Леди замка Джен
Со мной что-то очень не так. Пришло вот на днях в голову - яжпереводчик! Не перевести ли мне какой-нибудь милый фанфик про отэпэшечку, а то осень, дождик, чай с личи кончается... Чтоб выйти из зоны комфорта и заодно закрыть тему с Икс-файлами, решила поискать тексты про Скалли и Малдера, чтоб и с сюжетом, и с вхарактерностью, и с энцой и хэппиэндом, ну всё такое. Это вам не Пикар/Дейта, не Данковский/танатология, не Фримен/Джимен (омг, я сказала это вслух???), и даже не корводжессы какие-нибудь несчастные, это нормальный, мэйнстримный, канонный ОТП, про этих-то за все эти годы точно дофига писали - я видела!
Короче, в итоге перевела совершенно левый, тленный, как монологи Раста Коула, ангстовый джен про недолеченное ПТСР Скиннера и его дружбу со Скалли.
ПАРАЛЛАКСПАРАЛЛАКС.
Автор VivWiley
Ссылка на оригинал
Как уже не раз бывало в её странной жизни, ясность пришла потом. Впоследствии, размышляя о случившемся, ей удалось разглядеть за параллаксом предопределённость — всё неизбежно шло к тому, что их жизни столкнутся. Но тогда она не сумела вовремя сориентироваться. Она совсем не владела собой — чувства времени, пространства, собственного «я» уступили гравитационному притяжению и инстинктивным реакциям. Она дрейфовала в чёрном вакууме среди звёзд, отрезанная от света, воздуха и знакомых направлений, и всё, что оставалось — подчиниться ходу событий. Что именно она в ту ночь приобрела, и что потеряла, ей стало очевидно гораздо позже.
Резкий телефонный звонок, бесцеремонно выдёргивающий из сна, был делом обычным. Необычной была внезапная вспышка ожесточения и безнадёжная усталость. Да какого чёрта. Сейчас субботняя ночь — или что, уже утро воскресенья? Всё, о чём она мечтала — о тихих, спокойных выходных. Уик-энд для себя любимой. Не то, что бы он названивал каждый выходной — просто в последнее время случалось это чаще. И все эти шитые белыми нитками предлоги, под которыми он будил её и тратил немалое количество её свободного времени... Она подозревала, что он медленно идёт к какому-то серьёзному, важному решению и хочет, чтобы она тоже участвовала — чтобы навела на какую-нибудь мысль, или даже помогла бы сформулировать вопрос. А ей просто иногда хотелось провести это время наедине с собой.
Она сама не ожидала от себя такой резкости:
— Чего тебе, Малдер?
После странной паузы ответил другой человек:
— Агент Скалли?
Она ещё толком не проснулась и не вполне понимала кто она вообще такая и где находится. И пока она — без особого успеха — пыталась вспомнить, кому же принадлежит этот несомненно знакомый голос, на том конце пояснили:
— Это Скиннер. Простите, что разбудил, — и снова повисло молчание. К этому моменту она почти стряхнула сон, но промолчала, чтобы дать ему договорить. — Я не хотел вас будить, — повторился он. — Но мне нужна ваша помощь.
Скалли успела кое-как принять сидячее положение, откинувшись на спинку кровати, однако после этих слов невольно подалась вперёд, сгибаясь под натиском страшных образов. Вены, пульсирующие на шее Скиннера. Его руки, привязанные к опорам операционного стола. Хирурги, готовящие инструменты для ампутации. Прямая линия на экране кардиометра, когда пульс пропал, и измерять оказалось нечего. Она сделала короткий быстрый вдох, призывая на помощь ставшее вдруг неуловимым самообладание.
— Что случилось, сэр? Где вы? - мозг уже лихорадочно работал, составляя список больниц поблизости от его квартиры в Кристалл-Сити.
— Я сейчас в… - и снова пауза. Если бы речь шла о любом другом человеке, то прокравшиеся в его голос нотки она бы назвала неуверенностью. – …Я в Балтиморе.
— В Балтиморе? - в поисках какого-нибудь ориентира, хоть какой-нибудь отсылки к нормальности, она растеряно посмотрела на часы. Будто выяснив, сколько времени, она нашла бы реперную точку и закрепилась в реальности.
— Да, - выдавил он неохотно. - Я… вы не могли бы подъехать?
— Встретимся на месте, да?
— Ну… да. Тут такое дело… - он вновь поколебался. - Я объясню, когда вы доберётесь.
Он коротко, но с исчерпывающей точностью описал дорогу до некоей закусочной — неподалёку от Фэллс Пойнт, но всё же чуть дальше прибрежных фешенебельных кварталов.
— Поняла, сэр. Буду там в течение часа.
— Спасибо, Скалли. Вы не обязаны… серьёзно, спасибо.
И дал отбой прежде, чем она успела понять, что за эмоции кроются за его интонациями.
Минут пятнадцать спустя, уже на пути к выходу, она подумала, что Скиннер не обязательно ей одной звонил с просьбой приехать, и уже мог связаться по тому же вопросу с Малдером. Скалли поколебалась: может, стоит предложить напарнику совместную поездку в Балтимор? Но памятуя о смутном тревожном эхе в голосе Скиннера, в машину она села, так и не притронувшись к мобильнику.
Трасса I-95 практически пустовала. Призрачный свет фонарей пятнами выхватывал из черноты асфальт и, мелькая, гас, провожая её в шелестящую темноту.
В такой же монохромной гамме мерцали её мысли. Стояла глубокая ночь, и в отсутствие автомобильных потоков, пешеходов и ремонтных бригад, нечему было отвлечь взгляд от бесконечного дорожного полотна, а разум — от проблесков непослушных воспоминаний. Фоном шли вереницы образов, миражи прошлых ночных поездок, лица людей, занимающих пассажирское кресло. Воспоминания роились бессистемно — то были просто фрагменты ушедших дней, обрывки старых песен, семейные истории, весь этот щебень жизни, готовый сойти лавиной, если слегка ослабить хватку.
И всю поездку к ней снова и снова возвращались мысли о Скиннере. О временах конфликтов, о временах сотрудничества. О его молчаливом присутствии на границах довольно многих, если вдуматься, ярких событий. О странном сплетении жизней — её, Малдера и их бывшего шефа. О тенях, в которых они жили и с которыми боролись. Почему он позвонил? Что за дело вытащило её из тёплой постели в обезлюдевшую ночь?
Где-то на выезде из Форт-Мид она поймала себя на мысли, что сорвалась в ночное путешествие, не получив никаких вменяемых объяснений. Но вопрос не успел толком сформулироваться, испарившись из головы.
Просто Скиннер попросил.
Так что она продолжила путь.
Она добралась до закусочной в четверть третьего.
Заведение ютилось в глухом углу тихого — может быть, даже полузаброшенного — квартала. Стоянка, вся в выбоинах и рытвинах, оказалась пуста, и Скалли на секунду в себе усомнилась. Может, ошиблась местом? Ни намёка на патрульные машины или автомобили служб наружного наблюдения. Нет ни жёлтых лент, ни суеты и беготни… Совершилось преступление, и Скиннер поэтому её вызвал, так ведь?
Или не так?
Она припарковалась и, заглушив двигатель, задержалась в салоне. Странное предчувствие вынудило затаиться, всматриваясь в тени. Она встряхнулась: вовсе не время накручивать себя и выискивать несуществующих призраков.
И в закусочной никого не оказалось. Негромко, настойчиво гудели флюоресцентные лампы, изливая зеленовато-белый свет на потёртый линолеум и сомнительно-рыжую официантку измотанного вида и неопределённого возраста. Диванчики и стулья вокруг столов пустовали, в воздухе стоял затхлый запах прогорклого масла и древнего кофе. Сомнения вернулись. Но указания ей давал Скиннер, а он в таких вещах не ошибается. Разум забуксовал в попытках найти какую-нибудь колею. Как теперь быть? А вдруг это какая-то сложная уловка?.. Мысль о возможной засаде её напугала. Вспомнились ночи, когда встречи ей назначали люди, выдающие себя за других…
Она шагнула внутрь. Официантка с машинальным любопытством подняла голову, но этим жестом всё ограничилось. Она не стала приветствовать Скалли.
Входная дверь с щелчком закрылась, Скалли сделала ещё шаг и только тогда разглядела его. Скиннер сидел за дальним угловым столиком, затерявшись за рядами диванных спинок — поэтому она не заметила его, пока не прошла в зал. Он пристально наблюдал за её приближением — молчаливо приветствуя и с какой-то затаённой эмоцией во взгляде.
Она пересекла зал и села за его столик.
Он бережно удерживал в руке чашку кофе и, не считая взгляда, которым наградил вошедшую Скалли, отказывался смотреть куда-то кроме как в чернильно-чёрные недра замызганной кружки.
— Спасибо, что так быстро.
Она едва расслышала его за гудением ламп. Их разделяло расстояние всего-то в полметра, но его голос словно доносился с огромного расстояния. Будто он присутствовал здесь только телесно, а его душа обреталась где-то очень далеко.
— Не вопрос, сэр, - она замолчала, ожидая, что ей, наконец, расскажут, что она делает здесь, в таком месте и в такую рань.
