Тоскливый октябрь

A Night in the Lonesome October by ViaEstelar on DeviantArt

Чудесная история, просто-таки эталон кроссовера, наравне с "Этюдом в изумрудных тонах" Геймана: "Ночь в тоскливом октябре", Желязны. Не знаю, какой породы Снафф. У меня получилось подобие родезианского риджбека, хотя по тексту представляла его кем-то более лохматым и суровым)))


(Я поняла, что жутко испорчена масскультом, потому что в роли Шерлока Холмса упорно представлялся Ливанов, а в роли Дракулы вообще хеллсинговский Алукард, причем со всеми прибамбасами, включая шляпу, Шакал и Касулл).

@темы: эскапизм, real life? what real life?, help I'm alive, вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется, Был октябрь, и был сумрачен мир

---

Картинки с отэпэшечками

По-моему, у меня артблок того... закончился. О_О

Дисх и Мор

Корво/Джессамина. заворачивает обоих во фланелевое одеялко, плачет и шипит в пространство "не троньте их"

Мой любимый моровский пейринг - Данковский/никто. Ну, или Данковский/Многогранник, если присмотреться.

Эти две картинки я закинула на Тумблер в паре, и с умилением наблюдаю, как часть дисхонордофандома пребывает в уверенности, что Данечка - это Чужой, а мороутописты безошибочно находят на первой картинке Многогранник. Ня.

Фаренгейт

Лукас/Карла. Люблю этих балбесов, и до сих пор обидно, что им похерили любовную линию.

MAYBE BLACK MESA!

Челл+Уитли, Гордон+Аликс и дядя Джи.



И только рейтинг мне никак не даётся, хоть тресни.

@темы: Half-Life, Мор (Утопия), эскапизм, Dishonored, for science, you monster, я - нерд, Portal, Цельсий, Кельвин, Реомюр, вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Люблю свою семью.

Из разговора с родителями:

Из разговора с родителями:
— Дочь, что ты хочешь на день рождения?
— *после получасовых заверений, что ничего не надо* Да вы тут не поможете. Мне б для души чего. Рассказик или картинку про отэпэшечку...
— *опасливый взгляд* ...как ты можешь так грязно выражаться, и что это вообще такое?
— Ну, вот есть какое-нибудь произведение. А там твои любимые персонажи. И ты им друг с другом желаешь большой и светлой любви. Это называется отэпэ.
— *радостная искра понимания в глазах старого шиппера* А! Как Скалли и Малдер!
— Да-а, пап. Точно.
— ...Давай мы тебе лучше люстру подарим.


С днем рожденья меня.

@темы: real life? what real life?, где мое светлое будущее???

---

Новогодний Мор

С наступающими, дорогие утописты, смиренники, термиты и просто сочувствующие.


Holidays are coming by ViaEstelar on DeviantArt

И песенки для праздничного настроения. Tidings of madness and woe indeed.

@темы: Мор (Утопия), вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Главы для перевода "Дипломатических жестов" кончились, но творческий зуд остался, поэтому я нарисовала саммари для тех, кому лень читать

@темы: Dishonored, for science, you monster, real life? what real life?, Diplomatic Gestures, где мое светлое будущее???, if I stop laughing I willl probably cry, вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Diplomatic Gestures, Глава 23

в которой Джессамина как всегда

Глава 23. Открытие.
Даже при дневном свете отражающие небо воды дануольской реки оставались тёмными: ничего нельзя было разглядеть сквозь их непрозрачно-матовую толщу.

Джессамина обвела взглядом просторы Ренхевена и уже в который раз обеспокоенно посмотрела на Корво из-под козырька картуза.

Побег из дворца оказался и вполовину не столь страшен, как она вообразила. Корво просто довёл её до пожарных лестниц (о существовании которых она не подозревала), которыми, видимо, пользовались патрульные при обходе территории. Самих патрульных очень кстати нигде поблизости не оказалось, и они с Корво беспрепятственно покинули привычный мирок. Пройдя по неприметной тропке, огибающей башню, они спустились по очередной лестнице, встроенной прямо в скалы, после чего очутились на берегу, где их ждал припрятанный транспорт – катерок с работающим на китовой ворвани двигателем.

На нём они и плыли теперь в город – стремящееся в сторону океана серое нагромождение домов по обе стороны широкой реки.

