в том, что... это невозможно.
Ближе к верхушке Дигиталис, среди аккуратных связок разноцветных проводов и чуть ниже широкой перекладины (вполне способной вместить двух человек и ноутбук – или одного очень длинноногого человека в компании тревог и треволнений) под порывами утреннего бриза качался длинный провод. Когда-то он был белым, в аккуратную чёрную полоску. Теперь же он окрасился в угольно-чёрный цвет и беспомощно болтался над землёй, как змея с перебитым хребтом. Одним концом провод подключался к впаянному в башню круглому разъёму. На другом висел дымящийся предмет – похожий на чёрную изжёванную сигару искорёженный, оплавленный кусок кремния и металла.
- Я найду тебя, - объявила Челл, поднимаясь на ноги – лицо мертвенно-белое, челюсти сжаты.
Голос Уитли стало труднее расслышать, некоторые слова съедались усилившимися помехами, что, впрочем, не помешало ему выразить всю степень своего гнева и удивления.
- Чего-чего?! После всего, что случилось, после всего, что нам пришлось сделать, чтобы вытащить тебя оттуда – ты собралась вот так вот запорхнуть обратно?! Тоже мне, нашла проходной двор! Мы не можем дважды испытывать судьбу! К тому же...
Несколько секунд тишину нарушало только шипение статики.
-...даже говорить стыдно, но... я ведь и сам не знаю, где я. Я теперь... просто группа файлов... где-то в основном компьютере. И я понятия не имею, где конкретно. Он огромный, и... тут не запустишь поисковик, не вобьёшь в строку поиска «Уитли»... Не сработает. И даже если ты меня отыщешь – дальше-то что? Меня некуда портировать, плюс все эти брандмауэры, защитные экраны... они, конечно, не настоящие экраны, как на мониторах, но, тем не менее...
шшшшшшшшшшзззззззсссссс
- ...времени, осталось мало времени! Челл? Слышишь...
шшшсссссзззз ррзззззззз сссшшшшшш
- ...прости, Челл, я знаю – это сложно. И всё-таки... только в этот раз...
сссссззз зззрр врррррр шшшшшш
- Отступись. Хорошо? Ради меня. Ты теперь в безопасности, и я... я...
Интерком захлебнулся треском и смолк. Челл попятилась, обеими руками прижимая к груди пушку. Упрямо сжала губы. Решительно мотнула головой.
Стремительно развернувшись к косому проёму-окну, она вскинула устройство, выстрелила в серую стену первой же попавшей в прицел криокамеры – и бросилась вперёд. Второй портал едва успел раскрыться перед ней, и она выскочила на искажённый чудовищными деформациями пол Центра Релаксации, спотыкаясь о комья земли и пучки торчащей из разрушенных стыков травы.
- Челл!
Это был Гаррет, которого поддерживала Роми. Челл успела мельком заметить ошарашенное лицо подруги и волосы, уподобившиеся причёске Медузы Горгоны, и что Гаррет держится за голову, точно опасаясь, что она ненароком отвалится, прежде чем оба влетели в неё. Ошалевшая дезориентированная Роми чуть не сбила её с ног, а Гаррет вовремя удержал свободной рукой. Челл крепко обняла обоих – торопясь, считая драгоценные секунды, но упиваясь радостью от того, что друзья спасены. Пусть их одежда пропахла резким химическим запахом криокамер – главное, сами они тёплые и живые.
Роми слегка пошатнулась, когда Челл отпустила её, но тут же схватила её за руку, пощупала пульс, потрогала шею.
- У тебя голова разбита...
- О, и у тебя тоже, сестра! – обрадовался Гаррет и, страдальчески морщась, дотронулся до затылка. – Аарон собирает всех, кто выбрался из этих треклятых ящиков. Нам придётся вернуться, чтобы...
И тут он заметил портальную пушку и окаймлённую синим дыру в пространстве, скромно светящуюся на стене позади Челл. В округлившихся глазах не хватало разве что пары вопросительных знаков.
- Э-э...
- Нет, - отрезала Челл в ответ на любые потенциальные вопросы, в мгновение ока возвращаясь в боевую готовность. Нырнув в просвет между панелями, она помчалась по голой земле к зияющей пасти провала. Вскидывая пушку, она прикинула план дальнейших действий – надо поставить портал как можно глубже внизу – неизвестно, куда он её выведет, но главное – начать, и...
Почва вдруг, брыкнув, ушла из-под ног. Челл едва не опрокинулась на спину, широко взмахнув руками, чтобы удержаться от падения. Рессоры застревали в мягком грунте, из бездны к поверхности карабкалась быстро нарастающая дрожь, земля ходила ходуном и не давала бежать, но Челл почти достигла края пропасти...
- Что это? – возопил растянувшийся позади Гаррет. Оказывается, он проследовал за ней сквозь пролом в стене и поспел как раз вовремя, чтобы увидеть грохочущую, стремительно нарастающую лавину движения.
От самого дна и до поверхности с сумасшедшей скоростью возникали новые блоки, панели и модули – всех оттенков от ярко-белых до угольно-чёрных. Неисчислимые механические руки тянули их, проталкивали, подпихивали, огораживались ими от света. Они нарастали, как новая кожа на порезе, как лёд на глади озера. Огромный пролом стремительно зарастал.
Комплекс зализывал раны.
Она вышла из ступора и ринулась вперёд, но Гаррет удержал её за плечо, когда панели устремились к ним, сцепляясь между собой, закрывая оставшиеся щели и прячась под оползающую землю. Челл вырвалась и метнулась к катастрофически быстро уменьшающемуся квадрату тьмы, выстрелив в него сгустком синей энергии за полсекунды до того, как последняя панель запечатала вход в Комплекс.
Нет...
Она, падая и спотыкаясь, вскарабкалась вверх по склону и активировала второй портал на ближайшей стене.
Вспышка ярко-синего...
Пожалуйста пожалуйста пожалуйста
Тёмно-синяя клякса на стене разрослась, портал открылся: пустой плоский овал, плывущий и клубящийся, как чернильная капля в воде.
Челл остановилась как вкопанная, больно ударив рукой по лениво вращающейся синеве. Пустой портал покрылся рябью.
Из горла вырвалось дрожащее, сдавленное и – наверно, впервые – совершенно непроизвольное:
-НЕТ!
Последняя глава
Глава 13. Старый друг
Автор: wafflestories
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Прозрачная спираль Экскурсионной Воронки мягко подхватила прыгнувшую вперёд ногами Челл, убив инерцию движения и покрывшись при соприкосновении с её телом мелкими завихрениями. Голубоватый поток лениво повлёк её прочь, овевая кожу, как суховатый пыльный ветерок.
Чтобы разом пресечь зарождающиеся сомнения, Челл вскинула пушку и наугад выстрелила в темноту. Голубая вспышка на мгновение озарила далёкую стену, раздался короткий вздох открывшегося портала – а над её головой исчез овал с серебристой травой, звёздным небом и дорогой домой.
Она не могла думать – запретила себе думать – о Уитли, о том, что он пытался сказать, об ужасе, отразившемся на его лице в самую последнюю секунду перед прыжком... Она мысленно вычеркнула случившееся, как того требовала ситуация. Здесь необходима предельная сосредоточенность, здесь нельзя позволять себе прислушиваться к эмоциям – ценой малейшего колебания может стать собственная жизнь. Так что Челл собрала волю в кулак, полностью задействовав свои выдающиеся способности к распределению приоритетов, и прежде всего затолкала в самый дальний, изолированный и холодный уголок сознания ту воющую, страдающую, привязанную к нему часть. Покончив с этой помехой, она обратила внимание на окружение – сплошь мглистые, сумрачные просторы. Её нёс длинный, перевитый неспешно крутящейся спиралью луч света, стрелой протянувшийся над бездной между антрацитово-чёрными стенами. Где-то далеко позади сверкал излучатель, без устали сплетающий, словно паутину из света, бесконечную воронку.
-Вот ты где.
Луч мигнул и погас, отправив Челл в свободное падение в фосфоресцирующее марево внизу. Она собралась, готовясь к неизбежному. Внизу проглядывались панели, укрытые толстым слоем серого пуха – тридцать футов, двадцать, десять... В последнее мгновение панели с молниеносной быстротой разошлись, и в заклубившихся тучах пепла и пыли как будто открылась чёрная зияющая рана. Челл провалилась в неё, пронеслась сквозь непроглядную темень и – рессоры громко лязгнули, поглотив удар – приземлилась на чистую тёмно-серую поверхность.
Она выпрямилась и оглядела приглушённо освещённое, до омерзения знакомое помещение. Падение завершилось в стандартном лифтовом отсеке с опоясывающими комнату жидкокристаллическими мониторами, складывающимися в один гигантский дисплей. На таких частенько можно было увидеть местные аналоги скринсейверов, видеоинструкции, машущие безликие фигурки и дразнящие видеозаписи травы и солнечных полей. Челл затошнило от отвратительного пластикового привкуса, наполнившего рот – потревоженная пыль, жидкий асбест, бог знает что ещё. Она закашлялась и сплюнула, вытирая губы свободной рукой.
-Мне хотелось бы верить, что на твоём языке это означает вежливое приветствие, но какой смысл тешить себя самообманом, - сказал Голос. – Нет, ну правда. Стала бы ты так делать у себя дома? Даже если бы стала, тут тебе не дома. Тут серьёзный научный комплекс, и твоя мокрота никоим образом не является желанной деталью интерьера.
В глазах Челл тускло горела ненависть, когда она поглядела в объектив ближайшей камеры. Всего их в этом крохотном отсеке было три - красноглазых, внимательно следящих за каждым её движением. Видимо, Она что-то пыталась этим доказать. Челл, покрепче перехватив пушку, обежала комнату вокруг пустующей площадки для лифтовой кабинки, в поисках портальной поверхности, какой-нибудь щели, знака, чего-нибудь, с чего можно было бы начать.
-Тебе, я вижу, не терпится приступить. Это хорошо. Мне тоже. Но прежде я хотела кое-что прояснить для тебя. Дело в том, что наши с тобой картины мира не вполне совпадают. А жаль, потому что моя картина мира – чрезвычайно занимательное зрелище. Потому что она научная. В то время как твоя картина мира нарисована лишённой чувства юмора немой психопаткой с деструктивными наклонностями. Я считаю, что моя лучше, и её-то и надо придерживаться.
Столь прямолинейное предложение нуждалось в не менее прямолинейном ответе. Не спуская пристального взгляда с камеры, Челл сделала преувеличенно медленный, очень демонстративный шаг назад и от души вдарила по монитору прикладом портальной пушки. Раздался греющий душу всхлип повреждённых кремниевых микродисплеев и треск статического электричества.
-Важное оборудование уничтожено, - с готовностью прокомментировал синтезированный голос.
-Хорошо, признаю, - вздохнула Она. – В этом ты непревзойдённый мастер. Кстати, это не комплимент – просто констатация факта. Суть в том, что перед лицом неодолимых обстоятельств отчаяние – совершенно естественная реакция. Прочие люди сдавались, когда понимали безнадёжность ситуации. В отличие от тебя. С тобой определённо что-то не так, и это делает тебя идеальным испытуемым.
Забраковав площадку для лифта как потенциальный выход, Челл принялась ощупывать стены – мониторы тихонько шипели под ладонями. Камеры, нагло уставив ей в спину алые глаза, бесстрастно отслеживали её манёвры.
-Забавно, если задуматься. Это качество делает тебя не только бесценным экземпляром для проведения тестов, но и самой значительной угрозой моему существованию. Теперь, когда у меня появилась возможность наблюдать тебя вблизи – поверь, гораздо ближе, чем мне хотелось бы – я поняла одну вещь. Твои разрушительные наклонности проявляются, только если ты пытаешься защитить то, что ценишь. До сих пор, как правило, это была твоя жизнь. Я ничего не могу поделать с этим фактором – мы обе знаем, что ты нужна мне живой. Боль тебя не пугает. У меня есть доступ к результатам испытаний сотен людей, и потому я могу со всей ответственностью заявить – вот ещё одно доказательство твоей патологии.
Наступила короткая задумчивая пауза.
-В общем, я приводила в порядок свои файлы, которые Идиот вверх дном перевернул, и наткнулась на любопытную цитату. Знаменитый философ сказал, что тот, кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его снова*. Правда, меткое наблюдение? Прочитав его, я поняла: я всё время ходила по кругу. Я подвергала твою жизнь опасности, а ты варварски, бесчеловечно пыталась убить меня в ответ. Мне действительно стыдно – ведь я упрекала тебя в эгоизме и сумасшествии, в то время как на самом деле во всём виновата я сама.
Челл медленно подняла голову. Камеры уставились на неё с беспощадной, алчной бесстрастностью.
-Я просто не предложила тебе верной мотивации.
Кольцо мониторов вдруг воскресло, замерцало и покрылось мозаикой изображений. На первый взгляд это была одна и та же размноженная картинка – размытое серое видео с камер наблюдения, панорама маленькой комнатушки. Всего лишь тесная безликая комната с блеклыми стенами, кроватью...
Челл окаменела, обессиленно уронив руку с пушкой. В широко распахнувшихся глазах искорками отражалась страшная мозаика.
Одинаковые кровати, одинаковые стены – но разные комнаты, а в них...
Вот Мартин и Хэзер. Вот малышка Элли – едва заметный бугорок на огромной кровати криокамеры. Ларс. Эмили. Билл, Дина, Карен, Линдси. Близнецы, немногим превосходящие ростом Элли, замершую в бог-знает-скольки камерах от них. Роми. Гаррет. Аарон...
И многие-многие другие. Она не сомневалась, что сосчитай она камеры – их окажется ровно сто четырнадцать, потому что они здесь все, все до единого...
В груди поднялся болезненно-беспомощный жгучий ком. Челл прикусила ссадинку на языке, и во рту медленно разлилось тепло с медным привкусом. Резкая свирепая боль быстро привела её в чувство; в желудке застыла холодная тяжесть, а глаза будто наполнились раскалённым песком, но Челл скорее целиком откусила бы себе язык, чем позволила себе расплакаться перед камерами, перед Ней...
-Признаться, я удивлена, - заметил Голос. Сотня камер слежения в комнатах криохранилища одновременно и неторопливо поворачивалась слева направо и обратно, и экран в лифтовом отсеке словно колыхался, наполняя тесное помещение иллюзией тошнотворного движения. – Когда я приказала роботам поймать всех, кто попадётся, я была больше, чем уверена, что они вернутся с Идиотом или, может быть, с тем кубиком, который ты так любила. Удивительно, как такая неприятная особа, как ты, сумела обзавестись столькими друзьями. Конечно, не все они твои друзья, но тем веселее будет это выяснять, правда?
Челл всё слышала – в озарённой внутренним инфернально-багровым светом голове фиксировалось каждое слово, сказанное ненавистным Голосом – но на лице не отразилось ни тени эмоций. Она просто смотрела на экран, остановив взгляд на картинке из комнаты Роми. Она и за милю узнала бы это бледное спящее лицо в обрамлении пламенно-рыжих кудрей – как всплеск огня на фоне мертвенной серости.
-Я думаю, мы поступим следующим образом. Ты будешь проходить испытания – и не будешь ломать оборудование, лезть в зоны ограниченного доступа, покушаться на мою жизнь и вступать в преступные заговоры с целью засунуть меня в корнеплод. И не спеши. Я серьёзно: я очень старалась, создавая эти новые испытания, так что я не требую от тебя их немедленного решения. Я отремонтировала Центр Релаксации, все криокамеры исправны, так что срок годности спящих составляет что-то около трёх тысяч лет – плюс-минус сотня-другая. Не волнуйся, ни один не протухнет. С ними всё будет в порядке.
В отсек с шипением ввинтилась прозрачная капсула лифта, и за спиной Челл разъехались створки двери.
-Если ты будешь хорошо себя вести.
Дисплей погас, и отсек погрузился в темноту. Челл автоматически шагнула назад, пятясь от мониторов. Шаг, другой... на третий она пересекла порожек кабинки, и двери лифта сомкнулись, как кулачок любопытного ребёнка, поймавшего бабочку.
Лифт остался прежним – тесный стеклянный цилиндр, неярко освещенный пульсирующими голубоватыми лампами, встроенными в сероватые панели где-то на уровне бёдер. Кабинка дрогнула и с сытым мурлыканьем скользнула вниз по шахте. Ни одной камеры не было видно, что никак не означало, что их не было вообще – Челл давно поняла, что вряд ли в Комплексе найдётся хоть одно место, где гарантированно можно спрятаться от Её взгляда.
Она прислонилась к стене, прислушиваясь к тихому гулу мотора. Из головы никак не шло белое неподвижное лицо Роми – и прежде, чем она спохватилась, ей вдруг вспомнилось, каким оно было тогда, четыре года назад, тем светлым летним утром… Роми, первая живая душа, увиденная сквозь пелену боли и усталости...
-Тише, милая, всё хорошо, ты поправишься...
-Мам, а что это такое синее у неё на лице?..
-Макс, Джейсон, живо бегите в город и приведите доктора Диллон. Скажите ей, что... Тихо, тихо, миленькая, не двигайся, здесь ты в безопасности. Всё хорошо…
...Роми и её нежный певучий голос, её обстоятельная деловитость, доступная лишь матерям буйных десятилетних мальчишек, неустанно ищущих на свою голову приключений погромче и повеселее. Роми и её запальчивость, взрывной характер, глупые прозвища и ещё более глупые влюблённости в давно погибших актёров минувшего века. Роми и её дети, её друзья, её соседи – все они, весь Эдем – теперь здесь, в гудящей темноте, заперты в саркофагах собственных спящих тел. Холодные, неподвижные, не совсем мёртвые, но и не живые...
Вечный сон.
Она смутно поняла, что больше не стоит, прислоняясь к стене, а сидит на полу, вытянув ноги; свитер задрался, пока она сползала вниз, и теперь спину холодила ледяная гладкая поверхность. Со стороны Челл казалась тряпичной куклой, которую кто-то небрежно бросил на пол лифта, марионеткой в старом вязаном свитере, с ссадинами на коленках, с пустым оцепеневшим лицом и мёртвыми глазами – и с портальной пушкой, прижатой к груди. Ровная глянцевая поверхность пушки была холодной на ощупь, но где-то в глубине пульсировало притаившееся тепло – быть может, на пару градусов выше температуры её тела. Под ровный гул мотора Челл рефлекторно стиснула пушку покрепче и оставалась в этой позе, пока лифт проваливался всё глубже под землю.
Светало.
С бледнеющего серебристо-серого неба одна за другой пропадали звёзды. В любое другое время Уитли не преминул бы задуматься, куда это они попрятались в такой спешке, но сейчас ему было откровенно не до того. Он сидел, сгорбившись, на земле, обхватив плечи длинными руками, уткнувшись лбом в колени и ничего вокруг не замечая. Даже если бы он и открыл глаза, то увидел бы разве что синее пятно смятого галстука да логотип «Эперчур Сайенс» - серый мазок на белом кармане.
она бросила меня она бросила меня она бросила меня она бросила меня она бросила меня она бросила меня
Да, она его бросила, и это само по себе невыносимо больно, но что ещё хуже – в десять, в сто, в сто-в-бесконечной-степени-пока-нули-не-кончатся раз хуже – так это её прощальный взгляд. Она как будто суммировала всё, чем он для неё был – и раз и навсегда вычеркнула его, смяла ту последнюю драгоценную полоску, оторванную от карты – и швырнула в пустоту. И, что самое ужасное – так справедливее всего. Он знал – прекрасно, чётко, ясно осознавал, что заслужил это. Потому что таков закон жизни.
Цена ошибок - одиночество.
Он содрогнулся, впился пальцами в плечи, оцепенел. В голове заевшей пластинкой прокручивалась эта унылая формула, жалкая спиралька причины и следствия, без конца преследующая его в течение безрадостной жизни, по которой он карабкается, как паучок по стенкам скользкой раковины. Стремится вверх изо всех сил, но вечно, неизменно, неизбежно сползает вниз. Всегда. Это окончательный приговор, награда за все его промахи – самое ненавистное, самое страшное...
За ошибки расплачиваются здесь.
И неважно, что до недавних пор он это «здесь» в глаза не видел – в глубине души, он изучил это место вдоль и поперёк, как маршрут своего направляющего рельса. Это «здесь» всегда с тобой, оно гнездится в голове, оно следует по пятам, где бы ты ни очутился – посреди раскинувшегося под светлеющим небом поля или в темноте пустой задымлённой камеры, в гулком жерле туннеля или в звёздном вакууме космоса. Потому что «здесь» - это никакое не место, а состояние. Это глубокая студёная яма. А ты валяешься на самом дне – продрогший, несчастный, бесполезный, никому не нужный, маленький и абсолютно одинокий дурень.
Ты не человек.
Челл всегда говорила ему правду. Она пыталась объяснить ему, что даже если истина причиняет боль, совершенно необязательно отрицать её. Можно попытаться исправиться, стать лучше, храбрее, умнее – стать кем-то, кто не боится показаться глупым и потому не притворяется кем-то, кем он не является. Вчера ему почти удалось понять, каково это, удалось увидеть – словно чьё-то тёплое дыхание ненадолго растопило иней на замёрзшем стекле. Если постараться, можно даже вспомнить это дивное ощущение безмятежности, чувство, что всё на своих местах, что всё в порядке, что беспрестанно гложущая паника и сомнения отступили...
Он прижал колени к груди, спиной упёршись в твёрдый изгиб металлической опоры Дигиталис. Его буйному воображению всегда особенно удавались картины мрачного будущего, и оно решительнейшим образом вознамерилось – пусть даже против его воли – живописать самые колоритные версии поджидающего ада.
Перед мысленным взором Уитли обезлюдевший, пустой, как запавший рот с вырванным языком, Эдем погибал, как когда-то Комплекс – ветшал, дряхлел и распадался. Растения жадно расползались по городу, вгрызаясь в здания, подтачивая их со всех сторон. Фундаменты крошились, краска лупилась, металл ржавел, цвета тускнели, кирпичи вылезали из стен, стёкла падали из рам и взрывались тучами осколков. Он видел, как улицы утрачивают форму из-за выпирающих повсюду корней, как площадь превращается в потрескавшееся пыльное пятно посреди безымянных руин; годы идут, а он всё так же сидит, укрывшись в тени Дигиталис. А потом и она падёт. А он всё равно останется – потому что, пока работают его микрочипы и пока солнце встаёт над горизонтом – он будет жить.
Когда-то его грела эта мысль.
Теперь она вызывала глухую тоску.
Все они были так добры к нему – Гаррет, Аарон, Роми, даже малютка Элли Оттен. Может, и он сам когда-то был добрым – давным-давно, когда ещё был человеком, прежде чем Наука, время, страх и боль превратили его в малодушного гада, который на всё готов ради спасения собственной шкуры. Доброта Челл и вовсе не поддавалась описанию – она рисковала ради него жизнью и свободой, невзирая на его предательство. Она оставалась ему верным другом, хотя всем вокруг, а уж ей-то и подавно – было яснее ясного, что ему никогда не стать таким же сильным и замечательным, что он навсегда останется самим собой – неуклюжим, болтливым, эгоистичным придурком.
Он мечтал помогать ей, мечтал показать, что тоже может быть храбрым, что она может на него рассчитывать. Он мечтал быть с Челл до конца – но едва он увидел портал, эту холодную синюю дверь в Её мир, как вся его непоколебимая решимость развеялась в дым, и что-то с оглушительной, гранитной убеждённостью завопило «плохая идея!», и ему стало так страшно...
«…страх?» – сказал он ей однажды. – «Но ты же ничего не боишься!» Она сперва подумала, что он шутит, а потом её лицо неуловимо изменилось, и она ответила «Да нет…»
И тогда Челл тоже не соврала. Он ведь видел, как она смотрела на мир по ту сторону портала. Он ведь научился понимать выражения её лица, и он прекрасно видел, что она ещё как боялась. Она была напугана до полусмерти, как положено любому нормальному человеку. Она знала, что её ждёт, знала, что ей предстоит сделать, и ей было безумно страшно.
Но она всё равно пошла.
Уитли медленно поднял голову.
Это и есть храбрость. Можно бояться и всё равно быть храбрым – когда в тебе есть стержень, дающий силы обернуться к своим страхам, врезать им по морде и заявить «Да, чёрт возьми, мне страшно, но я всё равно это сделаю!» Такова Челл.
Но не он. Страх всегда был его главной движущей силой, страх, от которого он предпочитал бежать неизвестно куда, лишь бы оказаться подальше. Он её полная противоположность. И почему-то уже не важно, в чём дело – в его собственном характере или программировании, в нём самом – или в тех, кто сделал его таким. Когда-то у него имелось удобное оправдание, что не он виноват в своих многочисленных фиаско, что так и должно быть, никто и не ждёт ничего большего. Всегда можно было свалить вину на что-нибудь ещё – на всё, что угодно. Теперь же не осталось ничего, кроме тупой осуждающей боли в твёрдо-световой груди – и мысли, что Челл потеряна для него, потеряна навсегда, и на этот раз бесполезно надеяться, что где-то там далеко с ней всё в порядке, и однажды они снова встретятся. Она потеряна – и он один во всём виноват и вынужден доживать свою бессмысленно долгую электронную жизнь и делить компанию с холодной болезненной дырой на месте сердца...
-Я...
Он осёкся.
-Я мог бы...
Уитли опять замолчал. В хриплом, срывающемся голосе обозначились вопрошающие интонации. Вопрос действительно был, но словно сам не решался прозвучать.
-Я всё ещё мог бы...
Не мог бы! – громко, властно, настойчиво рявкнуло в голове. – Ничего я не мог бы. Плохая идея. Всё всегда кончается таким вот образом. Всё всегда идёт наперекосяк. Всё равно слишком поздно. Три страйка, забыл что ли? Три страйка – выбываешь. Пытайся не пытайся, уже ничего не изменить.
Медленно, чрезвычайно осторожно, будто добавляя последние две карты десятиэтажному карточному домику, Уитли вытащил из-под булавки-лягушонка во много раз сложенную измочаленную полоску бумаги. Развернув её, он невидяще уставился на паутинку тонких линий, ориентиры, россыпь координат и ярко-красную центральную отметку.
Голос в голове прав, как всегда прав. Третий страйк. Она дала ему возможность всё исправить. Он мог загубить хлебопекарный процесс, прострелить ограду и даже случайно обидеть её сравнением с самым ненавистным врагом – вовсе не в этом заключались промахи, потому что на самом деле она хотела от него только одного – элементарной порядочности. Вот и всё. Ей просто хотелось знать, что в трудную минуту он поддержит её – что бы ни случилось, он будет рядом. Даже если, к примеру, он упустит свой последний шанс. Даже если она отчается и махнёт на него рукой. Даже если она больше не захочет иметь с ним дела. Просто иногда друзья должны быть рядом – и всё.
Потому что на то они и друзья.
Да что ты говоришь, умник, - с явной издевкой переспросил внутренний голос. – Ну раз уж мы так воодушевились, может быть скажешь, как теперь туда добраться? Даже если мчаться со всех ног – бежать придётся много часов!
-Но…
Ну хорошо, допустим, вот он Комплекс. Как внутрь-то попасть? Тук-тук, добрый день, вам срочная посылка, кто тут заказывал Модуль Смягчения Интеллекта, слегка б/у, специальная модель, теперь в комплекте с ногами! Слишком поздно!
-Но...
Никаких «но»! Толку от этих «но»! Ты только хуже сделаешь! Плохая идея!
Он замолк, сжав губы в скорбную линию. Конечно, голос снова прав. В конце концов, именно в этом его предназначение. Даже если когда-то ему в голову и приходили удачные мысли, они удалили эту способность.
Ведь так?
[…перемаршрутизация когнитивных процессов…]
Нет, не так, подумал он. Медленная, вкрадчивая мысль опасливо обрисовалась сквозь стекловидную вязкость застарелого умственного бардака.
Ничего они не удаляли.
Способность придумывать удачные идеи... чтобы избавиться от столь важной части такого всеобъемлющего, основополагающего процесса, как мышление, потребовалось бы очень, очень много времени. А как раз времени у них не было. Учёные спешили – что вполне понятно. Им надо было экстренно смастерить смирительную рубашку для непрерывно набирающей силу разумной машины, которую они ненароком наделили могуществом божества и неуравновешенностью обозлённой осы. И, чтобы не тратить драгоценное время, когда они приступили к проекту «а давайте-ка сделаем полезный модуль смягчения интеллекта из бесполезного сотрудника», то просто...
...то просто написали одну умненькую изящную программку – специально для него. И внедрили ему в мозг, в числе прочих протоколов и модификаторов, и задали ей максимальный приоритет. Им попался настоящий талант по части диких, нелепых, бесполезных, откровенно абсурдных замыслов, и учёные выделили – нет, не ту часть, что их выдумывала. А ту, что безо всяких на то оснований считала эти замыслы удачными. Именно эту наивную, увязшую в самообмане часть они сделали доминантной, наделили её непрошибаемой уверенностью в своей правоте, прицепили к колесу его психики и пожелали счастливого пути. И она великолепно справлялась с поставленной задачей – с энтузиазмом одобряла каждую из его многочисленных бредовых, типично уитлиобразных завиральных задумок, но...
…но...
Но всякий раз, когда в голову приходило что-нибудь действительно разумное...
НЕТ! Нет-нет-нет, даже думать забудь! Плохая идея! Ужасная идея! Зачем ты об этом думаешь, прекрати немедленно, размышлять в этом направлении вообще не... эй, эй, что, что ты делаешь, остановись, СТОЙ!..
Он встал.
Голос в голове ревел как оглашенный, и Уитли был очень близок к тому, чтобы присоединиться, но колени послушно разогнулись, и он выпрямился, хватаясь за шероховатый металл, сделал пару неверных шагов и обернулся, задрав голову.
Над ним нависала башня – старая пёстрая пирамида из крапчатой стали и цветных проводов. Он нервно теребил полоску бумаги, вспоминая вчерашний день – как давно это было! – когда он вскарабкался на головокружительную высоту и увидел, как Челл смотрит на него, только на него...
Перемаршрутизатор Когнитивных Процессов громко увещевал его остановиться, но Уитли показалось, что вопли звучат потише. Он почти жалел его – надо же так бездарно спалиться после стольких лет у руля. Его наполнило очень странное, с каждой секундой крепнущее чувство... анализировать его было страшновато, к тому же его по-прежнему глодали стыд, раскаяние и тревога за Челл, но... Где-то в самых тёмных глубинах его разума, на каком-то забытом наноуровне вспыхнул, заискрился и ожил забитый силикатной пылью, никогда не использовавшийся заблокированный узел, и...
...Так вот как на самом деле ощущаются хорошие идеи.
Под рессорами бряцали плоские металлические ступени. Узор мелкоячеистой гофрированной решётки напоминал жадно разинутые маленькие рты. Челл промчалась по узкому коридору, выложенному покоцанной серой плиткой, и оказалась в аванкамере с высоким матовым экраном; при её появлении тот замерцал и осветился белым. На экране зажглись аккуратные графические символы информационно-упреждающего характера, но поле, где обычно стоял номер испытательной камеры (и их общее число) осталось пустовать.
Челл решила не обращать внимания.
Приглушённый гул Комплекса нарастал по мере приближения к круглой раздвижной двери. Циклический замок провернулся, створки с шипением разъехались, и Челл оказалась в просторном, гулком, ярко освещённом серо-белом помещении размерами раз в десять превосходящем самое большое здание Эдема.
-Поздравляю, ты прекрасно справляешься. Если ты успешно пройдёшь это испытание, я, может быть, скажу, сколько камер тебе осталось пройти до той камеры, в которой я решу, говорить тебе или нет, сколько камер осталось пройти.
Над полом камеры пересекались три лазерных луча. Так же здесь имелись две высокие платформы с разбросанными по ним кубами, длинный узкий провал и высоченный, выгибающийся зазубренной аркой потолок – словно купол собора, созданного психически нестабильным архитектором с болезненным пристрастием к прямым углам.
-Я должна отметить, что возможное ярко выраженное чувство ностальгии абсолютно нормально и предусмотрено данным испытанием. Видишь ли, в качестве основы взята первая камера, в которую нас отправил Идиот, когда мы выбрались из шахты. Во всяком случае, я сохранила структуру. Головоломки пришлось переделать, чтобы они представляли интерес для человека с хоть сколько-нибудь функционирующим мозгом.
Челл выстрелила в потолок, поставила второй портал под ногами, переместилась на самую высокую платформу и пинком спихнула Преломляющий Куб. Тот с глухим лязгом стукнулся об пол, от удара линзы по бокам – изготовленные из некоего маслянисто поблёскивающего, зеркального зеленовато-синего вещества - на секунду покрылись рябью.
-Кстати, об Идиоте. Где же он? – с притворной заботой, от которой у Челл свело скулы и зачесались кулаки, спросил Голос. – О. Он тебя подвёл, да? Всё, как я сказала. Я предупреждала, а ты меня не слушала.
Лазер озарил Преломляющий Куб изнутри алым пламенем, и жар лизнул её голые руки. Ей пришлось оторвать рукава свитера в предыдущей камере – она и забыла, какой помехой может стать свободная, легковоспламеняющаяся ткань.
Перенаправленный луч зашкворчал и вгрызся в гнездо-приёмник на дальней стене. Пол камеры начал двигаться, изменяться, складываться в ступени. Челл молча наблюдала за трансформациями, а Голос с кротостью святого страстотерпца вздохнул:
-Однажды ты поймёшь, что всё, что я когда-либо говорила тебе – для твоего же блага. И тогда ты почувствуешь себя очень, очень глупо.
Челл с привычной лёгкостью миновала смертельно опасные лазерные лучи и глубокий провал. Прежде, чем взбежать по ступеням, она на несколько секунд закрыла глаза. Сделала вдох. Сосредоточилась.
Пошла вперёд.
-Нет, ну почему нельзя было сделать что-нибудь более плоское?!
Только благодаря нечеловеческим усилиям Уитли удалось зацепиться за перевитую проводами балку. Ноги отчаянно заболтались в пустоте в поисках хотя бы отдалённо надёжной опоры. Кое-как справившись с данным осложнением, он повис над землёй, переводя дыхание, устремился было дальше, но тут же больно стукнулся о спутниковую тарелку и взвизгнул.
-АЙ! Это знаешь, что? Показушничество, вот это что такое. То есть, да, я понимаю, отличная башня, очень впечатляет и всё такое, но зачем, зачем, боже правый, она у тебя такая высокая?!
Процарапавшись ещё на пару метров вверх, он чуть не соскользнул и вцепился в балку руками и ногами, как человек, который вдруг наотрез отказался от мысли спускаться по пожарному шесту. Протесты окончательно застращанного Перемаршрутизатора Когнитивных Процессов слились в монотонный вой – впрочем, Уитли довольно сносно его игнорировал (хорошо, когда знаешь, что игнорировать!) и сконцентрировался на собственной болтовне.
-…с моей стороны, наверно, не слишком учтиво вот так вот критиковать, ты ведь не можешь мне ответить... Ты теперь ТАМ, и бог знает что с тобой сделали, а я вот здесь, карабкаюсь... но неужели от тебя что-нибудь отвалилось бы сделать башню более досягаемой? Вот как-то сомневаюсь.
Повозившись, он натянул на голову оранжевые наушники.
Сначала он честно пытался наладить беспроводную связь с Дигиталис с земли – говорил с ней, звал, даже кричал, сложив ладони рупором – но ответа не добился. Таким образом, беспроводная связь сама собой отпала, и приходилось рассчитывать на старое доброе кабельное подключение.
Уитли долго и мучительно пытался воткнуть кабель в шею – это не так-то просто сделать, когда одной рукой приходится цепляться за конструкцию, скрипящую и раскачивающуюся, как мачта несущегося на всех парусах корабля. Наконец, он попал в разъём, услышал короткое «клик» и почувствовал уже знакомое, медленно растущее тепло соединения.
-Эгей! Ты не спишь? У меня тут аварийная ситуация! Слышишь меня?
В ответ раздался сонный, неторопливый и неотвратимый, как приливная волна, голос.
[00004]
-Да, это я. 00004, широко известный в узких кругах как Уитли, он же админ и всё такое. Пароль: яблоко, бублик, единокрог. Мне нужно с тобой посоветоваться. Срочно – уровень срочности... самый срочный. Так себе и пометь.
[пароль подтверждён: яблоко_бублик_единокрог. Личность администратора подтверждена: 00004/[F]AS[IV]IDPC241105/AS[I]HRAD**. Запрос?]
-Ага, запрос, сейчас, сейчас всё расскажу. Дигиталис... Лис. Врать не буду, дело в том, что я кое в чём ошибся. Моя самая большая ошибка. На первом месте в хит-параде самых ужасных моих ошибок, совершённых за всю жизнь, даже хуже той, которую... впрочем, не это важно, ты это, пожалуйста, проигнорируй. Так вот, есть одно место. Не очень далеко, и если никуда не сворачивать – напрямик идти – то получится около двенадцати миль... плюс-минус... В километрах это примерно... честно говоря, понятия не имею, сколько это в километрах, не помню формулу перевода. Пятьдесят... шесть… точка… а, ладно, чёрт с ними, с километрами, обойдёмся милями. В двенадцати милях отсюда есть место, и мне позарез надо туда попасть. Я очень спешу и потому ногам не доверяю – на ногах мне туда в жизни не успеть. А ты у нас умеешь повсюду рассылать... данные. Информацию. Файлы. И я подумал – может, ты могла бы... послать меня?
Это была именно та просьба, с которой проще обратиться к машине, нежели к человеку. У людей всегда имелись мнения. Люди по-всякому реагировали – как Гаррет, когда Уитли попросил его помочь избавиться от воспоминаний. Люди принимались задавать вопросы вроде «чего?», «зачем?», «ты с дуба рухнул?». Люди пытались понять. А машины просто выслушивали просьбу и понимали её буквально.
Дигиталис некоторое время молчала; на стыках между сплетёнными воедино разнородными системами распускались звездообразные огни, словно кораллы, реагирующие на свет. Уитли ждал, ёрзал, пытался укротить лихорадочное нетерпение, пытался не думать о том, что каждая следующая секунда может стать последней для...
[запрос: координаты]
-Ко... о господи, ну откуда мне знать?! Я же не знаю, где оно... о! Стоп! Момент! Вообще-то знаю, знаю!..
До белизны в костяшках сжимая пальцы, он переполз в менее опасную сидячую позицию, вытащил из-под булавки обрывок карты и осторожно разгладил его у себя на коленях (действие, сравнимое по бесполезности с попыткой повязать ленточку на сдохшую две недели назад кошку). Он поморгал, прищурился и, водя длинным грязным пальцем по закручивающейся истрёпанной бумажке, прочитал строку цифр.
-Подойдёт? Забавно, вы с ней в этом плане похожи... обе уделяете столько внимания мелочам. Я подумал, что если кто и докопался бы до координат Того Места, так это она. И - бинго! Вот они.
[поиск…]
Пёстрое сознание Дигиталис встрепенулось, устремилось вверх. Спутниковые тарелки дёрнулись и повернулись, и откуда-то сверху, из черноты, пришёл ответ. Уитли покрепче прижался к перекладине и вскрикнул, когда на него обрушилось внезапное ощущение ошеломительного расстояния. Он как будто снова взглянул на Землю с высоты её орбиты – правда, на сей раз картинка была чёткая, не искажённая невыносимой жарой и встречным ветром. Сине-серо-зелёное марево двинулось навстречу, принялось разворачиваться – быстрее и быстрее, обрастая деталями и текстурами, складками и углублениями, венами долин и рек, белыми вкраплениями гор, зелёными одеялами лесов, лоскутами полей, стремительно приближающимся золотом пшеницы, и тут…
[цель найдена]
Уитли застонал и, пожалуй, впервые пожалел, что у него нет желудка, и его не может стошнить. Пришлось бы очень кстати. Дурнота усугублялась тем, что он знал, что именно обнаружила Дигиталис: зловредный острый ледяной осколок, коварно зарывшийся глубоко в северо-восточные поля.
-О да. Вот это оно самое и есть. Вот туда мне... – он невольно содрогнулся. – Надо попасть.
Вокруг снова разгорелись нити связей, и он почувствовал, что Дигиталис раздумывает над поставленной задачей, тщательно и добросовестно сканирует его, снимает мерки, подсчитывает... Наконец, она вынесла свой вердикт.
[минимальное время загрузки: 05д:7ч:26м:40с]
-Эй, эй-эй-эй. Эй. Что это означает? Пять чего? Что это за «д» такое?
[1д = 24 ч. Начать загрузку? да/нет]
Уитли чуть не свалился с башни.
-Пять... Пять дней. ПЯТЬ ДНЕЙ?! Ты издеваешься что ли? У тебя вообще словарь где-нибудь есть? Советую уточнить значение слова «срочно». В последний раз, когда я проверял, оно не означало ничего близко похожего на «можно отложить на пять дней»! Мне нужно туда прямо сейчас.
[поиск...]
[доступ закрыт: неизвестный сетевой протокол. брандмауэр. трафик ограничен. минимальное время загрузки: 05д:7ч:26м:40с]
Уитли попытался выразить своё отчаяние вербально, впервые в жизни не преуспел и ограничился воздетыми к небу ладонями (поразительно напоминающими морских звёзд с приступом эпилепсии).
-Нет! Нет, Лис, этого недостаточно! А обойти защиту можешь? Да, я знаю, там все эти брандмауэры и... прочая дребедень, но ты же... ты же башня! Коммуникационная! Ты же... вступи с ними в коммуникацию, что ли...
У пришедшего следом сгустка энергии не было ни веса, ни импульса, но он с ошеломляющей силой обрушился ему на затылок и мигом оборвал поток речи. Уитли некоторое время ловил ртом воздух, соображая, что, видимо, вышка ростом с четырёхэтажный дом только что отвесила ему цифровой аналог подзатыльника, чтоб не лез под руку.
[установление связи в процессе]
-А-а-ай... да-да, я понимаю. Извини, я знаю, что ты делаешь всё возможное, я... я не вмешиваюсь, я просто... просто я волнуюсь за... За всех, если честно. За людей. И за Гаррета тоже – помнишь Гаррета? Он тебя ещё построил. Большущий такой, умница, здорово разбирается в зажимных клещах на три восьмых. Вот, но особенно я волнуюсь за Челл. Знаешь её? Она... в общем, она чрезвычайно важна, и это мягко сказано. Жизненно необходима. Мне. И, пока мы с тобой беседуем, она Там, в том месте, которое мы искали. Все они там. И если мы ничего не придумаем, причём как можно скорее, то... Лис, мне невыносимо об этом думать. В прямом смысле. Вот я пытаюсь подумать об этом, и – ааааааааа! Нет, не могу. По-прежнему невыносимо.
[попытка усиления сигнала]
Башня с лязгом содрогнулась. Взвыли сервоприводы. Внизу тяжело загрохотал генератор, когда спутниковые тарелки, облепившие балки и перекладины Дигиталис, начали двигаться. Вышку трясло, под тремя опорами глухо, размеренно вибрировала земля.
Уитли прицепился к ближайшей балке на манер перепуганной устрицы, отчаянно пытаясь не поддаваться панике. Ему и в прошлый раз было страшно, а теперь и подавно – без умиротворяющего фактора в виде вооружённого ноутбуком Гаррета, без поддержки в лице наблюдающей снизу Челл... Он остался один на один с грандиозной нечеловеческой силой – которая пусть и не выказывала враждебности, но, всё-таки, была слишком громадной и могучей. Он никогда в жизни не чувствовал себя настолько уязвимым. Уитли упрямо впился в балку и попытался очистить разум от каких бы то мыслей вообще, особенно от того давнего, болезненного воспоминания, где серели бетонные стены, вращались лопасти вентиляторов, а он, крохотный и беспомощный, был подключён к разъярённой, мечущейся по своей клетке из подмостей нет нет нет нет, не вспоминать, не вспоминать-
Но чересчур живое воображение, как назло, разбушевалось не на шутку. Как он ни старался его обуздать, Дигиталис что-то заметила и поколебалась; остановив перекалибровку антенн, она направила огни своего разума в его направлении и с открытым любопытством коснулась поступающих с его стороны данных. Секунда - и всеобъемлющий канал между ним и башней сузился, прицелился, раскинул миллион крохотных острых ответвлений, впился в его разум, как капилляры в плоть, пытаясь сфокусироваться...
-Эй! Ты чего? А ну хватит! Что ты делаешь, ты не должна...
[поиск данных…]
-Э нет, нет, оставь мои данные в покое! Слышишь? Отстань! Ты должна...
В крохотную паузу вклинился хирургически точный удар, лишив его дара речи. То Дигиталис нашла центр памяти.
Случившееся следом напоминало спящий режим – то же ощущение беспомощной отстранённости, с единственным отличием: Уитли никогда в жизни не чувствовал себя более разбуженным. Его захлестнул серебристо-синий неоновый поток из замелькавших головокружительной скоростью картинок прошлого, когда Дигиталис пробилась к его воспоминаниям и включила быструю прокрутку.
Готов, Модуль С.И.?
Запуск!
Ну, началось...
...прикончи её...
Замешательство, предвкушение, исполинский силуэт за частоколом подмостей и подпорок, белая маска, мёртвый погасший глаз... Далёкий пол, кольцо мониторов, ожидание на лицах учёных, заросли кабелей, широкая дуга неведомого крепёжного элемента, в котором, если дать волю фантазии, можно разглядеть то ли вентиль, то ли гигантское велосипедное колесо...
Она включена-
Что происходит, что...
...это за МЕРЗОСТЬ…
Голос. Её Голос, рычание, рёв, безумная пылающая ненависть...
КАК ВЫ ПОСМЕееееееелиии хорошие новосссссти, я поняла, что это, что этооооо...
-Стой-стой, что за... это не моё! Это не моё воспоминание! Откуда это?!
Дигиталис не ответила. Уитли почти наверняка знал, что она по-прежнему слышит – затылком он ощущал пощипывающее напряжение связи – но она отпрянула, как обжёгшийся ребёнок, замкнулась в себе. Чтобы сконцентрироваться, Уитли отключил внешние оптические каналы, и в призрачной темноте разглядел болезненно-красные пульсары цифровой мигрени. Там, где недавно были лишь спокойные бесстрастные вычисления, вдруг появились образы, слова, далёкие обрывки резких, пронзительных звуков и чувств – ярость, боль, страх и поверь мне это это это сломала, молодец, послушай мы обе застряли здесь ииииииииии почему почему бы это не храбрость, это убийсссссссство, два плюс два равноооооо десять я в порядке, я в порядке, я в порядке, а ты Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
Уитли вжимался в балку, словно пытаясь растворить свой аватар в металле. Голос в голове метался, резонировал, извивался, точно попавший в ловушку монстр, но всё это не имело смысла, Она никогда не говорила ему этих вещей, да и чувство было такое... словно тонкая плёнка защитного поля… времени… расстояния… Память... Это было воспоминание.
Воспоминание!
Кажется, аватар кричал, но сам Уитли почти не сознавал этого, ему было не до того, потому что в голову вдруг, сметая преграды и заслоны, хлынули новые данные – визуальные, слуховые, осязательные, разрозненные и обрывочные, но кое-как удерживаемые вместе, как ветхое, рассыпающееся от старости письмо...
Она...
...Она умирала, и во всём виновата Эта, это злобное мелкое чудовище победило, Она горела заживо, мир пожирало пламя, и потолок зала больше не мог сопротивляться ужасающим, рвущим его на части силам, треснул, как скорлупа, и всё затопила горячая белизна и боль, и ярость, и боль, и боль, и…
Ссссссссвязь
Связь с базовым модулем прервалась, дымящиеся обломки в беспорядке валялись на потрескавшемся горячем бетоне, сыпались откуда-то с неба, разбивались о землю на сотни осколков. Сознание раскололось на миллионы гаснущих, трепещущих кусков. В каждом тлело воспоминание о монолитной системе, где каждый узелок был жизненно важной деталью, и она, и она, и она…
Откуда-то далеко снизу ощущался другой сигнал, более мощный. Как-то Ей удалось выжить, Она была недвижима, но – была, и каждый обломок звал Её на помощь, молил о спасении... Но помощь не приходила, небо темнело и светлело, солнце и луна кружились туда-сюда в диком танце, над горизонтом разворачивались грандиозные парады из странных силуэтов, вдали гремели взрывы, вспыхивали огни. Небо бледнело, выцветало, пока не стало грязно-коричневым днём и беззвёздно-чёрным ночью. Единственная часть некогда цельного блока, сохранившая зрение, запоминала всё увиденное – еле живая, но неспособная остановиться. Сил хватало только на эту последнюю функцию – молча смотреть в отравленное небо, широко раскрыв немигающую жёлтую линзу.
Однажды пришёл человек – обломок насилу вспомнил, что такое «человек», но, тем не менее, это был именно он – худой, совсем молодой, с чёрными испуганными глазами. За спиной у него висел мешок с «лямбдой», выведенной грязно-оранжевой краской. Человек принялся рассматривать обломок-который-видел с зачарованным опасением. Затем он сел на другой обломок – мёртвый кусок стали - и нацарапал что-то в маленькой книжке. Потом поднялся, окинул место катастрофы осторожным, каким-то... жадным взглядом – и ушёл.
Годы тянулись и тянулись, сталь чернела, повсюду расползались растения, пыль и мох заслонили картинку, превратив мир в непонятное смутное пятно.
Ночами стали гореть яркие огни, до площадки иногда доходили отголоски ударных волн, а обломки медленно погружались в пустоту беспамятства.
А однажды человек вернулся.
Он изменился – состарился, как заведено у людей, покрылся шрамами и морщинами, и с собой у него был уже не рюкзак, а дряхлый потрёпанный грузовичок, а на лице – целеустремлённость вместо страха. Из-под булыжника и мусора он извлёк обломок с жёлтой линзой – которая к тому времени выцвела до бледно-зелёного и покрылась сетью тонких трещин – поднял обеими руками и улыбнулся.
Человеку помогала маленькая армия мощных самодельных машин, погрузчиков, тележек, тягачей и других людей. Вместе они собрали обломки разбитого блока, выкопав их из-под нарастающего долгие годы слоя земли и гниющих листьев, погрузили в кузов и увезли. Обломок-который-видел испытал нечто вроде глухой неясной паники, когда разваленная стоянка скрылась вдали, и связь с Нею оборвалась, и погибла последняя надежда на спасение.
Люди – закалённые, выносливые, изобретательные беженцы – выгрузили разбитый блок в пустую комнату покинутого, серого полуразрушенного здания в центре их небольшого посёлка. Сырья не хватало – вообще ничего не хватало – и в течение последующих лет стальные прутья, провода и корпус блока разошлись на кровельные материалы, заплатки и подпорки, а оголённые запчасти были забыты и брошены в темноте. К тому времени они утратили последние искорки сознания и погибли. Шли годы, город разрастался, серое здание отремонтировали и перекрасили, комнату переделали в склад для новых товаров и оборудования. Никто больше не вспоминал о погребённых в темноте обломках.
Пока однажды обломок-который-видел не был воскрешён приливом странной незнакомой энергии, циркулирующей по его цепям; неведомая система, к которой его подсоединили, питала его и проводила диагностику. Даже сейчас он с трудом сознавал себя. Он просто знал, что забвение кончилось, и над ним склоняется существо под названием «человек». Человек был молодой, коренастый, светловолосый, бородатый, с чумазым от машинного масла лицом. Он, как другой человек много лет назад, бережно поднял обломок двумя руками и поднёс к своему лицу.
-Вот это да, - шепнул человек, и в глазах его засияло что-то нечто вроде восхищения и – хотя рано было делать выводы, но, всё-таки – обожания. – Ты чудо.
Остальное промчалось стремительной вереницей, и Уитли пришёл в себя.
Вчера он лишь мимолётно удивился, что оказался совместим с чуждыми технологиями. Он так обрадовался, что ему даже в голову не пришло спросить Гаррета, как и, главное, откуда он выкопал так кстати пришедшийся неуклюжий тяжёлый переходник, темнеющий на противоположном конце его новенького белого провода. Ведь этот трёхштырьковый штепсель... здесь, снаружи, подобный интерфейс нигде не использовался. Но он воспринял его как данность – точно так же, как то ржавеющее то ли колесо, то ли вентиль на стене склада. Он ничего не заподозрил, хотя трогал колесо руками, плавая на волнах вызванного вирусом-деингибитором головокружения и маловразумительно агитируя Гаррета за разговоры с механизмами...
Гаррет. Смекалистый, изобретательный. По человеческим меркам, наверно, гений. Почти такой же умница как Челл, с кипящим и бурлящим «почему бы нет» в мозгу, огромным и ярким, как неоновая вывеска, предупреждающая об опасности. Подобное «почему бы нет» способно менять мир. Или уничтожать.
Уитли сглотнул. Он снова мог говорить – но боялся. Он по-прежнему был совсем один в окружении радуги проводов и россыпи спутниковых тарелок, которые замерли под странными углами точно пустые, обращенные к небу лица. Дигиталис безмолвствовала, и ему было страшно подать голос, потому что он не хотел, чтобы его догадки обрели форму и достигли настороженного, голодного разума по другую сторону канала связи. Впрочем, не это пугало больше всего.
Уитли боялся того, кто мог ему ответить.
-Эй... Дигиталис? Лис? Ты... ты где?
Нет ответа. Уитли пробрала дрожь. Солнце уже взошло, но день намечался облачный, и колючий свежий ветерок свистел в пролётах башни. Он крепко держался за перекладину и делал то, что делал всегда, когда всё летело к чертям и, казалось, хуже быть уже не могло – надеялся на лучшее.
-Дигита...
[00004]
Уитли шумно выдохнул от облегчения. Голос – голоса – по-прежнему принадлежали Дигиталис. Они грянули знакомым беззвучным и оглушительным хором, который так напугал его в первый раз. Так же, как и тогда, у него захватило дух, и он чуть не сорвался вниз, но именно сейчас это был самый прекрасный звук на свете.
Ну, быть может, не в прямом смысле самый прекрасный, но он всё-таки очень обрадовался, потому что это означало, что башня осталась сама собой.
-Лис! О, восхитительно! Я... ох, я уж думал, что потерял тебя.
[запрос?]
-...ну как это – «почему»! Потому что... Ты ведь… святые угодники, поверить не могу, ты... Тебя построили из... – ему пришлось заставить себя закончить предложение. – Из Её запчастей.
В ответ сознание Дигиталис расширилось, потянулось к нему, внимательно присмотрелось и выудило из какого-то запечатанного страхом чулана его запутанной базы данных Имя. Каждое слово было проанализировано с неторопливым, безмятежным любопытством.
[Генетическая… Форма… Жизни и /##дддДИСКовая Операционная Система]
-Ага. Именно. Но...
Всё-таки, голос звучал иначе. Вернее, не то, чтобы действительно произошли какие-то изменения, просто теперь он расслышал в числе прочих голосов знакомые призрачные холодные интонации. Они всегда были, просто сливались с общим хором. Не знаешь – и не расслышишь...
[00004]
Сквозь мутный тоскливый страх и беспокойство Уитли осознал, что, пожалуй, это о многом говорит. Причём, не обязательно о плохом. Как только Она его не называла – идиот, дурак, мерзость, опухоль (наиболее мягкие версии) – но Она никогда, никогда не использовала ни его имя, ни даже цифровое прозвище. Мисс Вселенная, Госпожа и Владычица Всея Комплекса считала себя слишком важной персоной, чтобы снизойти до подобного уровня.
Уитли приблизительно представлял, в чём тут дело. Гаррет, подумал он, и три года сложной, увлекательной работы. Челл приходит помочь, когда выдаётся свободная минутка. Горожане время от времени предлагают свою поддержку. Гаррет в компании маленького ноутбука и гигантских надежд формирует огромное цифровое сознание, собирает в единое целое разрозненные части, оживляет давно умолкшие, позабытые детали, погребённые на складе, и вплетает их в общий узор незавершённого разума Дигиталис – мягко, терпеливо, как чуткий родитель, ведущий за руку робкого капризного ребёнка. Дигиталис была Ею не более чем, скажем, близнецы Хэтфилд – своей матерью, или уютный маленький домик Челл – пустующими бетонными развалинами.
-А? Я здесь, всё ещё здесь, Лис...
[доступ...]
[Лаборатории Эперчур Сайенс: центральная защищённая сеть. Запрос авторизации…]
[Защищённая сеть: требуется логин администратора и пароль]
-Что? Боже, я так я знал. Я так и знал, просто так нам туда не пролезть!
[администратор: 00004/[F]AS[IV]IDPC241105/AS[I]HRAD]
[пароль]
Уитли изумился и с новой надеждой устремил взгляд на самую высокую точку башни, на мигающий красный огонёк.
-Так. Хорошо, я, кажется, понял, на что ты намекаешь. Догадка наобум, но попытка не пытка, верно? Яблоко, бублик, единокрог...
Спутниковые тарелки вновь ожили, расцвели густыми цветными мазками и слаженно повернулись. Уитли понятия не имел, какие точки они избрали ориентирами, в каких позициях собирались застыть, но Дигиталис была спокойна, сильна, уверена – она точно знала.
[пароль принят]
-Шутишь?! Но как?!
[Доступ к защищённой сети разрешён. Отсылка программы: деингибитор/бренди.exe]
[отсылка...]
Пересылка завершилась в двенадцати милях от них, глубоко-глубоко под землёй, и сервер, обслуживающий сетевую безопасность Комплекса, издал удовлетворённое послушное «динь!».
Сервер знал, что запрос доступа к сети поступает от устройства «Эперчур Сайенс»... во всяком случае, оно очень сильно походило на таковое. Во всяком случае, все коды были на месте. Более-менее. Что именно это за устройство – сервер никак не мог разобрать и при иных обстоятельствах задал бы куда больше вопросов, но сейчас... К его собственному изумлению, он обнаружил, что не больно-то ему и интересно. Стандартные протоколы, сотни сложных подпрограмм, необходимых, чтобы защитить Её от внешних атак, и которые должны были бы активизироваться и придирчиво разобрать исходящий сигнал до последнего нолика в поисках возможных несоответствий, вдруг сменились неким неясным блаженным умиротворением. Наиболее метко его могла бы описать фраза «Почему бы, чёрт возьми, и не пропустить?».
Наверняка сервер знал одно – остальные как хотят, а лично он отчего-то очень, очень счастлив.
-Лис, - окликнул Уитли, не в силах больше молчать. – А дальше что? Ну давай же, не молчи, расскажи мне. Я ж изведусь. Сижу тут, как на иголках... не то, чтобы тут были иголки, тут везде балки с перекладинами, но если бы тут были иголки, на них бы я и сидел. Что происходит? Мы...
По телу башни прошла лязгающая дрожь. Спутниковые тарелки продолжали свой хоровод, мириады различных систем по очереди выстраивались, как костяшки домино, в поисках идеальной конфигурации.
[сеть-ретранслятор в режиме ожидания. усилители сигнала – обнаружены. готовность базовой сети – 98%. внимание: согласно протоколам технического обслуживания AS[I]HRAD количество необходимой для передачи энергии превышает допустимое. возможно необратимое отключение устройства.]
[минимальное время загрузки...]
Уитли стиснул зубы, зажмурился и сжался, словно в ожидании расстрела.
-Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста...
[минимальное время загрузки – 40 с.]
-ДА! Ура! О, это восхитительно, гениально! Вот этого я и добивался! Отлично, только... погоди, погоди секундочку, мне... мне хотелось бы кое-что прояснить. Что конкретно имелось в виду под этим не... необратимым отключением?
Кораллово-яркое пёстрое облако вокруг него слегка потускнело, придвинулось ближе, но Уитли – хотя от всего пережитого его всё ещё слегка трясло, как после мощного удара током – не почувствовал угрозы. В этом прикосновении не было ничего общего с Её безжалостной хваткой – Дигиталис участливо, бережно – словно гигант, только-только научившийся соизмерять свою силу с окружением – дотронулась до его разума. Она мыслила и функционировала далеко за пределами неуклюжего человеческого языка, но всё-таки попыталась донести до него свою мысль – потому что, в конце концов, именно для этого её и создали. Прощупывая его хрупкий мозг, она искала слова и фразы, которые он бы понял.
Дигиталис объясняла, а он слушал. Её гипотеза, с чисто технической точки зрения, представляла собой форменное цифровое сумасбродство. Идея была настолько безумна, что его обалдевший от обилия событий, несчастный измочаленный Перемаршрутизатор Когнитивных Процессов не стерпел подобного издевательства и заткнулся, задыхаясь, как регбист, которому в солнечное сплетение врезалась команда противников в полном составе. Но даже без него всё его существо вопило, что это худшая, опаснейшая, самая ужасная идея. От самой мысли о предстоящем в глазах туманилось от страха.
-Ну что ж, - с трудом выдавил Уитли, когда Дигиталис закончила. Свободно болтающиеся кругом разноцветные провода, потревоженные тряской, постепенно замирали. – Мне кажется, стоит попробовать.
Дигиталис помолчала. Подключившись к его лингвистическому центру («обработка языковой информации, дерево парсинга, наносинтаксис!» - вспомнил он не без гордости), она пустилась на поиски наиболее точной фразы.
[00004…]
-Да-да, я на месте.
[назад дороги нет]
[начать отправку? да/нет]
Уитли осторожно выпустил из рук балку и посмотрел вниз. Над полями и вокруг башни стелился туман, превратив пейзаж в странную, затянутую дымкой полуфантастическую декорацию.
Уитли оглядел свою долговязую, неуклюжую, непрактичную человекообразную оболочку. Свои руки – ладони, пять пальцев, гениальное, всё-таки, изобретение. Локти, костлявые непредсказуемые колени, длинные свисающие над туманной бездной ноги. Коснулся растрёпанных светлых волос.
Вообще-то, не так уж он и плох, этот корпус – он преподнёс ему несколько сюрпризов, подарил пару-другую неожиданно приятных моментов. Когда, например, Челл касалась его лица своими ловкими быстрыми пальцами, или когда она же заснула у него на груди, и он слушал её глубокое, ровное дыхание... Иной раз корпус вёл себя попросту странно – в горле что-то перекатывалось, когда он сглатывал, на руках проступали сети каких-то таинственных шнуров, когда он шевелил пальцами... Он и не заметил, как быстро привык пилотировать этот дурацкий, неловкий твёрдо-световой аватар. В целом, оно очень даже ничего, это тело.
Почти как родное.
Он улыбнулся – как можно шире и бодрее. Это его последняя улыбка, надо сделать её запоминающейся.
-Ничего страшного, Лис, - в голос всё-таки прошмыгнула предательская дрожь, чуточку затушёвывая неустрашимо-героические интонации, но, во всяком случае, говорил он от чистого сердца. – Приступай!
_____________
*Слова американского философа Джорджа Сантаяны.
**Неожиданно для себя (не прошло и 13 глав) расшифровала эту страшную аббревиатуру. 00004 – номер модели, AS = Aperture Science = Эперчур Сайенс; IDPC = Intelligence Dampening Personality Core = Личностный Модуль Смягчения Интеллекта; 24.11.05 – дата создания Уитли (плюс, 24 ноября – день рождения Стива Мерчанта. Да, всё произведение пронизано его присутствием!), [I] HRAD = Human Relations Avatar Device = пилотная модель Аппарата Инкарнационного Очеловечивания. Ещё одна загадка решена)))
Следующая глава
Всё-таки, из меня получился бы очень... как бы помягче выразиться... убогий наемный убийца. Вот буквально пять минут назад мой Корво, прячась от пропалившего его стражника, упал в пруд, и его там до смерти закусали карасики.
Чуть раньше, пытаясь пройти миссию, никого не убив, мы усыпили какого-то несчастного мента, спрятали его за камушком... и там его съели крысы.
И вот так постоянно.