Скиннер пил кофе. Жидкость блестела и колыхалась, когда он ставил чашку на стол.
Годы работы с Малдером научили её, что существует много видов тишины. Есть тишина, когда кто-то считает до десяти (ну, или до бесконечности), по крупицам собирая терпение, чтобы ещё разок спокойно изложить абсолютно логичную с их точки зрения теорию. Есть тишина, когда просто нечего больше сказать. Есть тишина, призванная поддразнить, создать напряжение перед оглашением Великой Истины. Есть просто комфортная, уютная тишина-убежище.
Но Скиннер был непроницаем, а окружившая его тишина — незнакома. Так что Скалли решила выждать.
Вдали завывали полицейские сирены — сперва ближе, потом дальше — в спешке несущиеся куда-то в другую часть города. Появилась официантка, ничего не сказав и не спросив, принесла ей кофе со сливками, и вновь исчезла.
Тишина всё тянулась — тяжёлая, густая. Скиннера, казалось, уносило дальше и дальше, хотя на самом деле он вовсе не двигался, только изредка отпивал из чашки.
И когда Скалли начала подозревать, что у них есть все шансы встретить тут рассвет, Скиннер наконец оставил свой кофе в покое и посмотрел на неё. Свет флюоресцентных трубок яркими бликами лёг на стёкла очков, скрывая глаза. Голос чуть окреп, но ей всё равно хотелось податься вперёд, чтобы расслышать его слова.
— Спасибо, что приехали, Скалли. Звать вас сюда было чересчур, но я очень благодарен, - он тяжело вздохнул. - Дело в том, что я понятия не имею, как тут очутился.
Он снова уставился на дно чашки, словно пытаясь прочесть своё будущее — или, скорее, прошлое — в кофейной гуще. Скалли, изумлённая и растерянная, ничего не ответила. Что-то подсказывало, что сегодня привычные шаблоны ещё не раз будут испытаны на прочность.
— Я проснулся идущим по улице близ балтиморского железнодорожного вокзала. Как там оказался — не знаю. Это случилось пару часов назад. Я шёл, шёл и в конце концов пришёл сюда. Отсюда позвонил вам.
Скалли хотелось замотать головой, обрушить на него возражения, заставить взять сказанное обратно. Как это так — взять и ни с того ни с сего проснуться в Балтиморе?! Ей хотелось протянуть руки, потрогать его. Удостовериться, что это действительно их Скиннер — вдруг простое прикосновение помогло бы ей разрешить загадку, которая прямо на глазах становилась всё страннее и страшнее. Но она удержала слова на языке, а руки в неподвижности. Как не уставал напоминать ей Малдер, не всякой вещи, будь то на небе или на земле, находилось место в её философии. Речь, в конце концов, о Скиннере - он не изъясняется метафорами и загадками.
Прежде, чем продолжить, он шевельнулся и слегка наклонил голову. Теперь она смогла разглядеть его глаза — но ничего сверх привычного невозмутимого интеллекта в них не увидела. Таким же тоном он мог бы объявлять биржевые котировки:
— Я не представляю, что случилось. Помню, как, закончив с делами, поехал вечером домой. И вроде бы помню, как поужинал и лёг спать, но теперь… кто знает.
Скалли окинула его взглядом. Он был одет в чёрную футболку-хенли, джинсы, кожаную куртку — практично и по погоде. Она едва не заглянула под стол, чтобы проверить, обут ли он.
Скиннер тем временем высказал всё, что хотел, и, видимо, наступила её очередь.
— Но что… как… - с чего бы начать? Скалли пыталась прорубиться через чащобу домыслов и догадок. Гипотезы возникали, отбрасывались и возвращались, пока она силилась осмыслить его душераздирающее в своей простоте изложение событий. Пара часов назад, так он сказал? У него было время поразмыслить. - У вас есть догадки?
Он слегка пожал плечами:
— Эта дрянь у меня в крови — разумеется, первое, что приходит на ум. Но он до этого никогда… я имею в виду, конкретно такого ещё не случалось.
А вот с этим маскарадом давно пора покончить. Она попыталась не выдать голосом охватившую её острую злость.
— Вы хотели сказать, Крайчек до этого не пытался контролировать ваши перемещения.
Он задохнулся, словно её слова молниеносным ударом угодили в солнечное сплетение.
— Вы знаете?
Скалли нейтрально заметила:
— Некоторые лица не забываются.
— И вы ничего не сказали...
— Мы, сэр, старались вам подыгрывать. Мы ведь понимаем… никто из нас больше не может похвастаться свободой воли, да? Никогда не знаешь, когда и о чём можно говорить вслух.
Он долго и изучающе смотрел на неё, словно оценивая реакцию на факты, известные ей уже несколько месяцев. Затем слабо и горько улыбнулся.
— Нет, раньше Крайчек так не поступал. Обычно он просто возникает, активирует это дерьмо на некоторое время, затем сваливает. Иногда требует… информацию.
Нет, этой ночью ей надо сосредоточится на насущной проблеме. Она подавила нахлынувшие было скорбь и ужас. Какие же они втроём… повреждённые. Пусть и не все раны видны невооружённым глазом.
— Тогда что, это может быть испытанием каких-то новых свойств наноботов?
— Возможно. Но у меня нет побочных ощущений от активации наноботов. И никто не звонил… чтобы позлорадствовать.
От едкой горечи в его голосе Скалли на миг онемела. Будто лезвие скользнуло по коже. Каково жить, когда твой враг буквально, а не метафорически держит твою жизнь в руках? Когда боль может обрушиться на тебя по злой прихоти, в любую — именно в любую секунду?
— Хорошо, давайте рассмотрим другие возможности. Как вы сюда попали? Вы могли приехать на своей машине?
Скиннер отвернулся к окну, и Скалли вдруг с изумлением поняла, что он борется с желанием закричать. Когда он ответил, голос его был тщательно очищен от всяких интонаций.
— Нет, это вряд ли.
Скалли решила подступиться с другой стороны.
— Слушайте, вы уже некоторое время над этим раздумываете. А я только приехала. Так что вы надумали? Что знаете?
— Да ни хрена не знаю. Сказал, что не ехал на своей машине, потому что при мне нет ключей. Зато есть запасной ключ от дома, - секунду он колебался, двигая челюстью, затем посмотрел ей прямо в глаза. Её встревожила тоскливая беспросветность его взгляда.
— Когда вас «призвали» на ту дамбу в Пенсильвании, Скалли. Как это было? Вы помните, как попали туда?
Сперва она не могла ответить, запутавшись в воспоминаниях. Та ночь на дамбе... и телерепортажи на следующее утро... Запах горелой плоти сохранился то ли в памяти, то ли в воображении. Образы, восстановленные во время гипнотической сессии, имели некий налёт искусственности. Как синтезированный клубничный ароматизатор — вкус вроде знаком, но при этом ты осознаёшь, что это скорее имитация, нежели реальность.
— Я не помню, как добиралась. Помню только, что творилось там, - голос дрогнул от беспомощного отчаяния, и она попыталась сгладить интонации. «Концентрируйся на фактах». - Я почти наверняка не была тогда за рулём — моей машины там не было. Но мы так же думаем, что я привезла туда Кассандру и… я… я просто не знаю. Помню некое смутное ощущение движения, размытого времени, но… не думаю, что когда-нибудь узнаю наверняка.
Он кивнул и опустил глаза. Ей почему-то показалось, что она каким-то образом умудрилась одновременно разочаровать и подтвердить что-то, что он и так знал.
— Да вот подумалось. Вдруг наноботы — не единственное, чем меня заразили.
Под ложечкой засосало — резко, неожиданно. Не отдавая себе отчёта, она протянула руку и накрыла его ладонь своей. Он слегка дёрнулся от прикосновения, но руку не убрал. Они долго сидели так, неподвижные в безвоздушном молчании.
Вернулась безмолвная официантка и принесла ещё кофе. Плеск и тихий перезвон кружек на столе развеял чары, вернув их в реальность. Скалли поняла, что даже не думала ни о чём конкретном — мысли уносились в бесформенную бездну. Интересно, давно они так сидят?
И тут она вспомнила кое-что.
— Не думаю, что вам установили чип, - голос прозвучал хрипловато, будто она несколько дней не разговаривала.
Скиннер молча посмотрел на неё — с такой безнадёжностью, что ей стало за него страшно. Он снова отчуждался, и она стиснула его руку, настаивая, чтобы он выслушал.
— Пока вы были в госпитале, и мы пытались понять, что блокирует ваши сосуды, вам провели полную интроскопию, причём не единожды. Мы использовали совмещённые технологии сканирования органов — рентген, МРТ, ПЭТ — будь в вашем теле чип, он бы обязательно где-нибудь да всплыл — и поверьте мне, мы искали очень внимательно.
— А если наноботы могут действовать, как чип?
Наконец-то её мозг работал в нормальном режиме — анализировал, сопоставлял, искал закономерности в разрозненных данных, опираясь на опыт учёбы и работы. Скалли машинально подняла руку — но завершая убедительный жест, всё-таки отметила ощущение потери. Почему-то это прикосновение имело важность, и ей было немного жаль его прерывать.