Они держали курс в сторону промышленного района: Джессамина узнала силуэты некоторых зданий. Воду ближе к городу (и всё ещё в некотором отдалении от них) усеивали лодки: солидные рыболовецкие судна и мелкие вертлявые корытца, на которых торговцы переправлялись через реку. Направляемый уверенной рукой Корво, катер, взвыв мотором, свернул восточнее, в сторону бухты.

Район китобойных фабрик, или, как его ласково прозвали в народе, Убойные Ряды, располагался вдоль береговой линии. В портах собирались монструозные корабли, нагруженные добытыми в океане китами.

Джессамина никогда особенно не вникала в тонкости китобойного промысла. Не возникало необходимости. Компании вроде бы справлялись с работой и без её указаний: бизнес был надёжен, системы – отлажены. Покуда город снабжался ворванью, а налоги исправно платились, у неё не было причин обращать на эту отрасль специальное внимание.

Но вот они здесь, этим солнечным днём, плывут на государственную китобойню в надежде понять, что мешает строительству. Беда отчасти крылась в том, что Джессамина не вполне представляла, как именно это можно выяснить: пока, кроме как посмотреть на стройплощадку издали, ничего в голову не приходило. На самом деле, проработка деталей их вылазки оставляла желать лучшего. Ею двигала одна мысль: необходимо покинуть дворец, явиться на фабрику лично, чтобы некому было пускать ей пыль в глаза и заговаривать зубы.

В воде, изломанное волнами, отражалось немилосердно яркое солнце. Джессамина ладонью отгородилась от слепящих бликов. Спрятанным от болезненного сияния глазам вдруг открылся уходящий в бесконечность океан, а на его фоне - профиль Корво, и его летящие по ветру волосы.

Джессамина попыталась унять волнение. Нужно расслабиться. Это просто прогулка. Нет причин для паники. Лучше надеяться, что им удастся разгадать тайну строящейся китобойни.



‒ Корво... по-моему... нам сюда нельзя.

Корво не стал даже приближаться к району порта. Вместо этого он свернул на несколько кварталов раньше в какой-то узкий канал. Канал, грязный и затенённый, теснился на стыке двух улиц, зажатый между убегающими ввысь многоэтажными зданиями. Катерок протестующе взвизгнул, когда днище царапнуло что-то металлическое – сетка, некогда закрывавшая сюда проход.

Корво, ничего не ответив, встал, заглушил мотор и, перегнувшись через борт, ногой отпихнул сетку, чтобы освободить судёнышко.

Сидящая, как на иголках Джессамина судорожно вцепилась в чуть влажную деревянную скамью.

‒ Корво! – снова попыталась она, беспокойно озирая мутную воду и скопившийся вдоль стен мусор. – Мне кажется, здесь запрещено швартоваться...

Лорд-защитник, который проталкивал лодку по каналу, упираясь руками в стены, прервал своё занятие, чтобы одарить её странным, полным хмурого веселья взглядом. Уголки его рта чуть дёрнулись в усмешке.

Джессамина поняла, что краснеет.

Корво оторвался от стены, чтобы переспросить:

«Запрещено, Ваше Величество?»

Ей пришлось срочно отвести взгляд, чтобы негодующе фыркнуть в ответ на его подначку...
...и чтобы унять участившееся сердцебиение.

Пока Корво вёл катерок вглубь канала, Джессамина рассматривала тёмные стены. Мостовая начиналась где-то в метре над ними, и, если задрать голову повыше, можно было мельком разглядеть мягкие проблески фонарей и вывески. Где-то далеко раздавались чьи-то крики. Чуть ближе монотонно лаяла собака.

Быть может, дело было в подавляющей высоте стен, помноженной на темноту нищего узкого канала, но Джессамина ощутила себя маленькой и ничтожной.

Из-за просторной, плохо пригнанной одежды она чувствовала себя и вовсе неодетой. Козырёк значительно ограничивал обзор, и волосы на затылке выбивались из узла и соскальзывали на спину. Мучительное ощущение, будто она разгуливает по парадным залам дворца в ночной рубашке. Да, переодевание в простолюдинку – неотъемлемая часть плана, но теперь она жалела, что не подготовилась лучше. Люди наверняка надевают гораздо больше одежды, если их ожидает путь через... такие вот трущобы.