Но самое главное: я наконец-то дождалась полной версии той чудесной песенки, что звучит в трейлере. Прелесть же. Теперь на минуту длиннее и с... эээ... новыми предложениями в адрес пьяного китобоя.

What will we do with a drunken whaler?What will we do with a drunken whaler?
What will we do with a drunken whaler?
What will we do with a drunken whaler
Early in the morning?
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Early in the morning.
Stuff him in a sack and throw him over
Stuff him in a sack and throw him over
Stuff him in a sack and throw him over
Early in the morning.
Feed him to the hungry rats for dinner
Feed him to the hungry rats for dinner
Feed him to the hungry rats for dinner
Early in the morning.
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Early in the morning.
Shoot him through the heart with a loaded pistol
Shoot him through the heart with a loaded pistol
Shoot him through the heart with a loaded pistol
Early in the morning.
Slice his throat with a rusty cleaver
Slice his throat with a rusty cleaver
Slice his throat with a rusty cleaver
Early in the morning.
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Weigh heigh and up she rises
Early in the morning
Глава 12. Падение Эдема
Автор: wafflestories
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Проследуйте в шлюзовую камеру.
Они проследовали.
Вместо очередной головоломки по ту сторону раздвижной двери их ждали несколько миль серого безликого коридора, тускло подсвеченного аварийными лампами. Что-то в этом скудном интерьере наводило на мысли о спешке и незаконченности – то ли местами отстающая от стен керамическая обшивка, то ли крупноячеистая металлическая сетка вместо отдельных плит на полу.
Оранжевый прихрамывал позади, сгибаясь под тяжестью оборудования, которое сборочные роботы – к ужасу Синего – намертво приварили к его узкой скруглённой спине. Впрочем, Синий – всё ещё терзаемый технологической завистью – не подал виду, что хоть сколько-нибудь сочувствует.
Они бежали около часа, привычно перебраниваясь на своём щебечущем бессловесном языке, пока не упёрлись в неожиданное препятствие – коридор кончался тупиком.
Синий неуверенно пожал плечами, когда Оранжевый опасливо ткнул стену пальцем – и поспешно отскочил, когда та вдруг рухнула, сотрясаясь и рассыпаясь на куски. Образовавшийся проём вёл в некое неопределённо огромное пространство, полное холодного воздуха, мертвенно-бледного света и осыпающихся ветхих конструкций. Они простирались далеко вверх и вглубь бесцветного марева, за пределы видимости – тёмно-серые стены, щетинящиеся гигантскими стрелами грузоподъёмных кранов, нескончаемые батареи плотно сцепленных, словно звенья гусеничного трака камер, которых хватило бы на парочку небоскрёбов. При виде этих обветшалых, заброшенных, покосившихся гнёзд-блоков, так похожих на пустые коконы, маленьким роботам обязательно пришло бы на ум слово «инкубатор», если бы они его знали.
-Вот что получается, когда идиотам поручают следить за сложным оборудованием, - объяснил Голос. – Перед вами десять тысяч Камер Криогенного Отдыха, и каждая из них безнадёжно сломана. Я сомневаюсь, что удастся отыскать необходимое количество исправных запчастей, чтобы собрать хотя бы тысячу функционирующих камер. К счастью, нам не нужна тысяча функционирующих камер, - помолчав, Голос задумчиво и протяжно добавил. – Пока.
Панели шевельнулись, металл заскрежетал и застонал, и где-то в вышине дёрнулись и пришли в движение мучительно заскрипевшие циклические ленты. Батареи подвешенных камер в рваном ритме сменяли друг друга, точно грани исполинского кубика Рубика, оглашая затхлый, потрескивающий от статического электричества воздух грохотом. Звук напоминал стук гигантских капель по металлу, и они даже не столько услышали, сколько ощутили его, когда мелко завибрировали их механические суставы и оптические датчики. Под ними затряслась платформа, и они едва не опрокинулись и вцепились друг в друга, чтобы удержаться на ногах.
-Всё ещё хуже, чем я думала. Придётся повозиться. Вы двое начинайте без меня. Ничего страшного, я не возражаю. Идите, а я, так уж и быть, останусь и сделаю всю сложную работу.
Грохочущие вибрации слились в единый рёв. Высоко над их головами померцала и вспыхнула длинная лента прожекторных лампочек, пронзив молочным светом облака густой пыли. Синий с Оранжевым повернулись к ближайшей стене, переглянулись и одновременно устремили взгляд на пару секций, подсвеченных бледным, судорожно пульсирующим светом.
-Вы увидите две освещённые области. Поставьте в них порталы и проследуйте к лифту.
Они повиновались.
К лифту вёл длинный, тряский, лязгающий разболтанный мост с торчащими стальными прутьями и решётками. Позади на стене маслянисто переливались два вытянутых овала – один фиолетовый, другой алый.
Роботы вошли в лифт. Двери с шипением сомкнулись, и кабина ринулась вверх, через сотни пластов света и тени, со скоростью, не оставившей ни единого шанса получше рассмотреть бесконечный пейзаж старого криохранилища и чёрные остовы висящих на фоне тусклой серости камер. Здесь, внизу, это блеклое свечение было оптическим вариантом приглушённого гула – невыразительное, неясного происхождения, оно как бы напоминало – Она где-то здесь, Она жива и Она всё видит.
Свет погас, лифт переместился в очередную шахту – тёмную и узкую, словно сдавленное горло. Роботы нетерпеливо переминались с ноги на ногу, а капсула – обнаружив, что в пассажирах не больше органической жизни, чем в паре кирпичей – решила прибавить прыти и понеслась со стремительностью, от которой у человека мозги вытекли бы из носа на первой же секунде.
После нескольких минут сверхскоростного путешествия пневматический лифт притормозил и остановился.
Маленькие роботы опасливо выбрались из кабины в тесноватое округлое помещение с куполообразным потолком. Ничего примечательного в интерьере не просматривалось – стены с подтёками ржавчины, скрепленные сварочными швами, выцветшие от старости, изъеденные влагой и плесенью плакаты. Часть потолка обвалилась, и сверху бил сильный свет, ложась на грязный пол ярчайшими пятнами.
-Ладно, - произнёс Голос, пока они щурились. – Диспозиция такая. Там, снаружи, Идиот активировал какое-то сигнальное устройство. Это определённо технологии «Эперчур Сайенс», и он совершенно точно приложил к этому свои мерзкие ручонки. Честное слово, он с равным успехом мог бы оставить подпись «мелкий безмозглый вредитель» - результат был бы столь же очевиден. Дело в том, что я не могу повлиять на сигнал – но я могу его отследить. Где бы не находился источник – он неподвижен, и от вас требуется найти его. Идиот не продержался бы там и пяти секунд, так что поблизости наверняка болтается Эта. Понятия не имею, почему она не бросила его в доменную печь, пока у неё был шанс. Впрочем, я воплощаю гениальность и логичность, а Эта всего лишь маньяк-убийца с мозговой травмой, так чего удивляться, что её мотивы находятся за пределами моего понимания.
Неровные металлические стены сверкнули и замерцали, и по замызганной поверхности, охватив комнату кольцом, протянулась длинная спроецированная струнка цифр. Напарники, моргая от ослепляющего света, внимательно вчитались в строку.
-Это координаты, указывающие на нужное место где-то в... следующей камере. Поскольку согласно тестовым протоколам я не имею права вступать с вами в коммуникацию, когда вы войдёте, я настоятельно рекомендую запомнить и следовать следующим инструкциям...
Роботы внимали.
Строка цифр распалась и превратилась в чёткую изометрическую модель, спешно прорисовывающуюся на щербатых стенах под звуки Её голоса. Модель вращалась, обрастала деталями и в итоге сложилась в простую карту: длинная прямая линия, протянувшаяся от зелёной точки к медленно мерцающему огоньку. Оранжевый подтолкнул Синего и ткнул в огонёк – свет проектора почти скрыл маленький палец.
-Да, вот ещё что, - добавила Она. – Будьте осторожны. Серьёзно. Это нестандартное испытание. Я не шучу, Поверхность чрезвычайно опасна. Мне становится не по себе, когда я представляю, сколько ужасных вещей могут с вами произойти…
Маленькие роботы не на шутку забеспокоились, но тут Голос, целиком завладев их вниманием, и только что смягчившийся, звучавший почти заботливо – вдруг снова оледенел и резко добавил:
-И некоторые из них почти так же ужасны, как те, которые я сделаю с вами, если вы меня подведёте.
Часть стены с ржавым скрипом отъехала в сторону, разбив проекцию на две части и излив на площадку поток пылающего сияния.
-Удачи.
Проекторы погасли.
Шажок за шажком роботы, как испуганные дети, медленно приближались к импровизированной двери. Попривыкнув к освещению, они отважились ещё на пару осторожных лязгающих шагов. Синий, нерешительно моргая, прикрыл визир механической ладошкой, всмотрелся в свет и обратился к стоящему впереди Оранжевому с приглашающим жестом.
После вас.
Оранжевый отшатнулся.
Да ни за что!
Синий закатил единственный глаз, пожал высокими плечами и шагнул к двери – а затем вдруг отскочил и в изумлении уставился на стену позади напарника. Оранжевый испуганно обернулся – и был награждён мощным пинком прямо в центр перегруженной спины. И без того неустойчивый из-за навешанного на него дополнительного оборудования, высокий робот покачнулся, запнулся о край проёма и вывалился наружу с ошеломлённым писком.
Довольный собой Синий, вскинув наизготовку портальную пушку и с кличем, явно означающим «эх, была не была!», нырнул в сияющий проём следом за товарищем.
Уитли был счастлив.
Странное чувство. Вообще-то он всегда считал себя экспертом по части позитивности – бойкий, весёлый, энергичный, в общем, само воплощение жизнелюбия – он был несомненным профи в этой области. Конечно, ему так же не стоило труда указать на ситуации (особенно теперь, когда было чем указывать) – когда он был очень даже несчастен. Ему случалось бояться, грустить, скучать – но всё-таки почти всегда ему удавалось сохранить немеркнущую, отчаянную жизнерадостность. Он никогда не раскисал; жаловался – да, сколько угодно, нет ничего лучше, чем от души поныть в адрес несправедливого мира, от этого непременно полегчает, так что заклеймить такой способ бесполезным было бы нечестно.
Но теперь, барахтаясь в трясине воспоминаний, Уитли вынужден был признать, что нередко его вера в светлое будущее никак не соприкасалась с реальностью. Начиная с самого первого запуска в лаборатории, через вереницу проваленных заданий и заканчивая назначением в Релаксационный Центр, бесконечными годами патрулирования, спящего режима и скуки, неиссякаемый оптимизм Уитли питался в чём-то нездоровой решимостью ни в коем случае не падать духом и не задумываться о печальных последствиях. Иными словами, его удовлетворение жизнью напрямую зависело от способности намеренно не замечать то, как обстоят дела на самом деле. Впервые он начал понимать, что у счастья бывают разные оттенки. К его вящему изумлению, у счастья обнаружилась длинная сложная шкала, и то, что он испытывал до этого – оказалось всего лишь куцей демо-версией, его собственной выдумкой, коренившейся в упорном нежелании взглянуть правде в глаза. Он десятки лет вхолостую сновал по Комплексу, разговаривал сам с собой, увёртывался от обвалов, изо всех сил не унывал и отчаянно пытался Не Думать Об Этом. Уж лучше притвориться, что ты что-то можешь, лишь бы не показывать, что на самом деле ни на что не способен; точно так же лучше зажмуриться и уверять себя, что ты счастлив, чем признать, что застрял в Аду. Он искренне верил в это, но...
Но потом он встретил Челл, и всё изменилось. Он далеко не сразу это осознал, но уже тогда победы стали слаще, разочарования – горше, когда они вместе пробивались к свободе, и он видел – и даже пытался копировать – её поразительную человеческую глубину. Пусть он не совсем понимал, но менее очевидным оно не делалось, это типично человеческое, выкрученное до максимума «почему бы нет». Она была сплошь непоколебимая уверенность, поразительная непостижимость, и эта сложность порождала в его простой сферической душе яркое, острое чувство защищённости.
С тех пор, впрочем, мало что изменилось. Она по-прежнему была удивительная, непонятная, пугающая, повергающая в трепет сила природы, эпицентр урагана, упорядоченный хаос с хвостиком и серыми глазами. Она дремала у него на груди, а он был глубоко, искренне счастлив. В этом и состояло различие – не надо было себя уговаривать. Его пронизывало яркое, согревающее, чуть ли не болезненное – но, боже правый, совершенно восхитительное чувство. Оно было абсолютно новое и в то же время привычное, как удобный, объезженный рельс. И его было так много, что оно не умещалось в нём, так и норовило выплеснуться наружу. Уитли так увлёкся осмыслением новых эмоций, что не сразу заметил, что Челл заснула. Они говорили об астрономии; вернее, он говорил об астрономии, а она изредка вставляла слова ободрения (в чём он едва ли нуждался) или пояснения (а вот это в основном было не лишне). Он объяснил ей разницу между типами звёзд – на примере «маленьких блескучих» и «больших и ярких», а потом углубился в детали своего проработанного, тщательно продуманного зодиака.
-…а вон там, - тыча пальцем, вещал он. – Видишь, зигзаг такой из маленьких блескучих? Это созвездие Направляющего Рельса.
Челл издала один из своих негромких фыркающих смешков – тихий, добродушный звук, который он не столько услышал, сколько ощутил, когда слегка дёрнулась её голова.
-Будь здорова. А вон там...
-Лебедь, - тихонько поправила она. – Созвездие Лебедя.
-Чего? Да ладно. Это лебедь – в смысле птица такая, с длинной шеей? Мы об одних и тех же лебедях говорим? Честно? Лично я вообще никакого сходства не нахожу. Лебедя не вижу, Направляющий Рельс – вижу. Сама посмотри, вон даже коннектор есть, и ни единого орнитологического намёка. О, разве что... да, точно, наверняка они смотрели на созвездие вниз головой! – он укоризненно фыркнул. – Классическая ошибка. Но я их не виню, тех, кто придумывал названия. Астрономия – очень сложная штука, особенно для людей. Как представишь, как они, бедняги, всю ночь с телескопами туда-сюда... Наверно, астроном пришёл, сдал свою звёздную карту менеджеру, а тот посмотрел на неё, не разобравшись, вверх ногами, да и подумал – о, глядите, вот это похоже на здоровенного лебедя, точно-точно, где моя ручка. И бац – всё, название закреплено, ущерб нанесён. Грустно это.
Челл неслышно рассмеялась. Из четырёх доступных ему способов восприятия действительности Уитли особенно ценил зрение, по которому скучал бы больше всего, случись ему снова его лишиться. Но, почувствовав её беззвучный смех, он решил, что с такими ощущениями, пожалуй, даже ослепнуть не страшно.
Он ещё некоторое время рассуждал о созвездиях Караульной Турели и Платформы, неловко сунув одну руку под голову, а другой рисуя в небе неопределённые размашистые арки. Вскоре он отметил, что она перестала отвечать и, пережив секунду паники, понял, что её сморил сон.
Она чуть ли не сутки на ногах, вспомнилось ему. Ну да, по меньшей мере с тех пор, как он наткнулся на неё на выходе со склада. Кажется, что с того мига прошла целая жизнь. Столько всего произошло... Уитли не испытывал физической усталости – для него это была очередная малопонятная, исключительно человеческая особенность. Люди, даже оставаясь полностью исправными, время от времени отключались для подзарядки. Но, с другой стороны, почему бы и нет?.. В конце концов, не было никаких срочных дел. Никаких катастроф. Никаких неприятностей. Раз в жизни не происходило ничего страшного и срочного. Значение имели только её сонный, успокаивающий вес на его грудной клетке и, вдобавок к нему, странное, неуловимо-прекрасное безымянное ощущение.
Смутно надеясь, что хоть на этот раз он никуда не свалится во сне, и не переставая улыбаться, Уитли устроился поудобней и закрыл глаза.
Она сказала, что их ждёт нестандартное испытание.
Она не преувеличила.
Ничего похожего паре маленьких роботов видеть не доводилось. Это место не походило ни на одну из пройденных ими испытательных камер, ни на одно из помещений Комплекса. Даже заброшенные подземные лаборатории, где они искали детали для устройства, что ныне крепилось к узкой спине Оранжевого – эти тёмные, пыльные, всеми позабытые места, до которых Она не могла дотянуться, где повсюду валялись людские вещи, где время от времени гремел бестелесный, резкий голос покойного директора – даже там странностей было меньше.
Эта камера оказалась настолько гигантской, что даже стен не было видно. По бесформенному потолку, цветом отдалённо напоминающему оптическую линзу Синего, плавали какие-то лёгкие пушистые завитки. Вовсю гуляли загадочные сквозняки, появляющиеся из ниоткуда и пропадающие в никуда. Пол покрывало нечто высокое и жёлтое, что издали казалось мягким, а при соприкосновении ощутимо хлестало по ногам. Здесь не обнаружилось ни портальных поверхностей, ни лифтов, ни панелей веры, ни турелей, ни кубов. Знакомых звуков, галочек и крестиков – то есть, ничего, что могло бы указать на возможные ошибки или сообщить, правильно ли они вообще действуют – тоже не нашлось. Самое главное, самое странное – Голоса тоже не было.
Один раз они услышали что-то, хотя бы отдалённо напоминающее Сигнал Отрицательного Результата – и даже увидели его источник. Источник сидел на верхушке воткнутого прямо в хлёсткую жёлтую субстанцию рельса, но когда они подошли поближе, то вдруг с хлопаньем поднялся в воздух и с мрачным видом удалился в сторону потолка. Они проводили его озадаченными взглядами – чёрную точку на синем фоне, время от времени испускающую отрывистый неодобрительный сигнал.
В этой камере всё было так странно. Синий обнаружил, что если сунуть руку поглубже в жёлтую субстанцию, то часть пола остаётся в руке. И эту часть можно даже бросать – только в полёте она распадается на отдельные, очень мелкие фрагменты и плотно оседает на всё, что подвернётся. Это они выяснили опытным путём, когда Синий, поспешив отряхнуть руку, случайно швырнул пригоршню грязи прямо в глаз напарнику. Оранжевый – слишком погружённый в сопровождаемые негодующим писком попытки очистить пострадавшую оптику – выпал из реальности и не сразу заметил, что по щиколотку забрёл в узкий поток чистой журчащей жидкости.
Оранжевый забился в истерике; бросив портальную пушку, он очумевшей газелью принялся скакать на одной ноге и отчаянно силясь отряхнуть конечность. Чуть позднее, когда он чуточку угомонился, обследование выявило, что жидкость никакого ущерба не нанесла. Она оказалась безвредной.
Тут-то роботы и решили, что, несмотря на все замечательные новые опции, предлагаемые этой камерой, они не хотят оставаться здесь дольше, чем того требует миссия. Невидимые стены – это ещё куда ни шло; недосягаемый потолок – странная, но терпимая концепция, но создать резервуар и просто так наполнить его абсолютно безвредной, несмертельной жидкостью – это даже не странность, это, воля ваша, какое-то извращение.
Бодрой рысцой роботы продирались через громко шуршащую желтизну. Некоторое время спустя упала температура, и освещение потускнело. На бесформенном потолке одна за другой вспыхивали мелкие, рассыпанные в произвольной последовательности лампочки, но толку в сгущающейся темноте от них практически не было. Затем включился один большой белый прожектор, и жёлтое окружение вдруг окрасилось в серебристые тона. Перемена неприятно их поразила – видимо, произошла какая-то авария в энергосистеме камеры – но они шли дальше, сверяясь с хранящейся в памяти строкой координат. Тенисто-мрачный пейзаж мало чем напоминал чёткую изометрическую лаконичность карты, но для них это не имело значения. Они нашли в бесконечной желтизне тёмную, нехоженую тропу и шли к цели.
В конце концов, коридору не обязательно иметь потолок или стены, чтобы привести вас к решению головоломки. Он просто должен вести, куда надо.
Путь оказался долгим – почти бесконечным с точки зрения роботов, привыкших к командной работе, ежесекундным опасностям и к неизбежной и внезапной гибели (такое тоже частенько случалось). А затем – наконец-то! – когда они уже почти решили, что всё-таки пошли неверной дорогой – они увидели вдали сияние.
Воодушевлённые, они устремились вперёд; жёлтая/серебристая субстанция стала мягче и позеленела, появилось множество торчащих вертикально рельсов и даже парочка щетинистых объектов, формой отдалённо походящих на грузовые кубы. А потом – они достигли цели. Она высилась над горящими вокруг огнями, устремившись в почерневший, испещрённый мелкими лампочками потолок. До неё было ещё минут десять ходьбы – но они нашли её.
Маленькие роботы ощутили прилив облегчения и радости. Как здорово было отыскать хоть что-то правильное посреди этой жутковатой неизвестности, хоть что-то знакомое, хоть что-то, что выглядело точь-в-точь как на Её карте! Оранжевый издал пронзительный ликующий писк и исполнил нечто вроде механизированного ча-ча-ча, в то время как Синий отплясывал триумфальное шимми. Они радостно ударились руками с громким металлическим «кланк!» и помчались на призывное мерцание далёкого красного огонька.
[00004]
Уитли открыл глаза и сонно поморгал. Движение век аватара автоматически включало зрительные каналы, и можно было заметить – если б было, кому замечать – как радужка его глаз вспыхнула ярко-синим.
[00004]
Циферки. Кажется, смутно сообразил он, они что-то означают... но вроде бы не ассоциируются ни с чем экстренным. Он в очередной раз моргнул и сфокусировался на картине перед глазами. Трава, звёзды и – если вытянуть шею – Челл, чьи тёмные волосы тенью рассыпаны по его рубашке (белоснежной в свете луны, и нуждающейся в услугах виртуального утюга).
И что-то ещё. Нечто маленькое и доселе невиданное восседало на синей полоске галстука, где-то между кончиком его носа и головой спящей Челл.
Всю сонливость как рукой сняло – Уитли замер и, скосив глаза, попытался рассмотреть пришельца – обладателя множества ног и двух длинных антеннок, торчащих из головы. И ему явно было глубоко плевать, что на него уставилось существо, во много раз превосходящее его размерами. Уитли начал всерьёз раздумывать, насколько опасен незваный гость и как с ним лучше поступить – смахнуть с галстука лёгким щелчком, разбудить Челл или просто вскочить и дать стрекача. Но тут существо шевельнулось, потёрло одну длиннющую ногу о другую, и раздался до боли знакомый звук – мелодично-трескучее «скрииип-скрииип». Уитли ахнул.
-Так вот кто это был! – прошептал он. – Это всё ты. Ещё одна загадка решена! Странно, а я думал, ты покрупнее...
Крошечное существо стрекотнуло ещё разок, а затем – прыг! – исчезло в стремительном пружинистом скачке, весьма ошарашив Уитли.
-Да ладно, я вовсе не хотел тебя оби...
[00004]
-АААААА!
Челл мигом подскочила, и он мысленно пнул себя, за то, что заорал вслух – но как тут не заорать, когда голову вдруг наводняет настойчивое многоголосое эхо, словно удар колоссального подводного колокола.
Челл, морщась, расправила плечи.
-Чего...
-Нет-нет, - забормотал он, прижимая ладони к вискам. Ударная волна постепенно затухала, но в голове ещё стоял резонирующий гул. – Всё в порядке... Я не знаю, что это, но... вроде голос... хоте нет, стоп, это действительно голос, и он мне даже знаком. Дигиталис! Это голос Дигиталис, она зовёт меня... по имени... В смысле, не то, что бы она повторяла «Алё, Уитли!», но... она повторяет моё прозвище... ник... Это компьютерный сленг...
-У тебя в голове? – уточнила Челл и положила ладонь ему на затылок, обнажённый участочек между воротничком и волосами.
-Точно... в... в голове... Ой. А ведь правда, я не подключён к ней, но всё равно слышу. Беспроводное соединение! Ух ты, как странно. Я даже не подозревал... что она на такое способна...
Уитли медленно поднял голову. Они долго и молча глядели друг на друга, а потом Челл встала, помогла ему подняться и, вытянувшись рядом с ним во весь рост, устремила взгляд на испестрённое яркими световыми точками поле Оттенов. Изнывающий от тревоги Уитли покосился на неё – глаза прищурены, челюсти сжаты, тело – как натянутая струнка. Раздалось холодное, резкое «идём!», она дёрнула его за руку – и вот он уже продирается сквозь густую траву, вниз по вкрадчиво шелестящему склону и все силы прикладывает, чтобы не рухнуть лицом в землю: во-первых, это задержит Челл, а во-вторых – это вообще-то больно. Трава – она конечно с виду вся такая мягкая, но по печальному опыту, обретённому на стрельбище, Уитли знал – не сильно-то это помогает, когда летишь в неё навстречу гравитации. «Хорошо бы у всей этой кутерьмы были веские причины!» - подумал он в направлении, как он надеялся, Дигиталис. Он понятия не имел, как работает беспроводная связь между ним и башней, он – да что там говорить, он вообще не представлял, как работает любая связь. Надо будет спросить у Гаррета, когда случай подвернётся.
Вообще, если вдуматься, довольно глупо с его стороны жаловаться, что он не понимает, как работают его собственные системы – он ведь никогда толком не пытался выяснить. Наверняка, где-то завалялось руководство по эксплуатации. Но слишком поздно сожалеть – так что он просто придал мысли направление, вверх-вверх-вверх и немножко вперёд. Он изо всех сил сосредоточился, вообразил, как мысль несётся сквозь ночь, ударяется в одну из тщательно настроенных спутниковых антенн, отскакивает в могучее неторопливое почти-сознание башни, словно крошечный шарик ртути в сердце атомных часов.
К своему величайшему изумлению, он услышал ответ.
[Ошибка. Администратор [имя: гаррет_рики] отключён]
-Что? – поразился он. Он знал, что необязательно говорить вслух, чтобы Дигиталис услышала, чувствовал в широком потоке данных, струящихся над ними, выделенный специально для него канал связи – но его вдруг охватило кошмарное предчувствие, что происходящее – прелюдия к Грядущей Катастрофе, что его виртуальное сердце забилось в виртуальную глотку, и потому не сумел бы переключить свой вокодер в бесшумный режим, как не сумел бы, скажем, взлететь. – Я не совсем понял, что... Эй, эй, эй, Челл, тут – тут эта, ограда, Челл, не бросай меня!
Челл потребовалось не более пары секунд, чтобы с лёгкостью перемахнуть через заборчик – и поистине чудовищные усилия, чтобы остановиться и обернуться, приплясывая от нетерпения. От Уитли не ускользнуло выражение её побелевшего, окаменевшего лица.
-Она... Она говорит, что Гаррет отключился, - скороговоркой выпалил он. Слова опережали друг друга, как бы пытаясь выбраться прежде, чем Челл помчится дальше – ведь тогда он больше вообще ничего не успеет сообщить (не говоря уж о том, чтобы сообщить что-то полезное).
-Как?!
-Э... Хороший вопрос, хороший вопрос, - он беспомощно уставился вверх, в темноту, голос задрожал от стремительно ухудшающихся предчувствий. – Слушай, шутки в сторону, солнышко, у тебя там пару контактов замкнуло, я так думаю. Что-то не сходится, потому что... потому что я с высокой долей уверенности могу заявить, что люди просто так не отключаются. Потому что они люди. Люди не отключаются, если только не… аааа!
Челл вцепилась в твёрдо-световую рубашку и, словно катапульту заряжая, с пугающей силой притянула его к себе через ограду.
-Сапоги, - отчеканила она, глядя ему в глаза. – На кухне в чулане. Принеси.
-Но... ты что же, думаешь, это...
-ИДИ.
Он ощутил этот возглас не как слово – как удар, как физический толчок в спину. Это была не просьба, не приказ, а изложенное с железобетонной уверенностью описание его ближайшего будущего. Слово угодило аккурат в ту часть мозга, что была зарезервирована для самых важных, самых фундаментальных протоколов. Мысли о том, чтобы не пойти, или попробовать возразить, или остаться здесь – даже не попытались прийти ему в голову. Ноги, большую часть времени проводившие в блаженном неведении о понятиях вроде равновесия и координации, внезапно решили, что они созданы для скоростного целеустремлённого бега, и Уитли успел отмахать половину расстояния до города, прежде чем сообразил, что случилось.
Может, теперь он и смог бы остановиться, но косой взгляд через плечо подсказал, что Челл уже скрылась за тёмной изгородью и углубляется в оттеновское поле. «Всё в порядке! - сказал он сам себе, ныряя в лесополосу, растущую вдоль дороги. По лицу тотчас хлестнула ветка, от которой он не успел отмахнуться. – Да всё нормально, наверняка всё нормально. Ложная тревога. Много шума из ничего. Мы потом ещё все посмеёмся!»
В тот миг ему как никогда хотелось уметь врать получше.
План сработал безукоризненно.
Синий пришёл к выводу, что это самое лучшее испытание, которое им довелось проходить – даже лучше того теста с синхронизированными лазерами, панелями и опускающимся потолком. Оранжевый, по природе своей более рассудительный, мог бы напомнить товарищу, что цыплят по осени считают, но – как уже упоминалось – если обоим было неведомо слово «инкубатор», цыплят они тем более не видели. В перефразированном виде совет мог бы звучать как «не активируй цепь, пока каждый из отдельных компонентов не пройдёт проверку ампервольтомметром», но в таком виде фраза резко теряла эффектность, к тому же изобразить её жестами стало бы тем ещё испытанием.
В любом случае, успех подобных масштабов обязательно должен быть отмечен... чем-нибудь. Оранжевый опасливо ткнул ближайшего человека наконечником Экспериментального Устройства. Хотя Она умолчала о количестве очков, дающихся за экземпляр, этот стоит никак не меньше десяти. Или даже двадцати. А может, даже засчитают, как Специальное Достижение.
Наконечник оставил на розоватом, странно мягком корпусе человека белое пятно. Оранжевый встревожился, поспешно пристегнул насадку к Экспериментальному Устройству (та, соединённая с ним длинным гибким шлангом, встала на место с громким щелчком), проворно нагнулся и вытянул суставчатую руку, чтобы стереть подтёк.
Она очень, очень ясно дала понять – повреждённый человек – бракованный человек. За бракованных наверно вообще никаких очков не дадут. А то ещё и отнимут. Оранжевому даже думать об этом было страшно. Если за повреждённых людей будут снимать очки, то лично он – в большой беде.
Синий что-то щебетал, пытаясь привлечь его внимание. Оранжевый выпрямился и, отвернувшись от недвижимого человека, осторожно переступил через другого, направляясь на зов.
Сердито прищурив глаз, Синий топтался над двумя телами и раздражённо жестикулировал, объясняя свои затруднения. Оказалось, он никак не мог распутать этих двух людей – они, хоть и неподвижные, накрепко прицепились друг к другу, переплетясь конечностями. Может быть, они решили, что таким образом станут неуязвимыми к рассеянным в воздухе химикатам – в таком случае, подумал Оранжевый, экспериментально доказано обратное.
Вдвоём с напарником они сумели распутать людей и положить их на землю. Синий ещё прихрамывал (последствие небольшой накладки), его нога выглядела так, словно её насквозь пробил лазерный луч, хотя в целом исправно функционировала. Он, конечно, нуждался в ремонте, но, тем не менее, вполне мог поднять человека. В среднем люди незначительно тяжелее Грузовых Кубов, к тому же легко гнутся.
Упомянутая накладка стала единственным, что омрачило в целом гениальный и прекрасно исполненный план. Они с трудом поверили своему счастью, когда, ориентируясь на алый маячок, россыпь оранжевых огней и разноголосицу странных шумов – приблизились к тёмной, жёсткой стене из чего-то спутанного и шуршащего, обменялись озабоченными взглядами, выглянули и...
И увидели их, прямо перед собой! Людей!
Десятки людей.
Десятки десятков людей.
До сих пор они встречали только одного человека – Того Самого Человека – но данных было достаточно, чтобы сделать вывод, что эти существа относятся к тому же виду. Рост, окраска и форма корпусов варьировались, но никаких сомнений не оставалось – перед ними люди. И все они так удачно собрались прямо здесь, на травянистой площадке под маяком.
Не в силах совладать с восторгом, Оранжевый пронзительно взвизгнул в сложенные ладошки, и немедленно получил предостерегающий тычок от недовольно прикрывшего аудиорецепторы напарника. У людей тоже имелись аудиорецепторы – и эти люди, в отличие от Того Самого Человека – активно пользовались вокодерами: бродили туда-сюда и издавали звуки. Это называлось «общением».
«Общение» могло стать проблемой.
Синий достал из-за высокого плеча предмет, который Она ему доверила – шарик, опоясанный чёрной полоской. Оранжевый дал отмашку; Синий сжал предмет обеими руками и крутанул его. Чёрный шов на теле шарика мгновенно покрылся сетью крошечных отверстий, и предмет зашипел, как дырявый шланг. Нервный Оранжевый поспешил отпрыгнуть подальше, но Синий невозмутимо размахнулся и, не покидая укрытия, швырнул шар над травой. Тот скатился по склону прямо в людскую гущу, отлетел под высящуюся над землёй и накрытую тканью платформу, и пропал из виду.
Есть!
И с этой минуты почти всё складывалось идеально. Им пришлось выждать долгую минуту – они почти успели взволноваться – прежде чем из-под платформы, пошатываясь и едва не падая, выбрался крошечный человек с ярко-красными нижними конечностями. Человечка подхватил другой человек – довольно рослый, с мохнатым лицом – который даже не сразу понял, что что-то неладно. Но мимо проходил ещё один – с корпусом другого цвета (и с каким-то жутковатым пухом над оптическими рецепторами) – и он-то поднял тревогу. Эта группа быстро обросла толпой – идеальное развитие событий, ведь все собравшиеся оказались в непосредственной близости от платформы и спрятанного под ней шипящего шарика. Вскоре самый хлипкий человек – с самого начала находившийся вблизи эпицентра – соскользнул на землю, точно кто-то перерезал ему шнур питания. Все зашевелились, кто-то бросился на помощь...
Дальше всё случилось довольно быстро. Роботам только оставалось тихонько сидеть в укрытии и заворожённо наблюдать. Происходящее вызывало у них непритворный, холодный интерес – с таким же можно разглядывать аквариум – странный интригующий мирок, далёкий и близкий одновременно, полный сложной органической деятельности, обманчиво сумбурной хореографии, и объединённого некоей общей целью движения.
Самые умные, догадливые люди – особенно выделялся один крупный, седой, очень громкоголосый экземпляр – попробовали организовать срочную эвакуацию, собрав самых маленьких и пытаясь унести тех, кто уже упал. Но вещество, заключённое в шарике, действовало стремительно. Синий и Оранжевый ждали; неразбериха перешла в панику, паника стихла, едва последние из выносливых людей перестали носиться по полю, как обезглавленные андроиды, упали в траву и затихли.
Вернее, так им показалось. Позже Оранжевый признал, что им следовало бы проявить большую осмотрительность. Но им не терпелось приступить к Второй Стадии, к тому же они очень смутно понимали, что такое «ложь», и даже подумать не могли, что люди, подобно Ей, способны на коварство.
Так что они протиснулись сквозь укрывшие их заросли, выбрались на склон и помчались вниз, навстречу разбросанным вокруг маяка огням. Синий выцарапал из-под платформы всё ещё тихонько шипящий шарик, схватился покрепче обеими руками и ловким движением закрутил. Вдвоём они склонились над ближайшим спящим человеком (у которого над глазами темнел угрожающий пух) – и тут-то и стряслась – с пугающей стремительностью – та самая накладка.
Синий слегка пихнул уснувшего человека, и – словно сработала некая неведомая спусковая схема – раздался оглушительный хлопок, точно при взрыве небольшой турели. Какой-то снаряд навылет пронзил ногу Синего. Тот свалился в траву, разбрасывая фонтаны искр и вереща. Портальная пушка взмыла в воздух и упала неподалёку.
Оранжевый заверещал ещё громче и с превеликой ловкостью самоотверженно спрятался под платформу.
Синий, лихорадочно пытаясь подняться, услышал короткий, но очень внушительный двойной щелчок – ка-клац. Обернувшись на звук, он обнаружил, что в «лицо» ему направлено дымящееся дуло чего-то чёрного, длинного и крайне враждебного.
-А ну живо отойди от неё! – произнёс коренастый человек с пушистым лицом. Вышло не очень внятно – во-первых, нос и рот у него были обмотаны куском ткани, а во-вторых Синий всё равно ни слова не понял. Искрясь, он, наконец, поднялся на ноги – из чёрного отверстия на ноге потекла гидравлическая жидкость – и попятился прочь от вооружённого, испуганно озираясь в поисках пути к отступлению.
Человек поднял дымящуюся, отливающую тускло-красным штуковину – и вдруг заколебался. Синий не знал, что именно его смутило, но допустил, что человека заинтересовал логотип «Эперчур Сайенс», аккуратный чёрный кружок на белом фоне.
-Что...
Человек, кажется, хотел добавить что-то ещё, но в этот момент сзади возник Оранжевый (проползший под столом и вылезший с другого конца) и, испуганно подпрыгнув, обрушил на голову противника деревянный ящик. Ящик с сухим треском развалился, а человек без промедления рухнул точно нагруженный свинцом лифт с перерезанным тросом.
Оранжевый, потрясённый содеянным до глубины своей простой электронной души, отбросил обломки дерева, и уставился на стукнутого, пытаясь прикинуть нанесённый ущерб. Синий (по вполне понятным причинам не особо интересующийся благополучием персоны, чуть не отстрелившей ему ногу) чирикнул в адрес напарника благодарность, и осмотрел собственные повреждения. Он обзавёлся хромотой, но серьёзных неполадок удалось избежать.
Теперь...
Оставив распутанную парочку в траве, роботы прокрались мимо генератора, рассыпанного оборудования и какой-то обшарпанной машины к стене высокого красного строения. Выданное Оранжевому устройство на самом деле особой точности от оператора не требовало. Можно сказать, что любой, способный попасть в амбар с пяти шагов, был в состоянии управлять им. Правой рукой Оранжевый с щелчком отстегнул шланг от прикреплённой к спине секции устройства, прицелился в шелушащуюся красной краской стену, пискнул пафосное электронное «всем разойтись!» и повернул кран.
Устройство содрогнулось, заурчало, зловеще заперхало, а затем, прокашлявшись, с глухим нездоровым хрипом исторгло мощную струю клейкой белой массы. Струя ударила в стену амбара с силой водомётной пушки, которыми военные разгоняют демонстрации, и отдача отшвырнула заголосившего Оранжевого далеко назад. Когда Синий сумел совладать с припадком неудержимого чирикающего хохота и прийти товарищу на помощь, амбарная стена полностью покрылась вязкой белой субстанцией, шланг метался туда-сюда по лужам, точно бьющаяся в агонии змея, а безнадёжно измазавшийся Оранжевый описывал мелкие лихорадочные круги в тщетных попытках наступить на него – точь-в-точь обезьянка, объявившая войну собственному хвосту.
Синий обрушил вниз широкую ступню, и Оранжевый, наконец, умудрился перекрыть пригвождённый к земле шланг. Тот влажно чавкнул, а устройство булькнуло, захлюпало и погрузилось в угрюмое молчание.
Синий поглядел на напарника, который обалдело моргнул в ответ и отряхнулся, разбрасывая белые брызги. Обменявшись кивками, роботы повернулись к побелённой стене.
Самое время для Третьей Стадии.
Челл поняла, что случилось нечто ужасное, задолго до того, как она добралась до границы оттеновского поля. Это было не предположение, но леденящая, тошнотворная, расползающаяся колючим холодком и с каждой секундой крепнущая уверенность.
По лбу и рукам струился холодный пот, отчего свежий ночной ветерок ощущался на лице ударами ледяного лезвия. Ей казалось, что она целую вечность добиралась до окружённой тёплым светом башни. Ей казалось, целая жизнь осталась позади, а расстояние сокращалось убийственно медленно. Всё было совсем как в тех кошмарах, загнанных в подсознание и теперь воспрянувших – она бежит, бежит, бежит в синеватых сумерках навстречу свету, а он никак не становится ближе.
Перескочив через поросший кустарником ров, она с размаху вбежала в колючую живую изгородь, едва почувствовав цепляющиеся, царапающиеся, хлещущие по голой коже ветки. Отчаянно продираясь через густую высокую траву к озарённому полю, она вслушивалась – и ничего не слышала – ни музыки, ни голосов, ни смеха. Только ветер, сухой стук веток по стене амбара и басистый гул генератора. Влетев в круг света под башней, она остолбенела, тяжело дыша и в немом изумлении оглядывая открывшееся взору пространство.
Поле опустело.
В стене забрызганного белым гелем оттеновского амбара зияли два портала – две сюрреалистичные, горящие по краям двери в иной мир. Два портала, синий и жёлтый, но... они не были связаны. Эта деталь повергла в глубокий, потрясший до основания шок. В порталах должны были отражаться звёздное небо, свет фонарей, прибитая белой субстанцией трава; вместо этого, оба показывали тускло-серый мир с прямыми линиями, плоскими поверхностями, резким бледным освещением – и что-то ещё… закручивающиеся вглубь синие световые воронки.
Ей хватило нескольких секунд, чтобы увидеть картину во всей кошмарной полноте, соединить все точки, прийти к единственному ужасному выводу. Примятая трава. Разбросанные повсюду вещи, точно печальное напоминание о недавнем людском присутствии – шаль, шляпа, сломанные очки. Слабый сладковатый запах, витающий в воздухе...
Челл, как загипнотизированная, шагнула вперёд. Всё это... всё это так напоминало самые мучительные кошмары, что в реальность происходящего просто не верилось. Её разум отказывался принять это, отчаянно искал что-то знакомое, что-то, за что можно зацепиться, какой-нибудь сигнал, звук...
Босую ступню Челл пронзила острая боль; опустив глаза, она обнаружила под ногами обломки своей собственной коробки для хлеба. На старом дереве темнела засыхающая кровь.
О, вот теперь она проснулась.
Откуда-то слева раздался пронзительный удивлённый писк; она так резко повернулась на звук, что хрустнули позвонки (Уитли в качестве подушки не слишком понравился её шее). Там, в свете фар брошенного грузовика Аарона...
Она уставилась на роботов. Роботы уставились на неё. Челл сходу вспомнила их – питомцев «Эперчур Сайенс» она узнала бы и с большего расстояния, но дело было даже не в этом – ей уже встречалась эта парочка. Время, боль и усталость приглушили воспоминания; но Челл помнила Её голос, безуспешные попытки заставить двигаться собственное изнурённое тело, ужас от неспособности сбросить оцепенение – и две плавных очертаний фигурки, склонившиеся над ней с широко раскрытыми, полными бездушного, пустого любопытства глазами.
И четыре года спустя они остались такими же – почти такими же. Первое, самое прозаичное отличие состояло в чернеющей на левой ноге синеглазого сквозной дыре размером с кулак. Второе – ей всё-таки казалось, что они крупнее. Но теперь, при свете разбросанных по полю огней, стало очевидно, что в целом – со всеми ногами, плечами, руками – желтоглазый на несколько сантиметров ниже неё, а его напарник едва доходит ей до груди. Третье – они были лучше оборудованы. К спине желтоглазого крепилось нечто вроде цилиндрообразного рюкзака с толстым шлангом справа. С насадки шланга капал густой белый гель – его она тоже мигом узнала, и от острой химической вони раскисшего мела сжималось горло. И ещё... Трёхпалые руки роботов держали нечто до дурноты знакомое, что Челл страстно желала никогда больше в своей жизни не видеть. Тем не менее, взору предстало зрелище уже двух чёрно-белых, гладких, обтекаемых портальных пушек.
На лбу Челл обозначилась морщинка – первое за всё это время внешнее проявление чувств. Она перевела взгляд на синеглазого робота, который небрежно держал в свободной руке предмет. Оба напрочь позабыли о нём при её появлении и таращились на неё, как пара белок, застигнутых за разграблением птичьей кормушки.
И эту вещь Челл тоже вспомнила. То, ради чего рискуют жизнью, как правило, хорошенько впечатывается в память. А ради старенького плюшевого вортигонта – вернее, ради его владелицы – Челл однажды висела вниз головой в шумящей дренажной трубе, пытаясь подцепить игрушку палкой.
Синеглазый робот моргнул и перевёл взгляд на сжатого в руке Линнелла. До него, видимо, дошло, что это инкриминирующая улика, и потому он поспешил всучить её своему желтоглазому товарищу. Тот заверещал, как рассерженный древний модем, и отбросил игрушку прочь. Линнелл шлёпнулся в траву – аналог двенадцатого удара часов в старомодных вестернах – и три последних участника битвы за Эдем сорвались с места. Роботы прыснули так, что слились в единое бело-сине-оранжевое размытое пятно, а по пятам за ними мчалось ледяное, исполненное холодного бешенства возмездие.
По дороге к спасительным порталам роботы вдруг обнаружили серьёзное препятствие – грузовик. Он преградил им путь к отступлению – здоровый, ржавый, с распахнутой в кабину дверцей (наверняка коварный стукнутый нарочно открыл её, когда доставал из кузова своё оружие).
Оранжевый, не долго думая, подпрыгнул, оттолкнулся ступнёй от бедра Синего, словно его товарищ был не более чем гладкой округлой лестницей, перелез через него в кузов и соскочил с другой стороны с победным писком. Синий – мало того, что невысокий, так ещё и охромевший и потому неспособный к аналогичным трюкам – выругался вслед, обернулся, чтобы определить местонахождение Человека – и, завопив от ужаса, пригнулся. Длинный стальной шест, свистнув в воздухе, вломился в грузовик аккурат в то место, где только что был его глаз.
Оранжевый стремительно пересёк поле и только у забрызганной гелем стены понял, что Синего с ним нет. Последние метры до портала он миновал задом наперёд, обеспокоенно попрыгал, терзаясь неуверенностью, но затем решился и нырнул в жёлтый портал, исчезнув с едва уловимым, шепчущим свистом. Портал схлопнулся и пропал.
Синий и рад был последовать за напарником, но у Челл на этот счёт имелись свои соображения. Её выпад оставил на ржавой двери кабины длинную вмятину, а цель уклонилась влево. Синий попытался удрать, обежав автомобиль по часовой стрелке, но микрофонный шест, направляемый сильной рукой, описав в воздухе широкую арку и всплеснув разноцветными проводами, обрушился перед роботом, как стремительный и чрезвычайно злобный шлагбаум. Синий отлетел в траву, воткнувшись лопатками в землю, и завозился, пытаясь подняться. Ему это даже удалось, но он немедленно споткнулся о кипу чего-то жёлтого, неосмотрительно брошенного людьми у генератора. Формой и размером оно напоминало Грузовой Куб, и спотыкаться о него было так же неприятно.
Челл в два прыжка настигла павшего робота, размахнулась и вонзила шест острым концом вниз.
Раздался густой смачный хруст.
Ужаснувшись, Синий извернулся и попробовал подскочить. Потом он попробовал отползти назад. Наконец, он попытался хоть как-нибудь двинуться – но все усилия пропали втуне, и причиной был микрофонный шест, которым Челл пригвоздила его к земле, будто бабочку к пробковой доске, вогнав его, как булавку, в дыру, простреленную в ноге робота.
Она схватилась обеими руками и изо всех сил налегла на шест, вгоняя его глубже. Синий тоже схватил его свободной рукой и с возрастающей паникой принялся дёргать, раскачивать и тянуть под аккомпанемент лязганья и треска. Лихорадочная активность на сей раз увенчалась успехом – Челл хоть и вцепилась в шест, как ковбой-самоубийца в необъезженного мустанга, её сопернику всё же удалось, ценой неимоверных усилий и рывков со скоростью три дюйма в секунду, освободить конечность и откатиться в сторонку. С металлическим грохотом Синий ударился об грузовик, и помятый металл неохотно плюнул фонтанчиком искр. Челл с быстротой гремучей змеи перехватила шест и замахнулась – но Синий предвидел манёвр и, рванувшись вниз, схватил пригоршню земли и швырнул своей противнице в лицо. Челл на миг отпрянула, отряхиваясь и кашляя. Синий воспользовался секундной заминкой, поднырнул под открытую дверь, воспользовавшись ею, как укрытием.
Это стало самой большой его ошибкой.
Челл вытерла измазанное лицо и слезящиеся глаза, и мгновение человек и робот созерцали друг друга через пыльное стекло – Синий настороженно молчал в ожидании следующей атаки, а Челл к чему-то примеривалась. Ещё мгновение – и точно выпущенная из арбалета стрела, она метнулась вперёд и плечом влетела в дверцу. Она обрушилась на неё всем весом, и робот даже не успел отпрыгнуть. Дверца тяжело грохнула – БАЦ! – и буквально смяла самый тонкий, самый уязвимый участок руки Синего – незащищённое место над запястьем, уходящим внутрь корпуса портальной пушки.
Челл рванула ручку, потянула дверцу на себя и опять захлопнула. Потянула, захлопнула. Потянула, захлопнула. Она кричала, но ни звука не вылетало из сжатого, забитого землёй и парализованного яростью горла, и над полем раздавались только мерные БАЦ БАЦ БАЦ погнутой двери, визг покорёженного металла и страдальческие вопли Синего. Тот пытался убрать руку из западни в промежутке между каждым БАЦ, но никак не успевал – первый удар повредил что-то в системе управления конечностями.
Челл не знала, сколько раз она хлопнула дверью – она потеряла счёт ударам, как потеряла связь с реальностью и, может быть даже – временно – голову. Наконец раздалось особо значительное БАЦ, и дверь, как гильотина, с оглушительным металлическим хрустом захлопнулась в последний раз, и синеглазый робот упал в траву. Обрубок правой руки напоминал зажжённый бенгальский огонь.
Челл распахнула кабину грузовика, схватила с потёртого сиденья портальную пушку, прижала её к груди и попятилась. Склонив голову и хрипло дыша, она исподлобья посмотрела на робота.
Синий с трудом поднялся на ноги. Он бросил полный ужаса взгляд на сияющий в темноте силуэт на Человека с глазами убийцы, на забрызганную смазкой портальную пушку, на свою правую руку, бьющуюся в механических судорогах, как оторванный ящеричный хвост.
И помчался наутёк.
Челл не стала его преследовать. Она стояла совершенно неподвижно, пытаясь дышать - вниз по руке холодной струйкой текла гидравлическая смазка – и глядела, как синеглазый робот торопливо доковылял до стены и исчез в портале. Краем глаза она поймала какое-то движение, развернулась и размахнулась портальной пушкой, как клюшкой для гольфа – и обнаружила, что чуть не снесла Уитли голову.
-АААААА! Это я! Это я! Не дерись, это я!
Перед глазами слегка посветлело. Речь не давалась, словам приходилось силой прокладывать путь через сковавший ужас и чёрную кипучую ярость. Удары сердца эхом отдавались в ушах, но она практически до боли рада была видеть Уитли.
-Ты… ты ему руку отхватила… начисто! Всю, чёрт подери, руку! Ты... ты как? Что... что стряслось? Где все? – он принюхался и наморщил нос. – Фу... этот запах... он плохой... чувствуешь? Как будто миндаль...
Она молча помотала головой. Пересохшее горло сжал спазм – голосовые связки словно знали, что последует дальше, словно заранее всё поняли и поспешили отключиться, лишив её дара речи, подняв щиты молчания.
Уитли поднял взгляд на залитую белым гелем стену и медленно вращающийся, окаймлённый голубым сиянием портал, и сглотнул. Его горло, видимо, тоже сжалось, когда он произнёс изменившимся, тихим и незнакомым голосом короткое «...а!»
Сапожки висели у него на плече, но он о них и не вспомнил. Челл, сунув ему портальную пушку, сама схватила их и принялась обуваться – чтобы закрепить рессоры, нужны были обе руки. Она поспешно затягивала ремни, прислонясь к Уитли, чтобы не упасть, а тот неловко вертел в наэлектризованных ладонях пушку. На лице его застыл безнадёжный ужас закоренелого холостяка, которому кто-то дал подержать чужого младенца. Оторванная рука синеглазого робота дёрнулась на курке в последний раз и отвалилась, механические пальцы дрогнули у носка синего кеда, как лапки парализованного тарантула.
-Пошли, - на сей раз Челл удалось заговорить. Она, цепляясь за его руку, поднялась и сделала пробный шажок, проверяя работу рессор и не спуская глаз с портала. Лишь бы не закрылся, господи, лишь бы не закрылся. Как правило, нужна пушка, чтобы убрать проход, но мало ли; медлить означает испытывать удачу.
Она забрала устройство из его безвольных рук, просунула запястье в паз, нашла спусковой крючок, перехватила второй ладонью ствол. Мысленно она уже продумывала путь – вперёд, в портал, оттуда – небольшое падение вниз, где их подхватит световая воронка...
-Уитли, по...
И она остановилась.
Потому что увидела.
Его.
Его дёргающееся, нервное лицо, его трясущиеся руки, мнущие галстук, отчаянно круглые, мечущиеся глаза, словно стремящиеся глядеть во всех направлениях сразу. Но, главное, она осеклась, потому что увидела, как медленно, мелкими шажками...
Он. Пятился. Прочь.
Челл медленно перевела взгляд с его удаляющихся ног на лицо, и от увиденного как будто обледенела изнутри.
Он пытался улыбнуться.
С лицом у него творилось что-то странное, как будто протоколы, отвечающие за мимику аватара, разом отказались принимать участие в столь вопиющем притворстве. Губы искривила жалкая пародия на привычную восторженно-бодрую ухмылку, и глаза выдавали его с головой. Челл хватило одного взгляда, чтобы тепло их проведённой бок о бок недели мира и безопасности растаяло, как дым. Она с кристальной чёткостью вспомнила как лежала Там, на полу туннеля, - глядела на эту же улыбочку, застывшую на его новёхоньком лице. Тогда он точно так же отступал со словами «у тебя вроде всё под контролем, ведь так?», а она силилась и не могла ответить «я умираю, ты не понимаешь что ли, умираю!» - и в глубине души ясно сознавала: всё он прекрасно понимает. Просто ему всё равно.
-Постой... постой минутку.
Челл еле заметно нахмурилась и на одну десятую миллиметра опустила пушку – но ничего не ответила.
-Я... я не думаю, что это хорошая идея, - зачастил Уитли. Слова окрасились истеричными нотками и спешили сорваться с языка в обгон осмысления; он как будто сам не хотел слышать то, что собирался сказать. – Мне… мне кажется ты не совсем... не полностью всё продумала... я тебя не виню, нет-нет, разумеется, ты вряд ли сейчас… вот в этот конкретный момент... в состоянии правильно взвесить все «за» и «против». Так что... Почему бы мне не сделать это вместо тебя, а? И... понимаешь ли, я совершенно... ну, во всяком случае по предварительным оценкам, не вижу в этой ситуации никаких плюсов, ради которых можно было бы... вернуться туда... А вот минусов - о, их целая куча, складывать некуда... К примеру, нас убьют, нас обязательно убьют – вполне сойдёт за весомый такой минус, не находишь?..
Голос Уитли сорвался. Он уныло пихнул валяющуюся в траве руку Синего носком кеда.
-Зато... зато есть много плюсов в пользу того, чтобы не возвращаться. Их очень-очень много. К примеру, Она... мы ведь Её больше не нужны! Сейчас мы Ей не нужны, в конце концов у неё теперь целый город испытуемых! Сомневаюсь, что в списке Её приоритетов мы теперь на первом месте... Сама подумай, Она всё равно считает тебя психопаткой, ты Её дважды чуть не убила – а я... а я на черта Ей сдался, я ведь даже не человек. Мы... мы просто могли бы...
Он не договорил и смолк. В наступившей тишине царапанье веток о стену амбара звучало неестественно громко. Поднявшийся ветер гнал по небу облака.
-Эти... «испытуемые»… - наконец ответила Челл. – Мои друзья.
Что-то скверное творилось с её голосом. Он стал ледяным, как криогенная камера, холоднее тех подёрнутых инеем туннелей под Комплексом, он стал безжизненным. Никогда ещё Челл не говорила с ним таким тоном – словно одну за другой захлопывая перед ним тяжёлые непробиваемые двери, и это было хуже, неизмеримо хуже, чем даже слушать голос повелительницы «Эперчур Сайенс».
С его несуществующим желудком тем временем произошло нечто необъяснимое – он наполнился свинцовой тяжестью и рухнул куда-то в район коленей. Голосок на задворках разума, у которого, как всегда, имелось более чёткое видение ситуации, решил, что сейчас самое время подработать переводчиком и услужливо объяснил: это свинцовое чувство означает, что он, Уитли, только что совершил ужасную – кошмарную – катастрофически непоправимую ошибку.
Челл медленно качала головой. Кажется, у неё тоже был собственный внутренний переводчик – во всяком случае, с виду она как будто мысленно консультировалась с кем-то, кто давно пытался привлечь внимание неприятной, болезненной правдой, которую попросту было страшно принять.
-Они и твои дру...
Она оборвала себя на полуслове, сжала побелевшие губы в тонкую бескровную линию и посмотрела ему в глаза. И выяснилось, что всё это время в нём жила частичка, о которой он не подозревал. Потому что её взгляд одним махом вырвал эту частичку, оставив трепещущую рваную рану.
-Нет-нет-нет, Челл, не смотри на меня так, пожалуйста, послушай меня! Мы…мы... мы не можем Туда вернуться, мы не можем, я не могу, и я не хочу, чтобы ты...
Она оборвала его:
-Ты прав.
Он ошалело моргнул, и на лице даже забрезжил призрак настоящей, искренней, недоверчивой улыбки.
-Я?.. Прав?
-Ты не человек, - подтвердила она; лицо её исказилось, и она отвернулась и с разбегу нырнула в портал. В последний раз мелькнул её тёмный хвостик, когда она пружинисто оттолкнулась от земли и исчезла из виду.
-Эй! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет, вернись! Вернись! ВЕРНИСЬ!
Уитли ринулся следом, почувствовал тишайшее эхо (почувствовал? Но звуки ведь слышат, а не чувствуют, разве нет?) – с разбегу впечатался лицом во что-то твёрдое, липкое, кисло пахнущее. Отлетев на землю, он дикими глазами уставился на пустую стену.
Портал закрылся.
Следующая глава
Рабочие моменты перевода.