— Это возможно, но что-то мне подсказывает: будь у них такая функция, Крайчек уже давно бы ей воспользовался, не дожидаясь плановых испытаний. Сами знаете, как хреново у него с самоконтролем.
Они обменялись мрачными, под стать остроте, усмешками.
— Слушайте. Есть ведь и другая вероятность. Что, если это какой-нибудь тип пост-травматического стрессового расстройства? Не так уж редко люди, жертвы серьёзных травм, к которым относится и околосмертный опыт, демонстрируют целый ряд симптомов. Например, сомнамбулизм: они ходят во сне или…
— Или разъезжают по округе? - тон был резковат, но в нём хотя бы слышались привычные скиннеровские нотки. До этого она и не сознавала, насколько мёртв и бесцветен был его голос.
— Ну, я хотела сказать о провалах в памяти, но в принципе верно: человек просыпается где-то в неожиданном месте и не помнит, как туда попал.
Он прикрыл веки и откинулся на спинку дивана. Скрипнул старый винил: громкий и неуместный звук в этом тихом, пропахшем стылым кофе помещении. Скиннер то ли глубоко задумался, то ли погрузился в воспоминания — или просто смертельно устал. Немудрено, подумала Скалли, это была очень долгая неделя. Месяц. Год. Для всех.
Зато когда он вновь посмотрел на неё, то наконец-то стал похож сам на себя.
— Иной раз даже не знаю, что предпочесть: чипы в мозгу или мозг с психозами. Видит бог, я через это уже проходил, после… - он покачал головой. - Даже не знаю.
— Я понимаю, - и она действительно понимала. Но ещё у неё кончились идеи, она дико устала и не знала, что тут делает. - Что вы предлагаете?
— Предлагаю поехать домой.
Он вовсе не собирался ей звонить.
Ему потребовалось около двух минут, чтобы осознать, что он в Балтиморе, пусть даже осознание сопровождалось чувством, близким к ужасу, поскольку он не имел понятия, как тут очутился, который час и какое вообще число.
Что ни говори, а смотреть «Сумеречную зону» по телевизору куда веселее, чем быть непосредственным участником.
Шёл он долго — улицы бежали одна за другой по затихшим и уснувшим жилым районам, затем привели его в деловой квартал, который, как часто бывает в городах в ночное время, казался заброшенным и сюрреалистично-пустынным. Он всё шёл и пытался понять, какого чёрта. А потом просто идти стало важнее.
На ночную закусочную он наткнулся почти случайно. Он не собирался останавливаться и отдыхать, но его приманила неоновая вывеска — как равнодушное пламя влечёт блуждающего мотылька — и сам не заметил, как оказался внутри.
В закусочной почти никого не было, а официантку не волновало, что он ничего не заказал, кроме кофе. Некоторое время спустя он спохватился, что стоит в таксофоне и уже наполовину набрал номер Скалли, хотя не представляет, что ей сказать и чего, собственно, он от неё хочет. Да, в эту ночь в качестве аналитика он не блистал.
Номер он всё равно набрал до конца. Он слушал гудки и мечтал, чтобы в этой дурацкой ночи раздался чей-нибудь знакомый голос — но во всём мире едва ли набралось бы с пол-дюжины людей, которым он доверял, и только двое из них жили в округе Колумбия.
Её невнятный сонный голос стал первой каплей тепла за эту холодную ночь, и он не сумел удержаться — попросил её приехать. Ожидая её, он несколько раз порывался вернуться к таксофону, перезвонить и сказать, что ничего страшного, пусть не беспокоится, ехать вовсе не обязательно... Но дал слабину, и желание увидеться с ней победило. И он старательно не думал над тем, что скажет, когда она приедет.
Он не сразу узнал Скалли, когда та возникла в дверях закусочной. Она показалась ему чересчур тёплой, слишком болезненно-реальной — гостья из иного измерения. Но вот она устремилась через ряд столов к нему, и он почувствовал, как слегка ослабло напряжение в мышцах. Нет, в порядке всё не будет уже никогда. Но, может, будет не так невыносимо.
На обратном пути в Виргинию, Скиннер подумал — а ведь пока они сидели в закусочной, он много чего ещё мог наговорить. Хорошо, что удержался.
В салоне её автомобиля пахло кожей и ещё чем-то, неопределённо-сложным и густым. Они ехали сквозь предрассветную тьму и молчали, слушая гипнотический шелест колёс, изредка нарушаемый контактом с неизбежными трещинами и неровностями асфальта. На этот раз молчание не ощущалось натянутым или искусственным. Скиннер всю дорогу сидел, отвернувшись к окну, наблюдая проносящиеся мимо здания и чёрные тени в форме деревьев. Со временем взгляд сместился, зацепился за отражение Скалли в тёмном стекле. Вряд ли она заметила, что он смотрит на неё. И, что странно, он не чувствовал за собой никакой вины, исподтишка наблюдая за ней.
Когда она свернула с объездной, он встрепенулся, заметив, что в пейзаже за окном возобладали знакомые стерильно-безликие черты района Кристалл-Сити. Неужели они добрались так быстро? Вроде ехали совсем недолго…
— Хотите подняться ко мне? - он подразумевал сразу несколько вещей, задавая этот лаконичный вопрос, и не знал, на что именно она согласилась, ответив «да». Тон её ответа он решил проанализировать как-нибудь потом.
Он набрал код на воротах в подземный гараж своего корпуса и показал, где находится парковочная площадка для гостей.
Его собственная машина стояла на положенном месте. Они наткнулись на неё по дороге к гаражному лифту — остановились, посмотрели на неё бесконечных три секунды и молча отправились дальше.
Дома было холодно и пусто. Снаружи стояла студёная весенняя ночь, а он оставил окно открытым. Пахло ледяной свежестью, к которой не примешивалось посторонних запахов вроде аромата еды или какого-нибудь иного маркера, намекнувшего бы на обитаемость помещения. На секунду, словно увидев квартиру чужими глазами, он понял, что так выглядит место где просто ночуют, но не живут.
Он машинально пропустил Скалли вперёд и запер дверь. Пересёк комнату, закрыл окно, зажёг лампу.
А когда обернулся, обнаружил Скалли с табельным пистолетом наголо. Она целилась в его направлении и рыскала взглядом по комнате. Он никак не мог вспомнить, как нужно реагировать, когда тебя держат в прицеле оружия. Чёрт побери, он так устал… Он ограничился поднятой бровью — поднять голос казалось непосильной задачей.
— Скалли?
— Вдруг здесь кто-нибудь есть! - прошептала она низким, хрипловатым шёпотом, от которого по тихой гостиной прошло странное эхо.
Скиннер некоторое время пристально смотрел на неё, чувствуя себя школьником, которого заставили переводить с неведомого языка.
— Нет тут никого.
Она начала было возражать, но осеклась. Он буквально видел, как на плечи ей рухнула, заставив пошатнуться, чудовищная усталость. Она сунула пистолет в кобуру и молча, не глядя на него, опустилась на диван.
Скиннер ещё с секунду взирал на неё, потом отправился к домашнему бару и налил себе и ей по порции скотча. Замечательно.
Подав ей стакан, он сел в кожаное кресло с признаками лёгкой потёртости, свидетельствующей, что им пользуются чаще, чем остальной безупречной мебелью в этой со вкусом обставленной комнате. Сделав глоток, он замер, прислушиваясь к мягкому жжению, растекающемуся от горла вниз — привычное ощущение, знакомое по предыдущим вечерам, которых было куда больше, чем ему хотелось бы. Он сам изумился, услышав свой голос, со скрытой, но тем не менее желчной горечью, вопрошавший:
— Ну, что думаете? Что понесло меня в Балтимор - новейшие технологии или похеренная психика?
Скалли, видимо, об этом уже думала и ответила почти без колебаний:
— Да, ситуация странная, но давайте реагировать спокойно. Вы просто съездили в Балтимор...
— Вот только не помню, как, - подчеркнул он. Негромко, чтобы не впустить в голос смесь злости и страха.
— Всем случается делать что-то и не помнить об этом. Да, странновато, но ничего критичного, - спокойно и рассудительно заявила Скалли. Этой ночью именно её холодная логика служила ему ориентиром. Словами не передать, как он был ей благодарен за то, что она спорила с ним, а не пыталась сыпать банальными утешениями.
Она между тем продолжала почти небрежным тоном:
— Так бывает, правда. Это ведь случилось только один раз?
Он хотел кивнуть, спохватился и медленно покачал головой.
Скалли поперхнулась.
— Что, и раньше такое уже было? - вполголоса спросила она, словно боясь спугнуть раненое норовистое животное.
— Давно, - тихо признался он. Тембр голоса понизился, отягощённый полузабытым воспоминанием. - После… После моей первой смерти.
Скалли отставила стакан. С большой осторожностью.
— ...после первой?..
Скиннеру, который уже почти растворился в воспоминании, пришлось приложить усилия для ответа.
— Малдер не рассказывал?
Скалли помотала головой, опасаясь, что слова каким-то образом испортят хрупкий момент.
Он смотрел на неё, и не видел — фокус уже сместился на двадцать восемь лет назад.