Корво остановил лодку в промежутке между двумя домами, привязал её к каким-то трубам, после чего оценивающе оглядел причальную стенку, явно прикидывая высоту. Джессамина, не вставая, с тревогой наблюдала, как её лорд-защитник поставил ногу на бортик катера и, подняв руки, чуть присел. Всего раз качнувшись вперёд-назад, он прыгнул, обеими руками уцепившись за выступ набережной. Лодка заплясала от встряски, и Джессамина вынуждена была ещё крепче вцепиться в скамью.

‒ Корво!

Тот уже подтянулся на руках, царапнув ногой стенку, прежде, чем колено упёрлось в мостовую. Он поднялся. Джессамина тоже неуверенно встала в покачивающейся на волнах лодке.

‒ Корво?

Лорд-защитник обернулся, отряхнул плащ и опустился на одно колено. Протягивая руку, он поманил её указательным пальцем.

«Идите сюда».

Джессамина немедленно сощурилась. Корво, чуть обескураженный её реакцией, тем не менее, повторил жест.

«Ближе, ближе».

Она, продолжая хмуриться, вся подобралась. Так некстати вспомнились малоприятные события почти годовалой давности: Карнака, побег от своры ассасинов, ржавые канализационные трубы, трясущаяся по пыльной дороге старая повозка...

Её жизнь стала куда разнообразнее, с тех пор как в ней появился Корво.

И, всё-таки, почему-то вера в него перевешивала любой дискомфорт. Джессамина несмело переступила через скамью, взобравшись на бортик. Пальцы поднятых рук немедленно оказались в ладонях Корво, и он подтянул её, вместе с лодкой, вплотную к стене. Она пошатнулась, пытаясь удержать равновесие, как вдруг поняла, что ноги беспомощно болтаются в воздухе.

Испуганно пискнув, она в смятении попыталась нашарить опору – но Корво легко, как пёрышко, втянул её наверх и, когда она упала ему навстречу, помог удержаться на ногах. Так что уже пару секунд спустя она стояла на набережной, прижавшись лицом к его груди и вцепившись ему в плечи.

Джессамина вдохнула крепкий запах нагретой солнцем выделанной кожи, машинально скользнув пальцами по складочкам на рукавах его плаща. Она нашла, что не может отвести зачарованного взгляда от рубашки, туго натянутой на обширной грудной клетке. Как хорошо, что козырёк скрывает сейчас её лицо!..

Руки Корво опустились ниже, придерживая её за локти, и Джессамина почувствовала, как лёгкие медленно наполняются воздухом. Голова вдруг пошла кругом, и ей почудилось, будто под ногами по-прежнему пустота, а не надёжная твёрдость мостовой.

И тут Корво отстранился, бросив на неё беглый взгляд, и убрал руки. Пока он внимательно осматривал улицу, Джессамина отчаянно сжимала пальцы в кулаки, так что ногти больно впились в ладони. Затылок горел. Голову наводнили некие смутные образы, которые она силилась изгнать.

Эта прогулка явно взволновала её куда больше, нежели она предполагала. Но это просто смешно! Пора уже прийти в себя и сосредоточиться на деле!

И она ответила коротким кивком, когда Корво спросил, готова ли она двигаться дальше.



Им пришлось миновать несколько кварталов прежде, чем они достигли Убойных Рядов. Улицы насквозь провоняли рыбой, и даже несмотря на жаркую сухую погоду, на булыжниках мостовой влажно поблёскивал вездесущий китовый жир.

Корво и Джессамина придерживались боковых улочек, выйдя на главный проспект всего раз, чтобы углубиться дальше в город. Людей было полно: чернорабочие, торговцы, грузчики.

Впервые заметив такую компанию, собравшуюся на углу и вовсю дымящую сигаретами, Джессамина инстинктивно взяла Корво под руку, гордо вскинув голову. Лорду-защитнику пришлось несколько раз останавливаться и объяснять, что так дело не пойдёт.

«Слишком формально!» ‒ повторял он. – «Слишком формально».

Она твердила себе, что дворцовый этикет смотрится здесь дико и неуместно, что идти надо спокойно, даже раскованно, размахивая руками... но, всё равно, было очень тяжело подавить чувство, что она ведёт себе непристойно. В Карнаке Корво без возражений позволил ей цепляться за свой локоть... Но, наверное, дело было в том, что по пятам за ними гнались разъярённые пираты, и она мало что соображала от страха.