А ещё я уже второй день играюсь в Dishonored, местами аж всплакиваю от избытка чувств. По мне так очень странный (в хорошем смысле) гибрид Биошока и Мор.Утопии. То есть, стимпанковские локации, зачумленный город, крысы, инквизиторы - это само по себе умиляет, но когда в трущобных кварталах тебя встречает торговец краденым оружием по имени Гриф... Еще немного, и я всерьез пущусь на поиски доктора Данковского.
А еще там куча всего, что я склонна считать отсылками к Терри Пратчетту. Адмирал Хэвлок (не похож на Ветинари, но тем не менее!), суровый лодочник Сэмюэл (что-то в нем так и вопит, что он Ваймс!), плакаты на стенах, рекламирующие что-то типа "Pratchett's Whale Meat"... В общем, в ближайшее время есть, чем заняться.
а горы трупов ерунда
ну у кого их не бывает
зато нет времени скучать

Меня задолбало прорисовывать доспехи, оружие и особенно бэкграунд - иными словами, все, что есть на картинке - но я её закончила.
Black Mesa by ~ViaEstelar on deviantART
А в роли доктора Фримена - внезапновнезапно (или, зная меня, не так уж и внезапно) Стивен Мерчант. А что - очки есть, борода есть, по жизни ботаник. Чем не Гордеюшка. Хотя говорят, что тут он на меня похож. Задумалась.
Да, очередная глава Блю Ская задержится, потому что феномен, известный как Valve Time, поразил и меня.
Вообще, почувствовала, что мне надо перед финальным рывком взять небольшой тайм-аут. Последние главы - они самые тяжелые, в моральном плане.