— Я поступил в морскую пехоту, когда мне исполнилось восемнадцать…
И он рассказал ей историю, которую из его уст слышали только двое. Он рассказал, как парил над собственным телом, брошенным в джунглях. Какое спокойствие чувствовал тогда — умиротворение, которого с тех пор никогда больше не ведал.
Он рассказывал из темноты, издалека. Он потерял себя во времени и пространстве и уже не знал, сможет ли вернуться. Но он продолжал говорить вещи, которые не сказал даже Малдеру. Он рассказывал о пустом бесцветном месте, в котором существовал, пока две недели спустя не пришёл в сознание в военном госпитале во Вьетнаме. О месяцах болезненной реабилитации в Штатах, которая заново научила тело функционировать.
И напоследок признался ей, что дважды во время лечения он просыпался среди ночи за многие мили от реабилитационной клиники.
Он наяву видел усыпанное звёздами небо, простёршееся над аризонской пустыней, далеко от госпиталя управления делами бывших военнослужащих. Он чувствовал как песок скрипит и пересыпается под ногами, как ночной ветер покусывает кожу. Он вовсе не ожидал внезапно очнуться от прикосновения Скалли.
Она сидела перед ним на корточках и бережно, настойчиво поглаживала его руки и плечи — словно пыталась вытащить его обратно в эту реальность, удержать в этом мире. Он шевельнулся, и фокус восприятия переключился на настоящий момент. Скалли замерла. Он попытался что-то сказать, но не мог найти нужных слов, не мог вспомнить, почему вообще рассказывает ей всё это, говорит вслух то, о чём никогда не позволял себе думать.
Она изучала его лицо, её глаза были полны тревогой и ещё чем-то светлым, безымянным.
— Как же ты вернулся домой? - мягко спросила она.
Словарный запас снова подвёл: не нашлось конкретного образа, который можно было бы привязать к слову «дом». Скиннер сосредоточенно нахмурился, вспоминая.
— Автостопом. Рядом шла трасса I-10.
— А почему никому не позвонил?
— Некому было звонить, - ответил он и закрыл глаза, чтобы не видеть жалости, которая неминуемо должна была появиться на её лице.
Её правая рука скользнула вниз, и он удивился, ощутив, как сплетаются их пальцы. Она сжала его ладонь, молчаливо требуя посмотреть на неё. Скиннер не был трусом и к тому же давно не питал иллюзий относительно того, во что превратилась его жизнь. Поэтому он открыл глаза.
Но жалости не было. Было глубокое, сочувственное понимание. И столько скрытых подтекстов в коротком:
— Это так печально.
— Почему это?
— Ты был совсем один...
— Это жизнь. Как там у Джозефа Конрада? «Мы живём и грезим в одиночестве», - он пожал плечами и повторил. - Это жизнь.
— Нет! - вдруг запальчиво возразила Скалли. - Ты не одинок.
Он с лёгким потрясением осознал, что она злится — не на него, а из-за него — и именно её гнев окончательно сокрушил его. Потому он и выпалил то, что терзало его всю ночь, всю предыдущую неделю:
— Одинок. И ещё я устал. На хер мне всё это? Почему я продолжаю - потому что бежать некуда? Потому что знаю, что Крайчек всё равно меня отыщет?
Она ни секунды не раздумывала над ответом, что само по себе сказало куда больше, чем она намеревалась выдать:
— И я устала! Я чуть ли не каждые выходные мечтаю бросить всё!.. Но ведь держусь. Нельзя опускать руки! Мы не сдадимся и будем среди тех, кто доживёт до конца.
У Скалли всегда было сердце воина. Одна из многих вещей, которые так его в ней привлекали. Он отреагировал скорее на тон, нежели на слова. Что-то вроде надежды встрепенулось в его сердце. Тень на выжженной земле.
— Полагаешь, кто-то из нас выживет, Скалли? - он перебил прежде, чем она снова успела воспылать духом противоречия. - Да, может быть. Уверен, это будешь ты. Ты и…
Теперь она оборвала его на полуслове.
— И ты тоже.
На секунду, поддавшись вере в её голосе, он и сам поверил.
Но вера эфемерна. Кому, как не ему это знать. Факты — вот упрямейшая вещь, которая формирует их жизни, и именно факты говорят, что для него всё неумолимо движется к безвестной и, возможно, бессмысленной кончине. Ему нечего было ответить Скалли.
В наступившей тишине он расслышал тиканье кухонных часов. Приливы и отливы городских шумов за окнами далеко внизу. Скалли шевельнулась, её пальцы дрогнули, и он вдруг понял, что она до сих пор сидит перед ним на корточках. Ей ведь неудобно, укорила его какая-то отстранённая часть рассудка.
Он встал сам и помог подняться ей. Они всё ещё держались за руки, и он почти ощущал тёплое биение её пульса под мягкой кожей. Она стояла перед ним — не агент, а женщина, добрый друг. На кратчайшее мгновение он позволил себе увидеть нечто ещё более близкое, интимное — и безжалостно оборвал эти мысли.
Вместо этого, он очень медленно приподнял и, перехватив запястье, бережно поцеловал её руку. Сказал, глядя в безмолвно изумлённое, красивое лицо:
— Спасибо тебе, - потому что по сути сказать было больше нечего.
Он услышал её слабый вздох, увидел океаны в глазах, бурю, зарождающуюся в тёмных глубинах. Она потянулась к его лицу, погладила по щеке — нежное прикосновение оставляло за собой пылающие ожоги. Он стоял абсолютно неподвижно, чувствуя, как мир замедлил свой ход, и время кристаллизовалось вокруг них.
Скалли опустила руку. Он смотрел, как она смотрит на него, а сам гадал, что же она читает на его лице. Он знал, что его глаза сейчас выдают нечто, что он издавна ото всех поклялся скрывать.
Скалли с нажимом повторила:
— Ты не одинок, - несмотря на вопросительный отзвук, это прозвучало почти обещанием.
Он попытался вспомнить, как правильно дышать. Откуда-то хлынули образы — рыжие волосы и белая кожа на фоне его простыней, её маленькая ладонь, скользящая по его руке и плечам к затылку… смех, и что-то яркое и горячее в её глазах… нежные отзывчивые губы, приоткрытые на вдохе…
Его слегка пошатнуло от яркости открывшихся перед ним перспектив. Конечно, он понимал — то, что ему предлагается, даётся только здесь и сейчас, и не выйдет за пределы этого маленького закоулка времени — но даже этого хватило, чтобы в душе вскипело тоскливое, страстное желание поддаться порыву…
Но он всегда был реалистом. У времени нет пределов с закоулками, а от некоторых вариантов, за их бесперспективностью, он давным-давно отказался. Об этом можно ненадолго позабыть, но никогда не убежать.
Так что он заговорил, наполнив голос тщательно вымеренной нейтральностью:
— Нет, не одинок. У меня есть друзья, - наблюдая, как на её лицо медленно, нехотя возвращается выражение отстранённой вежливости, он добавил. - Спасибо, Скалли. Ты мне… очень помогла сегодня.
Она едва заметно улыбнулась:
— Без проблем.
Уже на выходе, положив ладонь на дверную ручку, она повернулась и посмотрела на него.
— Звони, если нужно будет… если нужно будет подвезти.
И вышла прежде, чем он успел ответить. Оно и к лучшему.
Её шаги по коридору отдалились и затихли, и давно уже смолк лифт, прежде чем Скиннер наконец пересёк гостиную и запер замок. Он прислонился спиной к двери и смутно удивился, заметив, что электронные часы на видеомагнитофоне показывают только 5:40 утра.
Он сунул руки глубоко в карманы джинсов и уронил голову на грудь. Плечи были напряжены, мускулы болезненно ныли. Тело отказывалось шевелиться.
Пальцы нащупали маленький кусочек бумаги в левом кармане. Он вытащил находку и наклонил к свету.
В свете зари ему молча ухмылялся отрывной талон на поезд от Вашингтона до Балтимора.
Остаток воскресенья Скалли провела, ожидая и опасаясь звонка, который неминуемо раздался в пять вечера.
— Агент Скалли?
Даже не интонация, а выбор слов сказали ей всё, что нужно было знать. Формальное обращение подтвердило то, что она и так подозревала — возвращение к вежливой дистанции. Она ответила в тон:
— Да, сэр?
— Звоню просто, чтобы поблагодарить, - на кратчайший миг она расслышала в его голосе всё многообразие оттенков.
Что ж, они всегда ценили друг в друге прямоту.
— Всегда пожалуйста.
Не сказав больше ни слова, он повесил трубку.
Несколько недель спустя она спустилась в информационно-аналитический отдел за копиями старых фотографий места преступления. Ряды рабочих столов на третьем этаже всегда казались ей гигантским лабиринтом — вольером для странных зверьков, снующих туда-сюда в бесконечном поиске новой информации, улик и данных. Параллельные линии кабинок, рассечённые немилосердно-прямыми углами и линиями коридоров, слегка её дезориентировали своей неподатливой шаблонностью.
Она торопливо шла по холлу, сконцентрировавшись только на необходимости забрать нужную для отчёта папку и убраться отсюда поскорее.