И хотя она твёрдо решила не вызывать подозрений, придворное воспитание оказалось изрядной помехой. Ей сызмальства внушили, что королева шествует, не отрывая взора от намеченной цели. Но ей, снедаемой любопытством, хотелось смотреть по сторонам, на людей и их жизнь.

Все горожане от мала до велика, казалось, были заняты делами. Одни сгружали тюки с повозок и тащили их в здания. Другие увлечённо торговались за пачки сигарет у углового магазинчика (который всего-навсего представлял собой стул, окружённый ящиками с фруктами и консервами). Повсюду сновала ребятня – юркие мальчишки носились туда-сюда, обгоняли Корво и звали гулять своих приятелей, свешивающихся из окон. Они швыряли камни друг другу под ноги и выглядели вполне довольными жизнью, однако Джессамина беспокоилась, что они свободно бегают в такой близости от порта. Разве это не опасно? Ведь там повсюду тяжёлые громоздкие грузы, вроде контейнеров с ворванью. И взрослые – сквернословят, курят, выпивают средь бела дня...

И шум, какой тут стоял шум! Со стороны бухты доносились непрерывный гул, свист и волнующие гудки больших кораблей. Над жилыми домами кое-где нависали крыши китобоен, с шипением извергающих волнистый сизый дым из длинных труб. Звуки разговоров сплетались с перебранками, смехом и несмолкаемым лаем собак в одно ошеломляющее звуковое полотно.

Джессамина, не зная, куда деть руки, следовала за Корво по пятам, стараясь глядеть прямо перед собой и представлять, что ничего необычного не происходит, что она просто идёт по своим делам с обычным сопровождением. Но руки то и дело сами тянулись к картузику, натягивая его поплотнее, чтобы лучше спрятать лицо от случайных взглядов.

Тогда-то она и заметила.

Люди смотрели на неё.

Корво и Джессамина шли довольно быстро – как, впрочем, и остальные прохожие – но многие из них, пусть и мельком, глядели ей в глаза. Это пугало. Такое поведение неприемлемо, оно граничит с оскорблением короны, но...

Они ведь не знали, что она – их государыня. Вот и смотрели – с беззастенчивым интересом.

Но не женщины. Миновав очередной квартал, Джессамина заметила, что те в основном идут, глядя под ноги, как бы не особо заботясь о том, что творится вокруг. А вот проходящие мимо мужчины – те открыто таращились на неё. И, кажется, очень удивлялись, ловя ответный взгляд.

Один из них уставился на неё так пристально, что Джессамина испугалась – неужели узнал? Но тут он одобрительно кивнул и, когда она прошла мимо, громко причмокнул. Скабрёзный звук врезался в уши, и её слегка затошнило.

Тогда же Корво подтянул её поближе и пустил идти вперёд себя.

Вскоре количество прохожих сократилось, и отчётливее запахло океаном. Дома в бухте стали попадаться реже, впереди замаячили громады китобоен, окружённых забетонированными площадками и высокими заборами, дополненными по верху наклонными зубцами и спиралями колючей проволоки.

Джессамина приблизилась к одной из оград, оглядываясь по сторонам.

В небе шумно ссорились чайки, периодически совершая грабительские налёты на площадки, где гнили под солнцем рыбьи внутренности. Фабричные дворы были залиты ворванью, завалены инструментами, коробками, ящиками, шлангами. Люди работали, кипела шумная, деловитая жизнь...

Везде, кроме одной площадки. Перед которой они остановились.

‒ Это моя китобойня? – вцепившись в ячеистую ограду, вопросила Джессамина.

Корво, пристроившись рядом, поднял руку, как бы небрежно опираясь о забор, и кивнул.

У размещённого за оградой здания отсутствовала крыша. Были готовы фундамент и часть кирпичных стен с деревянными прямоугольниками будущих окон. Двор – кое-как утрамбованная грунтовая площадка без намёка на бетон – заполонили ящики, стройматериалы, тюки с щебнем и цементом. В котлованах между грудами земли поблёскивали новые трубы. И повсюду висели объявления «Идёт строительство».

Это был лучший участок Убойных Рядов – самый большой, ближе всего к морю. Она сама выбирала его. И незаконченное здание имело явное сходство с заверенными ею проектными чертежами.