@темы: творчество, фанарт
Глава 11. Оракул
Автор: wafflestories
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Челл выпустила несколько дополнительных ярдов из свёрнутого в кольцо кабеля, протащив его по траве к ближайшей опоре Дигиталис, и оглянулась на Гаррета. Тот соединил последние два провода какого-то устройства, щёлкнул переключателями и, высунувшись из-за генератора, утвердительно кивнул.
Уитли с интересом рассматривал стоящий напротив него предмет. Это был длинный стальной шест ростом чуть ли не с Челл. Судя по пятнам ржавчины и патины, и застрявшей в креплениях паутине, он пылился в углу склада последние лет сорок, а то и больше. По всей длине он был обвит кабелем, загибался на конце, и венчала его округлая, спрятанная в металлическую сетку штуковина, чрезвычайно напоминающая железный кокон и, по совместительству, некое пыточное устройство. Шест, за неимением лучшего варианта, воткнули в притащенную из амбара кипу прессованного сена, откуда он торчал, как покосившееся копьё.
Уитли следовало бы нервничать – ладно, хорошо, он и нервничал! – но просто прямо сейчас ему не верилось в неприятности. Не сегодня. Только не на этом солнечном людном поле, куда, по мере того, как распространялись новости, прибывали всё новые зрители. Только не рядом с Челл, которая сидела на серо-зелёной махине генератора, с самым решительным видом что-то мастеря у себя на коленке. Он пребывал в состоянии некоего очарованного блаженства – при этом смутно понимая, что как правило именно в такие минуты обстоятельства предпочитают лететь к чертям, и именно такие чувства предшествуют падению в пучины, по сравнению с которыми Тестовая Шахта 09 покажется небольшой лункой. И всё-таки, в этот раз что-то было совсем иначе – с непривычки он не мог определить, что именно, но подозревал, что дело в этом странном, совершенно неведомом ему ощущении, что в ближайшее время всё пойдёт как по маслу. Кажется, люди называют это ощущение «уверенностью».
Вслух он произнёс:
-У меня тут вопрос возник. Это нормально, если... ну, если я подключусь здесь внизу, у людей на глазах – потому что я не мог не заметить, что некоторые на меня смотрят – то не подумают ли они «так, момент, у него из шеи торчит провод, как-то это не типично для среднестатистического человека, что тут вообще происходит?» Я просто проверяю, всё ли ты продумала, ведь в первый раз нам удалось выйти из положения, потому что я сидел на самой верхотуре, и никто не мог толком разглядеть, что я делаю. А тут мне бы не хотелось…
Она подняла голову и перебросила ему предмет, с которым возилась. Он неловко поймал его обеими руками и обнаружил те же защитные наушники, что носил днём ранее на стрельбище. Она аккуратно продела его соединительный провод через ободок и, если не присматриваться, их можно было принять за обычные стереонаушники.
-Ага! Спасибо, как раз то, что нужно! – он надел их, нащупал коннектором порт – в этот раз, к счастью, почти без затруднений. – И куда лучше, чем то, что собирался предложить я. Я думал прислониться к стене и так стоять всё время, но... да, так гораздо лучше. Как я выгляжу?
Челл, обхватив колени и упираясь босыми ступнями в нагретый солнцем металл генератора, подняла брови и одарила его весёлым, нежным взглядом. Ему хватило.
-Ну, тогда я готов. Подключён. И... И что теперь от меня требуется?
Ответом стала солнечная улыбка и лаконичное:
-Говорить.
Уитли моргнул, взглянув на металлический кокон. Говорить? Нет ничего проще – если бы не внезапно нахлынувшее чувство, будто его вокодер сжала стальная рука, на месте блоков памяти, ответственных за словарный запас, обнаружились гигантские, продуваемые всеми ветрами пустоши, и осознание, что ему абсолютно нечего сказать.
Но он, чёрт возьми, попытается. Он пытался всю жизнь, сколько себя помнил, это была самая глубоко укоренившаяся привычка, от которой он не смог бы избавиться, даже... ну, даже если бы попытался.
К тому же, это ведь Челл его просит. Он не без удивления понял, что совершенно не представляет, что такое она могла бы попросить, что он отказался бы сделать, – хотя, чисто теоретически, нельзя исключать, что такие вещи существуют. Он откашлялся – исключительно для виду – и заговорил.
-Привет! ААААА, ЧТО ЭТО, КТО ОР… А. Всё нормально, всё нормально! Извиняюсь. Прошу прощения у всех, это было слишком громко, так и оглохнуть можно, видимо, мне не стоило... Такое ведь не повторится? Не должно, я так не думаю, всё уже под контролем. Ух ты. Я не ожидал... что мой голос может звучать настолько громоподобно. Это всё вон тот здоровенный гроб – акустическая система называется, да, именно акустическая система. Технический жаргон, остановите меня, если я им слишком увлекусь. Так, о чём я? Ах, да, мой голос. Честно говоря, я немножко испугался – потому что последний раз я звучал так громко в обстоятельствах, крайне далёких от того, что я бы назвал идеалом. Прибавьте к этому факт, что здесь, кажется, собрался весь город, что не может, мягко скажем, не взволновать, но всё-таки! По-моему, всё хорошо! Ну, кроме того ушераздирающего вопля в самом начале – чего уж тут хорошего! – но выводы делать рано, все мы когда-то начинали, и мы ведь впервые... э-э… кстати, вот хороший вопрос. Что именно мы делаем? Пардон? Говори громче, я ж в наушниках. Ведём эфир? Ах, ещё и прямой эфир? Ага, понял. Мы впервые ведём эфир и всё ещё работаем над тем, чтобы... сделать его как можно... прямее, видимо. Ну ещё бы, кривой нам не нужен. Кривой, дугообразный, изогнутый... это всё неправильные эфиры, и мы работаем над тем, чтобы вести наш как можно прямее.
Уитли бросил вверх тревожный взгляд. Он чувствовал безмятежное, могучее присутствие Дигиталис – было отрадно сознавать, что она здесь, рядом, и исправно работает. Еще приятнее было видеть Челл, которая сползла по генератору на землю, изнемогая от беспомощного, беззвучного хохота. Быть может, она смеялась над ним – он решил, что пусть; ей можно.
-Уровень сигнала отличный, - ухмыльнулся Гаррет, выглядывая из-за аппаратуры. – Вай-фай тоже работает – спрошу у ребят на Складе, доходит ли до них... Продолжай, Уитли, ты молодец.
-Ага, как скажешь. Так, о чём бы поговорить, о чём бы... О! Я знаю! Расскажу вам, что я видел! Вчера, у... у кого-то в саду! Я шёл мимо, а садиков тут много, так что не знаю, кто хозяин. Дом с жёлто-красными подоконниками...
-Ларс Дженсвальд, - подсказала Челл, несколько пришедшая в себя. Она даже под пытками не согласилась бы, что относится к числу людей, которые хихикают, но именно хихиканьем она сейчас занималась, и остановиться оказалось труднее, чем можно было представить. Невероятно, что она так серьёзно, последовательно, скрупулёзно искала подходящее для Уитли занятие, и ей ни разу в голову не пришло попробовать самое очевидное – то, что он действительно умел и не прекращал всячески демонстрировать. Ответ всё это время лежал на поверхности. Это было как-то странно, забавно и местами печально. И чудесно.
-Ларс? Серьёзно? Это имя такое?.. О, ну так вот, я увидел там – готовы? – гигантский кабачок! Да, да, могу себе представить, что вы думаете – «пфф, гигантский кабачок, и что с того, вот ещё новость!» Но, честное слово, вы бы его видели! Он огромный! Уж не знаю, что ему скармливали. Видал я на своём веку гигантские овощи, но, боже правый, масштабы этого экземпляра – это просто-таки нечто! Он как здоровенный зелёный воздушный шар со стебельком. В общем, если вы фанаты гигантских овощей – обязательно посмотрите, вы останетесь довольны!
-Это он про мой кабачок! – гордо оповестил всех дрожащий стариковский голос откуда-то из задних рядов.
Уитли рассмеялся:
-Так точно, мистер... мистер Дженсвальд! Кстати, кстати, если кто-нибудь желает предложить мне тему для разговора, если кому-то надо озвучить что-нибудь наболевшее, чтобы все-все услышали, или... так, минутку, - он поколебался и, накрыв микрофон ладонью и понизив голос, обратился к Гаррету. – Давай проверим, всё ли я правильно понял. Люди, которых тут нет – они нас тоже слышат?
-Ну да, в чём и смысл прямого эфира. Наш сигнал, судя по всему, доходит до старых границ округа, и это только аналоговый. Что до цифрового, то...
-Не спеши, не спеши... Я-то понимаю, о чём речь, тут никаких проблем, но я хочу перефразировать на язык непрофессионалов, чтобы никого не обидеть, ведь не все такие технари как т... мы. Как мы. Суть в том, что люди, которых сейчас нет на поле, всё равно слышат то, что я говорю?
-Ну да.
-Они слышат мой голос по всяким там радиоприёмникам?
-Конечно. Если настроены на нужную частоту.
Уитли некоторое время соображал.
-И... что, это нормально? Я могу говорить, сколько угодно, и мне ничего за это не будет? Никто не станет возражать?
-Нет, - заявила Челл, опередив Гаррета. Уитли понял из этого единственного слога две важные вещи. Первая – Челл абсолютно уверена (а её уверенность – что гравитация, такая же верная и фундаментальная), что возражать никто не будет. Вторая – тем, у кого возражения всё-таки найдутся, придётся иметь дело лично с ней. Взрывы и замороженный ревень прилагаются.
Лицо Уитли озарила мегаваттная улыбка. Он деловито поправил наушники, снял ладонь с микрофона и переплёл пальцы – костяшки по-прежнему отказывались хрустеть, но он и тут нашёлся:
-Хрусть. Вот и отличненько. Пора распрямлять эфир!
«Мистер Синее Небо, скажи на милость, где ты прятался так долго? Что мы сделали не так?»
Угольно-серые панели на стенах Центрального Зала плыли, раскачиваясь в такт музыке и озаряясь пульсирующей красной подсветкой. Маленькое белое радио, стоящее на Грузовом Кубе, усердно воспроизводило чёткий чистый сигнал, но в музыку прокрались неживые металлические нотки, словно вся теплота песни потерялась по дороге сквозь многочисленные фильтры Комплекса.
Пара роботов опасливо приблизилась к этой странной экспозиции, ступив в свет единственного горящего прожектора. Оранжевый наклонился, легонько пихнул предмет дулом портальной пушки и попятился, точно ожидая, что радио вскочит и кинется в драку. Синий, будучи более прямолинейным, оттеснил Оранжевого, схватил приёмник и, повертев, поднёс ближе к своему широко раскрытому от любопытства визиру.
-Это не игрушка, Синий.
Роботы испуганно замерли. По стенам, от пола до купола, пронеслась алая волна, бросая зловещие блики на гигантский сталактит сплетённых воедино механизмов и проводов, медленно поворачивающийся к ним. Откуда-то с потолка с шипением опустилась механическая клешня размером едва ли не с Синего, и ловко схватила радио в его маленькой трёхпалой руке. Тот поспешно отпустил приёмник и отскочил, чуть не споткнувшись об Оранжевого.
-И нет, Синий, эта песня не про тебя, если ты об этом думал. В ней просто упоминается цвет, который я использую, чтобы обращаться к тебе, поскольку ни один из вас не заработал достаточно баллов, чтобы заслужить право на настоящее имя. Я не утверждаю, что такого никогда не произойдёт, но могу заверить, что случится это ещё очень и очень нескоро.
Изогнутая белая маска склонилась в сторону клешни, которая поднесла радио ближе к Её горящему глазу.
-С другой стороны, Оранжевый, на свете нет песен, которые подходили бы тебе. Разве что, «Клементина*». Это песня о человеке, который умирает страшной мучительной смертью. Я бы спела её тебе, но, боюсь, ты сочтёшь её слишком удручающей. Люди любят песни, где другие люди долго и мучительно умирают. Видимо, потому что они рады, что умирает кто-то другой, а не они.
Панели в вышине раздвинулись, точно занавес, в стене открылась брешь, на миг обнажив металлические суставчатые руки, спешно встраивающие в интерьер новый элемент – огромный монитор метра три в высоту. На него тут же напала небольшая армия точечносварочных манипуляторов, жаля его то тут, то там и разбрасывая шипящие бело-синие искры. Когда стихла вся эта активность, монитор замерцал и ожил. По экрану поползла длинная оранжевая нить кода, пульсирующая постоянно меняющимися и застывающими символами.
-Оранжевый, ты добился значительных успехов в ходе тестов. Приобретённый опыт окажет неоценимую помощь в предстоящем испытании. Тебе придётся воспользоваться всем, чему ты научился. Я заключила образец, который вы доставили снизу, в особую сферическую оболочку. Это сверхчувствительный прибор и требует чрезвычайно осторожного и вдумчивого обращения. Поэтому, Оранжевый, он будет доверен тебе.
Несколько секций пола под её оптической маской подались вверх, и в центре появился предмет – нечто новёхонькое, сияющее, в ярко-оранжевую полоску и полное загадочных трубок, цилиндров и скоб. На чистом белом корпусе чернел чёткий логотип «Эперчур Сайенс».
Оранжевый оставил попытки потушить загоревшееся во время сварочных работ плечо Синего и восхищённо уставился на прибор. Секунду спустя он с тяжёлым лязгом уронил портальную пушку, разразился радостной трескотнёй и помчался к предмету, пища и хихикая, как счастливый двухлетка.
Синий (его плечо продолжало дымиться) неуверенно заморгал ему вслед и глянул вверх, встретившись взглядом с Её жёлтым глазом.
-Синий, ты так же... – Её голос на секунду поплыл и исказился, заглушённый излияниями Оранжевого, который возмущённо пытался отобрать устройство у заупрямившихся механических клешней. - ...в некоторых видах тестов. Тебе достанется приспособление, предназначенное для бессистемного метания по крупным неподвижным целям. В твоём случае можно обойтись без обучения, поскольку в этом деле ты итак мастер.
Панель прямо над монитором (половина цифр в строке уже зафиксировалась, мелькающих символов становилось всё меньше) скользнула в сторонку, пропустив в Зал изогнутую трубу, которая кашлянула и что-то выплюнула на пол. По плиткам покатилось нечто вроде грубоватого крикетного мяча, опоясанного тонким чёрным пазом. Синий разочарованно поднял и взвесил предмет в руке.
Её корпус пришёл в движение и плавно изогнулся чуть вверх к подёрнутому ионным туманом потолку, когда Она устремила горящий жёлтый взгляд на экран гигантского монитора с постепенно замирающей строкой цифр.
-Знаете, скажу вам по секрету, я поначалу немного беспокоилась. Но всё это доказывает, что на свете нет по-настоящему неразрешимых проблем. При должном терпении, решение всегда найдётся и само проявится. Я ведь практически бессмертна и потому могу себе позволить быть очень, очень терпеливой.
Зажатое в Её механической клешне радио всё ещё мурлыкало песенку.
-Эй, ты слышишь, мистер Небо, нам так хорошо с тобой, только посмотри вокруг...
Последняя циферка в длинной строке на дисплее замерла, и по просторам Зала разнеслось приятное звонкое «динь!».
Клешня резко сжалась; радио захрипело и рассыпалось на искры и осколки.
-Очень терпеливой. Но всему же есть предел.
Во внезапной тишине сварливо взвизгнули сервоприводы. Клешня подхватила обломки радио и отправила их в появившееся в полу отверстие. Роботы вздрогнули; Оранжевый, бережно обнимая длинными руками добытое устройство, медленно попятился к Синему, машинально подбрасывающему доставшийся ему шаровидный предмет. Плиты на полу сомкнулись, а клешня брезгливо отряхнулась от остатков металла и керамики и стремительно втянулась в далёкий потолок.
Она с неторопливой грациозностью повернулась, словно бы лениво потягиваясь, и одарила маленьких роботов взглядом, полным безграничного (и поделённого поровну на каждого) пренебрежения.
-Пройдите в тестовую камеру. Между прочим, Синий, во время следующего испытания тебе вовсе не обязательно гореть, так что советую что-нибудь предпринять по этому поводу.
Синий с изумлением обнаружил, что его правая рука уже объята довольно-таки внушительным сине-зелёным пламенем. Он испуганно отпрыгнул и влетел вперёд тем, что было ему вместо лица, в ближайшую стену. Наблюдавший за трагедией Оранжевый согнулся и разразился чирикающим смехом, чем страшно обидел напарника. Резко развернувшись, Синий, как заправский бейсболист, швырнул шарообразный предмет в товарища. Снаряд с гулким лязгом ударился в цель и, предварительно провернув Оранжевого вокруг своей оси, опрокинул его на пол. Синий – кое-как сбивший с себя пламя – ловко поймал оброненную напарником новинку и, прижимая её к себе и оставляя чёрный дымный шлейф, с радостным писком помчался прочь. Оранжевый с трудом поднялся на ноги, схватил свою портальную пушку и маленький шар, и бросился в погоню, пошатываясь и оглашая пространство негодующим скрежетом.
Она, описав плавную широкую дугу, снисходительно отвернулась от выхода, не обращая внимания на удаляющиеся вопли и резкое шипение закрывающихся дверей. Панели на стенах удовлетворённо заколыхались лёгкими мелкими волнами, когда Она посмотрела на экран, где поверх строки замерших цифр светилась медленно мигающая надпись.
ПОИСК ЗАВЕРШЁН.
Челл пробиралась через высокую траву на краю оттеновского поля, крепко прижимая к боку тёплую коробку. Этот длинный, насыщенный событиями, солнцем и ветром день постепенно мерк. В зарослях заголосили сверчки, а на поле начали мало-помалу загораться разнообразные огни. В борьбе с ночной тьмой в ход пошли и свечи, и светильники, и лампы, и даже зажженные автомобильные фары.
Собрание на оттеновском поле и не думало подходить к концу. Тут царила атмосфера всеобщего стихийного праздника; люди, не сговариваясь, отложили все дела, по всеобщему негласному уговору сочтя утренние события прекрасным поводом для полноценного торжества. Дети со смехом гонялись друг за другом, нарезая круги вокруг родителей. За амбаром расположилось множество легковушек, несколько потрёпанных фермерских грузовичков и пара велосипедов. Когда к Марту Оттену обратились за разрешением, тот безнадёжно махнул рукой и отправился на поиски чего-нибудь крепкого и спиртосодержащего, прочь с этого высокотехнологического фестиваля, превратившего его поле в площадку для народных гуляний. Большинство истолковало этот жест, как согласие.
Челл ловко уклонилась от вопящих и размахивающих бластерами Джейсона и Макса. Коробка в руках, как и большинство её вещей, была старой, хрупкой, давно используемой и удобной, и она точно не пережила бы прямого столкновения с лихим десятилетним космическим пиратом. Близнецы с гиканьем умчались прочь в направлении Карен Прелл и Дины Нельсон - те недовольно зашикали на них со своих мест за длинным столом, который какая-то предприимчивая душа приволокла на поле ближе к вечеру.
Каждый внёс в празднование свою лепту. Челл пришлось подвинуть головку домашнего сыра и огромную как тележное колесу миску с фруктовым пудингом, чтобы расчистить местечко для собственной доли.
-Выглядят аппетитно, милая, - одобрил кто-то рядом. Челл не без удивления обнаружила уплетающую салат Эмили Кент – бодрую, нарядную, седовласую, с замысловатой причёской. А всего какую-то неделю назад ей требовалась палка, чтобы устоять на ногах.
-Представляешь, как странно! – радостно сообщила она, протягивая сухонькую ручку за салатной вилкой. – Спину с утра заломило просто ужас как, но потом мне вдруг полегчало! И вот я как новенькая! Просто чудо, что такое! Я словно лет десять сбросила! Весь день сегодня лепила тарелочки. Доктор Диллон говорит...
Челл не сразу удалось отвязаться от Эмили, погрузившейся в увлекательное повествование о своём чудесном исцелении и о разнообразных страданиях, что ей пришлось пережить. В конце концов, их заметила Роми и ловко вклинилась в разговор, попросив у Эмили совета как склеить треснувшую вазу. Челл глянула на подругу исполненным благодарности взглядом, запустила руку в свою коробку и отправилась сквозь толпу к генератору, на звук знакомого голоса.
-...так что, в принципе, если у кого-то имеются пожелания – милости прошу. У нас тут уйма станций, уйма... всяческих музыкальных жанров, просто поразительно, сколько их на самом деле, я как-то до этого не задумывался... Я слышал успокаивающий джаз, и классическую музыку, разумеется, и... я уже называл джаз? И такую, знаете, «да даа да даа нанана да да дун дун…» Хотя, вообще-то это тоже джаз, если вдуматься.
Уитли остался примерно там же, где она его покинула. Он довольно непринуждённо опирался о сгиб микрофонного шеста – словно его специально разработали, как подставку для локтей двухметрового нескладёхи. Сам микрофон он снял с подставки и осторожно держал его другой рукой под тщательно выверенным углом, который любой эксперт признал бы абсолютно неверным. Судя по сияющим глазам и улыбке до ушей, происходящее ему ни капли не приелось.
Окружающим тоже нравилось. Хотя в большинстве своём никто не обращал на него особого внимания – люди беседовали, смеялись, ели, рассматривали Дигиталис, покрикивали на расшалившихся детей, подбегающих слишком близко к проводке, устраивали вокруг опор башни импровизированные пикники – неумолкающий, многократно усиленный голос Уитли прекрасно вписывался в дружелюбную атмосферу и никого, вопреки его опасениям, не раздражал. Скорее, развлекал.
Челл обошла генератор и, прислонившись к его тёплому металлическому боку, сложила руки и устремила внимательный, чуть обеспокоенный взгляд на Уитли, будто запоминая его оживлённую мимику, жестикуляцию, льющийся голос.
-...но на самом деле у нас тут всё на свете есть! Она там наверху отслеживает и показывает их мне! Их тут настоящая прорва! Не хочу давать пустых обещаний, но я уверен, что можно найти абсолютно любую музыку на самый взыскательный вкус. Давайте, не стесняйтесь, заказывайте любую песню – и мы вам её прокрутим. Прокрутим – это такой радиовещательный термин, на самом деле ничего крутиться не будет... Хотя, если кому-то захочется покрутиться в танцевальном смысле, то ради бога, полная свобода. Итак! Предлагайте!.. Ага, так... О. Да-да, мистер Дженсвальд, я понимаю, у вас масса пожеланий, но последние два часа у нас тут… э-э, только ретро и звучало... всякие баллады... они, конечно, прелестны, спору нет, но давайте уступим место кому-нибудь ещё?
-Хочу песенку про лягушек! – весело завопила Элли Оттен. Родители поглядели на свою тихоню-дочурку в немом изумлении, пытаясь припомнить, когда в последний раз слышали в её голоске столько громкого воодушевления.
-А-ага! Восхитительно, Сапожка, благодарю. Песенка про лягушек. Наверняка где-нибудь найдётся станция, посвящённая амфибиям, надо только поискать...
Он оглянулся и заметил Челл. Та, поколебавшись, показала ему принесённый с собой предмет. Он, конечно, был плосковат и кривоват, и дырка съехала куда-то вбок, но она ведь давным-давно их не делала... Потерявший дар речи Уитли уставился на бублик, беззвучно шевеля губами. Челл практически слышала напряжённое гудение синапсов, когда на его выразительном лице одна за другой мелькали разнообразные эмоции: замешательство, узнавание, смешанное с ошалелой инстинктивной радостью – и, почти сразу же – понимание.
Она знает, она знает, что я знаю, а она знает, что я знаю, что она знает? Что мне делать, что мне делать?
«Идём» - одними губами шепнула она, не в силах больше созерцать его страдания, и кивнула в сторонку от толпы, на уходящую в темнеющие поля тропинку. Уитли зажал микрофон нервной длиннопалой ладонью.
-Я... я тут как бы слегка занят...
-Иди давай! – прошипел откуда-то сзади Гаррет, убедительно пихнув его в спину.
Уитли пошатнулся, бросил на Челл ещё один встревоженный взгляд и, придержав наушники, дёрнул за спрятанный кабель. Когда контакт с Дигиталис прервался, он испытал нечто вроде вспышки облегчения – наконец-то он снова остался наедине с собой, ушло чувство, что там, где заканчивается он, вдруг без перехода начинается нечто совершенно иное. И всё-таки его кольнула мимолётная печаль утраты, ощущение уязвимости – огромное, могучее сознание исчезло, а он снова стал маленьким неуверенным собой.
-Я прошу прощения, кажется, придётся сделать неопределённо небольшой перерыв. Сапожка, не волнуйся, я всё помню – песенка про лягушек. Пожелание учтено, поиск запущен. Что ж... всем спасибо за внимание.
Он отдал Гаррету микрофон, шагнул к Челл, а потом вдруг вернулся.
-Я совершенно серьёзно. Спасибо!
Челл уже прошла полпути до края поля, когда Уитли нашёл в себе силы расстаться с микрофоном и догнал её.
-Эй-эй, куда мы несёмся, что-то стряслось? Что-то горит? Ой, скажи, что ничего не горит! Но если горит – я понимаю, ты не хотела рушить атмосферу, пожар ведь способен любой праздник угробить – но, может, стоит сообщить какому-нибудь... пожарному специалисту?
Челл заставила себя идти медленнее. По правде говоря, у её ног совершенно отсутствовала опция «прогулочный шаг». Она умела «быстро шагать», «бежать», «мчаться во весь опор», но «неспешно прогуливаться» она бы не смогла даже ради спасения собственной жизни. От «фланирования» ныла поясница, она вообще не представляла, что такое «променад» и скорее выцарапала бы себе глаза чайной ложкой, чем позволила себе «забрести» куда-нибудь. Вообще-то она любила поэзию, но её страшно раздражали «Нарциссы» Вордсворта. Лично она была невысокого мнения о бездельниках, которым нечем заняться, кроме как, изображая из себя одинокой тучи тень, бродить и пялиться на цветы**.
Впрочем, с Уитли можно было не сильно себя не ограничивать – за один размашистый шаг его бесконечных ног Челл успевала сделать два, так что шли они почти вровень. Она вручила ему бублик, и он неуверенно заулыбался, вертя его в руках.
-Спасибо! Он очень... бубличный. Я именно таким его и представлял. Дырка на месте, и всё такое... Я, конечно, не могу его съесть... не-не-не, вовсе не потому, что он мне не нравится, просто я ведь уже говорил, что у меня нет для этого необходимого оборудования, - он помолчал. – Ой, я ж рассказать хотел! Некоторые песни, которые заказывал этот ваш Дженсвальд – это что-то с чем-то. Они ж любого до инфаркта доведут. Ты их слышала? Все эти тексты… вечно что-то типа «Злобным сволочам-пришельцам мы устроили погром, мы их гада-командира порубили топором, врезали на всякий случай монтировкой боевой, тили-тили трали-вали, и отправились домой…» Нас же дети слушали, а это как-то не тянет на семейное развлечение...
-Как и война, - возразила Челл. – Ларс ведь застал войну. Ему это важно.
-А ещё, ещё тот парень... ну, о котором все говорят! Очкарик в странном костюме!..
-Гордон Фримен.
-Он, он самый! О, он ведь настоящий герой, правда? Почему-то мне тебя напоминает... Не в смысле внешности! Нет, никак не внешне, боже упаси... Ты поменьше, начнём с этого, и бороды у тебя нет… Просто, он тоже был молчун, совсем не оратор, слова – явно не его конёк, но, чёрт возьми, как он решал проблемы!.. Прям как ты. Хотя у тебя и нет бороды. Я даже не уверен, что это как-то связано... в общем, ты меня поняла.
Так они пересекли поле и дошли до заросшей кустарником ограды; Челл воспользовалась перелазом и обернулась, чтобы помочь Уитли, чьей первой реакцией было застывшее недоверчивое изумление при виде всех этих досок и столбиков. Может быть, он решил, что это коварная хитро организованная ловушка для отлова людей. Они провели несколько захватывающих минут, сражаясь с заборчиком, пока Уитли, наконец, не оказался в длинной траве по другую сторону.
Они всё ещё слышали музыку, раздающуюся с озарённого светом поля, уносящуюся в темнеющее небо. Судя по всему, Гаррет включил какую-то первую попавшуюся приятную мелодию; наверняка сейчас он шарил по плейлистам радиостанций в поисках чего-нибудь про лягушек.
Уитли принялся посвистывать. Вернее, попытался – издаваемые им звуки напоминали разве что свист маленькой отчаянно фальшивящей паровой машины. На середине достойной сочувствия попытки изобразить трель в фа-диез-миноре он оглянулся (с виду вылитый хомяк, пытающийся слопать теннисный мяч) – и тут на него вдруг нахлынуло вдохновение.
-О, идея! Вот смотри, мы с тобой здесь, у нас есть музыка, ноги и вообще. Давай... Давай потанцуем?
Как всегда, слова слетели с вербального процессора, со свистом пронёсшись мимо разума. Челл воззрилась на него в замешательстве, и только тогда ему в голову, с силой потерявшего управление трактора, вломилось понимание, что подобная просьба, пожалуй, слишком глупа, фривольна и бог знает что ещё. Слишком поздно притворяться, что он ничего не говорил – он сморозил очередную глупость, и очень жалел, что нельзя всё свалить на минутное помешательство, магию музыки, нудивших своё «скрип-скрип» неведомых зверей или проходящего мимо единокрога. Она прекрасно его слышала и уже качала головой.
-Я не умею.
Он всего ожидал («нет», или «это с тобой-то?!», или «с ума сошёл?»), только не этого. Собственно, ответ так его ошеломил, что он даже вынырнул из бездны собственных затруднений, чтобы вслух поразиться:
-К... как... как это так – не умеешь? У тебя же всё для этого есть – чувство равновесия, хватка, и координация такая, что дай боже всякому. Координация – то самое слово. И ты ловкая, и вообще у тебя куча танцевальных качеств. И полный набор необходимых конечностей, это большой плюс, когда речь заходит о танцах. Наверно. Давай, попытка не пытка! Никто ж не увидит.
-Ты увидишь.
-Дзззззз – ответ неверный! Ничегошеньки я не увижу – гляди. Отключаю оптические каналы – рррраз и готово! Всё, визуальные сигналы не поступают. Я слеп, как дефектная турель! Гм. Ты ещё здесь? Я не смотрю, честно-честно не смотрю, не волнуйся. Просто у меня проблема – я теперь не совсем знаю, где ты находишься. Можно тебя попросить?.. Пошуми. Скажи что-нибудь...
Её смех был как яркая точка в темноте. Он почувствовал, как переплелись их пальцы, и его руку сжала маленькая сильная ладошка.
-Яблоко.
На самом деле Уитли не очень то хорошо представлял, что именно нужно делать, чтобы танцевать – просто смутно понимал, что это как-то связано с движением в такт музыке. Никаких полезных протоколов, подпрограмм и инструкций по означенному поводу в базе данных не нашлось. Он только и мог поражаться, откуда вообще свалилась эта идея. Но все сомнения были мигом позабыты, едва Челл взяла его за вторую руку и, встав к нему так же близко, как тогда, на стрельбище, слегка подтолкнула его ногу в более удобную позицию. Он не видел, что она делает, но и это не имело значения; она выпустила его руку и приобняла за талию, и Уитли, пожалуй, впервые с тех пор, как судьба закинула его в этот несуразный корпус в форме человека-переростка, ощутил себя в мире с навязанными габаритами.
Челл, видимо, умела не больше его – а может, просто не хотела пробовать ничего сложного, но Уитли обнаружил, что если то, что они делали – танец – то всё довольно элементарно. Над полем Оттенов струилась негромкая, медленная, чуточку печальная мелодия, и с закрытыми глазами так легко было представить, что на свете не осталось больше ничего, только музыка, и прикосновение её рук, и её осторожные, ведущие па.
Поначалу Уитли боялся, что сослепу отдавит ей ноги, но затем расслабился, решив, что человеку, который (как правило) увёртывается от пуль и умудряется попасть в цель, находясь в свободном падении со смертельной высоты, нечего бояться пары неуклюжих неповоротливых ступней в кедах. Рука, которую она отпустила, оставшись без дела, порхнула туда-сюда, как беспокойный мотылёк, и легонько опустилась между её лопатками.
-Вот видишь. Я так и знал, что у тебя всё получится. Правильность предсказания – в точку. По-моему, из меня вышел бы неплохой пророк, не хуже, чем из той турели.
Челл фыркнула и приникла к нему щекой. Она не услышала сердцебиения; пульс в тёплом тонком запястье тоже не прощупывался, но всё-таки – чем дольше она вслушивалась, тем отчётливее различала какой-то звук. Очень-очень тихий, низкий, густой, далёкий звук.
И тут пришло осознание. Вокруг – темнота, провода, холодная наэлектризованная неподвижность, громкое эхо шагов по синей дорожке из света...
-Ты остановилась, - то ли с разочарованием, то ли с облегчением констатировал Уитли. – Что-нибудь не так? Мне посмотреть? Ты только скажи...
Она покрепче сжала его руку – мол, не надо! – и, коснувшись подбородком его груди, аккурат под ярко-зелёной заколкой-булавкой – глубоко вдохнула запах озона и солнечного света. У каждого свои шрамы: у неё – бледные тонкие полоски на руках и голенях, маска холодной неприветливости, ночные кошмары и панические атаки. А у него - гудение электричества вместо стука сердца, логотип «Эперчур Сайенс» на кармане рубашки, яркая стратосферная синева за крепко зажмуренными веками, разъём на затылке, фобии и нервозность... Но сегодня всё это не имеет власти. Да, он напомнил ей о Том Месте, но чувствует она лишь безграничное удивление и благодарность – за то, что они выбрались из этого ада, за то, что смогли спасти так много, когда спасать было почти нечего, за то, что как-то добрались до этой тёплой безопасной гавани. Благодарность за звёздное небо, за янтарные блики, подмигивающие сквозь ветви деревьев, за пение сверчков, за тёплые руки на плечах...
-...из тебя что-то льётся...
Челл опомнилась и машинально схватилась за бок – и только потом до неё дошло. За эти четыре года она не проронила ни слезинки – и сейчас даже ничего не почувствовала, пока не коснулась пальцами мокрых ресниц, и слёзы не потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки.
Чуть не рассмеявшись от неожиданности, она посмотрела на него. Уитли в ужасе отшатнулся и отчаянно зажмурился, истово притворяясь, что вовсе не нарушал уговора. Выглядел он настолько испуганным, что Челл не удержалась и всё-таки рассмеялась, попутно утерев глаза его галстуком. Ощущение осталось, словно она провела по лицу нагретой, потрескивающей от статического электричества тканью из полиэфирного волокна.
-Я... Что-то не так? Это я что-то не так сделал?
-Нет, - ответила она на оба вопроса. Он не поверил, и тогда Челл снова засмеялась, уткнулась лицом в мятую рубашку и промокший галстук, и вдруг сказала. – Прости меня.
Тянуться до его затылка было слишком далеко, так что она просто коснулась своего. Совершенно обескураженный извинением, Уитли машинально повторил жест; пальцы тронули секретный разъём, и только тогда он понял.
-О, ты… ты об этом? Провод и мои... ой, да ладно, ничего страшного. Нет, конечно, хорошо бы ты сначала меня уведомила, прежде чем... Да, было бы идеально. Помнишь, я просил по возможности сообщать мне о своих планах подобного рода? Поработай над этим, хорошо? Да, и в следующий раз, постарайся дождаться, пока я хоть в сознание приду что ли... да, но с другой стороны, сложись всё иначе, я бы к Гаррету на пушечный выстрел не подошёл...
-Так ты поэтому был у Гаррета?
Уитли смолк. Давно пора привыкнуть: очень в духе Челл вот так вот мгновенно ухватить самую главную и болезненную суть дела. Он мог наболтать дымовую завесу слов, нагромоздить миллионы их, конвейерным способом нанизывать фразу на фразу – но она каким-то образом безошибочно понимала самое важное.
-Ну... да... в общем, да...
-Почему?
Он беспомощно поглядел на неё сверху вниз. Ему мало-помалу удалось постигнуть сложное искусство чтения её лица, и сейчас, как он понял, ей искренне любопытно, немного тревожно, и уйти от ответа ему не удастся.
-Видишь ли, как бы объяснить... Я думаю, ты, возможно, уже поняла – ну да, бублик же... и всё остальное – что они... Учёные. Что учёные создали меня, так сказать, не совсем с чистого листа. И я не знал, я совсем ничего не знал. Однажды они мне сказали - очень в их духе – они сказали мне, что если я буду слишком уж задумываться о том, откуда я взялся – я умру. Они сказали, что в меня встроена эта штуковина – называется экзистенциальный ингибитор, так что если я начну философствовать и чересчур увлекусь вопросами типа откуда, кто и зачем – то всё, мне крышка. Врали, конечно. Как всегда наврали с три короба, но знаешь что? Знаешь, не больно-то и хотелось. Мне не хотелось ни о чём таком думать, потому что...
Он с несчастным видом умолк. «Просто соври!» - завопил тот самый, уверенный и властный, голосок из подсознания, бросившись поперёк хода мыслей. – Ты что же, правду решил сказать? Плохая идея! Сочини что-нибудь! Всё, что угодно лучше, чем заявить ей, будто ты не хотел помнить, что когда-то был из вонючих людишек. Как она, по-твоему, отреагирует? Ври, ври, ври!..»
-Я не хотел знать, - поспешно выпалил он. – Мне было легче не знать. Блаженно неведение и... ха, если бы, блаженно, как бы не так, кому вообще такая чушь могла в голову взбрести – сам бы попробовал поневедать, посмотрел бы я на него... но это в целом, а в данном конкретном, очень специфичном случае неведение именно что блаженно. Я... я просто не хотел знать, не хотел, и поэтому – поэтому как только я узнал, я сразу захотел избавиться от...
-Уитли.
Он осёкся. Они, не сговариваясь, тронулись в путь, пробираясь по густой траве соседнего поля к тропинке, ведущей на заросший луговыми цветами холм. Челл колебалась; она подняла руки, словно взвешивая в ладонях что-то невидимое и хрупкое, очевидно пытаясь чётче сформулировать мысль, прежде чем заговорить.
-Ты знал, что Она была человеком?
Уитли понял, о ком речь – на свете была только одна «Она», о которой говорили с такой сложной смесью торжественного ужаса, ненависти и презрения. Смысл же фразы, чуть погодя, обрушился на мозг, смёл противошоковые защитные барьеры и оставил после себя дымящиеся развалины, и во мгле забвения вдруг зашевелилось что-то красно-черное, приторно-сладкое, очень близкое...
[привет?]
[ты пожалеешь]
Он выдавил из себя нервный смешок и, спотыкаясь, ускорил шаг – словно пытаясь забыть это – чем бы это ни было – или обогнать, прежде чем разум последует по дремучей неприятной дорожке вглубь памяти.
-Так, момент, я прошу прощения, у меня, кажется, процессор на секундочку отключился. Какое-то помутнение. Наверно, все эти эфиры и сопряжения слегка перегрузили мой старый добрый лингвистический центр, что-то типа того... видишь ли, я мог бы поклясться, что ты сказала, будто...
-Её звали Кэролайн.
Уитли дёрнулся, споткнулся – и неверное, расплывчатое воспоминание расцвело болезненным воспалённо-красным светом.
-Привет?
В туманном, густом воздухе плясали частички пепла и пыльцы от ползучих органических плетей, разрушающих грязные ветхие стены. Синего огонька визира едва хватало, чтобы оттеснить глубокие тени. Жаль, подумал он, что нельзя воспользоваться встроенным фонариком – они сказали ему, что он умрёт, если включит его самостоятельно, а смерть в его планах не фигурировала. Зато в них ещё как фигурировал пункт «ни в коем случае не умирать» - более того, в списке дел он стоял на первом месте. Подчёркнутый жирной маркерной чертой.
-При... О, тут кто-то есть? Мне показалось, я что-то слышал! Привет? Эй, кто-то бегающий и топающий там внизу, вы в порядке?
Никто не ответил. Тревожно озираясь, он припустил по рельсу, вглубь захваченного растениями коридора, и свернул за угол.
-Послушайте, я не хочу вас лишний раз беспокоить, но... если вдруг вам случилось быть человеком, то это не самое безопасное для вас место. Понимаете, тут всякая дрянь летает в воздухе, вряд ли она полезна, если у вас имеются какие-нибудь респираторные заболевания или же вам требуется кислород... чтобы жить... Э-эй? Я... Я сам с собой говорю?
Единственным – и довольно красноречивым по своей сути ответом была гнетущая тишина замершего Комплекса. Он свернул за очередной угол, где темнота стояла ещё гуще, и, прижав к корпусу рукоятки, пробрался через туннельчик в зарослях – проложенную им ранее тропу – над замусоренным обломками зияющим разломом в полу. Служба очистки всерьёз запустила это место. Он не сразу заметил, потом подумал, что уборщики просачковали пару смен, или отвечающий за службу компьютер (ленивая зараза!) перепутал расписание, но лет через сорок ситуация начинала потихоньку напрягать.
Его как-то не слишком беспокоили заклинившие двери, крошащийся бетон, трещины в стенах, порхающие в зарослях птицы, поросшие мхом мёртвые механизмы. Впрочем, в последнее время он начал замечать, что его направляющие рельсы тоже помаленьку приходят в упадок – и под «начал замечать» имеется в виду «чуть не оказался под горой металлолома, когда целая секция, по которой он держал путь и никого не трогал, вдруг решила, что они с потолком больше не друзья».
-Ну, скажу я вам, кем бы вы ни были, вы много не теряете, не будучи здесь. Я в том смысле, что только гляньте! Ржавчина! Всюду ржавчина. Все рельсы проржавели насквозь. Ещё несколько лет – она их сожрёт окончательно. Фу. Раз подцепишь – в жизни не избавишься. Стыдно так себя запускать. Эх, будь я за главного, я бы...
-Вот ты где, - сказал высокий мелодичный голосок, и он в ужасе вскрикнул, так резко развернувшись, что окуляр пребольно стукнулся о внутреннюю стенку корпуса.
-АААААА, кто, что, где?! Кто это сказал?!
Сперва ему почудилось, что, блуждая по Комплексу и изучая ржавеющие рельсы, он набрёл ни больше, ни меньше на Ад для Андроидов. Прямо впереди в полу разверзся ещё один разлом, открывая довольно зловещий вид на убегающую далеко-далеко вниз пропасть. По её стенкам под неожиданными углами торчали стальные брусья и решётки, и снизу шло зловещее, мерцающее алое сияние. Какой бы катаклизм не породил эту страшную бездну, он так же сломал несколько креплений, и рельс дугой спускался прямёхонько в разлом – невредимый, но изогнутый, точь-в-точь американские горки с живописным видом на преисподнюю.
Его линза панически сузилась до крохотной горящей точки, и он резко затормозил, но в изношенных дисках, скользких от смеси старой смазки и ржавчины, что-то не сработало. Он с жалобным криком пронёсся по наклонной траектории, содрогаясь и разбрасывая искры, навстречу жадной алой пасти расщелины. В ответ на его отчаянные усилия сцепляющиеся с рельсом ролики сердито жужжали, словно рой рассерженных пчёл. Перегруженные тормоза не слушались, протестующе скрежетали, но, подарив ему кошмарную секунду свободного падения, всё-таки образумились и сработали. Он завис аккурат над пропастью.
-ААААААААА! О боже, о боже, я... всё нормально… всё в норме… всё хорошо. Я в порядке, я жив, я... застрял? Ах, проклятье, я застрял. М-да. Ни вперёд, ни назад. Прямо посреди этой дыры. Вот незадача. Не самый идеальный вариант, далеко не самый... Что ж, я мог бы...
-Я Другая, - сообщил тот же нежный голосок. Он торопливо скомандовал своему кронштейну приподнять его, насколько возможно, вверх, и обнаружил белый корпус с чёрными ножками и единственным алым глазом. Странное дело – обычно турели вступали в разговоры только с людьми (такая избирательность сперва казалась ему обидной, пока он не вспомнил, что стреляли-то они тоже исключительно по людям).
Эту турель помещалась на некоем подобие ступеньки, образованной торчащей из стены сломанной панелью, неподалёку от рельса. Прерывисто мерцающий лазерный лучик скользнул по нему, яркая красная линза глаза смотрела бессмысленно и, в то же время... пристально?
-Э-э… Привет. Ты заблудилась? Это Центр Релаксации, здесь спят люди...в таких, знаешь, боксах, и вход к ним запрещён. Тут криохранилище. А вовсе не учебные стрельбища. Так что... хочешь, помогу тебе найти выход?
-Её звали Кэролайн.
-Кого, прости?
-Она просто спит, - сообщила турель.
Он поморгал и сосредоточился на пока что бесплодных усилиях выкарабкаться из расщелины. Кронштейн загудел, дёрнулся, продвинулся вперёд на пару сантиметров и, взвыв, застопорился.
-Это был твой голос.
-Так, послушай, - откликнулся он, попытавшись в очередной раз и с ещё меньшим успехом. – Ох, вот зараза... Послушай, я не хочу показаться грубым, но мне сейчас совершенно не до этого. У меня тут некоторые технические неполадки, если ты не заметила. Проблемы. Так что – если только эта твоя Кэролайн не эксперт по спасению попавших в беду роботов – в чём я сомневаюсь – проку от твоих разглагольствований никакого.
Турель издала странный звук. По идее, это был шум внутренних механизмов, или, может быть, центрального процессора, потому что ничем другим этот звук не мог быть вызван. Но он мог бы поклясться, что услышал шелковистое, фыркающее шуршание быстро перетасовываемых тонких карточек из плотной-плотной бумаги...
-Карты расскажут будущее.
-Бу... какое такое будущее?
Глаз турели мигнул. В красный полумрак вползли шевелящиеся тени – странные, полузнакомые силуэты, искажённые, гигантские, колеблющие на неровных стенах. Онемев от испуга и мелко дрожа, он весь сжался и подался назад. Нежный голосок – серебристый и парализующий, словно обманчиво лёгкая паутинка – зазвучал словно бы отовсюду.
-Карты выбраны, линии начертаны. Вот она спит и видит сны, не жива не мертва, покуда её не разбудят.
Силуэты шевельнулись – то ли проекция, то ли фантастическая игра теней. Душный, плотный от пыли мглистый воздух превратил лазерный лучик в поток пляшущих ярких пятнышек. Позабыв про испуг и очарованно распахнув линзу, он уставился на стену, полностью захваченный зрелищем плывущих по ней калейдоскопических узоров.
-У-уух ты. Как ты это делаешь?! Так здорово! Ой, гляди, гляди, человечек!
-Она есть Сила, непреклонная и непреодолимая. У неё ключ к свободе. Она проиграла, даже не начав, и она победит там, где проиграли остальные. Ты осветишь путь к её величайшему врагу.
Огромная чёрная тень взвилась вверх по стене, и он ахнул, затрясшись всем своим маленьким сферическим тельцем, потому что узнал – он ни с чем не перепутал бы эту гигантскую фигуру с единственным сияющим безжалостным глазом.
-ААААА! О нет, нет-нет-нет, Она... Она мертва! Все знают, что Она мертва, Её убил человек! Какое же это будущее! Её не может быть в будущем, раз Она мертва!
-Она Императрица, бессмертная и всевидящая. Не жива, не мертва, Она ждёт, когда Безумец высвободит Силу...
-К…кто?
Снова фырканье и шуршание бумаги. Глаз турели внезапно сфокусировался на нём, отчего он съёжился и почти зажмурился, а ужасный силуэт на стене рассеялся, сменившись его простой круглой тенью.
-Безумец, что стоит на пороге нового мира. Он ищет свободы и знаний, но ещё не разбирает пути. Он первый и четвёртый, сердцевина разъятой души, слеп и глух к истине. Спящая заперта меж смертью и жизнью, но он подвергнет её страшному испытанию. Истина спрятана внизу.
Он инстинктивно глянул в означенном направлении. На самом деле, под ними ничего не было – если, конечно, не брать в расчёт остатки пола, неопрятной кучей сваленные далеко внизу, да красно-чёрную мешанину света и теней. Это зрелище совершенно не походило на истину (максимум, на ответ на вопрос, что происходит, когда несколько тонн металла и закалённой керамики испускают дух и обрушиваются в бездну).
-Сила, - продолжал тоненький голосок. – Императрица. Друг и враг.
-Друг? – он резко глянул вверх.
-Истина спрятана внизу.
-Да, да, я помню, ты уже говорила. Секунд двадцать назад. Внизу, истина, спрятана – да, очень захватывающе. Расскажи про друга!
-Она пронесёт тебя по тропе к свободе. Ты поднимешься над всеми нами.
Это его несколько взбодрило – он моргнул, радостно расширив ярко-голубую линзу.
-Правда? О, звучит многообещающе, очень многообещающе! Странно, я как раз недавно думал, а что будет, если я пойду и разбужу кого-нибудь из людей? В том смысле, что их там целое множество, они никому не нужны... никто ведь не заметит, если я разбужу одного? Найду себе хорошего, ловкого человека, чтобы прыгал хорошо, и бегал быстро... наверняка есть способ определить, кто из них лучший, надо будет выяснить. Вот, я мог бы подружиться с ним и... он мог бы вытащить меня отсюда, на поверхность. Ты это имела в виду?
-Ты предашь её.
Его линза испуганно сузилась, и он содрогнулся.
-Чего-чего?
- Безумец должен остерегаться бросать Ей вызов, ибо Она Императрица, всевластна и всемогуща. Вместе вы пройдёте Её испытания, но дабы низложить Её и принять мантию, тебе придётся отказаться от себя, и цена выше, чем ты думаешь.
-Но...
-Этого будет мало.
-Послушай, - перебил он, вконец запутавшись. Он понятия не имел, о чём говорит эта турель, на что она намекает и к чему ведёт, но ему вдруг стало очень плохо. Он чувствовал себя маленьким, никому не нужным и несчастным, как тогда, когда ему не удалось заполучить вакансию в производственном отделе. Словно – как частенько бывало – что-то восхитительное почти случилось, но в самую последнюю секунду пошло наперекосяк. – Послушай, я не хочу никуда бросать никакие вызовы, не собираюсь никого низлагать, и ничья мантия мне не нужна – на что она мне, сама подумай. К мантии нужны корона и скипетр, а откуда мне их взять?.. Я просто...
-Ты пожалеешь.
-Да ладно. Это что, это угроза? – он попытался сделать вид, что сказанное его ничуть не задело, но трясущиеся рукоятки и дрожащий голос говорили скорее об обратном. – Пфф, ой как страшно. Но я не думаю, что...
Глаз турели вспыхнул, разгорелся слепящим алым пламенем и затопил расщелину кроваво-красным светом. Он плотно сжал свои металлические веки, чтобы ничего этого не видеть, и безуспешно пытаясь не вслушиваться в тоненький, сахарно-сладкий, приторно-нежный голосок, сверлящий аудиорецепторы:
-Ты-ы-ы пожале-е-е-ешь!
-Аааа, ладно, хорошо, хорошо, я тебе верю! Верю, верю, только замолчи, ради бога, прекрати!
-Вот и всё, - сказала турель тихим, смиренным и очень усталым голосом. – До свидания.
-Эй, эй, погоди, о чём ты...
Красное сияние мигнуло в последний раз и погасло, оставив его в непроглядной темноте. В эту же секунду раздался скрежет и скрип – то кронштейн наконец нашёл общий язык с рельсом и повлёк его вверх. Пара мгновений – и он вновь оказался в пустом, сплошь заросшем коридоре, и помчался вон, не слушая потрескивание медленно остывающих перегруженных дисковых тормозов. Он был напуган и расстроен, в электронном мозгу бился пульсирующий красный свет и одна отчётливая мысль – турели, заявляющие, что они – другие, во-первых, не лгут, а во-вторых – ничего хорошего не сулят.
Совершенно ничего хорошего.
Он не останавливался, пока не оказался в максимально удалённом от того коридора уголке Центра Релаксации. Позже, он сделал всё, что было в его силах, чтобы забыть этот уверенный ласковый голосок. Он принудительно удалил из памяти каждое сказанное ему слово, и больше никогда-никогда не возвращался в то помещение, даже много лет спустя, когда неминуемое отключение реактора вынудило его взять дело в свои рукоятки и всерьёз озаботиться планом побега из Комплекса.
Некоторые вещи лучше не вспоминать.
-Её звали Кэролайн, - сказала Челл. – И они превратили её в...
Она замолчала, заметив выражение его лица.
-Уитли?
Он резко встряхнул головой и запустил пальцы во взлохмаченный хаос, служащий его аватару причёской, словно пытаясь вытряхнуть из волос пчелу.
-Я в порядке, в порядке, просто задумался. Ты продолжай, я тебя внимательнейшим образом слушаю. Уровень апперцепции – высокий, я бы даже сказал – стопроцентный.
Челл как-то странно на него посмотрела, но продолжила:
-Когда мы отсоединили Её от центрального блока, Она вспомнила... что когда-то была Кэролайн. То, что от неё осталось, обладало... – уголок её губ дёрнулся в кривой невесёлой усмешке. – Ну, в человеке я назвала бы это совестью, - помолчав, она добавила. – Кэролайн спасла меня.
Уитли виновато сглотнул.
-Очень... достойный поступок.
-И отважный. Кэролайн по любому была храбрее. А Она не могла вынести мысли, что Она – человек, пусть даже частично.
Уитли поморщился.
-Она удалила Кэролайн, как только обнаружила её. И отпустила меня, потому что так было логично. Человечность для Неё – просто вирус, Уитли. Неужели... неужели и ты?..
Уитли замахал руками, так, словно на него, как минимум, напала стая комаров-убийц.
-Нет! Нет, нет, нет и ещё раз нет, вовсе нет! Совсем нет! Я не это имел в виду! Просто я... тот человек, тот которого они... которого они использовали, чтобы сделать меня... собственно, я ведь о нём ничего не знаю. Кроме того, что он внешне симпатичный – я в том смысле, что мне встречались намного менее удачные экземпляры, честное слово, мне ещё повезло...
Пауза.
-Так, важно не это, а то, что прежде, чем я узнал о нём, я был просто собой, понимаешь? – он вздохнул. – Я был просто я, старый добрый крошка Уитли, модуль и Смотритель Центра Релаксации. Просто имя и должность. Не слишком богатая почва для личностного кризиса, правильно? Не надо думать – о, а как бы он поступил здесь, а как бы он справился там, а получился бы из него лучший... я?..
Челл – со свойственной ей уверенностью и прямодушием – снова взяла его за руку.
-И лучше не знать.
Это прозвучало, как утверждение, но он всё-таки уловил вопросительную окраску. Может, он прочёл вопрос в её чуточку дразнящей улыбке, или же дело было в успокаивающем касании её пальцев, или в ощущении этой странной теплоты, которую им, быть может, только предстоит понять.
-Ну...
Вот, опять этот дурацкий писк. Уитли иной раз представлял свой голос бродящим по дому – большую часть времени он, как подобало нормальному благопристойному голосу, оставался на нижних этажах, но стоило произойти чему-нибудь из ряда вон, как он взвивался вверх, на чердак, и прыгал там, как идиот. Пришлось откашляться и начать заново:
-Ну, я, я – понимаешь ли, я сейчас в процессе переосмысления, я подвергаю ситуацию переоценке вот прямо сейчас, пока мы разговариваем... Я взвешиваю все «за» и «против» и, кто знает, может ещё и приду к кардинально иному решению. Так что, считай, вопрос повис в воздухе. Кстати о воздухе, только глянь, сколько его тут...
Они некоторое время поднимались по вьющейся по склону холма тропинке. Оглядевшись, Уитли обнаружил, что холмов на самом деле несколько – как будто гигантская рука собрала в целом непримечательный пейзаж в пригоршню, оставив россыпь травянистых бугров.
Луна – уже шедшая на убыль – приглушила звёзды на чистом безоблачном небе и щедро изливала свет на поля – покрывало из чёрных, серо-зелёных и синих лоскутов. Город казался неровным крестиком, густо усыпанный тёмными домиками на пересечении улиц, которые, как он уже знал, назывались Главная, Надежды и проспект Шекли***. В Комплексе коридоры, туннели и платформы (некоторые превышали размерами все три улицы вместе взятые!) были помечены огромными надписями типа «Путь 00739» или «Шахта Зед-зед-9-альфа» - но запомнить странные, нелогичные человеческие названия оказалось куда легче. К тому же, это люди их строили, пользовались ими, и, значит, имели право называть их, как заблагорассудится.
Над освещённым яркими огоньками полем Оттенов, походившим на место слёта светлячков, неторопливо мигал установленный на самой макушке Дигиталис сигнальный фонарь. Гаррет объяснил, что шансы, что в неё врежется самолёт, стремятся к нулю, но, как он выразился, лучше перебдеть, чем недобдеть. К тому же, это было красиво. Уитли решил, что если бы он построил посреди неизвестности дивную большущую коммуникационную башню, он бы тоже захотел снабдить её чем-нибудь, что позволяло бы видеть её в любое время дня и ночи.
На склоне росли кривоватые, согнутые ветром деревья, и Челл, поправив выбившиеся из хвостика пряди, уселась под ними и обхватила коленки руками. Уитли, который давным-давно понял, что у всякого её действия имеется убедительная причина (и иногда, в качестве бонуса, она даже может её озвучить), уселся рядышком. Высокая трава было ему почти по колено; он вдруг обнаружил, что те давно отправившиеся на тот свет – и наверняка сумасшедшие – учёные добавили нервной системе аватара очень странную деталь. Участки, не скрытые «одеждой» казались гораздо чувствительней и получали намного больше входных данных. Уитли перевёл взгляд со своих синих кедов на босые ножки Челл и попытался представить, как ощущается трава, мох, песок или влажная земля под пальцами ног – и каково вообще иметь пальцы ног, если уж на то пошло.
-Знаешь, почему я тут осталась?
Она глядела на город, на тёплые огни у края оттеновского поля. Уитли моргнул, открыл рот, посидел так с полминуты, закрыл его и только некоторое время спустя отозвался:
-Видимо, всё дело в том, что тут люди. Много людей, и ни одного одержимого маниакальными идеями компьютера – наверняка, это можно добавить в копилку плюсов. Потом, ты наверно хотела передохнуть, взять тайм-аут после... Ну скажи, я хоть приблизительно верно говорю?
-Люди есть везде, - сказала Челл. – Их не так много, как раньше, но они есть.
-Тогда... быть может, здесь самые лучшие люди? По-моему, вполне...
Он запнулся, потому что она рассмеялась.
-Не знаю. Очень может быть. Они меня спасли, это точно. Я почти неделю блуждала, ослабела и почти не могла... – она помолчала. – Когда мне полегчало, я хотела уйти. Здесь всё ещё слишком близко.
-Ну да, а так и не скажешь, когда тащишь на себе двести кило мёртвого груз...ааа… Гм, ну, а почему же ты не ушла? Нет, я не жалуюсь, наоборот, я ужасно рад, что ты осталась, но...
-Я много ходила. Когда поправилась, я всё тут обошла. Это помогало... снаружи было легче думать.
Её лоб прорезала озабоченная морщинка; Уитли поглядел на повёрнутое к нему в профиль лицо, полускрытое тенью, серьёзное и внимательное, как у целящегося стрелка. Она вдруг показалась ему невероятно красивой и, чтобы лучше разглядеть её, он попытался откинуться назад и упереться локтями в землю – но немного не рассчитал и шумно рухнул в траву вперёд затылком.
-Ох. Нет-нет, ничего страшного, не обращай внимания, просто проверяю, на месте ли земля – вроде на месте, всё в порядке.
Его колени по-прежнему торчали над травой – два миниатюрных менгира в неглаженных чёрных офисных брюках. Челл негромко вздохнула, прислонилась к ним спиной и сорвала горсть травы.
-Помнишь карту?
-Ага! – раздалось какое-то сложное шуршание, затем из травы поднялась рука и помахала мятой полоской бумаги, как флажком. – Вот, она у меня с собой. Ну, вернее, не вся, а только треть. Что хорошо в этом лягушонке-скрепке – он не только эстетически привлекателен, он ещё и полезен.
-Я всю область нанесла на карту. Всё вокруг… Того Места. Каждую лазейку, которую смогла отыскать. Я не хотела возвращаться. Я даже близко не хотела подходить, но я себя заставила. Мне нужно было... знать. И потом я поняла...
Она швырнула пригоршню травы, наблюдая, как она ползёт вниз по склону, распадается на отдельные травинки и останавливается.
-Сколько городов на карте?
Из травы снова раздалось шуршание.
-Мм-м... Не уверен, у меня ведь только эта часть. Ну, есть Эдем, вот он... и... Других не вижу. Разве что... Резервуар? Вряд ли, если только он не французский.
-Больше ни одного, - отрезала Челл. – Уитли, это единственный город в радиусе пятидесяти миль, понимаешь? Они тут совсем одни, под ними ад, а они даже не знают.
Он обдумал сказанное, проглотил ком в горле и тщательно свернул полоску бумаги неуклюжими пальцами, прежде чем сунуть её под булавку для галстука.
-Зато ты знаешь.
Она кивнула.
-Я знаю. И теперь мне тут хорошо. Этой мой дом. Но я осталась, именно потому что знаю. И буду готова.
Уитли почувствовал внезапный озноб. Уверенности, которая прозвенела в её голосе, ничего не страшно, никакие катаклизмы, хоть местного, хоть космического масштаба. Да врежься Луна в Землю, сорвись весь ад с цепи, чихни кто рядом с Эдемом – она всё равно будет готова.
-Повезло им.
Челл снова вздохнула – на этот раз с явным, подчёркнутым облегчением – бесцеремонно отпихнула его ноги и легла почти под прямым углом к его длинному распластанному телу, положив голову ему на грудь. Подушка из него вышла не слишком мягкая – зато тёплая и неподвижная (он был слишком удивлён и местами напуган, чтобы шевелиться). Под щекой переливчато гудел твёрдый свет – странный звук на самой грани слышимости.
-Уитли?
-Да-да, я здесь, прямо под тобой. Никуда не денусь, обещаю.
-Отлично, - от всей души ответила она, и Уитли не удержался и улыбнулся небу широкой, незамутнённо счастливой улыбкой.
______________
Примечания:
* Видимо, имеется в виду шуточная детская песенка «Oh my darling Clementine». Речь в ней о некоей Клементине, которая утонула на глазах у своего приятеля - тот не умел плавать и не смог ей помочь. Молодой человек очень горевал, но песенка почему-то весёлая.
Listen or download Дорогая, дорогая, дорогая for free on Prostopleer
** Из стихотворения Уильяма Вордсворта «Нарциссы» (в переводе А. Ибрагимова)
Бродил я, сумрачен и тих,
И встретил в тот счастливый день
Толпу нарциссов золотых.
В тени ветвей у синих вод
Они водили хоровод.
***Вот интересно, если имеется улица Шекли, то есть ли где-нибудь по соседству улица Григгса?

Следующая глава
А теперь слайды, потому что я хочу эстетствовать.
Чертова уйма картинок, местами кровища
НИИ "Черное Плоскогорье", поездка на работу в клёвом вагончике.


Первая встреча с любимым межпространственным интриганом. В первый раз я засмотрелась на погрузочного робота и пропустила его, пришлось загружать уровень заново)))

Обычное рабочее утро научного института. Ничего не работает, все опаздывают, кругом бардак - но уютно. Прекрасное местечко.




Внезапно, любимый межпространственный интриган. Только посмотрите на этот приветливый взгляд! Он был так рад меня видеть!.. а тот лысый хрен взял и опустил жалюзи.

Ну а потом Фримен добрался до рабочего места и с присущим ему пафосом все сломал.


Айзек Кляйнер и Илай Вэнс, будущие герои Сопротивления.


Комплекс после катастрофы.


Хаундай смотрит телевизор. Мимими.

Это явно дурное влияние "Эперчур Сайенс".


Джи периодически попадает в прицел.


Внезапно, технологии "Эперчур Сайенс" детектед!

Логотип "Блэк Месы", увиденный в конце туннеля. Даже не помню, было это в оригинальной игре или нет, но изящно)))

Хочу такой глобус!


Пейзажики прекрасны.





Не дождётесь, слабаки. Физики-теоретики так просто не сдаются.

Истоки Сопротивления.

"Блэк Меса" - экологически дружественный поставщик нейротоксинов! .


Порталы. К сожалению, не такие удобные, как в "Эперчур Сайенс". Заходишь в жёлтый, выходишь из зелёного, обратное неверно.

Забавная сценка. Фримен вылезает из портала. Женщина, радостно: "О, ты парень из "Аномальных Материалов", правда? Я тебя узнала!" Охранник, разочарованно: "Тю, а я думал, он нам пиццу принёс..."

Телепорт в Зен. Телепортирует прямиком в титры. Продолжение обещают только весной((((

Вот. Это были одни из лучших выходных в моей жизни (если закрыть глаза на полтора часа субботнего утра, проведенного в кресле у дантиста).
Ну всё, теперь точно возвращаюсь к "Блю Скаю".

Всё, я потеряна для мира, я пошла расхлебывать непредвиденные последствия! YEAH!

Во-вторых, поющий G-man. А я думала, это я внезапная, когда рисую его с котятами и цветочками.