Периферическое зрение отметило некое движение в соседнем ряду — и она повернула голову вовремя, чтобы увидеть Скиннера. Тот широко, размашисто шагал в том же направлении, в параллель с нею — по прямой, а прямым, как известно, не пересечься в этой вселенной. Скалли остановилась посмотреть не заметил ли он её, но он просто продолжал свой путь, пока не скрылся из виду.
__________________________
А вообще, было... приятно. Всегда подозревала, что моё призвание - литературный перевод.
Короче, в итоге перевела совершенно левый, тленный, как монологи Раста Коула, ангстовый джен про недолеченное ПТСР Скиннера и его дружбу со Скалли.
ПАРАЛЛАКСПАРАЛЛАКС.
Автор VivWiley
Ссылка на оригинал
Как уже не раз бывало в её странной жизни, ясность пришла потом. Впоследствии, размышляя о случившемся, ей удалось разглядеть за параллаксом предопределённость — всё неизбежно шло к тому, что их жизни столкнутся. Но тогда она не сумела вовремя сориентироваться. Она совсем не владела собой — чувства времени, пространства, собственного «я» уступили гравитационному притяжению и инстинктивным реакциям. Она дрейфовала в чёрном вакууме среди звёзд, отрезанная от света, воздуха и знакомых направлений, и всё, что оставалось — подчиниться ходу событий. Что именно она в ту ночь приобрела, и что потеряла, ей стало очевидно гораздо позже.
Резкий телефонный звонок, бесцеремонно выдёргивающий из сна, был делом обычным. Необычной была внезапная вспышка ожесточения и безнадёжная усталость. Да какого чёрта. Сейчас субботняя ночь — или что, уже утро воскресенья? Всё, о чём она мечтала — о тихих, спокойных выходных. Уик-энд для себя любимой. Не то, что бы он названивал каждый выходной — просто в последнее время случалось это чаще. И все эти шитые белыми нитками предлоги, под которыми он будил её и тратил немалое количество её свободного времени... Она подозревала, что он медленно идёт к какому-то серьёзному, важному решению и хочет, чтобы она тоже участвовала — чтобы навела на какую-нибудь мысль, или даже помогла бы сформулировать вопрос. А ей просто иногда хотелось провести это время наедине с собой.
Она сама не ожидала от себя такой резкости:
— Чего тебе, Малдер?
После странной паузы ответил другой человек:
— Агент Скалли?
Она ещё толком не проснулась и не вполне понимала кто она вообще такая и где находится. И пока она — без особого успеха — пыталась вспомнить, кому же принадлежит этот несомненно знакомый голос, на том конце пояснили:
— Это Скиннер. Простите, что разбудил, — и снова повисло молчание. К этому моменту она почти стряхнула сон, но промолчала, чтобы дать ему договорить. — Я не хотел вас будить, — повторился он. — Но мне нужна ваша помощь.
Скалли успела кое-как принять сидячее положение, откинувшись на спинку кровати, однако после этих слов невольно подалась вперёд, сгибаясь под натиском страшных образов. Вены, пульсирующие на шее Скиннера. Его руки, привязанные к опорам операционного стола. Хирурги, готовящие инструменты для ампутации. Прямая линия на экране кардиометра, когда пульс пропал, и измерять оказалось нечего. Она сделала короткий быстрый вдох, призывая на помощь ставшее вдруг неуловимым самообладание.
— Что случилось, сэр? Где вы? - мозг уже лихорадочно работал, составляя список больниц поблизости от его квартиры в Кристалл-Сити.
— Я сейчас в… - и снова пауза. Если бы речь шла о любом другом человеке, то прокравшиеся в его голос нотки она бы назвала неуверенностью. – …Я в Балтиморе.
— В Балтиморе? - в поисках какого-нибудь ориентира, хоть какой-нибудь отсылки к нормальности, она растеряно посмотрела на часы. Будто выяснив, сколько времени, она нашла бы реперную точку и закрепилась в реальности.
— Да, - выдавил он неохотно. - Я… вы не могли бы подъехать?
— Встретимся на месте, да?
— Ну… да. Тут такое дело… - он вновь поколебался. - Я объясню, когда вы доберётесь.
Он коротко, но с исчерпывающей точностью описал дорогу до некоей закусочной — неподалёку от Фэллс Пойнт, но всё же чуть дальше прибрежных фешенебельных кварталов.
— Поняла, сэр. Буду там в течение часа.
— Спасибо, Скалли. Вы не обязаны… серьёзно, спасибо.
И дал отбой прежде, чем она успела понять, что за эмоции кроются за его интонациями.
Минут пятнадцать спустя, уже на пути к выходу, она подумала, что Скиннер не обязательно ей одной звонил с просьбой приехать, и уже мог связаться по тому же вопросу с Малдером. Скалли поколебалась: может, стоит предложить напарнику совместную поездку в Балтимор? Но памятуя о смутном тревожном эхе в голосе Скиннера, в машину она села, так и не притронувшись к мобильнику.
Трасса I-95 практически пустовала. Призрачный свет фонарей пятнами выхватывал из черноты асфальт и, мелькая, гас, провожая её в шелестящую темноту.
В такой же монохромной гамме мерцали её мысли. Стояла глубокая ночь, и в отсутствие автомобильных потоков, пешеходов и ремонтных бригад, нечему было отвлечь взгляд от бесконечного дорожного полотна, а разум — от проблесков непослушных воспоминаний. Фоном шли вереницы образов, миражи прошлых ночных поездок, лица людей, занимающих пассажирское кресло. Воспоминания роились бессистемно — то были просто фрагменты ушедших дней, обрывки старых песен, семейные истории, весь этот щебень жизни, готовый сойти лавиной, если слегка ослабить хватку.
И всю поездку к ней снова и снова возвращались мысли о Скиннере. О временах конфликтов, о временах сотрудничества. О его молчаливом присутствии на границах довольно многих, если вдуматься, ярких событий. О странном сплетении жизней — её, Малдера и их бывшего шефа. О тенях, в которых они жили и с которыми боролись. Почему он позвонил? Что за дело вытащило её из тёплой постели в обезлюдевшую ночь?
Где-то на выезде из Форт-Мид она поймала себя на мысли, что сорвалась в ночное путешествие, не получив никаких вменяемых объяснений. Но вопрос не успел толком сформулироваться, испарившись из головы.
Просто Скиннер попросил.
Так что она продолжила путь.
Она добралась до закусочной в четверть третьего.
Заведение ютилось в глухом углу тихого — может быть, даже полузаброшенного — квартала. Стоянка, вся в выбоинах и рытвинах, оказалась пуста, и Скалли на секунду в себе усомнилась. Может, ошиблась местом? Ни намёка на патрульные машины или автомобили служб наружного наблюдения. Нет ни жёлтых лент, ни суеты и беготни… Совершилось преступление, и Скиннер поэтому её вызвал, так ведь?
Или не так?
Она припарковалась и, заглушив двигатель, задержалась в салоне. Странное предчувствие вынудило затаиться, всматриваясь в тени. Она встряхнулась: вовсе не время накручивать себя и выискивать несуществующих призраков.
И в закусочной никого не оказалось. Негромко, настойчиво гудели флюоресцентные лампы, изливая зеленовато-белый свет на потёртый линолеум и сомнительно-рыжую официантку измотанного вида и неопределённого возраста. Диванчики и стулья вокруг столов пустовали, в воздухе стоял затхлый запах прогорклого масла и древнего кофе. Сомнения вернулись. Но указания ей давал Скиннер, а он в таких вещах не ошибается. Разум забуксовал в попытках найти какую-нибудь колею. Как теперь быть? А вдруг это какая-то сложная уловка?.. Мысль о возможной засаде её напугала. Вспомнились ночи, когда встречи ей назначали люди, выдающие себя за других…
Она шагнула внутрь. Официантка с машинальным любопытством подняла голову, но этим жестом всё ограничилось. Она не стала приветствовать Скалли.
Входная дверь с щелчком закрылась, Скалли сделала ещё шаг и только тогда разглядела его. Скиннер сидел за дальним угловым столиком, затерявшись за рядами диванных спинок — поэтому она не заметила его, пока не прошла в зал. Он пристально наблюдал за её приближением — молчаливо приветствуя и с какой-то затаённой эмоцией во взгляде.
Она пересекла зал и села за его столик.
Он бережно удерживал в руке чашку кофе и, не считая взгляда, которым наградил вошедшую Скалли, отказывался смотреть куда-то кроме как в чернильно-чёрные недра замызганной кружки.
— Спасибо, что так быстро.
Она едва расслышала его за гудением ламп. Их разделяло расстояние всего-то в полметра, но его голос словно доносился с огромного расстояния. Будто он присутствовал здесь только телесно, а его душа обреталась где-то очень далеко.
— Не вопрос, сэр, - она замолчала, ожидая, что ей, наконец, расскажут, что она делает здесь, в таком месте и в такую рань.
Скиннер пил кофе. Жидкость блестела и колыхалась, когда он ставил чашку на стол.
Годы работы с Малдером научили её, что существует много видов тишины. Есть тишина, когда кто-то считает до десяти (ну, или до бесконечности), по крупицам собирая терпение, чтобы ещё разок спокойно изложить абсолютно логичную с их точки зрения теорию. Есть тишина, когда просто нечего больше сказать. Есть тишина, призванная поддразнить, создать напряжение перед оглашением Великой Истины. Есть просто комфортная, уютная тишина-убежище.