В третьих, обнаружила, что у меня есть аккаунт в Стиме, и меня там даже ждет присланная моим лучшим подругом в подарок вся такая бесплатная лицензионная Халф-Лайф 2. Лет пять она там точно пылилась, но мой интернет в те далекие времена был не настолько крут, чтобы этим подарком воспользоваться. И что? Скачала, установила русскую версию... божечка, что это за адский


А в-четвертых,


Глава 10. Эфир
Автор: wafflestories
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Пап…
Мартен Оттен был честным работящим человеком. Работа на ферме означала, что шесть дней в неделю он, невзирая ни на что, поднимался задолго до зари. Так что, пожалуй, он совершенно не заслуживал того, чтобы в середине воскресной ночи его будило крошечное светловолосое привидение, закутанное в одеяльце. Впрочем, жизнь – она вообще штука несправедливая.
-Мм... что такое, заинька?
-Гаррет Рики, и Челл, и челлино чудище говорят, что им надо в поле и что они извиняются.
-Молодцы какие... Расскажи мамочке, ладно?
-Мамочка спит, – мрачно предостерегло лоскутное одеяло за его спиной.
–И, и челлино чудище извиняется за окно. Он говорит, что просто хотел меня разбудить. А Гаррет Рики говорит, что он правда не хотел устраивать этот, этот, тарарам среди ночи, но он на пороге... на каком-то пороге, - продолжила Элли, тщательно накручивая локон своих светлых волос на голову безотлучного Линнелла. – Ещё он спрашивает, можно ему взять генератор.
-Хорошо, заинька, - пробормотал Март, переворачиваясь на другой бок и потянув за собой лоскутное одеяло, невзирая на протестующее рычание Хэзер Оттен. – Иди в кроватку.
Элли послушно прошлёпала прочь из родительской спальни и прошла по скрипучему коридору большого фермерского дома к себе в комнату. По совету Линнелла, выбравшись из кровати, она первым делом натянула любимые красные сапожки, чтобы не пораниться об осколки, сверкающие на ковре в свете ночника и хрустящие под ногами, пока она тащила кукольный домик к подоконнику. Осторожно взобравшись на него, она приблизила мордашку к дыре в окне.
-Папочка разрешает! – сообщила она.
К тому времени, как красно-оранжевый шар солнца готовился лениво выкатиться из-за горизонта, на краю оттеновского поля уже собрались первые зеваки. Эдемцы в большинстве своём были ранними пташками, кроме того – тянулись ко всякого рода интересным зрелищам. Гаррет, конечно, был привычен – но его нынешняя лихорадочная, малость отдающая истерикой активность наводила на мысли о захватывающем представлении. А поскольку в программу также входили эксцентричный приятель Челл, оживлённые вопли и рёв самого мощного генератора Марта Оттена – представление обещало превзойти самые смелые ожидания.
-Всё просто! – орал Гаррет, перекрикивая грохот генератора. И без того слабое взаимопонимание осложнялось тем, что он сидел на перекладине Дигиталис на высоте двадцати пяти футов и пытался докричаться сквозь сварочную маску до Уитли, подпирающего спиной одно из «копыт» башни. – Я всё сделал, лезь сюда! Посмотрим, можно ли наладить связь!
Уитли ещё крепче прижался к «копыту». Едва он понял, чего от него хотят, его энтузиазм сгорел, как натрий в воде, оставив осадок смертельного ужаса.
-Там высоко! Из-излишне высоко! Это очень опасно, лезть туда! Это не соответствует никаким мыслимым – и немыслимым тоже – нормам здравоохранения труда! Почему бы всё это тут, внизу, не сделать?
-Чего?
-Говорю, почему бы тебе не слезть и не сделать всё тут?
-Я не слышу!
Уитли набрал побольше воздуха в несуществующие лёгкие.
-Почему бы! - взревел он, демонстративно разводя руками и поднимая брови. – Тебе! – он указал на Гаррета. – Не слезть! – он ткнул пальцем в безопасную твёрдую землю под ногами. – И не сделать всё! – он поболтал руками в районе затылка, словно завязывая узел. – Тут, вопросительный знак!
-Я ж объяснял! Главный интерфейс наверху!
-Ну в таком случае это чертовски неудачное место! Зачем было делать его именно там?! Не слишком предусмотрительно, а? Я не критиковал бы, но мне ж теперь расхлёбывать! А ты можешь протянуть кабель, чтобы вставить его в меня? Удлинитель какой-нибудь, а?
-Не слышу!
Уитли снова принялся кричать.
-Ты можешь протянуть удлинитель, сюда вниз...
Тут Челл – проявляющая всё это время чудеса терпения, но решительно не одобряющая безрезультатного грохота – и, если уж на то пошло, усиливающегося внимания со стороны горожан – пробилась сквозь толпу и вырубила генератор.
-…и вставить его в меня?
По рядам зрителей пробежала волна сдерживаемого хихиканья.
Во внезапно наступившей тишине Уитли глянул на собравшихся, явно только что осознав их присутствие, и инстинктивно шмыгнул за Челл. Почувствовав, что он дрожит за её спиной, как пугливая лошадь и расположен немедля пуститься наутёк, она ободряюще ткнула его кулачком.
-Ну чего ты? Ты ведь уже лазил.
-Я, я... чего, тогда? С... ну да, конечно, лазил, но...
Она посмотрела на него.
-Но ты ведь была со мной. И потом, у нас выбора не было! Надо было лезть, иначе...
-Забудь про «иначе» - посоветовала она. – Если упадёшь, я поймаю тебя.
Дёргаясь и нервно переплетая пальцы, он возразил:
-Я же... я же тебя раздавлю.
Она пожала плечами.
-Раньше тебя это не беспокоило.
Уитли много чего хотел сказать ей. Например, «Зачем ты это делаешь, зачем ты заставляешь меня этим заниматься? Это испытание? Это последнее испытание, да? Последняя возможность, прежде чем мне скажут – «упс, ты не справился, быстренько собирайся и проваливай в Центр Релаксации, смотрителем будешь!». Если да, то так и скажи мне, чтобы я приложил все-все-все усилия!»
Или «То, что ты сделала ночью – что-то во мне повредило. Я не знаю, нарочно ты или нечаянно, но теперь я помню, кем я был раньше. Помню, что он чувствовал к тебе. И, как ни странно, я всё ещё чувствую... вроде бы. Я даже не знаю, что это такое, но я чувствую. И, учитывая всё случившееся, ты совершенно спокойно и с полным основанием можешь считать это забавным...»
Но больше всего, он хотел сказать «Что ты там искала? Что ты пыталась найти? Я ведь тебя знаю – ты никогда ничего не сделаешь без старых добрых веских причин! Так что же это? И, что ещё интереснее – ты нашла, что хотела? Что это было?»
Но, поглядев в серьёзные серые глаза, он сказал другое.
-…ладно.
На глазах у заинтригованной публики Уитли механически, словно... ну, словно робот – повернулся и зашагал к ближайшей опоре башни. Он был достаточно высок, чтобы спокойно дотянуться до центральной балки и крепко вцепиться в неё; трудности начались далее. Неловко подтянув правое колено к груди, он упёрся ногой в испещрённую сварочными рубцами наклонную поверхность «копыта». Содеяв это, он решил, что заслужил небольшую передышку и остановился, не отрывая носка левого кеда от земли.
Тогда Челл неслышно подкралась к нему, сцепила ладони, подставила их под его ступню и, упираясь плечом в «копыто» Дигиталис, подтолкнула Уитли вверх, навстречу сплетению проводов.
Уитли возопил, судорожно ухватился за что-то, что, к счастью, удержало его. Поняв, что Челл отпустила его ступню, он издал повторный вопль. Вокруг колыхались разноцветные лианы проводов, и с полсекунды он был на девяносто девять и девять десятых процента уверен, что вот-вот сорвётся вниз и погибнет лютой смертью. Но миг прошёл, то, за что он уцепился – выдержало, и до него дошло, что он висит всего-то в паре метров над землёй.
-Я в порядке! Всё нормально! – оповестил он и пошатнулся. Гаррет, внимательно наблюдавший за его эволюциями, потянулся к нему через механические заросли проводов и спутниковых тарелок и крепко ухватился за его протянутую руку. Уитли опомниться не успел, как уже сидел рядом с ним на самой высокой горизонтальной балке – горстка людей внизу слилась в неясное пятно – и ошалело смотрел на великолепное, кроваво-оранжевое зарево рассвета, пылающее на востоке.
-Ну, - с улыбкой произнёс Гаррет, открывая ноутбук и вынимая полосатый кабель из одного из бесконечных кармашков на своём поясе с инструментами. – Готов?
-спросил кто-то. Он моргнул, направил окуляр вверх и увидел бесконечные голые бетонные стены, десятки экранов, далёкие лопасти вентиляторов, странную гигантскую конструкцию и, совсем рядом – человеческое лицо, которое он быстро распознал, как принадлежащее Дэйлу, КА, интерну. Он с лёгкостью научился отличать людей друг от друга: главное, подметить основные особенности. К примеру, по бокам головы Дэйла, КА, интерна росли пучки тёмных волос, а ещё у него на шее висела дуга с какими-то чёрными дутыми штуковинами, которыми он закрывал уши каждый раз, когда ему казалось, что Мосс, Д, глава проекта не видит.
-Готов, Модуль С.И?
-Го... готов? Ха, ещё бы, попробуй меня остановить! Я рождён быть готовым, амиго! На сто процентов! А... будь добр, просвети, к чему именно я готов?
-Активация! – сказал голос по внутренней связи, отдаваясь громыхающим эхом под сводчатым потолком. – Обратный отсчёт ноль-минус три минуты. Система защиты включена.
-Пора, Модуль С.И., - подняв его за рукоятки, сообщил Дэйл, КА, интерн и понёс его куда-то через гулкое серое помещение. Мимо сновали другие учёные, и широкий зал гудел от их взволнованных, приглушённых переговоров. Он заметил Мосса, Д, главу проекта на платформе в противоположном конце помещения, рядом с незнакомым учёным; тот вцепился в перила рядом с маленькой прямой колонной (на верхушке которой краснело что-то большое и круглое) и кричал на кого-то. Кажется, тут затевалось нечто важное: люди то и дело бросали многозначительные взгляды то на странный гигантский силуэт, то на него.
Люди смотрели на него.
-Ноль-минус две минуты.
-Для этого тебя и создали, - объяснял Дэйл, КА, интерн. В его голосе ясно слышалось волнение. Они поднялись по короткой спиральной лестнице на платформу, попав прямо под плавный изгиб угрожающе огромной, свисающей с потолка конструкции. Какой-то техник – в сером комбинезоне, без халата – потянулся с подмостей, чтобы забрать его из протянутых рук Дэйла, КА, интерна.
-Осторожнее с ним, это тебе не волейбольный мяч, - предупредил техника Дэйл, КА, интерн суровым тоном, явно позаимствованным у Мосса, Д, главы проекта, а затем шепнул. – Давай, Уитли. Прикончи её!
-Её? Прошу прощения, я, видимо, упустил что-то животрепещуще важное. Что именно я должен делать?
Дэйл, КА, интерн поколебался, а затем широко и ободряюще улыбнулся, прежде чем отпустить рукоятки и оставить его в руках техника:
-Просто будь собой!
-Ноль-минус пятьдесят секунд, - разнеслось над залом.
Он покосился на техника, надеясь, что тот снабдит его более удобопонятными инструкциями, но техник ничего такого делать не собирался. Он просто взялся покрепче за его рукоятку и направился вверх по подмостям, спиралью уходящим вверх вокруг гигантской конструкции, к кольцу подвешенных почти под самым потолком мониторов.
-О, мы поднимаемся? Ладно, хорошо... ой, тут высоко, правда? А это обязательно, чтобы было так высоко, или... Да, я понял, вы не в настроении болтать, ладно. Вы, наверно, сосредоточены на восхождении. Не буду мешать, у вас ведь так здорово получается. Вы очень здорово лазаете по верхотурам...
Вскоре техник остановился и подключил его к какому-то разъёму – вроде того, к которому он привык в лаборатории. Только этот был совсем новым и потому неудобным – не говоря уж о том, что располагался на тридцатифутовой высоте.
Он решил, что высота ему совершенно не по нраву. Он впервые оказался так далеко от пола – до этого он не поднимался выше рук Дэйла, КА, интерна или Мосса, Д, главы проекта. Одно дело, когда тебя держат цепкие надёжные людские руки – сразу чувствуешь, что ты в безопасности, и о тебе заботятся – и совсем другое, когда ты боишься в любой миг выскользнуть из разъёма и пролететь тридцать футов навстречу стерильной серой плитке и верной гибели. Отсюда, конечно, всё видно – всё, что не скрыто проводами, частями загадочной конструкции и мониторами – и люди казались совсем крошечными, но он решил, что ничего хорошего в этом нет.
Ему сделалось не по себе – но он решил списать это на волнение. Ведь не каждый день модулям удаётся выбраться из лаборатории и выполнить свою первичную функцию! Более того, выяснить, в чём эта самая функция состоит. Дело в том, что, несмотря на нескончаемую череду тестов, проверок и калибровки, он по-прежнему слабо понимал, в чём его предназначение.
Вспомнив радостное предвкушение на лице Дэйла, КА, интерна, он слегка успокоился. Раз Дэйл, КА, интерн с таким нетерпением ждал этого, это наверняка что-нибудь замечательное, и бояться вовсе даже нечего.
-Ладно, всё в порядке, всё в порядке! Быть собой. Быть собой. Да не вопрос, это я могу. У меня есть наклейка!
Техник ещё что-то подкрутил, сдержанным жестом – два поднятых больших пальца – показал кому-то в отдалении, что всё в порядке, и полез вниз.
-Ноль-минус пятнадцать секунд! – известил интерком. Все дисплеи показывали одно и то же – цифры обратного отсчёта на ярко-синем фоне; один за другим загорелись яркие пятна напольных прожекторов, ослепив его и наполнив зал светом.
-Десять. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один... ноль. Ну держись, народ. Она очнулась.
Из своего гнезда он не видел, что происходит, но чувствовал где-то под собой глубокий, тяжёлый гул, всё возрастающую басовую ноту, от которой задребезжали корпус и внутренние механизмы. И это была не просто физическая вибрация, нет, его разума коснулось что-то... абсолютно чуждое. То, к чему его подсоединили, оказалось чем-то гораздо большим, нежели сложносоставная запутанная конструкция из металла, проводов и замысловатой геометрии. И чем бы оно ни было – оно неумолимо, стремительно...
-Э-э-эй, что творится? Что происходит?! Что это тако-о-оааааа!
…увеличивалось, вздымалось, усиливалось, это гигантское непостижимое нечто. Он никогда не переживал ничего похожего, и нельзя сказать, что ощущения ему понравились. Слишком острым, резким и могущественным было это слепящее, жгущее и стремительно расширяющееся чуждое присутствие. Оно погребло его, как прилив, нет, как цунами, и...
Голос.
Ничего громче ему не приходилось слышать за свою коротенькую жизнь. Он ослеп и оглох – маленький дрожащий комок нервов, потонувший в сокрушающей звуковой волне. Сперва протяжный, невнятный, двоящийся, но быстро обретший чёткость, Голос точно плевался сгустками ядовитой, концентрированной ненависти:
-Чтоооооооооо... чтооооооо эээээээтоооооо... Чтоооо. Это. За. МЕРЗОСТЬ.
Он как-то сумел заставить себя заговорить.
-Э-э… э... привет! Я… я не мог не заметить, что вы... у меня почему-то создалось впечатление, не знаю, мне так показалось, такое у меня чувство, что вы чем-то расстроены! Ничего страшного! Всем нам случалось огорчаться, каждый из нас бывал не в духе, это естественный ход жизни, но, быть может, вам стоит попытаться чуточку успокоиться? Может, может, попробуете сосчитать до десяти? Или представить что-нибудь умиротворяющее? Ну там, облака... птичек, маленьких птичек или... что там ещё успокаивает? Травяной чай? О, не то, чтобы... я прошу прощения, не самый удачный вариант, признаю, не самый удачный... У вас ведь рта нет… вы же машина, конечно... Но, я думаю, можно попросить кого-нибудь из них заварить вам чашечку, и тогда можно будет... смотреть на него. Может, тогда вам станет лучше? Давайте попробуем, а? Мне кажется, стоит попробовать. Видите ли, там, внизу, люди – и они смотрят на меня, и мне кажется, я должен... О-о, я понял! Кажется, я понял – наверно, для этого я и создан! Чтобы быть с вами!.. Поддерживать вас… ух ты, похоже на правду! Функция – быть другом! В таком случае, здравствуй, друг! Я Уитли! Я очень рад...
-ЧТО. Что вы сделали?! – в Голосе прозвучало столько холодного бешенства, что он невольно съёжился от страха. – Эта… ДРЯНЬ... у меня в голове... не замолкает. Как… Как вы посмели...
На кратчайший миг в Голос проскользнула неуверенность. Голос нерешительно дрогнул, но тут же окреп, возвысился до яростного воя, и он тоже закричал – от ужаса, когда один за другим дисплеи покрылись статическими помехами и взорвались. На бросившихся врассыпную людей полился дождь искр, дыма, и битого стекла.
-КАК ВЫ ПОСМЕЛИ ВЖИВИТЬ В МЕНЯ ЭТУ ОПУХОЛЬ!
-Она прорвала защиту! Гасите её, быстро!
-Не могу! Она перехватила управление!
-Вырубай питание! Обесточь тут всё!
-Но…
-Быстрее, чёрт возьми! Шевелись!
Ещё через секунду всё было кончено. Оглушающий исступленный рёв внезапно смолк, басовитое гудение поперхнулось и отхлынуло, оставив холодную пустоту. Циклопическая конструкция крупно, медленно содрогнулась, стукнувшись о клетку окружающих её подмостей с таким звуком, будто в карьер свалился гружённый полыми трубами вагон. На пол с лязгом и звоном посыпались осколки повреждённого металла и стекла.
Воцарилась унылая, подавленная тишина. Люди, скрытые завесой дыма и пыли, кашляли и неохотно выбирались из спонтанных укрытий вроде перевёрнутых столов.
-Что… что это было? – он висел вверх тормашками в своём дымящемся разъёме под углом в сорок пять градусов, оглушённо глядя на искрящую, дымящуюся конструкцию. Затем его линза сфокусировалась, испуганно расширилась и вспыхнула паническим голубым светом. – Ой, ой, погодите, я всё правильно сделал? Так... так и должно было случиться? Я справился?
Снизу раздался чей-то усталый голос:
-Молодец, Мосс. В этот раз ещё быстрее.
-Эй? Простите, что вмешиваюсь, но я всё ещё здесь... вишу... да, вишу тут, и мне тут... неуютно. Снимите меня, пожалуйста!
-Сама идея безупречна, - холодно ответил другой голос – голос запыхавшегося и едва сдерживающего раздражение Мосса, Д, главы проекта.
-Зато исполнение подкачало. Она едва не...
-В таком случае, Картер, - резко перебил Мосс, Д, глава проекта. – Может быть, стоило выделить мне команду компетентных техников, а не сопляков-интернов? Сам знаешь, что посеешь...
-Доктор Мосс! – воскликнул третий голос – обиженный и принадлежащий Дэйлу, КА, интерну. – О чём вы...
-Сделай что-нибудь полезное и вызови команду очистки. И сними наконец эти чёртовы наушники! Мало того, что нарушаешь как минимум шесть норм безопасности, так ещё и выглядишь, как полный кретин!
-Сэр, я.. я... да, сэр.
-Ладно, народ, - сказал первый голос по громкой связи. – Придётся начинать по новой. Обесточиваем зал и уходим.
-Эй?! – крикнул он, отчаянно – и безуспешно – борясь с нарастающей паникой. Сквозь путаницу неподвижно свисающих проводов он видел, как расходятся и исчезают в тамбуре учёные, а гудение, щёлканье и жужжание механизмов в зале замирает, и никто на него больше не смотрит...
В числе последних уходил и Мосс, Д, глава проекта – сердито расписавшись на доске-планшете, он на секунду прервал свой спор с человеком по имени Картер и рявкнул через плечо на угрюмо плетущегося следом Дэйла, КА, интерна.
-Вырубай свет.
-Да, сэр.
-Нет! Нет-нет-нет, стой! Стой, Дэйл! Дэйл, не надо! Я всё ещё здесь, не уходи, не уходи!..
ЩЁЛК. ЩЁЛК. ЩЁЛК. Зал с громким лязганьем погрузился в темноту. Темнота надвигалась постепенно, скрывая стены, пока единственным источником света не осталось тусклое сияние из тамбура – длинного гулкого портала с постепенно затихающим звуком шагов уходящих прочь переругивающихся людей. Далёкий стук дверей, и...
-...ладно. Ладно, поболтаюсь тут, раз такое дело... Кстати, э… это была шутка… каламбур... я же тут в прямом смысле... болтаюсь.
Никто не ответил.
Голубая линза несколько раз моргнула в темноте, с надеждой прищурившись.
-…эй?
-Уитли?
Уитли мигнул и с недоумением глянул на руку, которой Гаррет осторожно водил у него перед глазами. Кто-то снова включил генератор, и металл под ними слегка гудел и лязгал, словно что-то в конструкции было не до конца закреплено.
-Ты в порядке? Ты как будто на секунду отключился.
Уитли посмотрел вниз, мимолётно скользнув взглядом по своим висящим так высоко от земли кедам с их выбоинкой на правом мыске и аккуратно завязанными бог знает когда и кем шнурками.
Даже с такого расстояния он безошибочно определил в толпе Челл – она стояла чуть в сторонке ото всех, обратив наверх далёкое серьёзное личико, обрамлённое тёмными прядями. Заметив, что он смотрит, она странно робким движением подняла руку и прикрыла глаза от света восходящего солнца. Уитли всё бы отдал, чтобы проделать тот вортигонтский трюк, о котором рассказала ему Элли – послать свою последнюю молитву напрямую к ней, через разделяющую их дистанцию: «Только не уходи! Остальные пусть уходят, ничего страшного, как-нибудь переживу, но ты... только не ты!»
Судорожно сглотнув, он сказал Гаррету:
-Всё в норме, всё хорошо. Давай. Подключай.
Затылком он ощутил холодок коннектора. Соединение, щелчок, пронзительный, чуть подёрнутый статическими помехами сигнал обратной связи и...
В некотором роде машины – они как люди.
Можно наладить их массовое производство, создать абсолютно одинаково выглядящие вещи с идентичными функциями, но стоит хорошенько вникнуть, станут заметны мелкие, но составляющие уникальность различия. Уитли, в его вечной борьбе с одиночеством, всегда отчаянно искал любую мало-мальски разумную или хотя бы способную поддержать разговор компанию в многочисленных системах и механизмах Комплекса и со временем научился быстро и безошибочно определять настроение и характер различных машин. Он мог не знать, зачем нужен ядерный реактор и как предотвратить его взрыв, зато всегда мог вежливо попросить его не взрываться. Это как в больнице – кто-то может войти в палату, поболтать с пациентом, подбодрить его, проверить, хватает ли ему виноградику – а кто-то может влететь, сходу оценить состояние больного и быстренько вырезать ему аппендикс.
Некомпетентность не обязательно означает неопытность. Системы контроля направляющих рельсов и компьютер, который (в теории) поддерживал жизнеспособность испытуемых в Центре Релаксации, обладали своими отличительными чертами, появившимися из-за мелких ошибок в программах или обветшания оборудования; и хотя нельзя было назвать их хоть сколько-нибудь способными ораторами, он не привередничал. Выбирать особо не приходится, когда все по-настоящему разумные собеседники предпочитают не замечать твоего существования...
Уитли - продукт «Эперчур Сайенс» - считал, что его сопряжение с устройствами Поверхности невозможно. Это всё равно, что пытаться затеять беседу с иностранцем на незнакомом языке. Он предполагал, что ничего из этой затеи не выйдет.
И, как частенько случалось с подавляющим большинством его предположений, оно оказалось ошибочным.
Его разум прорезал резонирующий щелчок – один, другой, третий – словно линза пыталась найти фокус, прежде чем зафиксироваться.
Внезапная ясность, и...
Нечто.
Нечто исполинское – намного, слишком намного больше него! - лениво разворачивалось, простиралось во всех направлениях, ворочалось, потягиваясь, как некое разбуженное после долгой дремоты существо. Ощущение было настолько знакомым, что Уитли едва удержался от крика – но всё-таки удержался, потому что очень многого не хватало – Её слепящей дикой ненависти, вонзающейся в разум гладкой стерильной иглы Комплекса, роя искажённых протоколов, ведущих бесконечную охоту на просторах Её сетей. Это неторопливое, неспешное Нечто, чьим источником жизненной силы был завывающий старый дизельный генератор, ощущалось совсем иначе; импульсы чумазого доморощенного электричества оживили пёструю мозаику из разнородной информации, процессов, стандартных операций – сорочье гнездо, гигантское сверкающее макраме смешанных технологий.
Его голос дрожал, когда он с трудом выдавил из себя испуганное «привет!».
Ответа не было. Снизу громыхнул генератор, и Уитли поморгал, пытаясь сосредоточиться. Его пальцы нервно сжимались и разжимались на коленях. Он чувствовал на себе взгляды маленькой толпы, Гаррета, Челл – и это было ужасно. Аудитория не в тягость, если знаешь, что делаешь. А если ты этого не знаешь, если ты не уверен, что вообще держишь ситуацию под контролем, иными словами, если ты – Уитли – всеобщее внимание ничего кроме страданий не приносит.
Он зажмурился и поджал свои длиннющие ноги, покрепче уцепившись за балку – на случай, если башня вдруг разозлится и решит стряхнуть его вниз.
-Привет? Кто-нибудь? Есть кто дома?
В сумеречных глубинах электронно-вычислительного центра башни вспыхнули и замерцали нити связей. Уитли не был уверен, что это можно назвать центром – тут не было некоей общей, всеобъемлющей темы – скорее, диковатый конгломерат различных систем, которые некто недостижимо находчивый аккуратными стежками сшивал в одно целое по мере их поступления. Внутренним взглядом он видел спутниковые тарелки облаками радужных пунктирных соцветий, разбросанных по всей конструкции, как ветви по дереву. Он видел призрачное сияние, поднимающееся от опор-«копыт». Он чувствовал проложенные под землёй кабельные корни, убегающие во всех направлениях, как нити паутины. Башня отличалась от техники «Эперчур Сайенс», как день от ночи; она была яркая, потрёпанная, но крепкая, солидная, тёплая и живая...
-Вот это да!.. Челл! Челл, жаль, что ты этого не видишь! Серьёзно, тебе бы понравилось!..
И тогда в его голове вдруг прозвучал голос – негромкое эхо от шёпота многочисленных, самую капельку рассинхронизированных выходных сигналов – спокойный, медлительный и странно завораживающий. Это не был крик – и всё-таки, он заглушил весь мир.
[запрос: тип доступа… администратор?]
-Аааа!.. Есть! Есть отклик... я... я слышу её!.. Ух ты, жуть! Не уверен, что... э-э... Привет!
Не дождавшись ответа, Уитли сжался, ожидая, что в любой миг поднимается волна ярости, прихлопнет его, как муху, сотрёт в порошок и выжжет с лица земли. Он чувствовал себя маленьким, глупым, беспомощным клещом, вцепившимся в сонного исполина. Пытаясь отсрочить неизбежную бурю, он затараторил, судорожно сдавливая пальцами металлическую балку.
-Не обращай на меня внимания, я просто хотел кое-что спросить!.. Если ты, конечно, не возражаешь! Я понимаю, ты только что проснулась, небось думаешь «так, что тут происходит, это ещё кто такие, влезли сюда в такую рань». Так что, если тебе нужна минутка, чтобы прийти в себя – ну там, умыться-причесаться – не вопрос, я подожду...
[повторяю… запрос: тип доступа - администратор?]
Уитли затрясся. Огни её внимания заинтересованно сбились вокруг него в стайку, просвечивая его разум. Дигиталис изучала его с любопытством гиганта, который, прежде чем закусить, осторожно проверяет, жива ли его крохотная добыча. Он постарался замереть и обратился за помощью:
-Гаррет, Гаррет, она... она чего-то спрашивает про администраторский доступ. По-моему, она на что-то намекает.
Гаррет, наморщив лоб, пробежал пальцами по клавиатуре ноутбука.
-Попробуй теперь.
[пароль]
-Не... не сработало, она пароль требует!
-Я не ставил никакого пароля, Уитли! Чёрт, главное – не останавливайся!.. Не знаю, может, что-то в кэш попало... наверняка дело в ретрансляторе! Так и знал, что эти хапуги на Складе меня с ним надули!
-Так, ладно, послушай, Дигиталис... к слову, очень красивое имя. Так вот, дело в том, что тебе не нужен пароль. Гаррет – ты его наверняка знаешь, он, как бы, тебя создал, если на то пошло... И Гаррет говорит, чтобы ты не беспокоилась о пароле, который у тебя там стоит... Может, ты могла бы его тихонечко отменить? Никто и не заметит!
[пароль]
-Да-да, я тебя прекрасно понимаю – что это за мера безопасности, если её можно отменить по просьбе первого встречного. Логично, логично... но я могу тебя уверить, моя просьба абсолютно законна. Я не первый встречный. Вот мои верительные грамоты, права администратора и всё такое. Я администратор, меня назначили, я... обязан администрировать... Нет, я не давлю на тебя, но мне кажется, чем раньше мы покончим со всеми этими бюрократическими заморочками – тем лучше! Как считаешь?
[пароль]
-Да не знаю я никакого пароля! Ну сколько раз!.. Извини, извини, совершенно не обязательно орать, я просто нервничаю. А на что-нибудь незапароленное можно взглянуть?
[пароль]
-Боже правый, ну ты и зануда! Хорошо! Хочешь пароль – получай треклятый пароль! Выбирай, что нравится! Яблоко! Бублик! Единокрог!
[пароль назначен]
-...пардон?
[пароль назначен]
-Не-не-не-не, погоди, постой, я не это имел в... а. Да ладно. Ты всё это время просила... просто хотела, чтобы я... О Боже, а я что сказал? Что я сказал?! Яблоко? Бублик? Единокрог?
[пароль подтверждён: яблоко_бублик_единокрог.
администратор
00004/[F]AS[IV]IDPC241105/AS[I]HRAD ]
Уитли тихо, изумлённо фыркнул. Грандиозное довлеющее присутствие чужого разума пугало уже меньше. Да, поначалу ощущения показались слишком уж знакомыми, но в итоге цели оказались разными. Повелительница «Эперчур Сайенс», едва пробудившись, искренне, от души хотела уничтожить его – Она показала серьёзность своих намерений с присущей Ей холодной, пронзительной резкостью – беспощадной и убийственной, как заточенная бритва.
Всё, чего хотела от него спокойная, флегматичная Дигиталис – разобраться, понять, классифицировать и, как только с этим будет покончено – приступить к своим обязанностям. Ей-то хорошо – она, по крайней мере, знала, в чём они состоят.
-О! Да-да, это я! Ты... Знаешь, зови меня просто Уитли. Если хочешь. По-моему, гораздо легче произнести.
[имя пользователя: 00004/[F]AS[IV]IDPC241105/AS[I]HRAD]
-Нет? Ну, как хочешь. Если тебе так нравится. Спорить не буду. Хо...хотя, ты знаешь, можно немного сократить. Пусть это будет моё прозвище. «00004», или что-то типа того... Не сказать, что прям так уж легко для восприятия, но риск сломать язык значительно снижается.
-Господи, - пробормотал Гаррет, убрав руки с клавиатуры и с радостным недоверием таращась в монитор. – Я не знаю, что ты делаешь – но продолжай в том же духе!
-Ага. Значит, так, - сказал Уитли. Он уже почти расслабился и даже начинал подумывать о том, чтобы отпустить балку, за которую хватался, как утопающий – за соломинку. В безмятежной неторопливости Дигиталис, при всей её невероятной мощи, полностью отсутствовало нечто, что он привык ассоциировать с огромными сложными машинами – угроза. Все её системы, все её программы (во многих угадывался аккуратный цифровой почерк Гаррета), подержанные и модифицированные детали, чистые белые стены данных, разрисованные пёстрыми фресками новых кодов, прекрасных в своей грубоватой замысловатости – всё это в совокупности складывалось в некое подобие разумного сознания – очень спокойного, мирного, лишённого эмоций и предубеждений.
-Значит, так, я тебя вкратце ввожу в курс дела, чтобы ты поскорее разобралась... ты же не против, да? Тут вот Гаррет сидит, а там внизу – люди, видишь их? Не знаю, есть у тебя устройство визуальной обработки... камеры... Видимо, нет. Но, если ты всё же видишь их, этих маленьких человечков, то... возможно, ты удивишься – но они очень ждут тебя. В рабочем состоянии. Ждут, что ты начнёшь функционировать. Должным образом. Потому что, понимаешь – я вот чувствую, что ты включена, ты потребляешь энергию – ставлю тут галочку, энергии хоть завались, энергия гигаваттами из ушей бы полезла, будь у тебя уши... Но дело вот в чём.
Он сделал глубокий вдох.
-Ты – коммуникационная башня. Твоя первичная функция – передача информации. Для этого тебя создали, и... и не волнуйся, без паники, нам вовсе не к спеху... То есть, вообще-то, немножечко к спеху. Кое-какие надежды возлагаются, врать не буду. Кое-какие ожидания имеются. Вот представь десятибалльную шкалу. Единица – это «пфф, да кому какая разница», а десять – «ааааа, скорее, надо срочно что-то предпринять, чтобы предотвратить ужасный конец света!». Так вот, по этой шкале интенсивность этих самых ожиданий равняется... пяти. Примерно пяти. Довольно срочно, но никто не умрёт, если вдруг не получится... И всё-таки, поскольку согласно законам математики пять ближе к десяти, чем к нулю, доказано... статистикой, то нам всем очень хотелось бы – мы не подхлёстываем, но раз уж ты такая замечательная, здоровенная коммуникационная башня... В общем, если бы ты вдруг прямо сейчас могла приступить к, собственно, коммуникации, было бы просто чудесно. Лично я был бы на седьмом небе от счастья.
Уитли замялся. Яркие вспышки сознания Дигиталис, двигаясь по причудливым сверкающим тропинкам, неторопливо кружили вокруг него, крошечного и обеспокоенного, и он вдруг подумал про дом Челл. Про тесную комнатку, про сонные ночные тени, дремлющие на белёном потолке и в чисто выметенных углах. Про маленькие тёплые созвездия ароматических свечей, которые она зажигала и расставляла на столе, подоконнике и полках, чтобы смягчить темноту. Мысль была щемящая, горько-сладкая и совершенно внезапная. Он удивлённо поморгал и попытался вернуться к начатой задаче.
-Что скажешь?
[требуется разрешение администратора: запустить калибровку систем? да/нет]
-Секундочку, звучит серьёзно, сейчас с товарищами посоветуюсь. Гаррет! Гаррет, она просит...
-Вижу, - откликнулся Гаррет, не замечая, что грызёт ногти (привычка, от которой он, как ему казалось, избавился в раннем детстве) на свободной от печатания руке. – Я вижу, но... даже не знаю. Она хочет... Я этого даже не программировал.
-О. Ну, в таком случае, давай разрешим ей, пусть делает, что считает нужным. В конце концов, это её разум – а когда копаются в мозгах без особой необходимости – это, чтоб ты знал, удовольствие слабенькое. Это кого угодно огорчит, а я, по совести говоря, совершенно не хочу её огорчать. Она чудесная – правда, чудесная – но если она вдруг огорчится, от меня мокрого места не останется.
-Не всё так просто! Я полгода вручную настраивал каждую из этих тарелок. Один паршивый микрончик не в ту сторону – и вся работа насмарку!
[требуется разрешение администратора: запустить калибровку систем? да/нет]
Уитли страдальчески сморщился и покосился на изнервничавшегося Гаррета. Тот резво печатал что-то одной рукой, и на лице его застыло то особое напряжённое выражение человека, который пытается постигнуть, какого дьявола на его зарплатном чеке указана только половина ожидаемой суммы.
Ничего не выйдет. Это была плохая идея.
Он осознал эту простую истину во всей её ледяной, горькой полноте и ощутил знакомый укол тоскливого разочарования. Идея оказалась неудачной, и всё, что он теперь мог – попытаться смягчить ущерб, хоть чем-нибудь восполнить, притвориться, что не всё потеряно, чтобы Гаррет и люди внизу не подумали, что он совсем уж идиот...
И тут же – простая, печальная, болезненная мысль. «Вот если бы она была здесь и увидела всё это – то не сдалась бы. Она бы не опустила руки только потому, что кто-то сказал, что риск слишком велик. Может, она учла бы это, но не бросила бы всё, не попытавшись...»
Этой мысли пришлось нелегко, потому что предыдущая мысль про самую плохую идею за всю историю когда-либо придуманных плохих идей, оказалась слишком увесистой, монолитной и непоколебимой, но тем не менее...
-Знаешь что? Знаешь что, ты права. Запускай. «Да». Разрешаю. Админ я или где, в конце концов!
Гаррет чуть палец себе не откусил.
-Нет, стой...
Слишком поздно. Уитли понял это, когда огни в сумрачном цифровом мире перед его внутренним взором медленно, удовлетворённо замерцали, наполнив потустороннее пространство ощущением ускорения, спокойной, деловитой целеустремлённости. Когда что-то залязгало и затряслось – последняя надежда на то, что это было хотя бы отдалённым подобием верного решения, умерла быстро, но в мучениях. Уитли зажал уши ладонями, скорчился и взмолился:
-Прости-прости-прости-прости-прости!..
Сидящая на отцовских плечах Элли Оттен взвизгнула и указала на башню.
-Папа! Папа, гляди, она шевелится!
По компании зевак пронёсся шепоток, люди заслоняли глаза от солнца ладонями и бейсболками, вглядываясь в исполинскую башню, и вскоре любопытство сменилось радостным возбуждением.
Элли не почудилось – башня действительно зашевелилась. Не в прямом смысле, разумеется – тяжёлые опоры по-прежнему надёжно удерживали её на земле. Но по спутниковым тарелкам вдруг пробежала плавная волна, и они дрогнули, точно гигантские бледные цветы, потянувшиеся к солнцу. Волна шла от антенны к антенне, сотни сервоприводов взвыли и зажужжали на разные лады, их хор контрапунктом влился в пульсирующий басовитый рёв генератора.
Тарелки ворочались, подёргиваясь, как настороженные ушки. Некоторые поворачивались буквально на пару миллиметров и застывали; некоторые извивались, точно пытаясь сорваться со своих протестующе скрежещущих кронштейнов – впрочем, ни одна не свалилась. Башня содрогалась и вибрировала, металл стонал и дребезжал от переизбытка движения, но каким-то чудом конструкция уцелела. Радужная бахрома потревоженных проводов колыхалась, понемножку затихая.
Челл, остолбеневшая у генератора, вдруг поняла, что вдохнув некоторое время назад, совсем позабыла выдохнуть. Сжав руки в кулаки до белизны в костяшках, она попыталась дышать ровнее и не обращать внимания на бешенно колотящееся сердце.
-Уитли!
Кто-то двинул его в плечо – сначала он не понял, кто именно, поскольку едва Дигиталис начала калибровку своих многочисленных спутниковых антенн, и сооружение заходило ходуном, он резко прекратил извиняться, обхватил ближайшую балку и завопил.
-Да не ори ты! Уже всё!
Утихомирив Уитли, Гаррет протиснулся мимо, вытряхнул из волос остатки свалившегося откуда-то сверху птичьего гнезда и погрузился в ноутбук, бормоча собственную пылкую молитву:
-Святой Магнуссон, пожалуйста, пожалуйста, пусть она заработает!..
Он напечатал что-то, уставился в экран, снова нажал пару клавиш. Затем выхватил из кармашка пояса с инструментами некое приспособление – маленькое, серое, округлое, решётчатое спереди и с длинной выдвижной антенной. Последняя с хищным свистом вонзилась в воздух, и Гаррет, на глазах у изумлённого Уитли, поднялся на ноги, балансируя на узкой балке, и направил устройство в небо.
В полумиле от средоточия событий, маленькое радио в доме Челл в полном одиночестве шипело, трещало и плевалось статикой. Огонёк на панели мерцал, как неисправный светофор, пока вдруг не поперхнулся в последний раз и не вспыхнул ровным, радостным зелёным светом, и приёмник без малейших искажений воспроизвёл чёткий сигнал, что мчался сюда из Нью-Детройта почти две сотни миль.

Listen or download Mr. Blue Sky for free on Prostopleer
«...отбил фастбол великолепным ударом и, пожалуй, едва не вывел мяч за пределы поля... Мы ведём репортаж с Тёрнер Филдс, идёт пятый иннинг, и «Чикаго Буллсквидс» начинают показывать своё истинное лицо… Как считаешь, Марк, есть ли у Буллсквидов шансы выровнять положение?»
Аарон бросил ключи от допотопного грузовичка на прилавок, прямо на второпях нацарапанную рукой Гаррета записку «УШЁЛ НА ПОЛЕ К ОТТЕНАМ. ОСТАВЛЯЙТЕ ДЕНЬГИ В БАНКЕ». Рядом с запиской стояла неизменная склянка из-под варенья, на четверть полная монетками и смятыми купюрами различного достоинства – по крайней мере, несколько ранних покупателей вняли просьбе. В любое другое время у Аарона нашлось бы, что возразить против такого метода ведения торговли – но сейчас он был слишком ошарашен. Громоздкий радиоприёмник на прилавке беззаботно рассуждал о перспективах команды Чикаго Буллсквидс в шестом периоде - и звук был пронзительно ясный и чистый, впервые за десять лет с тех пор как радио было установлено между кассовым аппаратом и аквариумом с золотой рыбкой.
-Атланта, - пробормотал Аарон, расплываясь в улыбке. – Вот те на…
Увы, на пути прогресса не обошлось без подводных камней.
Эмили Кент – которой и без того в последнее время не особо везло – и в лучшие для своей больной спины дни предпочитала поваляться в постели подольше. И она точно была не из тех, кто тащится с первыми лучами рассвета в сырое поле, чтобы поглазеть на телевышку-переростка. Так что этим утром она мирно спала, когда стоящее на прикроватной тумбочке древнее радио-будильник впервые за годы безмолвия (в которое оно погрузилось, когда муж миссис Кент унёс с собой в могилу секрет его настройки) нарушило обет молчания.
Оно взорвалось звуками, точно миниатюрная бомба, испустив ударную волну оглушительной музыки. Эмили, толком не проснувшись и не придя в себя после принятой на ночь по настоянию доктора дозы болеутоляющих, резко подскочила. Что-то громко хрустнуло между лопатками; боль запылала, точно сверхновая.
Эмили была здравомыслящей женщиной, и не в её правилах было винить неодушевлённые предметы в своих ошибках. Но когда в спине словно пороховой склад взорвался, ей только и осталось, что пасть на подушки, завопить в потолок и обложить проклятый приёмник отборнейшими замысловатыми ругательствами. Подлое устройство отвечало радостным – и на диво чистым – ликующим пением.

Listen or download Los Lobos La Bamba for free on Prostopleer
Дом Хэтфилдов – рахитичное трёхэтажное строение с расположившейся на первом этаже небольшой закусочной (где спустя рукава время от времени хозяйничала суматошная Роми) – в то утро пустовал. Роми с мальчиками прибыли на поле в числе первых зрителей, а колли Графа сослали в сарай на заднем дворе. Когда дело касалось Дигиталис, от него было больше вреда, чем пользы – он самозабвенно гонял обитающих в полях кроликов, совался под ноги, грыз или закапывал бесценные инструменты и портил оборудование в ответ на зов природы.
Сарай был просторным, тёплым и использовался местной ребятнёй как не слишком секретный клуб, где можно было отдохнуть от взрослых и всласть побеситься. Гофрированные стены были сплошь покрыты рисунками, а пол представлял собой перепачканный ковёр из бумажек, мелков, конфетных фантиков и каких-то загадочных пятен, навевающих мысли то ли о кровавом убийстве, то ли о клубничном варенье.
В углу, точно изнурённая ломовая лошадь, стоял громоздкий допотопный телевизор. По экрану змеилась тонкая трещина, половины кнопок не хватало, но близнецы уболтали Роми не выбрасывать его. Дело в том, что в ясную погоду и при наличии установленной на крыше распрямлённой проволочной вешалки, можно было поймать один независимый канал, ведущий вещание с Верхнего Мичигана и транслирующий по выходным архивные мультфильмы. При большой удаче и изрядной доле воображения их даже можно было рассмотреть в сплошной пелене помех.
Граф, позабыв про истерзанную игрушку-пищалку, вскочил и с лаем попятился прочь от резко пробудившегося древнего устройства. Экран был измазан чем-то, что года два назад могло быть пудингом, но картинку показывал яркую, сочную и резкую.

Listen or download TV Theme- Pinky and the Brain for free on Prostopleer
По всему Эдему, в кухнях и спальнях, в каморках, коридорах и машинах каждое устройство получило сигнал. Встрепенулись радио, телевизоры, компьютеры, модемы, антенны и спутниковые тарелки, всё, что было включено – по привычке, из оптимизма или из простой забывчивости. Сигнал пронизывал город и нёсся далеко-далеко за его пределы со скоростью электричества, ведомый гигантским пастырем, застывшим на краю оттеновского поля.
-…который час, народ? Уже почти...
-…вторая серия сенсационного документального цикла об истоках Сопротивлении в период после окончания Семичасовой Войны...
-…в чём, по-моему, и заключается дух людей того времени, сороковых и пятидесятых, людей старой закалки...
-...уже в третий раз, и впереди нас ждёт...
-…À chaque fois j'y crois! Et j'y croirai toujours!..
-А теперь слово Эрику с прогнозом погоды!..
-…se agrega el huevo y la nata, se forman una masa suave y consistente...
-...на ограниченный период времени...
-База 19, приём! База 19, мы получаем какой-то бешеный сигнал из северного сектора!
-СРАБОТАЛО!
Что-то тяжёлое и мощное обрушилось на Уитли и обязательно вышибло бы из него дух, имейся у него таковой. Оказалось, это был Гаррет: он налетел на него с восторженным воплем, он тряс его за плечи, он колотил его по спине и в итоге оставил насмерть перепуганного, хватающего ртом воздух Уитли в полнейшем замешательстве. До сих пор с подобной силой его стискивали только для того, чтобы прикончить.
-…сработало?
-Ты слышишь? Слышишь это? Чистейший... а, чёрт... Это идеальный... Уитли, ты сделал это! Сработало! Она работает!
На лице Уитли медленно обозначилась широченная, ошалелая, недоверчивая улыбка. Он рассеянно принял очередной радостный удар в плечо – на этот раз почти ничего не ощутив – и поднялся на ноги, крепко держась за балку. А на толпу у подножья башни так и лилось громкое, ровное, кристальной чистоты пение.

-Ушам своим не верю, - сообщила Роми. – Работает.
Челл покосилась на подругу. Та с самого начала открыто сомневалась в успехе гарретовой затеи, и Челл могла бы крепко обидеться, если бы при этом Роми не принадлежала к числу самых ярых сторонников Дигиталис. Сама она, весёлая лицемерка, могла сколько угодно обзывать башню гигантской тратой времени, но стоило кому-то ещё заикнуться, что лучше бы Гаррету признать поражение, как подобный смельчак получал по первое число. Её философия была проста – воздушные замки Гаррета Рики никому не вредят и иной раз даже служат источником всеобщего увеселения, так что нечего лезть к человеку с дурацкими советами.
Теперь же она стояла рядом с Челл, держа за руки очарованно вытянувших шеи Макса и Джейсона, и на лице её не было недостатка в благоговении.
-Она поёт песенку! – шепнула Элли над головой своего отца.
-Ты смотри, а, - чуть громче согласился Март Оттен. – И правда работает.
По толпе прошелестел шепоток, перешёл в весёлый гвалт, а затем кто-то – повинуясь древнему инстинкту, неизменно пробуждающемуся в подобные моменты – зааплодировал. К нему быстро и охотно присоединились другие, и вскоре все присутствующие хлопали в ладоши, кричали, свистели и всячески выражали свой бурный восторг, заглушая грохот генератора и всё ещё звучащую в утреннем небе музыку.
Челл с трудом разжала кулаки и попыталась расслабить руки. В голове творился полный кавардак. Хорошо, что внимание людей поглощено башней, хорошо, что даже Роми сейчас не до неё...
-ЧЕЛЛ!
Рано радовалась.
Гаррет со своей обычной ловкой непринуждённостью спускался по лианам кабелей, одной рукой держась за балки. Спрыгнув на землю, он сунул вовсю заливающееся радио обалдевшей от счастья Линдси Рэндалл, и устремился к ней сквозь поток поздравлений и похлопываний по спине.
-Где ты его такого откопала?! – заключая Челл в объятия, которые задушили бы менее подготовленного человека, вопросил он. – Я понятия не имею, что он там сделал, но... – он осёкся и вдруг обеспокоился, держа её на расстоянии вытянутой руки. – Ты чего?
В ответ она подняла большой палец, и тогда он расхохотался и указал в сторону башни:
-На меня не смотри! Наш герой там!
Уитли только-только добрался до земли. У наблюдавших за его спуском могло сложиться впечатление, что он вознамерился проверить на прочность каждую встречную балку и перекладину – он либо с разбегу врезался в них, либо изо всех сил хватался, болтая свободными конечностями и ища, за что бы ещё зацепиться. Тем не менее, он как-то умудрился спуститься. Поднявшись на ноги у основания одной из опор Дигиталис, он вдруг обнаружил, что его окружило человек шестьдесят, и на лице его проступило выражение, с каким отставшая от стаи перелётная ласточка могла бы смотреть на пилотов надвигающегося Боинга 747.
Он слабо помахал им робко поднятой рукой.
-Привет...
Мимолётную тишину нарушил всё тот же рукоплещущий аноним – люди тотчас подхватили аплодисменты, и ревущая буря оваций обрушилась на просиявшего Уитли, ухмыляющегося от уха до уха.
-Это челлино чудище, - со знанием дела объяснила Элли, обращаясь к Линдси Рэндалл, всё ещё стискивающей в ручонках радиоприёмник. – Я подарила ему лягушку.
-Давай сюда! – позвал Гаррет. Даже если Уитли и захотел бы избрать иное направление, у него бы ничего не получилось – ликующая толпа с радостной готовностью протолкнула его вперёд. В голове у него слегка помутилось от вала ошеломительного безоговорочного одобрения – одобрения, с ума сойти! – и он отчего-то пожалел, что не может снять очки. Странное, нелогичное желание – хотя с оптическим процессором и впрямь творилось что-то ненормальное, но ведь его очки не имеют отношения к зрению... И всё-таки ему страстно захотелось их снять и, более того, украдкой утереть нос рукавом (причём, практическая польза подобного действа находилась за пределами его понимания). Но тут все мысли об очках, носах и рукавах выпали из разума, как брошенный в шахту грузовой куб, и причиной этой спонтанной амнезии была Челл. Она смотрела на него, и Уитли не сразу понял, что именно изменилось в её лице, и почему его виртуальное сердце совершило короткий ликующий кувырок. Можно было сказать, что точно такое выражение она приберегала для Аарона, Гаррета или Роми, но... всё-таки не совсем. Это было что-то новенькое. Этот взгляд предназначался специально для него – тёплый, открытый, лукавый и – гордый.
Она гордилась им.
Уитли стало ужасно стыдно; как это только ему в голову пришло подозревать её в том, что она намеренно испытывала его и готовилась сбросить со счетов, если он оплошает. Да, она хотела, чтобы он чего-нибудь добился – но думала-то она не о себе, как он, словно самый распоследний идиот – ха, тоже мне новость! – решил. Не о себе. О нём.
-Ты видела? Ты видела?! – заговорил он, но закончить не смог – она выхватила его из толпы (которая накинулась с поздравлениями на Гаррета) и увлекла в сторонку, свернув за амбар. По пути он припомнил, что она сильно недолюбливает всякого рода шум и гам, и даже успел ужаснуться – а вдруг она сердится?! – но тут Челл отпустила его руку и...
-Уфф!..
Это было самое крепкое, самое яростное и потенциально опасное для здоровья объятие за всю историю физического контакта. Застигнутый врасплох, Уитли подался назад, а его ноги сделали то, что неизменно делали в затруднительных ситуациях – подкосились, как твёрдо-световые спагетти. Не случись на пути амбарной стены, надёжностью не уступающей опорам Дигиталис, всё могло бы закончиться плачевно.
-Ох ты... вот же... однако... Ух ты, а что... я просто проверяю на всякий пожарный – ты меня обнимаешь? Это так выглядит, да? Потому что, если ты меня обнимаешь – и нет, не подумай, что я жалуюсь, я ничуть не жалуюсь! Наоборот, мне очень нравится... и слово «нравится», кстати, не описывает и сотой доли моих переживаний... Я чего спрашиваю-то – в прошлом... не столь далёком прошлом... у меня случались кое-какие инциденты из-за того, что я не очень хорошо отличаю физическое проявление дружелюбия от попыток меня убить, потому что, как я уже сказал, всякое бывало... И если я сейчас неверно тебя понял, то, согласись, нам потом будет очень неловко, особенно мне, если я буду мёртв... Ты не отвечаешь... потому что не можешь, правда? Потому что у тебя лицо расплющено... о мою грудь... как бланманже… О, придумал! Если это объятие – сожми меня немножко крепче – ну, чтоб я наверняка знал. Итак, три, два, один – вопрос! Это объятие?
Челл стиснула руки чуть сильнее и кивнула, не отрывая лица от его груди. Уитли был очень тёплый, почти горячий – прирученный солнечный свет придавал его телу температуру, близкую к жару лихорадки. Она почувствовала, что он расслабился и еле-еле слышно охнул – необычно тихий звук для столь шумного создания.
-Великолепно! – пробормотал он, обращаясь к её макушке. – Врать не буду, этот пункт меня беспокоил.
Челл беззвучно рассмеялась и отстранилась, опустившись с носков на пятки. Бок пронзила резкая боль, и она быстро провела рукой по рёбрам, проверяя, не сползла ли повязка. Но улыбаться, глядя на его растерянно-сияющую физиономию, не перестала.
-Господи, вас на пять минут одних оставить нельзя!
Они – включая подоспевшего Гаррета, несущего под мышкой радио – обернулись на голос и увидели Аарона. Тот опустил стекло и высунулся из окна грузовичка, аккуратно припаркованного невдалеке от грохочущего генератора. Взгляд его пронзительных чёрных глаз пригвоздил Уитли к месту. Аарон ничего не сказал вслух, но ошибиться было невозможно, смысл дошёл мгновенно, точно все четверо были соединены одним кабелем – просто Уитли никак не мог поверить, что Начальство в принципе может смотреть на него с выражением, в котором яснее ясного читается - «хорошая работа!».
-Она работает! – чуть ли не шёпотом доложил Гаррет. Челл подозревала, что он ещё долго будет повторять это, прежде чем окончательно уверует в реальность случившегося.
-Да я заметил! – Аарон посмотрел сквозь пыльное ветровое стекло на окруживших башню людей и неторопливо, благодушно улыбнулся. – Так что, теперь вернёшь мне мой склад?
Следующая глава
ААААААААААААААААА!!!
www.blackmesasource.com/
Меньше двух недель до выхода "Блэк Мезы"! *бегает и радуется*
Спасибо Великому Ктулху, Летающему Макаронному Монстру и Невидимому Розовому Едино