Но Скиннер был непроницаем, а окружившая его тишина — незнакома. Так что Скалли решила выждать.
Вдали завывали полицейские сирены — сперва ближе, потом дальше — в спешке несущиеся куда-то в другую часть города. Появилась официантка, ничего не сказав и не спросив, принесла ей кофе со сливками, и вновь исчезла.
Тишина всё тянулась — тяжёлая, густая. Скиннера, казалось, уносило дальше и дальше, хотя на самом деле он вовсе не двигался, только изредка отпивал из чашки.
И когда Скалли начала подозревать, что у них есть все шансы встретить тут рассвет, Скиннер наконец оставил свой кофе в покое и посмотрел на неё. Свет флюоресцентных трубок яркими бликами лёг на стёкла очков, скрывая глаза. Голос чуть окреп, но ей всё равно хотелось податься вперёд, чтобы расслышать его слова.
— Спасибо, что приехали, Скалли. Звать вас сюда было чересчур, но я очень благодарен, - он тяжело вздохнул. - Дело в том, что я понятия не имею, как тут очутился.
Он снова уставился на дно чашки, словно пытаясь прочесть своё будущее — или, скорее, прошлое — в кофейной гуще. Скалли, изумлённая и растерянная, ничего не ответила. Что-то подсказывало, что сегодня привычные шаблоны ещё не раз будут испытаны на прочность.
— Я проснулся идущим по улице близ балтиморского железнодорожного вокзала. Как там оказался — не знаю. Это случилось пару часов назад. Я шёл, шёл и в конце концов пришёл сюда. Отсюда позвонил вам.
Скалли хотелось замотать головой, обрушить на него возражения, заставить взять сказанное обратно. Как это так — взять и ни с того ни с сего проснуться в Балтиморе?! Ей хотелось протянуть руки, потрогать его. Удостовериться, что это действительно их Скиннер — вдруг простое прикосновение помогло бы ей разрешить загадку, которая прямо на глазах становилась всё страннее и страшнее. Но она удержала слова на языке, а руки в неподвижности. Как не уставал напоминать ей Малдер, не всякой вещи, будь то на небе или на земле, находилось место в её философии. Речь, в конце концов, о Скиннере - он не изъясняется метафорами и загадками.
Прежде, чем продолжить, он шевельнулся и слегка наклонил голову. Теперь она смогла разглядеть его глаза — но ничего сверх привычного невозмутимого интеллекта в них не увидела. Таким же тоном он мог бы объявлять биржевые котировки:
— Я не представляю, что случилось. Помню, как, закончив с делами, поехал вечером домой. И вроде бы помню, как поужинал и лёг спать, но теперь… кто знает.
Скалли окинула его взглядом. Он был одет в чёрную футболку-хенли, джинсы, кожаную куртку — практично и по погоде. Она едва не заглянула под стол, чтобы проверить, обут ли он.
Скиннер тем временем высказал всё, что хотел, и, видимо, наступила её очередь.
— Но что… как… - с чего бы начать? Скалли пыталась прорубиться через чащобу домыслов и догадок. Гипотезы возникали, отбрасывались и возвращались, пока она силилась осмыслить его душераздирающее в своей простоте изложение событий. Пара часов назад, так он сказал? У него было время поразмыслить. - У вас есть догадки?
Он слегка пожал плечами:
— Эта дрянь у меня в крови — разумеется, первое, что приходит на ум. Но он до этого никогда… я имею в виду, конкретно такого ещё не случалось.
А вот с этим маскарадом давно пора покончить. Она попыталась не выдать голосом охватившую её острую злость.
— Вы хотели сказать, Крайчек до этого не пытался контролировать ваши перемещения.
Он задохнулся, словно её слова молниеносным ударом угодили в солнечное сплетение.
— Вы знаете?
Скалли нейтрально заметила:
— Некоторые лица не забываются.
— И вы ничего не сказали...
— Мы, сэр, старались вам подыгрывать. Мы ведь понимаем… никто из нас больше не может похвастаться свободой воли, да? Никогда не знаешь, когда и о чём можно говорить вслух.
Он долго и изучающе смотрел на неё, словно оценивая реакцию на факты, известные ей уже несколько месяцев. Затем слабо и горько улыбнулся.
— Нет, раньше Крайчек так не поступал. Обычно он просто возникает, активирует это дерьмо на некоторое время, затем сваливает. Иногда требует… информацию.
Нет, этой ночью ей надо сосредоточится на насущной проблеме. Она подавила нахлынувшие было скорбь и ужас. Какие же они втроём… повреждённые. Пусть и не все раны видны невооружённым глазом.
— Тогда что, это может быть испытанием каких-то новых свойств наноботов?
— Возможно. Но у меня нет побочных ощущений от активации наноботов. И никто не звонил… чтобы позлорадствовать.
От едкой горечи в его голосе Скалли на миг онемела. Будто лезвие скользнуло по коже. Каково жить, когда твой враг буквально, а не метафорически держит твою жизнь в руках? Когда боль может обрушиться на тебя по злой прихоти, в любую — именно в любую секунду?
— Хорошо, давайте рассмотрим другие возможности. Как вы сюда попали? Вы могли приехать на своей машине?
Скиннер отвернулся к окну, и Скалли вдруг с изумлением поняла, что он борется с желанием закричать. Когда он ответил, голос его был тщательно очищен от всяких интонаций.
— Нет, это вряд ли.
Скалли решила подступиться с другой стороны.
— Слушайте, вы уже некоторое время над этим раздумываете. А я только приехала. Так что вы надумали? Что знаете?
— Да ни хрена не знаю. Сказал, что не ехал на своей машине, потому что при мне нет ключей. Зато есть запасной ключ от дома, - секунду он колебался, двигая челюстью, затем посмотрел ей прямо в глаза. Её встревожила тоскливая беспросветность его взгляда.
— Когда вас «призвали» на ту дамбу в Пенсильвании, Скалли. Как это было? Вы помните, как попали туда?
Сперва она не могла ответить, запутавшись в воспоминаниях. Та ночь на дамбе... и телерепортажи на следующее утро... Запах горелой плоти сохранился то ли в памяти, то ли в воображении. Образы, восстановленные во время гипнотической сессии, имели некий налёт искусственности. Как синтезированный клубничный ароматизатор — вкус вроде знаком, но при этом ты осознаёшь, что это скорее имитация, нежели реальность.
— Я не помню, как добиралась. Помню только, что творилось там, - голос дрогнул от беспомощного отчаяния, и она попыталась сгладить интонации. «Концентрируйся на фактах». - Я почти наверняка не была тогда за рулём — моей машины там не было. Но мы так же думаем, что я привезла туда Кассандру и… я… я просто не знаю. Помню некое смутное ощущение движения, размытого времени, но… не думаю, что когда-нибудь узнаю наверняка.
Он кивнул и опустил глаза. Ей почему-то показалось, что она каким-то образом умудрилась одновременно разочаровать и подтвердить что-то, что он и так знал.
— Да вот подумалось. Вдруг наноботы — не единственное, чем меня заразили.
Под ложечкой засосало — резко, неожиданно. Не отдавая себе отчёта, она протянула руку и накрыла его ладонь своей. Он слегка дёрнулся от прикосновения, но руку не убрал. Они долго сидели так, неподвижные в безвоздушном молчании.
Вернулась безмолвная официантка и принесла ещё кофе. Плеск и тихий перезвон кружек на столе развеял чары, вернув их в реальность. Скалли поняла, что даже не думала ни о чём конкретном — мысли уносились в бесформенную бездну. Интересно, давно они так сидят?
И тут она вспомнила кое-что.
— Не думаю, что вам установили чип, - голос прозвучал хрипловато, будто она несколько дней не разговаривала.
Скиннер молча посмотрел на неё — с такой безнадёжностью, что ей стало за него страшно. Он снова отчуждался, и она стиснула его руку, настаивая, чтобы он выслушал.
— Пока вы были в госпитале, и мы пытались понять, что блокирует ваши сосуды, вам провели полную интроскопию, причём не единожды. Мы использовали совмещённые технологии сканирования органов — рентген, МРТ, ПЭТ — будь в вашем теле чип, он бы обязательно где-нибудь да всплыл — и поверьте мне, мы искали очень внимательно.
— А если наноботы могут действовать, как чип?
Наконец-то её мозг работал в нормальном режиме — анализировал, сопоставлял, искал закономерности в разрозненных данных, опираясь на опыт учёбы и работы. Скалли машинально подняла руку — но завершая убедительный жест, всё-таки отметила ощущение потери. Почему-то это прикосновение имело важность, и ей было немного жаль его прерывать.
— Это возможно, но что-то мне подсказывает: будь у них такая функция, Крайчек уже давно бы ей воспользовался, не дожидаясь плановых испытаний. Сами знаете, как хреново у него с самоконтролем.
Они обменялись мрачными, под стать остроте, усмешками.