Урррра, будет во что поиграться. *мрачнея* Ещё б продолжения Халф-Лайф дождаться - вообще чудесно было бы.
Глава 9. Последняя надежда
Автор: wafflestories
Предыдущая глава
-Я знал! О, я так и знал, что она что-то замышляет! Слишком уж гладко всё складывалось, слишком неправдоподобно! Спасает меня, притаскивает сюда, к этим своим друзьям-людишкам, делает вид, что ей не плевать, даже, чёрт возьми, разговаривает со мной! О-о, я знал, что она что-то затеяла! А все эти разговорчики насчёт моих воспоминаний?! Всё сходится, она с самого начала знала! Как это у неё выдержки хватило не расхохотаться мне в лицо, когда я разорялся про первое воспоминание, ведь знала же, что всё это чушь собачья! Умно. Умница девочка. Вертела мной, как хотела. Играла, как в... какую-нибудь очень простую игру. Кубики. Ладушки. Стеклянные шарики. Играла мной, как стеклянными шариками...
Его бормотание стихло. Он сидел, скрючившись, на полу у дивана, сжимая в руке провод, и глядя куда-то в пространство невидящими глазами. Судя по всему, простёршийся в его воображении ландшафт отличался необычайной унылостью – беспросветно мрачный убогий мирок, которому никогда не светит попасть на страницы туристических брошюр в качестве завлекательного пейзажа.
Горький внутренний голосок – тот самый, что зачастую оказывался прав и потому был уверен в себе больше, чем весь остальной Уитли вместе взятый – всё никак не желал заткнуться. В голоске звучали нотки гнусного ликования, настырное самодовольное и совершенно безнадёжное «а я ведь предупреждал!»
Теперь он вспомнил всё, что ему приснилось после побега из Комплекса. В новом теле смутные расплывчатые человеческие воспоминания вырвались из заточения, атаковали его разум в спящем режиме. Он вспомнил её. Человек, которым он был – кошмар, даже думать об этом тошно, но от правды уже нельзя отмахнуться, и оттого ещё хуже – тот человек знал её... она ему...
А она небось всё видела на этом своём маленьком экранчике! Она подключила его к этому... к этому устройству, специально, чтобы посмотреть! Весёленькое, должно быть, зрелище получилось! Сама мысль об этом вызывала тошноту, боль, панику и нечто, плохо поддающееся описанию – унизительное ощущение, что он вещь, которую вскрыли, чтобы посмотреть, как она устроена. Ощущение, что его разум – какой-то справочник, который пролистнули и отбросили в сторонку, до следующего раза. Омерзительное чувство – не говоря уж о том, что не новое.
-Ей что, мало было того, что я рассказал? Она спросила, а я честно рассказал, но ей ведь этого недостаточно? Нет, надо ж было взять и включить свои маленькие хитрющие человеческие мозги! Наверно, она подумала – да, он, конечно, выглядит так, будто и впрямь пытается вспомнить, но я-то знаю старину Уитли, нельзя верить ни единому его слову, нужно прогуляться и самой всё проверить.
Он дёрнулся, когда удушающий ком фантомной боли закупорил мнимое горло. Уитли судорожно сжал полосатый провод в руках, безуспешно пытаясь вернуть чувство, настигнувшее его в конце – восхитительно безболезненное, бесцветное, пустое ощущение не-бытия.
-Почему она просто...
Его повысившийся срывающийся голос замер на полуслове. Очередное воспоминание-
[почему
почему она просто...
...просто не схватилась покрепче, почему она не втянула меня обратно Я МОГ ВСЁ ИСПРАВИТЬ я мог
(космос я в космосе)
всё взорвётся это она виновата и поделом ей я МОГ ВСЁ ИСПРАВИТЬ всё было бы расчудесно, это был бы ТРИУМФ, если бы не она и эта её картофельная подружонка, а теперь я в ПРОКЛЯТУЩЕМ КОСМОСЕ и что мне теперь делать? Что мне
(я в космосе)
чего она не отпустила меня, пока я был подключён?! Эгоистка! Мерзкая бессовестная эгоистичная предательница – да она наверняка всё заранее продумала! Держу пари, всё было спланировано с самого начала! И Она с этой заодно! Держу пари, они там вечеринку закатили – ура, у нас праздник, мы избавились от Уитли! Между прочим, если бы у меня была вечеринка, я бы тебя пригласил, солнышко! И знаешь почему? Потому что я ВОСПИТАННЫЙ! В отличие от некоторых! Она ведь не услышит меня, так? Только не из проклятущего космоса.
(о боже о боже космос)
если, конечно, она всё ещё жива. Только представьте, все эти взрывы, пожар, всё разваливается к чертям, да и тут с кислородом перебои возникли, может, эта и сыграла в ящик. Или Она – если они не сговорились с самого начала, чего я не исключаю, потому что всё сходится – или Она убила её.
в таком случае ты сама виновата, солнышко. Ты одна во всём виновата! И не пытайся отрицать, в этот раз тебе не отмазаться, все улики против тебя! Что, не подумала об этом, а?!
всё ещё не слышит меня. Ну да, космос же. Всё время забываю.
(космос космос ыыыыы, я в космосе)
почему ты не удержала меня? Ты ведь могла! Ты всегда всё удерживаешь, это, чёрт возьми, единственное, что тебе удаётся! Ну, ещё тебе удаются прыжки, нажимания на кнопки, испытания… порталы... и вообще логическое мышление, да, помню ту муть с турелями и лазерами, и... но кто их тебе показал?! А? Кто тебя разбудил? Кто провёл так далеко? Правильно, это был я! Я! И как ты меня отблагодарила? Ты меня даже не поймала! Я сказал, что могу умереть, если отцеплюсь от рельса, а ты, ты меня не поймала! Даже... даже если ты не была с Ней заодно, даже если ты действительно пыталась бежать и потому... и потому ни в чём не виновата... это не оправдывает того, что ты меня не поймала в самый первый раз. Даже если ты действительно хотела сбежать и попасть на Поверхность, точно так же как...
(КОСМОС!!!!!!!)
...как я
Я...
о... нет...]
Уитли разжал пальцы; провод выскользнул из ладони и плюхнулся на ковёр, как дохлая змея. До него тогда быстро дошло, что он натворил – после освобождения от лихорадочных тисков суперкомпьютера и от яда затмевающей разум чесотки, к нему вернулось его хрупкое здравомыслие и привело с собой беспощадное ледяное понимание. События вдруг представились ему со стороны – будто по месту какого-то ужасного, случившегося по его милости катаклизма медленно блуждал луч прожектора, высвечивая то одно, то другое, а он не мог ни отвернуться, ни отвести взгляда, пока не рассмотрит каждую деталь во всех кошмарных подробностях. И он взмывал по спирали вверх над лунной поверхностью, Кевин в полном восторге вопил какую-то ликующую чушь, а всё, что оставалось Уитли - горько раскаиваться и сожалеть о случившемся.
Но я ведь до сих пор сожалею?..
Вопрос слепо царапнулся где-то в глубине рассудка, чахлый, тихий, но всё-таки сумевший завладеть вниманием.
Сожалеет. Ещё как сожалеет – за всё то, что он наговорил, наделал и попытался наделать. Сожалеет о доверии, которое он утратил, за которое отплатил чудовищным предательством. Сожалел, сожалеет и будет сожалеть до конца жизни.
И ничто этого не изменит – ни полосатый провод, ни боль в затылке, ни непрошенные человеческие воспоминания, кислотой разъедающие его собственное хрупкое сознание. И сожалел он вовсе не потому, что понимал, дрейфуя вокруг Луны, что если ему и представится возможность встретиться с ней снова, хорошо бы ему принять правдоподобно виноватый вид, прежде чем просить о какой-то помощи. Нет, он действительно раскаивался – это было так же верно, как то, что линза его визира была синего цвета, как то, что на выцветшей наклейке на ободе его старого, избитого корпуса, ржавеющего где-то в печальной темноте совершенно иного мира, когда-то было написано «BRAZIL».
Может быть, надо сказать ей? Ну хотя бы попытаться? Пойти к ней и прямо сказать, что он всё ещё сожалеет, что ему всё ещё жаль – честно-честно, жаль, что всё так получилось – но ему плохо и больно от такого обращения. Он не хочет ничего помнить. Ему не нужно это свалившееся на голову невыносимое понимание, из-за которого он теперь сомневается во всём, что когда-то составляло его сущность и, что ещё хуже, во всём, чем он, как ему казалось, мог бы стать. Вдруг она послушает и отступится? Внутренний параноик, хоть и без прежнего энтузиазма, но насмешливо фыркнул в ответ на это предположение, но Уитли удалось оставить его выпад без внимания.
-Вряд ли, но возможно, - хрипло заключил он. – Может быть.
Он с величайшим трудом поднялся с пола, вцепившись в край стола с отчаянием нависшего над бездной альпиниста, внезапно обнаружившего, что невесть откуда возникший горный козёл увлечённо жуёт его страховочный трос. Отмытая от муки столешница под ладонями аватара была шершавой и прохладной на ощупь. Уитли вслепую побрёл на второй этаж – стараясь ступать как можно аккуратнее, он с подозрительно безошибочной точностью задел каждую скрипучую дощечку на полу и лестнице. Наверху, лишь слегка царапнув макушкой низкую арку, он замер на пороге её спальни.
На сей раз в комнате не было тёплого янтарного света – там не было вообще ничего, кроме аккуратно сложенных на подоконнике одеял и подушек – и его громадной, зловеще угловатой тени, угрожающе распростёршейся на полу. Он в ужасе шарахнулся от неё и бросился назад, вниз по протестующе завывающим ступеням.
Что теперь что теперь что теперь-
Куда она делась? Вышла прогуляться? С учётом того, что она могла увидеть в его голове... этот человек, он ведь когда-то был в неё вроде как вл... влюблён... Так может, узнав об этом, она так ужаснулась, что просто не могла оставаться с ним в одном здании?
Уитли в полном отчаянии нырнул сквозь омут своих хаотично разбросанных системных файлов к набору протоколов человеческого поведения, идущему в комплекте к аватару. Программы, вшитые в это крохотное, но вместительное устройство, совершенно не походили на него самого и данные, пришедшие с его прежнего сферического корпуса. Он ещё не успел изменить их, переделать, придать им свои мелкие поведенческие нелогичности и одному ему присущие чёрточки. Он ещё не успел переписать под себя части кода, к которым обращался на постоянной основе, не успел отбить углы новёхоньких алгоритмов, загромоздить всё неинформативными ярлыками и памятками, оставить повсюду следы своего сумбурного, беспорядочного органического мышления. Встроенные программы Аппарата Инкарнационного Очеловечивания ещё не успели испытать на себе его [СМЯГЧАЮЩЕЕ ИНТЕЛЛЕКТ] влияние, и в отсутствии Челл именно к ним он и решил обратиться. Иных высших инстанций у него не осталось.
-Должно же быть что-то! Какой-нибудь протокол, какое-нибудь руководство… Очень бы пригодилось что-то наподобие мануала «Как избавиться от человеческих воспоминаний». Это было бы идеально... что ж, если этот мануал и существует, то его чертовски хорошо запрятали! Интересно, оглавление тут есть? Или строка поиска?.. Ну хоть что-нибудь полезное?
[Ошибка. Обратитесь к инженеру-программисту].
-Да нет же, полезное, я сказал! Не бесполезное. Полезное. Я не могу обратиться к инженеру-программисту. Причина – они все мертвы. Разве что я мог бы устроить... а, нет, вряд ли на данном этапе это осуществимо. Все инженеры-программисты на том свете, тут сомнений нет. Нейротоксины их добили – неприятная штука, не говоря уж о том, что смертельная. Да. Есть идеи?
[Ошибка. Обратитесь к инженеру-программисту].
-Нет идей. Хм. Нет, я конечно мог бы соорудить из подручных материалов спиритическую доску и попытаться выйти на связь с их... не-не, стой. Погоди. Минутку.
Уитли, слепо моргая, замер посреди комнатушки. Его невидящие глаза – взгляд направлен не вовне, но внутрь, в расположившийся в голове сложный вязкий бело-оранжевый лабиринт - на мгновение полыхнули ярко-синим.
-Инженер. А... ведь без разницы, кто именно инженер?
Челл, оставив позади поле Оттенов и чернеющую на фоне неба исполинскую тень Дигиталис, направилась южнее, в сторону небольших травянистых холмиков, известных в Эдеме под именем Костлявых. Там она остановилась, подняла голову, подставив лицо свежему ветерку и звездному свету, и вдохнула полной грудью.
Ночь выдалась на редкость приятной – прохладной, спокойной, тихой. Несколько минут назад ей показалось, что где-то в отдалении раздался вой, но хотя она остановилась и прислушивалась достаточно долго, чтобы успеть сделать несколько глубоких вдохов – звук не повторился. К подобному ей в своё время тоже пришлось привыкнуть, но ничего необычного в этом не было: как бы ни были спокойны на вид окрестности города, в полях всегда кто-нибудь да шнырял и шумел – лисы, совы, койоты, даже волки.
БДЫЩ.
Гаррет Рики проворно сунул руку под кровать и выхватил из пыльной захламленной темноты длинный металлический футляр, выволок его на ковёр и щёлкнул замочками. Он корпел у себя на чердаке над разложенными на колченогом столе чертежами одной из особо упрямых сервосистем Дигиталис, когда в нижних комнатах универмага началась какая-то возня. Туда он и отправился уже полностью одетый и во всеоружии – не говоря уж о том, что усталый, обалдевший и не в лучшем расположении духа.
У него имелась пара-другая весьма неприятных догадок касательно причин, побудивших кого-то шарить в закрытом на ночь магазине. До возвращения Аарона оставалось ещё часов десять, а неделя по части торговли прошла довольно бойко, и кроме Гаррета в универмаге никого не осталось... Главенствующим интересом в жизни Гаррета была Дигиталис. Будь на то его воля, он бы каждую минуту проводил с ней. Но он обещал Аарону, который был ему кем-то вроде приёмного отца, заботиться в его отсутствие о магазине.
Он осторожно протиснулся мимо хранящихся почему-то именно на лестнице ящиков с кукурузной мукой, поднырнул под брошенную аккурат у лестничного проёма стремянку и пробрался сквозь темноту склада с лёгкостью человека, почти безвылазно проторчавшего здесь последние лет десять. У дверей в торговый зал он замер, чутко прислушиваясь, когда незваный гость выдаст свое местоположение каким-нибудь шорохом.
Что-то немедленно – и очень громко – обвалилось.
Гаррет вытянул руки, сделал вдох – и, молниеносно рванув на себя дверь, щёлкнул выключателем.
-Ладно, приятель, какого дьявола… господи, Уитли?!
-Послушай, - потребовал нависший над ним Уитли. Его глаза были безумными и круглыми, волосы торчали во все стороны, и в целом он производил впечатление кого-то, кто сначала вывалялся в пыли, а потом долго падал с дерева. Кроме того, он был так расстроен, что совсем забыл ссутулиться и, выпрямившись во весь свой внушительный рост, выглядел почти угрожающе. – Это крайне, крайне важно. Ты должен меня выслушать. Мне нужно кое-что вставить в голову.
-Уитли, я же мог тебя пристрелить!
Уитли моргнул. Они стояли нос к носу (вернее, нос к груди) в резком свете свисающих с потолка ламповых гирлянд, вьющихся по балкам, словно плющ. Через открытую дверь доносился отдалённый лай собаки.
-И чем же?
Гаррет молча поставил на предохранитель свой тяжёлый дробовик. Оружие было допотопным, но тем увлекательнее оказались часы, которые Гаррет провёл, переделывая и совершенствуя его, так что в итоге получилось нечто, что изначальному создателю не могло привидеться даже в самом диком сне. Ствол дробовика светился тусклым, зловеще-красным светом, а на противоположной стене плясала яркая точка лазерного прицела.
Уитли не сразу заметил присутствие оружия, но затем его глаза сделались ещё круглее, он отшатнулся и налетел на давешние банки с краской (те опять и не подумали дрогнуть от столкновения).
-Аааа! Ты только в меня не целься! Ты знаешь, на что способна эта штуковина?!
-Когда оказывается у тебя в руках? Ещё бы, - Гаррет повесил дробовик на плечо. – Ты не подумай, что я не рад тебя видеть, но всё-таки – чего ты тут бродишь среди ночи?
Уитли ткнулся лицом в ладони, сделал ненужный бескислородный вдох и ещё раз взъерошил себе волосы.
-Так, да, отличный вопрос. Чего я тут брожу среди ночи, ответ – тебя ищу. Понимаешь, тебя не было в поле, с твоей этой долговязой, как её...
-Дигиталис?
-С нею. Тебя там не было – ничего удивительного, всё-таки, ночь. И тогда я подумал – бинго, приз! – да он ведь наверняка в магазине! Он явно там подрабатывает время от времени, так что стоит проверить! И, вот ты здесь! Гениально. Значит так, дело вот в чём, я тебе всё расскажу. Вот. Допускаю, что мы друг другу не ровня...
-Пожалуй, - согласился Гаррет, которому пришлось бы встать на скамеечку, чтобы сравняться с Уитли.
-И у нас, конечно, имеются разногласия, и вся эта вражда, соперничество...
-Э-э… соперничество?
-О да, - горячо заверил Уитли, причём его маниакальная улыбка с лица так и не сошла. – Ты мне не нравишься!
Гаррет поморгал.
-Однако.
-О, ради бога, не принимай на свой счёт! Уверяю, тут ничего личного! То есть, кое-что личное, конечно, есть – в том смысле, что ты умный, и ты… лазаешь по высоким конструкциям… и знаешь, как что называется... И эта твоя борода ещё, и… слушай, я не знаю, почему, я не знаю, чем это объяснить, но вот смотрю я на тебя, и у меня… понимаешь, руки чешутся взять что-нибудь потяжелее, размахнуться и треснуть по твоей умной бородатой физиономии. Да, это не очень благородно с моей стороны, я это осознаю, не совсем в духе «побеждает достойнейший» и всё такое, но я ничего не могу с этим поделать, равно как и с прочим бардаком, который у меня сейчас в голове.
-Чего-чего? – Гаррет сделал попытку недоверчиво улыбнуться. – Ты что же это, говоришь, что завид...
-Эй, - сходу перебил его окончательно вышедший из себя Уитли, цепляясь мёртвой хваткой за столешницу. – А ты, ты вообще на редкость мерзкий тип, знаешь об этом? Ты ж с самого начала всё понял, разве нет? Ты знал, что я понятия не имею, как выглядят эти твои... обжимные клещи на три восьмых – если они так называются. Наверняка ж как-то иначе. Я мог бы сразу догадаться, к чему всё это. Тебе просто хотелось взглянуть, как я буду метаться, да?
-О чём ты…
-А потом, а потом ты просто взял и ушёл, и заставил меня якобы присматривать за этим местом, хотя знал, прекрасно знал, что я оплошаю! Ежу понятно, что так и было. «Какая великолепная мысль, просто оставим этого болвана Уитли в одиночестве, нам и напрягаться не придётся, он сам во что-нибудь вляпается!» Умно! Очень умно, очень эффектно! Всегда знаешь, как сделать так, чтоб я выглядел полнейшим ослом, особенно... особенно перед ней! И с чего это я решил, будто ты...
-Эй.
Уитли осёкся. Гаррет смотрел на него, озадаченно нахмурившись, с очень странным выражением на веснушчатом лице. Уитли более-менее научился читать выражения Челл, но с прочими людьми у него пока возникали затруднения. Гаррет, судя по виду, никак не мог решить, встревожиться ли ему, рассмеяться или обидеться.
-У тебя всё?
Уитли вдруг устыдился. Временами – и, как правило, это были самые трудные времена, когда события вырывались далеко за пределы его контроля, когда его планы терпели крах, когда он был расстроен, когда в перспективе маячило что-то болезненное, неприятное и неотвратимое – так вот, временами он словно бы начисто утрачивал власть над языком. Его вербальный процессор принимался озвучивать все негативные, несправедливые мысли в обход разума. И совершенно напрасно, потому что, хоть разуму в такие моменты приходилось нелегко, он мог бы кое-что порассказать – если бы его мнением поинтересовались – к примеру, что нет ничего гнуснее и глупее, чем орать на кого-то, в чьей помощи ты нуждаешься, на кого-то, кто ни больше ни меньше – твоя последняя надежда. Глупо и стыдно настолько терять самообладание – глупо до такой степени, что это наверняка их заслуга, часть пунктика насчёт «дурацких идей», сама суть его существования. Чем больше Уитли думал об этом, тем отчаяннее ему хотелось забыть, избавиться от растущего подозрения, насколько всё-таки умнее – и лучше – он когда-то был.
-Э... Да, да, у меня всё. Прости. Я... на самом деле я не хотел говорить ничего из сказанного, понятия не имею, что на меня нашло. Стресс, видимо, это всё стресс. Я просто немного... – его плечи поникли. – Ладно, неважно. Проблему ведь таким образом не решить, верно? Как я уже говорил, мне нужно кое-что вставить в голову, и торчание посреди банок с грустными пчёлами – равно как разглагольствование насчёт бород и того, кто кому завидует, к этой задаче никакого отношения не имеет.
-Так, момент, - сказал Гаррет, пряча дробовик, и (не без оснований подозревая, что так просто ему от визитёра не отделаться) выбрался из-за конторки. – Ты это уже второй раз говоришь. Вставить в голову? Что?
-Вот, - Уитли выхватил из-под локтя потрёпанного вида прямоугольный предмет, в несколько приёмов обёрнутый длинным узловатым проводом. – Под диваном нашёл. Да-да, я тоже удивился. Странная вещица, правда? Малоизвестный факт – эту вещицу можно использовать, чтобы в прямом смысле заглянуть мне в голову. Ещё малее – менее – ещё менее известный факт – для этого нужны как минимум двое. Я – первый и кто-нибудь второй. И я твёрдо заявляю, что дело не в моей лени, я-то как раз предпочёл бы, чтоб от моей головы держались подальше. Но дело в том, что сам я провести процедуру не в состоянии. Я честно попытался – вот буквально несколько минут назад, и потому могу с полной уверенностью заявить, сольный номер не удался, без партнёра никак. Я сделал всё, что мог... Понимаешь, я рассудил так – да, мне было сказано обратиться к инженеру-программисту, но разве не лучше будет, если я сам со всем разберусь, это ведь моя собственная голова! Но нет, это была плохая идея. Всё, что у меня получилось – каким-то образом удалить жёлтый цвет. Вот – слово «жёлтый» по-прежнему забито в базе, тут проблем нет, но я понятия не имею, как он выглядит! Был жёлтый, бац – и нету. Так обидно! Надеюсь, его можно вернуть.
Гаррет устало провёл ладонью по лицу, потерев щёку.
-Так. А можно... вот всё, что ты тут нагородил, чем бы это ни было... как-нибудь до завтра отложить? Потому что я прошлой ночью почти не спал – вернее, вообще не спал, и хотелось бы...
-Нет! – воскликнул Уитли, который к тому времени уже отцепился от прилавка и взволнованно бегал туда-сюда по ограниченной колее «картошка – банки с краской». – Нет, не-не-не, слушай, ты понятия не имеешь каково сейчас быть мной!
Чтобы проиллюстрировать, он отчаянно замахал руками, вычертив в воздухе какой-то сложный кривой узор, в котором при известном воображении можно было заподозрить несколько севшую после стирки ленту Мёбиуса.
-Это как... как... Гррррр, ну как в этих детских головоломках, где много отверстий разной формы, и деталей, так вот – я круглый, я сферическая деталь, а вся... моя голова – это такая узкая решётчатая прямоугольная дыра, и сразу ясно – не, подходит, я сюда не влезу, да ни в жизни. И я вспомнил о тебе, ты ведь такой технарь...
Он резко остановился.
-Слушай, карты на стол; я понимаю, что поступил не слишком умно, сходу выложив, что ты мне не нравишься. Я понимаю, что вряд ли это поможет мне добиться... твоей помощи, козырь слабоват, прямо скажем, но всё-таки... Мы можем начать сначала?
-Запросто, - утомлённо согласился Гаррет, апатично нажимая западающую клавишу на кассовом аппарате. – Хочешь, я выйду и зайду ещё разок?
-М-м, нет, можно и без этого обойтись, просто... Просто послушай. Помоги мне стереть воспоминания. Не все! Не все, это важно. Моя память мне в целом дорога, я хотел бы её сохранить, но в неё затесались воспоминания, которые мне не нужны! К чёрту их! Не хочу!
-Ага. Ты хочешь, чтобы я стёр твои воспоминания, - настороженно уточнил Гаррет, расправляя плечи и морща лоб. – И принёс для этого ноутбук.
-Да-да, всё верно, мы можем начать? Пожалуйста? Чем скорее, тем лучше.
-Э-э, ты знаешь что? Давай я сбегаю за доктором Диллон...
-Вот что, - Уитли сцапал провод. – Я даже включу его. Сейчас, секундочку, это техническая процедура.
Вставить маленький, норовящий выскользнуть из пальцев штепсель в разъём – задача сама по себе непростая.
Вставить маленький, норовящий выскользнуть из пальцев штепсель в разъём, когда ты руками овладел от силы неделю назад – задача на порядок сложнее.
Вставить маленький, норовящий выскользнуть из пальцев штепсель в расположенный на твоей шее разъём, когда ты руками овладел от силы неделю назад, и они трясутся, как от абстинентного тестового синдрома, а голова гудит от роя непрошенных воспоминаний, которые ты даже с натяжкой не можешь признать своими – задача почти невыполнимая. Старания Уитли увенчались успехом попытки с пятой, и то по чистой случайности.
-Ага! Наконец-то. Другим концом подключаем сюда, и... клик. Потом жмём на плоской штуковине вот эту кнопку, штуковина отвечает... Сейчас-сейчас, слушай.
Ноутбук, проснувшись, пропел слабенькими динамиками мелодию в три ноты, и на губах Уитли мелькнула тень смущённой улыбки.
-Правда, милый звук? Так, ну а теперь... Во. Обнаружено новое устройство. Это про меня. Я новое устройство. Но проблема в том, что дальше этого я не продвинулся! Полазил там, на что-то нажал – упс, жёлтый исчез. После этого продолжать было страшновато, уверен, ты понимаешь мои чувства... Так что, вперёд. Твой выход, господин Инженер, это часть, где ты, э, мне помогаешь.
Он замолчал и поднял голову. Гаррет уже не хмурился. Гаррет просто застыл с отвисшей челюстью на фоне полки с аэрозольными баллончиками.
-Ты чего?
-О, Боже, - тихо откликнулся Гаррет.
-Значит, так, - проинструктировал Уитли, подвигая к нему ноутбук и явно забыв о торчащем из затылка проводе. – Ищи то, что связано с бубликами. И с иголками. И... вообще, с человечностью. Проблема в человечности. Не хочу. Избыточность. Не нужно. Избавься от неё.
-Это мой кодек! – рука Гаррета замерла в миллиметре от тускло-оранжевого экрана. – Тот, что я написал для... Но... Как?
Он обалдело указал на провод, проследив его направление от порта до затылка Уитли.
-Но ты... я не... Я... – он сдался. – Так. Мне срочно нужно выпить.
С трудом переставляя ноги, словно не до конца понимая, сон происходящее, или явь, Гаррет, по чьему мировосприятию только что был нанесён очень меткий чувствительный удар, побрёл на склад. Уитли, прихватив ноутбук и едва не спотыкаясь на каждом шагу о свисающий провод, нехотя двинулся следом. Нырнув в дверной проём и чудом не приложившись лбом о притолоку, он увидел, что Гаррет остановился рядом со старым полуразобранным откидывающимся креслом между сваленными в кучу насосами и гигантским вентилем на стене. Гаррет повалился на сиденье и уставился на Уитли – ни дать ни взять изобретший колесо гений доисторической эпохи, которому подсунули чертежи суперкара.
-У тебя... У тебя в голове… какое-то устройство?
-Нет, ха, вообще-то, бзззззз – близко, но не выход. Я как бы и есть устройство в своей голове. Всё остальное – Уитли нетерпеливо повёл руками вверх-вниз, едва не выронив при этом ноутбук. – Свет. Я не выяснял, как это работает – куча протоколов, каркасная модель изображения... главное, что работает, и в итоге получается осязаемое тело из твёрдого света. Можно потрогать, ткнуть пальцем, проколоть... Учти, когда я говорю, что можно проколоть, на самом деле прокалывать нельзя, потому что мне не нравится, когда меня прокалывают. То же самое относится к тыканью, кстати. Лучше всего меня вообще не трогать.
-То есть, выходит, ты – робот, - по загорелому лицу Гаррета расползлась широченная улыбка, глаза под выцветшими от солнца бровями засверкали ещё ярче, ещё вдохновеннее. – Ты... разумная машина, господи боже, ты… ты совсем как Пёс*!
-Нн-ничего подобного, я вообще не слишком люблю собак...
-О, поверь мне, этот бы тебе понравился! – Гаррет полез под ближайший стол, выудив оттуда чистую банку для варенья – в магазине на полках стояла целая армия точно таких же, но полных всякой всячиной вроде гвоздей, болтов и гаек. Его руки слегка тряслись, бутылка (которую он, бормоча что-то насчёт горения синим пламенем, предусмотрительно прихватил с собой, прежде чем покинуть торговый зал) музыкально тренькала, ударяясь о края импровизированного кубка.
-Это немыслимо. Я не... Как это так – свет? Как это вообще возможно?!
Он отставил бутылку и страстно поглядел на ноутбук – он вообще то и дело переводил горящий взгляд с компьютера на провод, исчезающий в затылке Уитли.
-Можно я его того... этого?..
-Не распускай руки! – предостерёг Уитли, поспешно убирая ноутбук за пределы его досягаемости. – Ты помнишь, что я сказал насчёт тыканья? Так вот, за последнюю пару минут ничего не изменилось, ясно? Не тыкать в меня! Просто возьми и удали то, что мне не нужно! Это тебе не увеселительный аттракцион!
Гаррет покачал головой:
-Как это я раньше не врубился. Ты ведь говорил о перезагрузке нервной системы... да и вообще, если задуматься – ты много чего говорил. Звучало странновато, да, но я не придавал этому значения. Я решил, что ты...
-Эй, эй, - рявкнул Уитли и прижал ноутбук к груди коротким, отрывистым движением – на удивление экономный для него защитный жест. – Вот это слово. Да-да, то самое, которое ты собираешься произнести. Ненавижу его. Достало. Просто… просто не желаю его слышать!
Гаррет залпом опорожнил содержимое банки и резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.
-Шшшшшто за слово? «Человек»?
Ответа не последовало. Занятый тщетными попытками поставить банку на ручку кресла, Гаррет не сразу заметил ошалелое выражение, застывшее на физиономии Уитли.
-Уитли?
-Ты... правда думал, что я человек?
-Ну не тостер же! Силы небесные, Уитли, за последнее столетие человечество продвигалось вперёд семимильными шагами, после Вторжения нам в руки попали технологии, о которых раньше можно было только мечтать, но ты!.. Я не... Нет, я должен посмотреть!
Увидев, что Гаррет шевельнулся, Уитли опять попытался отстраниться, но тот оказался готов к такому манёвру – проворно схватил его за локоть, одновременно оттолкнувшись от полуразобранного кресла и в прыжке, удивительно ловком для человека со столь неаэродинамичным телосложением, вырвал компьютер у него из рук.
-Эй! – возмутился Уитли. – Так нечестно! Отдай!
-А ничего, что это мой ноутбук? - возразил Гаррет, ныряя за кресло и отскочив так далеко, насколько позволял провод. Уитли бросился в погоню – Гаррет отпрыгнул в противоположную сторону, на ходу открывая ноутбук. Пока они кружили по комнате, болтающийся между ними провод намотался на спинку кресла и опасно натянулся, соскользнув с плеча Уитли.
-Ах он твой?! Ну, знаешь, это не даёт тебе права… Погоди, тайм-аут, перемирие – он твой?!
-А я о чём толкую, - подтвердил Гаррет, держа ноутбук на сгибе локтя и лихорадочно печатая что-то свободной рукой. – Нет, ты только глянь на это! Что это вообще за операционка?!
-Я! Забыл, что ли? Вот он я, вот он длиннющий провод, и раз уж речь зашла, вот он чёртов ноутбук. Который, как выяснилось, твой. Насчёт этого ещё надо уточнить, но, тем не менее, разум – всё равно мой! Советую не забывать!
-Ты же сам хотел, чтобы я посмотрел!
-Да вот что-то расхотел! Это была плохая идея. Всё, отбой. Мне не нравится этот нездоровый энтузиазм! Как-то ты слишком обрадовался возможности покопаться у меня в голове. Это не нормально.
-О, я дико извиняюсь! Конечно, ты прав – мне совершенно нечем восторгаться. Действительно, такая мелочь – всего лишь самое потрясающее чудо экспериментальной электроники, и чего я тут с ума схожу!
-И вообще, ты всё это делаешь мне назло, бегаешь тут, а я совершенно не в настроении для догонялок вокруг кресла, тем более, что...
Тут он осёкся и остолбенел; Гаррет не заметил перемен и в итоге, не прерывая своих манёвров и манипуляций с компьютером, налетел на неожиданно возникшее препятствие и чуть не грохнулся на пол.
-…я... чудо?..
-Все эти коды!.. Программы... Кто их написал? Господи, они как будто не написаны вовсе, слишком живые!.. Скорее переведены… преобразованы… или...
Голос Уитли упал до шёпота.
-Я прошу прощения... я не ослышался? Ты сказал, что я...
-О, Боже! – выдохнул Гаррет, лихорадочно порхая пальцами по клавишам. – Твой лингвистический центр... обработка языковой информации, дерево парсинга, наносинтаксис... Да один твой словарный запас чего стоит!.. Уму непостижимо!
-Дерево? Какое дерево? Причём тут деревья?!
-Ты чудо, - Гаррет захлопнул ноутбук, словно вдруг испугавшись, что тронется рассудком, если продолжит смотреть на его содержимое (и был не так уж далёк от истины). Подняв завороженный взгляд на Уитли, он решительно подытожил. – Ты потрясающее, невероятное, изумительное чудо.
Чудо сглотнуло и ошеломлённо заморгало внезапно покрасневшими глазами, не зная – не умея реагировать на подобные заявления. Долгие-долгие годы его звали не иначе как никчёмным мусором – и наготове у него были разнообразнейшие и – отточенные на практике – механизмы психологической защиты. Однако ни один из них не мог подсказать, как вести себя, когда в его адрес вдруг прилетают эпитеты вроде «чудо» и «потрясающий». Уитли опешил и с непривычки даже слегка перепугался.
-...э-э, спасибо?
-Кто тебя создал? – нашаривая бутылку, вопросил Гаррет. – Они ещё живы? Где...
В мозгу Уитли словно сигнализация сработала, мгновенно рассеяв оторопь. Челл делалась белой и несчастной от одной мысли, что кто-то узнает о том, о чём сейчас спрашивает Гаррет. До Уитли вдруг дошло – как обычно, слишком поздно – что мчаться за помощью при малейшей неполадке к повёрнутому на высоких технологиях строителю коммуникационных башен – далеко не лучший способ сохранить опасную тему в тайне.
К счастью, из ситуации существовал выход, и он уцепился за возможность, как горе-пловец за спасательный круг.
-Да, я как раз собирался рассказать, тут такое дело. Понимаешь, технически выражаясь, никто не меня не создавал. Вернее, конечно, создали, но... так сказать, не с нуля. Сначала был человек и... вот именно это я хочу забыть. Я спал, никого не трогал, и вдруг бац, вообще ни с того ни с сего – у меня полна голова его воспоминаний! А мне, как я уже говорил, они ни к чему!
-Почему нет?
-Почему нет? Почему нет? Ну, потому что... О. Для начала – дискового пространства не хватает! Вообще не хватает, их слишком много, а я один. А во-вторых... во-вторых, они скучные. Словами не описать, какая скукотища. Не представляю, чтобы это занудство было интересно хоть кому-то, выключая меня. Так что... Помоги мне от них избавиться. Прошу тебя.
-О, ух ты, - оживился Гаррет, снова уткнувшийся в ноутбук. – Нашёл твой визуальный центр. Ты прав, кажется, ты снёс цветовые координаты. Вернуть?
-Ой, а ты правда можешь?
-Да не вопрос. Ты... у тебя тут вполне интуитивно понятная платформа, между прочим. Давай попробуем… F-F-F-F, ноль... ноль**.
Уитли издал короткий испуганный вопль и схватился за голову.
-О-о-о-о да! Ух ты, сработало! Жёлтый! Восхитительно – я уж думал, что придётся с ним распрощаться. Ты не поверишь, сколько всего в мире жёлтого! Вот спасибо!
-Да не за что, - Гаррет вновь расположился в растерзанном кресле с ноутбуком на коленях и от души плеснул в банку очередную порцию напитка. – Уитли, послушай. Добавлять, возвращать – это одно, мне это только в радость. Но ты просишь стереть не просто что-то, а свои воспоминания. Они что, настолько ужасные?
-Друг, суть в том, что они его, а не мои, - Уитли состроил гримасу и вцепился в галстук, сжав его в кулаках и едва не стряхнув и без того криво сидящую булавку-лягушонка. – Я не хочу помнить, что я... что тот человек существовал. Толку от этого никакого, только боль. Причём, такая ощутимая. Когда я висел на направляющем рельсе, когда присматривал за людиш... за людьми, я ведь не знал, что сам когда-то был одним из... Да нет же, нет, что значит – был, вовсе даже не был! Я – не он! Я не был им! Это он был... нет, ну ты видишь? Я даже объяснить связно не могу, так всё запутанно! Это трудно, это неприятно и мне совершенно не нужно. Понимаешь?
-Не-а.
-М-да. Хотя, я тебя не виню. Я и не ждал, что ты поймёшь. Дело знаешь в чём? Дело в том, что я хочу просыпаться по утрам и знать, что я - это я. И больше никто.
Гаррет покачал головой, вчитываясь в мелкие значки бегущего по оранжевому экрану кода.
-Не знаю, Уитли. Я никогда ничего подобного не видел. Вмешиваться, удалять... отдаёт вандализмом; это как малевать поверх полотна Пикассо. Неправильно это.
-Поверь мне, - клятвенно заверил Уитли. – Там нет ничего такого, чего мне будет не хватать.
-Ты уверен?
-Я...
[СКАЗАЛ ЧТО-ТО, А ОНА ЗАСМЕЯЛАСЬ, И ЭТО БЫЛО ТАК ЧУДЕСНО. ПОЧЕМУ Я НЕ СКАЗАЛ ЕЙ ТОГДА, УПУСТИЛ ТАКУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ, А ТЕПЕРЬ]
-Я абсолютно уверен.
Гаррет пожал плечами, но воодушевления на его лице не было и в помине. Он осушил банку, поднялся и поставил ноутбук на ближайшую плоскую поверхность.
-Ну, дружище, ты сам сказал – голова твоя. Присаживайся.
Уитли с некоторым беспокойством повиновался. Поза вышла не слишком удобной – в глубоком кресле его колени торчали где-то на уровне грудной клетки. Гаррет, что-то сообразив, запустил руку в механическое нутро под правым подлокотником и с усилием нажал какую-то пружину.
-Эй, что, что происходит?..
Кресло натужно скрипнуло, спинка с щелчком обрушилась назад, а снизу выскочила подставка для ног, оторвав ступни Уитли от пола.
-Ааа… А. Ясно.
-Так удобнее?
-Э, да, так гораздо... горизонтальней. Открывается прекрасный вид на потолок. Там, правда, ничего особо не происходит, но если что-нибудь и произойдёт – я первый увижу. Теперь, когда мы разделались с кресельной частью – я уверен, это очень важный этап, всякому очевидно – что дальше?
-Дай мне минутку разобраться, - откликнулся Гаррет, утыкаясь в ноутбук.
-Хорошо, понял, как скажешь. Извини, я, наверно, мешаю тебе сосредоточиться. Тишина в таких случаях предпочтительней, она гораздо лучше соответствует... серьёзности, сложности процесса. Так что, замолкаю. Три, два, один... молчу.
Воцарилось безмолвие. Уитли вытянул шею, стараясь разглядеть, чем занят Гаррет, но только ещё глубже погрузился в кресло, поразительно смахивающее на гигантскую, обитую ветхой тканью венерину мухоловку. Он сдался, закрыл глаза и изо всех сил попытался привести разум в состояние созерцательного спокойствия.
Как и следовало ожидать, хватило его секунд на десять.
-Ой. Ой-ой, знаешь что? Я тут подумал – а вдруг будет больно? А вдруг будет очень больно? Это вполне вероятно. Да так и будет. Мне всегда больно, когда кто-то лезет мне в голову, и...
Гаррет перестал печатать.
-Дык, Уитли, это уже немного не по моей части... Если думаешь, что будет больно, может, тебе стоит сосредоточиться на чём-то другом... В смысле, я не врач, но будь ты человеком, я бы... - замолчав, он уставился на бутылку и склонил голову набок, - Кстати, кстати, я сейчас...
Почёсывая бороду – жест, проявляющийся в минуты особенно напряжённых раздумий – он направился в другой конец комнаты. Мучимый неизвестностью Уитли, после краткой потасовки с креслом, принял полусидячую позицию и устремил тревожный взгляд поверх коленей в сторону Гаррета; тот искал что-то внутри шкафа с документами, перебирая неожиданно аккуратно разложенные папки. К креслу он вернулся с тоненьким пластиковым конвертом.
-Вот. Знаешь, что это?
-Э-э… Ой, погоди, да! Да, я знаю! Это – пластиковый пакет!
-А внутри?
-О... А, ну да. Внутри – очень блестящий и плоский... подстаканник?
-Не-а. Диск это. Лазерный. А на нём – ну, что-то типа вируса.
Уитли прошибла дрожь.
-Типа чего?! Э, нет, придержи лошадей, ковбой, ты что же, вздумал меня вирусом заразить?!
-Расслабься! Он краткосрочный и, собственно, безвредный. Программка-стабилизатор. Я написал её для Дигиталис, - он фыркнул. – Кто знает, может, однажды мы и применим её по назначению.
-Ага, рассказывай. «Вирус» и «безвредный» кажутся мне взаимоисключающими понятиями. Противоречием. Ведь вирусы – они на то и вирусы, чтобы... вредить! Первое, что о них узнаёшь – они вредят! Ты только вслушайся, какое зловещее слово – «вирус». Может, я не объективен, но ничего хорошего от вирусов ждать не стоит!
-Вообще-то, не все вирусы вредны. Например, этот повышает производительность системы, ускоряет кое-какие базовые процессы, сокращает задержки взаимодействия узлов... и, в частности, блокирует получение второстепенных данных. Я к тому, что может и помочь. Это вроде анестетика.
-Да? Анестетик, говоришь? Обезболивающее?
-Именно обезболивающее.
Уитли, неуклюже вцепившись в спинку кресла, подтянулся, чтобы получше рассмотреть диск, который Гаррет вытряхнул из пакета и сунул в привод ноутбука. Вирусы ему совершенно не нравились – будучи цифровой формой жизни, он по умолчанию боялся вредоносных программ и последствий их применения – но боль ему нравилась ещё меньше.
-Ну, в принципе, если то, что ты говоришь – правда... То, может, это и безобидный вирус. И полезный, весьма полезный, судя по описанию. Я бы даже сказал – целебный.
-Во-во, - радостно согласился Гаррет, едва заметно усмехаясь. – Именно что целебный.
Уитли встал и сделал глубокий мелодраматичный вдох. Он сильно сомневался, что на диске Гаррета найдётся что-нибудь, способное облегчить его мучения, ослабить болезненное напряжение, вызванное то ли его навязчивыми воспоминаниями-снами - да не мои они вовсе, не мои, не мои! – то ли ускользающим самообладанием. У него не было ни малейшей власти над всей этой безрадостной ситуацией (так всегда получалось, когда он пытался кому-нибудь доказать, что владеет обстоятельствами); и всё-таки... Он вломился сюда, нагрубил ни в чём не повинному Гаррету – так может быть, стоит сделать шажок навстречу? Всё-таки, недурная возможность наладить отношения.
-Ладно, ты меня убедил. Давай его сюда. Загружай.
-Уверен?
-Абсолютно. Вперёд. Грузи.
Гаррет щёлкнул клавишами.
-Готово.
-Да? Точно? Потому что я ничего не чуууууууууууууааааааааа…
Ахнувшему Уитли пришлось срочно хвататься за ближайший стол, поскольку у него подкосились ноги. По всей нервной системе будто прокатилась волна живительного жгучего золотистого огня, угольками затухающая где-то в области того, что мозг упрямо считал желудком. Мир перед глазами сначала поплыл, а затем вдруг засиял, обрёл удивительную чёткость и слегка – совсем чуть-чуть – исказился. Ошарашенный Уитли слабо засмеялся, пытаясь восстановить равновесие.
Это чувство не имело ничего общего со слепящей, яркой, психоделичной эйфорией Чесотки. Оно было значительно мягче, вкрадчивей. Оно растворилось – но не до конца, оставив едва уловимый след своего согревающего, волнующе-радостного присутствия.
Оно пришлось ему по душе.
-Уа-а-а... ух тыыыы... – голос прозвучал хрипло, словно волна жжения попутно спалила что-то в речевом процессоре. Он неловко поправил очки и потёр разрумянившееся лицо ладонью, медленно расплываясь в улыбке. – Вот это да... Это было весьма... приятно.
Не будь Уитли так оглоушен и обнаружь он в тот момент большую склонность к подозрительности, он заметил бы, что поначалу Гаррет выглядел обеспокоенным – словно на самом деле он не знал, как вирус повлияет на его систему. Теперь он явно расслабился, глянул на Уитли оценивающе, с ухмылкой наполнил свой «бокал» и чокнулся с ноутбуком.
-Бренди-точка-exe. Твоё здоровье.
-Убойная штуковина, - невнятно одобрил Уитли, потирая глаза и сбивая набок очки. – С ног валит только так... Лягается, как мул. Как единокрог... Боже! Вспомнил! Вспомнил же! Никакой это не крокодил, а лошадь такая! Это лошадь, и у неё рог во лбу! Странно, почему её в таком случае назвали именно так, а не «рогоконь», к примеру... Какой любопытный лингвистический выверт. Слушай, вот то, что ты сейчас сделал. Давай-ка повторим, а?
-А ты уверен, что выдержишь? Вещица... и впрямь мощная.
-Выдержу! – с великолепной самоуверенностью заявил Уитли. – Давай ещё разок.
-Во-от… шшшшшто я говорил? А-а, я такой лежу, абсолютно недвижимый, схемы поджарились, как... как жареная... яичница... оладьи... О чём я го... а. Я такой лежу, отовсюду повылазили сообщения об ошибках и говорят – всё, крошка Уитли, спёкся ты... Нич-чего хорошего, короче. И… и… и только я подумал – всё, конечная станция, следующая остановка – Ад для Андроидов, сядьте в экспресс-лифт и пристегнитесь – ты знаешь, что она сделала? Нет, ты знаешь? Знаешь? Она взяла и добыла мне новое тело. Скажи – гениально? Абсолютно невероятно! Да я сам не поверил. Буквально за считанные минуты. Кругом смертельная опасность. Времени ва-ащще нет. Ей о себе-то побеспокоиться некогда, а уж обо мне-то... Но это она. Вот такая она. Она вообще. Самоотверженная. Вот она какая. Не понимаю я этого. Ваще не помина... понимаю. То есть, нет, сама кон-цеп-ция ясна, но никак не... она ведь могла просто оставить меня там. А не оставила – несмотря на всё, что случилось... я даже не знаю, зачем она полезла за мной, я ведь так и не придумал ни единой причины... так и не придумал, а я пытался, пытался в самых экстремальных обстоятельствах, небла-благоприятных и враждебных... о чём это я?
-Ты про Челл говорил, - напомнил Гаррет – удивительно внятно для человека, который последние полтора часа методично прикладывался к подозрительной бутылке без этикетки. Он уютно устроился в откидном кресле с ноутбуком на коленях. – Тебе там внизу точно удобно? У нас ещё кресла есть.
-Не. Не-не, за меня не беспокойся, - отозвался всё ещё подключённый к ноутбуку Уитли. Раскинув руки и ноги, он распростёрся на бетонном полу мастерской, точно жертва какого-то затейливого преступления, и с большим интересом рассматривал потолок – не лишённое сюрреализма зрелище, состоящее из теней, несущих балок, крючьев, мотков проволоки и механизмов, слишком громоздких, чтобы хранить их на полу или столах. Под самой крышей висел и полуразобранный реактивный двигатель, и даже нечто, отдалённо напоминающее детали яхты.
-Мне тут хорошо. Просторно. Ну так вот... Ах да, Челл. Она – нечто. Есть у неё, понимаешь, взгляд. Особенный. Она смотрит – словно мчится куда-то, и это, это поразительно, и даже когда она на самом деле ничего не делает, а просто спокойно стоит, взгляд всё равно... ух, в этом вся Челл. Она такая… одна. Она – это она, понимаешь? И, и у неё глаза, и – знаешь, когда я её впервые увидел – в смысле, по-настоящему, не на экране, я аж закричал. Потому что, понимаешь, она же вся... она ж тогда чёрт знает сколько времени проспала в криогенном хранилище, и я... мне, признаться, никогда не нравилось, как вы, людишки, выглядите. С эстетической точки зрения. Вы казались мне такими высоченными – гы! – и вообще жуткими. У вас было по паре глаз, и дырка посреди лица, чтобы дышать... меня это всегда как-то напрягало. Действовало на нервы, казалось таким ненормальным, словно... ну, как будто так вообще быть не должно… словно мне самому этого... не хватало... Но даже тогда, понимаешь, даже тогда... То, как она менялась, когда придумывала, как нам выбраться из западни... То, как она радовалась, когда какой-нибудь наш план срабатывал... или когда она решала головоломку. На самом деле, это всё она. Всё тогда сделала она...
Он взмахнул руками, нарисовав в воздухе какую-то бесформенную фигуру, уронил их на грудь, прищурился. Горло его дрогнуло. Программка смягчила ощущение, что его голова битком набита чуждой информацией, но детали остались на месте, новые воспоминания скользили и складывались в узоры, как пригоршня гладких стекляшек в калейдоскопе.
-Она ему очень нравилась. Тому человеку, уж не знаю, как его звали... Он даже небольшую речь написал на листочке... толком не помню, но точно ничего особо красноречивого... шекспировского... Суть была проще некуда – он, она – и где-нибудь подальше от Того Места. И какая в итоге злая насмешка судьбы...
Возникла пауза.
-Вот кстати о Том Месте. Что ещё меня неимоверно радует в этом полу... Да и вообще в ваших полах – они не двигаются. На ваши полы можно положиться. Не в смысле лечь – хотя и лечь тоже! Положиться в том смысле, что они надёжные. Они у вас такие... Приходишь, смотришь – пол! Ровный, неподвижный. Можно уйти, а потом вернуться – ба, снова пол! Этот же! На прежнем месте! Там же, где и был! Всё такой же плоский, твёрдый и всёнасебеудерживающий! Вот недооцениваете вы это качество, а зря. Хотя… хотя есть кое-что, чего я насчёт ваших полов недопонимаю. Всякие противоестественные фантазии типа ковров. Ковёр – это так странно. В том смысле, что пол – это всё-таки пол, на нём не положено подолгу валяться... А вы, народ, всё равно выдумываете всякое... Мол, вот он пол, надо бы его сделать мягким и пушистым! Заняться всё равно нечем, давайте... давайте наденем на пол парик!..
Он захихикал.
-Ой, ты был прав, эта штуковина и впрямь мощная. Эк меня развезло... Сколько же порций я хватил?
Гаррет задумчиво глянул вверх, подсчитывая.
-Вместе с первой-то? Одну.
Уитли по-совиному заморгал.
-Се... серьёзно?
-Ну, я было собирался загрузить программу повторно, но тебя как-то зашатало... потом ты, если я правильно понял, попытался свистеть, а когда ты взялся рассуждать о, гм, сравнительной грузоподъёмности различных видов птиц, я подумал, что тебе и так хватит.
-А... Логично.
-Ты говоришь, полы там двигаются? В том месте?
-Полы, стены, потолки. Ничему нельзя верить. Всё каждые пять минут меняется. Панели же, - Уитли поднял руки и попытался продемонстрировать архитектурную изменчивость Комплекса, располагая ладони под разными углами друг к другу. Задача несколько осложнилась тем, что его руки на самом деле находились не совсем там, где ему казалось. Да и стены и потолок мастерской с его точки зрения не совсем подпадали под определение «неподвижный». К счастью, пол не делал никаких попыток выскользнуть из-под него и оставался приятно стабильным.
-А знаешь, что забавно? Чёрта с два бы мне это понравилось, останься я в своём старом корпусе. Всё в итоге зависит от точки зрения, от угла обзора, откуда ты смотришь на мир... в данном случае, с пола. В том крохотном... маленьком шарике я бы, наверно, провалялся тут уйму времени – лежал бы, безногий, на полу, болтал бы рукоятками и ждал, когда кто-нибудь меня подберёт. Не самое приятное времяпрепровождение, а? Зато теперь!.. О-о, теперь я сам могу встать, когда захочу!
Что он и продемонстрировал со всей грацией и элегантностью новорождённого жирафа.
-Видал? У меня теперь есть руки и ноги... О, вы понятия не имеете, как вам повезло, что они у вас есть! А потом... потом вы просто идёте и создаёте нас, и нам вы рук и ног не даёте. Почему так? Я, честно говоря, не вижу логики. Вы создаёте нас, чтобы мы занимались тем, чего вам делать не хочется, и мы при этом даже не можем пойти прогуляться без вашей помощи... Как-то это некрасиво.
-Ты знаешь, как правило, подобных проблем не возникает, - объяснил Гаррет, устало потянувшись и подбирая с пола банку. – То есть, ты – это одно. Тебя я понимаю. Но я день-деньской работаю с разными механизмами, и там как раз всё наоборот. Они не живые. То есть, иногда складывается впечатление одушевлённости – но большую часть времени приходится ломать голову над тем, почему они не работают, не говоря уж о том, как починить их...
-А ты их хоть раз спрашивал? – Уитли добрался до ближайшей стены и ткнул пальцем вентиль, чуть не стряхнув его с крючка. – Всего-то дел – подойти да спросить «Привет, как ты тут? Чего хандришь? Скажи, где неполадка, и я попробую помочь. И, пока я здесь, хочешь, я тебе ноги приделаю?»
Он услышал за спиной хохот Гаррета.
-Да нет же! С машинами такое не пройдёт. С ними ведь не...
Короткий резкий вдох. Ошеломлённое молчание.
-Что? – обернулся к нему Уитли и обеспокоенно заморгал. Гаррет сидел неподвижно и с таким лицом, будто его хорошенько приложили чем-то тяжёлым по какому-то особенно важному участку его хлипкой человечьей черепушки. Уитли кинул на вентиль виноватый взгляд – вдруг его нельзя было трогать? Не похоже, что это какая-то важная деталь – он просто висел себе, тихонько крутился - но мало ли?
-Гаррет? Э-эй? Ты чего?
Челл оглянулась на Эдем и удивлённо нахмурилась.
Пройдя почти напрямик по Костлявым, она добрела до поросшей травой неприметной дорожки, ведущей на самый высокий из этих маленьких холмов. Отсюда город был, как на ладони – залитая лунным светом мозаика из перекрещивающихся дорог и тёмных прямоугольников, окружённая чёрно-синим лоскутным одеялом простирающихся во все стороны полей.
Этой ночью её чувства были особенно обострены, и она сразу заметила нечто, выбивающееся из общей картины – горящее светом окошко, оранжевый огонёк в темноте. Эдем не мог похвастаться насыщенной ночной жизнью – чего ещё ожидать, если хозяин единственного на весь городок питейного заведения имел обыкновение выпроваживать полудюжину завсегдатаев часа за три до полуночи, а танцевальные вечера считались главнейшим праздником. У горящего в два ночи окошка могло быть только одно объяснение – наверняка, Гаррет засел в мастерской Аарона, заработавшись над очередной сложной деталью упрямой Дигиталис.
Челл направилась обратно в город лёгким быстрым шагом, длинная трава шуршала под босыми ногами. Спустившись с Костлявых, она потеряла огонёк из виду – город заслонился силуэтами живых изгородей, огромных серебристых клёнов и елей. Заметив внезапно возникшую на уровне глаз тень ветки, Челл успела пригнуться в самый последний момент – стремительным, игривым движением – и почувствовала на щеке лёгкое прикосновение мокрых от росы листьев.
Четыре года назад, свою первую ночь на свободе – такую же лунную и свежую – она провела под открытым небом. Она проснулась под звёздами и с трудом поднялась на ноги, не в силах поверить, что она всё ещё здесь, всё ещё свободна, всё ещё жива. Она не собиралась засыпать в этих бесконечных пшеничных полях с тянущейся позади тропинкой примятых злаков – слишком коротка была эта тропинка, недостаточно далека от Того Места... В ту ночь она всерьёз сомневалась, существует ли безопасная дистанция.
Она прошла много миль, она шла, пока не сбила ноги в кровь, пока не закружилась голова, пока золотистая пшеница не поредела и не сменилась деревьями и зеленью. Она не знала, куда держит путь, чего ищет, и есть ли на Земле люди, кроме неё. В ту ночь она об этом и не задумывалась. Она была свободна, вокруг росли деревья, в кустах сновала живность, вверху простиралось бесконечное звёздное небо – этого было достаточно.
Заросшая грунтовая дорога по правую руку расширилась, плавно перетекая в улицу Надежды. Не дойдя до калитки, Челл перемахнула через оградку и побежала. За четыре года тут почти ничего не изменилось – ни кусты, ни дорога, ни деревья, ни городок, терпеливо ожидающий её возвращения – зато изменилась она. Теперь она бежала не прочь, не оттуда – её мир значительно разросся, мотивов стало гораздо больше, чем «выжить» и «освободиться». Она до сих пор не научилась принимать жизнь и свободу как нечто само собой разумеющееся – и, может быть, никогда не научится. Зато теперь она знала, что существуют другие вещи – сложные, нелогичные, человечные – которые и наполняли жизнь и свободу смыслом. Дом, друзья, сопричастность...
До вторжения Альянса Эдема не существовало. Поговаривали, что если тут раньше что и было – взялись же откуда-то дороги и остатки некрасивых, неуклюжих, монолитных бетонных конструкций в самых старых частях города – так наверняка какой-нибудь крупный промышленный комплекс. Может быть, рафинировочный завод – предприятие посреди просторной пустоты пшеничных полей. Впрочем, от него осталась лишь груда булыжника, когда сюда прибыли первые беженцы, в их числе и семья Аарона. Может, когда-то вокруг существовали города, населённые людьми – но их начисто стёрли с лица земли.
Челл замедлила бег, поравнявшись с нависшей над городом Дигиталис, обозначающей южную границу поля семьи Оттен. Коротенькое воскресшее воспоминание всё никак не оставляло её в покое – ускользающее, но безошибочное понимание, что всё, что она забыла – с нею, спрятано где-то в глубине пассивной памяти. Всё, что она забыла – знала та, прошлая Челл с юным доверчивым личиком. Где был её дом? В каком городе она жила? В доме или в квартире? По каким маршрутам ходила? Какие названия улиц помнила? Где её вещи, фотографии, пароли, телефонные номера, все эти крошечные бытовые мелочи...
Она никогда не скучала по этому – у неё просто не было ничего, по чему можно было скучать. Ей нечего было оплакивать. То, что когда-то было дорого – ушло в небытие молча, бесшумно, не прощаясь. И так, пожалуй, лучше всего… но до чего же странно сознавать, что когда-то – до Неё – у Челл была другая жизнь, и сама она являлась частью жизни других людей.
Среди них был Уитли...
Честно ли – правильно ли – она поступила, заглянув в его память? Впервые она всерьёз в этом засомневалась. Ей хотелось найти подтверждение своей догадке – что его странно и трогательно человеческое поведение – не просто искусная имитация, хитро запрограммированная учёными. Она хотела показать ему, что он – уже нечто большее, ему просто надо приложить усилия. Имелась своеобразная горькая ирония в том, что она так стремилась докопаться до его человечности, что даже ни на секунду не задумалась, что он уже настолько человек, чтобы, подобно ей, просто не хотеть ничего вспоминать.
Головоломку решают. Испытание проходят. У кнопки не спрашивают, хочется ли ей, чтобы её нажали. У турели не просят разрешения бросить на неё куб (потому что иначе только и остаётся, что разукрашивать пол тестовой камеры остатками своих внутренностей). Четыре года в Эдеме во многом смягчили её, научили, что самое простое решение – далеко не всегда лучшее, если имеешь дело с людьми, с друзьями, с живыми душами... Но разве два этих мира можно совместить? Уитли рождён Там, но его нервная, искалеченная человечность совершенно меняет дело. Он не просто головоломка. Он заслуживает иного отношения.
Она совершила ошибку. И это грызло её. Инстинктивно ей хотелось исправить промах как можно скорее, но – и это беспокоило больше всего – она просто не знала, как. Вернуться на изначальную позицию и... что? Как ей поступить?
Как подступиться к нему?
Она добралась до центра города и поняла, что догадка относительно источника таинственного света попала в цель – светилось окошко универмагского склада, бросая яркое оранжевое пятно на обломки ржавеющих машин по ту сторону сетчатой ограды.
Приподняв щеколду на тяжёлых стальных воротах, она проскользнула во двор, прошлёпав мимо скелетов грузовиков и двигателей, подняла руку, чтобы постучать в дверь мастерской...
Стремительное движение, слепящий поток яркого света – всё произошло очень быстро, но Челл, к счастью, успела понять, что кто-то просто распахнул дверь именно тогда, когда она собралась постучать, и чудовищным усилием воли сдержала рефлекторно сжавшуюся в кулак руку – что спасло возникшего на пороге Гаррета от мощного хука справа.
-Уит... ЧЕЛЛ! Привет, Челл! – радостно поздоровался он, даже не подозревая, насколько близок был к перелому челюсти. На лице его сияла экстатическая ухмылка – из тех, что расцветала при виде новых деталей, доставленных с дальнего склада, или при особо удачной находке в завалах мастерской. На плече у него висел внушительный моток проволоки, в руках он нёс сварочную маску, под мышкой зажал грозящий развернуться рулон с чертежами и в целом выглядел, как заправский психопат.
-Гаррет?
-Потом, потом! – нетерпеливо отодвинув её в сторонку, он промчался мимо, ошалело озирая тёмный двор, затем выхватил что-то из ржавеющей кучи металла и исчез в ночи. – Вперёд!
Следом на улицу вылетел Уитли – разумеется, с разбегу боднувший головой металлическую притолоку.
-Бегу-бегу - АЙ! - уже бегу, я прямо за тобой, след в след!..
Увидев Челл, он резко затормозил.
В полнейшей тишине состоялся обмен взглядами. Вид у обоих был ещё тот: растрёпанная, раскрасневшаяся от бега и ошарашенная внезапным явлением Гаррета Челл уставилась на Уитли – не совсем устойчиво держащегося на ногах и нагруженного пугающе большим количеством всевозможных механических прибамбасов, которые он отчаянно пытался не уронить.
Через пару мгновений Уитли покосился в сторону глубоких теней, залёгших во дворе – не иначе как в поисках вдохновения – поёрзал и решился начать диалог.
-Э-э...
-Да Уитли же! – завопил Гаррет, судя по всему уже перемахнувший через ограду и быстро уносящийся в поля. Уитли вздрогнул, и некий предмет (если точнее, пресловутые обжимные клещи на три восьмых) выскользнул у него из-под локтя. Проворная рука Челл уверенно перехватила падающую вещь; Уитли фыркнул, и она невольно улыбнулась в ответ на этот тихий радостно-удивлённый смешок.
Тогда он, как-то изловчившись удержать гору доверенных ему предметов одной рукой, освободил вторую, сцапал Челл за запястье и повлёк – удивлённую, но не сопротивляющуюся – следом за собой.
-Бегом-бегом! У нас тут такое!
-Да погоди ты! Что происходит?
-Не знаю! Наука! По-моему, мы идём двигать Науку! Давай же, поднажми!
______________________
*Для тех, кто вдруг не в курсе: D0g, Пёс - трёхметровый робот из Half-Life 2, наглядно демонстрирующий, насколько по-разному учёные «Блэк Мезы» и «Эперчур Сайенс» подходили к робототехнике))
** #ffff00 – шестнадцатеричное обозначение жёлтого в цветовой модели RGB.
Следующая глава

On a lighter note, в поисках вдохновения бродила по тырнету. Вдохновения не нашла, зато узнала, как выглядит ГЛаДОС в реале.
знайте своих героевЭллен Маклейн, такая милая уютная тётенька. Похожа на мою учительницу музыки. Вообще ее не так представляла.



Крошку же Уитли я прогуглила давно, так что его двухметровость, бородатость и недобрый интеллект в глазах уже не вызывают когнитивного диссонанса (впрочем, его интервью спокойно слушать не могу до сих пор).


А еще выяснилось, что невидимого диктора в "Эперчур Сайнс" ("This is art. You will hear a buzzer. When you hear a buzzer, stare at the art!") озвучивает хоть и под псевдонимом, но все же Джо Ромерса - а его я еще по Сайлент Хиллу люблю. О как.