— Слушайте. Есть ведь и другая вероятность. Что, если это какой-нибудь тип пост-травматического стрессового расстройства? Не так уж редко люди, жертвы серьёзных травм, к которым относится и околосмертный опыт, демонстрируют целый ряд симптомов. Например, сомнамбулизм: они ходят во сне или…
— Или разъезжают по округе? - тон был резковат, но в нём хотя бы слышались привычные скиннеровские нотки. До этого она и не сознавала, насколько мёртв и бесцветен был его голос.
— Ну, я хотела сказать о провалах в памяти, но в принципе верно: человек просыпается где-то в неожиданном месте и не помнит, как туда попал.
Он прикрыл веки и откинулся на спинку дивана. Скрипнул старый винил: громкий и неуместный звук в этом тихом, пропахшем стылым кофе помещении. Скиннер то ли глубоко задумался, то ли погрузился в воспоминания — или просто смертельно устал. Немудрено, подумала Скалли, это была очень долгая неделя. Месяц. Год. Для всех.
Зато когда он вновь посмотрел на неё, то наконец-то стал похож сам на себя.
— Иной раз даже не знаю, что предпочесть: чипы в мозгу или мозг с психозами. Видит бог, я через это уже проходил, после… - он покачал головой. - Даже не знаю.
— Я понимаю, - и она действительно понимала. Но ещё у неё кончились идеи, она дико устала и не знала, что тут делает. - Что вы предлагаете?
— Предлагаю поехать домой.
Он вовсе не собирался ей звонить.
Ему потребовалось около двух минут, чтобы осознать, что он в Балтиморе, пусть даже осознание сопровождалось чувством, близким к ужасу, поскольку он не имел понятия, как тут очутился, который час и какое вообще число.
Что ни говори, а смотреть «Сумеречную зону» по телевизору куда веселее, чем быть непосредственным участником.
Шёл он долго — улицы бежали одна за другой по затихшим и уснувшим жилым районам, затем привели его в деловой квартал, который, как часто бывает в городах в ночное время, казался заброшенным и сюрреалистично-пустынным. Он всё шёл и пытался понять, какого чёрта. А потом просто идти стало важнее.
На ночную закусочную он наткнулся почти случайно. Он не собирался останавливаться и отдыхать, но его приманила неоновая вывеска — как равнодушное пламя влечёт блуждающего мотылька — и сам не заметил, как оказался внутри.
В закусочной почти никого не было, а официантку не волновало, что он ничего не заказал, кроме кофе. Некоторое время спустя он спохватился, что стоит в таксофоне и уже наполовину набрал номер Скалли, хотя не представляет, что ей сказать и чего, собственно, он от неё хочет. Да, в эту ночь в качестве аналитика он не блистал.
Номер он всё равно набрал до конца. Он слушал гудки и мечтал, чтобы в этой дурацкой ночи раздался чей-нибудь знакомый голос — но во всём мире едва ли набралось бы с пол-дюжины людей, которым он доверял, и только двое из них жили в округе Колумбия.
Её невнятный сонный голос стал первой каплей тепла за эту холодную ночь, и он не сумел удержаться — попросил её приехать. Ожидая её, он несколько раз порывался вернуться к таксофону, перезвонить и сказать, что ничего страшного, пусть не беспокоится, ехать вовсе не обязательно... Но дал слабину, и желание увидеться с ней победило. И он старательно не думал над тем, что скажет, когда она приедет.
Он не сразу узнал Скалли, когда та возникла в дверях закусочной. Она показалась ему чересчур тёплой, слишком болезненно-реальной — гостья из иного измерения. Но вот она устремилась через ряд столов к нему, и он почувствовал, как слегка ослабло напряжение в мышцах. Нет, в порядке всё не будет уже никогда. Но, может, будет не так невыносимо.
На обратном пути в Виргинию, Скиннер подумал — а ведь пока они сидели в закусочной, он много чего ещё мог наговорить. Хорошо, что удержался.
В салоне её автомобиля пахло кожей и ещё чем-то, неопределённо-сложным и густым. Они ехали сквозь предрассветную тьму и молчали, слушая гипнотический шелест колёс, изредка нарушаемый контактом с неизбежными трещинами и неровностями асфальта. На этот раз молчание не ощущалось натянутым или искусственным. Скиннер всю дорогу сидел, отвернувшись к окну, наблюдая проносящиеся мимо здания и чёрные тени в форме деревьев. Со временем взгляд сместился, зацепился за отражение Скалли в тёмном стекле. Вряд ли она заметила, что он смотрит на неё. И, что странно, он не чувствовал за собой никакой вины, исподтишка наблюдая за ней.
Когда она свернула с объездной, он встрепенулся, заметив, что в пейзаже за окном возобладали знакомые стерильно-безликие черты района Кристалл-Сити. Неужели они добрались так быстро? Вроде ехали совсем недолго…
— Хотите подняться ко мне? - он подразумевал сразу несколько вещей, задавая этот лаконичный вопрос, и не знал, на что именно она согласилась, ответив «да». Тон её ответа он решил проанализировать как-нибудь потом.
Он набрал код на воротах в подземный гараж своего корпуса и показал, где находится парковочная площадка для гостей.
Его собственная машина стояла на положенном месте. Они наткнулись на неё по дороге к гаражному лифту — остановились, посмотрели на неё бесконечных три секунды и молча отправились дальше.
Дома было холодно и пусто. Снаружи стояла студёная весенняя ночь, а он оставил окно открытым. Пахло ледяной свежестью, к которой не примешивалось посторонних запахов вроде аромата еды или какого-нибудь иного маркера, намекнувшего бы на обитаемость помещения. На секунду, словно увидев квартиру чужими глазами, он понял, что так выглядит место где просто ночуют, но не живут.
Он машинально пропустил Скалли вперёд и запер дверь. Пересёк комнату, закрыл окно, зажёг лампу.
А когда обернулся, обнаружил Скалли с табельным пистолетом наголо. Она целилась в его направлении и рыскала взглядом по комнате. Он никак не мог вспомнить, как нужно реагировать, когда тебя держат в прицеле оружия. Чёрт побери, он так устал… Он ограничился поднятой бровью — поднять голос казалось непосильной задачей.
— Скалли?
— Вдруг здесь кто-нибудь есть! - прошептала она низким, хрипловатым шёпотом, от которого по тихой гостиной прошло странное эхо.
Скиннер некоторое время пристально смотрел на неё, чувствуя себя школьником, которого заставили переводить с неведомого языка.
— Нет тут никого.
Она начала было возражать, но осеклась. Он буквально видел, как на плечи ей рухнула, заставив пошатнуться, чудовищная усталость. Она сунула пистолет в кобуру и молча, не глядя на него, опустилась на диван.
Скиннер ещё с секунду взирал на неё, потом отправился к домашнему бару и налил себе и ей по порции скотча. Замечательно.
Подав ей стакан, он сел в кожаное кресло с признаками лёгкой потёртости, свидетельствующей, что им пользуются чаще, чем остальной безупречной мебелью в этой со вкусом обставленной комнате. Сделав глоток, он замер, прислушиваясь к мягкому жжению, растекающемуся от горла вниз — привычное ощущение, знакомое по предыдущим вечерам, которых было куда больше, чем ему хотелось бы. Он сам изумился, услышав свой голос, со скрытой, но тем не менее желчной горечью, вопрошавший:
— Ну, что думаете? Что понесло меня в Балтимор - новейшие технологии или похеренная психика?
Скалли, видимо, об этом уже думала и ответила почти без колебаний:
— Да, ситуация странная, но давайте реагировать спокойно. Вы просто съездили в Балтимор...
— Вот только не помню, как, - подчеркнул он. Негромко, чтобы не впустить в голос смесь злости и страха.
— Всем случается делать что-то и не помнить об этом. Да, странновато, но ничего критичного, - спокойно и рассудительно заявила Скалли. Этой ночью именно её холодная логика служила ему ориентиром. Словами не передать, как он был ей благодарен за то, что она спорила с ним, а не пыталась сыпать банальными утешениями.
Она между тем продолжала почти небрежным тоном:
— Так бывает, правда. Это ведь случилось только один раз?
Он хотел кивнуть, спохватился и медленно покачал головой.
Скалли поперхнулась.
— Что, и раньше такое уже было? - вполголоса спросила она, словно боясь спугнуть раненое норовистое животное.
— Давно, - тихо признался он. Тембр голоса понизился, отягощённый полузабытым воспоминанием. - После… После моей первой смерти.
Скалли отставила стакан. С большой осторожностью.
— ...после первой?..
Скиннеру, который уже почти растворился в воспоминании, пришлось приложить усилия для ответа.
— Малдер не рассказывал?
Скалли помотала головой, опасаясь, что слова каким-то образом испортят хрупкий момент.
Он смотрел на неё, и не видел — фокус уже сместился на двадцать восемь лет назад.
— Я поступил в морскую пехоту, когда мне исполнилось восемнадцать…
И он рассказал ей историю, которую из его уст слышали только двое. Он рассказал, как парил над собственным телом, брошенным в джунглях. Какое спокойствие чувствовал тогда — умиротворение, которого с тех пор никогда больше не ведал.
Он рассказывал из темноты, издалека. Он потерял себя во времени и пространстве и уже не знал, сможет ли вернуться. Но он продолжал говорить вещи, которые не сказал даже Малдеру. Он рассказывал о пустом бесцветном месте, в котором существовал, пока две недели спустя не пришёл в сознание в военном госпитале во Вьетнаме. О месяцах болезненной реабилитации в Штатах, которая заново научила тело функционировать.
И напоследок признался ей, что дважды во время лечения он просыпался среди ночи за многие мили от реабилитационной клиники.
Он наяву видел усыпанное звёздами небо, простёршееся над аризонской пустыней, далеко от госпиталя управления делами бывших военнослужащих. Он чувствовал как песок скрипит и пересыпается под ногами, как ночной ветер покусывает кожу. Он вовсе не ожидал внезапно очнуться от прикосновения Скалли.
Она сидела перед ним на корточках и бережно, настойчиво поглаживала его руки и плечи — словно пыталась вытащить его обратно в эту реальность, удержать в этом мире. Он шевельнулся, и фокус восприятия переключился на настоящий момент. Скалли замерла. Он попытался что-то сказать, но не мог найти нужных слов, не мог вспомнить, почему вообще рассказывает ей всё это, говорит вслух то, о чём никогда не позволял себе думать.
Она изучала его лицо, её глаза были полны тревогой и ещё чем-то светлым, безымянным.
— Как же ты вернулся домой? - мягко спросила она.
Словарный запас снова подвёл: не нашлось конкретного образа, который можно было бы привязать к слову «дом». Скиннер сосредоточенно нахмурился, вспоминая.
— Автостопом. Рядом шла трасса I-10.
— А почему никому не позвонил?
— Некому было звонить, - ответил он и закрыл глаза, чтобы не видеть жалости, которая неминуемо должна была появиться на её лице.
Её правая рука скользнула вниз, и он удивился, ощутив, как сплетаются их пальцы. Она сжала его ладонь, молчаливо требуя посмотреть на неё. Скиннер не был трусом и к тому же давно не питал иллюзий относительно того, во что превратилась его жизнь. Поэтому он открыл глаза.
Но жалости не было. Было глубокое, сочувственное понимание. И столько скрытых подтекстов в коротком:
— Это так печально.
— Почему это?
— Ты был совсем один...
— Это жизнь. Как там у Джозефа Конрада? «Мы живём и грезим в одиночестве», - он пожал плечами и повторил. - Это жизнь.
— Нет! - вдруг запальчиво возразила Скалли. - Ты не одинок.
Он с лёгким потрясением осознал, что она злится — не на него, а из-за него — и именно её гнев окончательно сокрушил его. Потому он и выпалил то, что терзало его всю ночь, всю предыдущую неделю:
— Одинок. И ещё я устал. На хер мне всё это? Почему я продолжаю - потому что бежать некуда? Потому что знаю, что Крайчек всё равно меня отыщет?
Она ни секунды не раздумывала над ответом, что само по себе сказало куда больше, чем она намеревалась выдать:
— И я устала! Я чуть ли не каждые выходные мечтаю бросить всё!.. Но ведь держусь. Нельзя опускать руки! Мы не сдадимся и будем среди тех, кто доживёт до конца.
У Скалли всегда было сердце воина. Одна из многих вещей, которые так его в ней привлекали. Он отреагировал скорее на тон, нежели на слова. Что-то вроде надежды встрепенулось в его сердце. Тень на выжженной земле.
— Полагаешь, кто-то из нас выживет, Скалли? - он перебил прежде, чем она снова успела воспылать духом противоречия. - Да, может быть. Уверен, это будешь ты. Ты и…
Теперь она оборвала его на полуслове.
— И ты тоже.
На секунду, поддавшись вере в её голосе, он и сам поверил.
Но вера эфемерна. Кому, как не ему это знать. Факты — вот упрямейшая вещь, которая формирует их жизни, и именно факты говорят, что для него всё неумолимо движется к безвестной и, возможно, бессмысленной кончине. Ему нечего было ответить Скалли.
В наступившей тишине он расслышал тиканье кухонных часов. Приливы и отливы городских шумов за окнами далеко внизу. Скалли шевельнулась, её пальцы дрогнули, и он вдруг понял, что она до сих пор сидит перед ним на корточках. Ей ведь неудобно, укорила его какая-то отстранённая часть рассудка.
Он встал сам и помог подняться ей. Они всё ещё держались за руки, и он почти ощущал тёплое биение её пульса под мягкой кожей. Она стояла перед ним — не агент, а женщина, добрый друг. На кратчайшее мгновение он позволил себе увидеть нечто ещё более близкое, интимное — и безжалостно оборвал эти мысли.
Вместо этого, он очень медленно приподнял и, перехватив запястье, бережно поцеловал её руку. Сказал, глядя в безмолвно изумлённое, красивое лицо:
— Спасибо тебе, - потому что по сути сказать было больше нечего.
Он услышал её слабый вздох, увидел океаны в глазах, бурю, зарождающуюся в тёмных глубинах. Она потянулась к его лицу, погладила по щеке — нежное прикосновение оставляло за собой пылающие ожоги. Он стоял абсолютно неподвижно, чувствуя, как мир замедлил свой ход, и время кристаллизовалось вокруг них.
Скалли опустила руку. Он смотрел, как она смотрит на него, а сам гадал, что же она читает на его лице. Он знал, что его глаза сейчас выдают нечто, что он издавна ото всех поклялся скрывать.
Скалли с нажимом повторила:
— Ты не одинок, - несмотря на вопросительный отзвук, это прозвучало почти обещанием.
Он попытался вспомнить, как правильно дышать. Откуда-то хлынули образы — рыжие волосы и белая кожа на фоне его простыней, её маленькая ладонь, скользящая по его руке и плечам к затылку… смех, и что-то яркое и горячее в её глазах… нежные отзывчивые губы, приоткрытые на вдохе…
Его слегка пошатнуло от яркости открывшихся перед ним перспектив. Конечно, он понимал — то, что ему предлагается, даётся только здесь и сейчас, и не выйдет за пределы этого маленького закоулка времени — но даже этого хватило, чтобы в душе вскипело тоскливое, страстное желание поддаться порыву…
Но он всегда был реалистом. У времени нет пределов с закоулками, а от некоторых вариантов, за их бесперспективностью, он давным-давно отказался. Об этом можно ненадолго позабыть, но никогда не убежать.
Так что он заговорил, наполнив голос тщательно вымеренной нейтральностью:
— Нет, не одинок. У меня есть друзья, - наблюдая, как на её лицо медленно, нехотя возвращается выражение отстранённой вежливости, он добавил. - Спасибо, Скалли. Ты мне… очень помогла сегодня.
Она едва заметно улыбнулась:
— Без проблем.
Уже на выходе, положив ладонь на дверную ручку, она повернулась и посмотрела на него.
— Звони, если нужно будет… если нужно будет подвезти.
И вышла прежде, чем он успел ответить. Оно и к лучшему.
Её шаги по коридору отдалились и затихли, и давно уже смолк лифт, прежде чем Скиннер наконец пересёк гостиную и запер замок. Он прислонился спиной к двери и смутно удивился, заметив, что электронные часы на видеомагнитофоне показывают только 5:40 утра.
Он сунул руки глубоко в карманы джинсов и уронил голову на грудь. Плечи были напряжены, мускулы болезненно ныли. Тело отказывалось шевелиться.
Пальцы нащупали маленький кусочек бумаги в левом кармане. Он вытащил находку и наклонил к свету.
В свете зари ему молча ухмылялся отрывной талон на поезд от Вашингтона до Балтимора.
Остаток воскресенья Скалли провела, ожидая и опасаясь звонка, который неминуемо раздался в пять вечера.
— Агент Скалли?
Даже не интонация, а выбор слов сказали ей всё, что нужно было знать. Формальное обращение подтвердило то, что она и так подозревала — возвращение к вежливой дистанции. Она ответила в тон:
— Да, сэр?
— Звоню просто, чтобы поблагодарить, - на кратчайший миг она расслышала в его голосе всё многообразие оттенков.
Что ж, они всегда ценили друг в друге прямоту.
— Всегда пожалуйста.
Не сказав больше ни слова, он повесил трубку.
Несколько недель спустя она спустилась в информационно-аналитический отдел за копиями старых фотографий места преступления. Ряды рабочих столов на третьем этаже всегда казались ей гигантским лабиринтом — вольером для странных зверьков, снующих туда-сюда в бесконечном поиске новой информации, улик и данных. Параллельные линии кабинок, рассечённые немилосердно-прямыми углами и линиями коридоров, слегка её дезориентировали своей неподатливой шаблонностью.
Она торопливо шла по холлу, сконцентрировавшись только на необходимости забрать нужную для отчёта папку и убраться отсюда поскорее.
Периферическое зрение отметило некое движение в соседнем ряду — и она повернула голову вовремя, чтобы увидеть Скиннера. Тот широко, размашисто шагал в том же направлении, в параллель с нею — по прямой, а прямым, как известно, не пересечься в этой вселенной. Скалли остановилась посмотреть не заметил ли он её, но он просто продолжал свой путь, пока не скрылся из виду.
__________________________
А вообще, было... приятно. Всегда подозревала, что моё призвание - литературный перевод.
@темы: эскапизм, for science, you monster, я - нерд