Справа громко загудело причаливающее китобойное судно. Джессамина повернулась на звук, глядя, как засуетились в доках соседней китобойни рабочие. Сотрудники фабрики по левую сторону тоже без дела не сидели: приводили в порядок снасти, поливали из шлангов грузовые вагончики.

Джессамина нахмурила брови.

‒ А где все?

Корво, продолжая изображать прохлаждающегося у забора досужего зеваку, посмотрел на неё из-под ладони и ничего не ответил. Тогда она с растущей тревогой уточнила:

‒ Где строители?

Лорд-защитник отвернулся от пустующей площадки и, прислонившись к забору спиной, сложил руки на груди. Джессамина, не дождавшись объяснений, бросила пристальный взгляд за сетку.

Место выглядело заброшенным. Работу когда-то начали, что-то успели сделать, но затем всё заглохло. То тут, то там можно было заметить лопаты, мусор, обломки камня и кирпичей. То есть, строительство шло?.. Хэмиш не далее как вчера демонстрировал ей журналы ведения работ, записи ежедневных расходов. И, поскольку она приказала ему нанимать людей из простонародья, чтобы обеспечить тех полноценной работой и жалованьем, они, по идее, сейчас должны быть здесь.

Только никого почему-то не было.

Джессамина, почувствовав лёгкое прикосновение к плечу, обернулась. Корво просигналил:

«Следуйте за мной».

Они прошли вдоль ограды и проскользнули на территорию соседней фабрики. Вторжение чужаков ничуть не озаботило рабочих – те то ли не заметили их присутствия, то ли попросту не придали ему значения.

Таким образом они подобрались поближе к каркасу их китобойни, туда, где колючая ограда почти вплотную примыкала к небольшому вспомогательному зданьицу, расположенному рядом с недостроенной фабрикой. Джессамина, вновь прильнувшая лицом к сетчатому забору, предположила, что это конторка бригадира. Тщетно всматриваясь в закрытую дверь домика, она спросила:

‒ Думаете, там кто-нибудь дежурит? Мы могли бы расспросить его...

Тут ограду что-то коротко тряхнуло – раз, другой. Джессамина обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, что лорд-защитник уже ловко взобрался вверх по сетке и расположился на одном из столбов, не задевая тихонько покачивающуюся колючую проволоку.

‒ Корво! – разволновалась Джессамина, озираясь по сторонам. – Корво, вы что?! Вдруг кто-нибудь... Постойте! – ей очень хотелось прикрикнуть в полный голос, но, увы, ситуация не позволяла использовать ничего громче отчаянного шёпота.

Корво словно и не услышал. Он поднял голову, примериваясь к выступу на втором этаже. Из стены торчало несколько стальных перекладин: видимо, основа для будущей внешней площадки или балкона.

‒ Не смейте! Живо слезайте! А вдруг там кто-нибудь есть? – попыталась воззвать к здравому смыслу Джессамина, нервно переступая с ноги на ногу. Она вновь огляделась – но вокруг не оказалось никого кроме чаек, да плетущегося по улице старика. – Корво, это незаконное проникновение!

Корво прыгнул – так внезапно, что Джессамина отшатнулась к стене чужого здания. Забор ещё протестующе лязгал и сотрясался, а лорд-защитник уже висел на стальных брусьях. Джессамина в смятении металась под оградой, глядя, как её строптивый серконец подтягивается на перекладинах, взбираясь на площадку на втором этаже китобойни. Добравшись до цели, он обернулся к Джессамине и поманил её к себе, как тогда в лодке.

«Идите сюда».

‒ Ни за что! – метнув в него уничтожающий взгляд, яростно отказалась она.

Корво на миг опустил руки, явно раздражённый её упрямством.

«Ваше Величество!» - два пальца ударили в грудь и упали к бедру. – «Пожалуйста, идите сюда».

‒ Вы не втянете меня в вашу криминальную деятельность!

«Идите сюда».

‒ Это вторжение на чужую собственность!

«Это ваша собственность».

Джессамина резко замолчала. Оба некоторое время сверлили друг друга глазами.

«Вы хотели прийти!» ‒ не без ехидства напомнил Корво, жестикулируя подчёркнуто медленно. Впрочем, расстроенным или рассерженным он не выглядел. Кажется, его даже забавляло её внезапное малодушие.

Глядя на него, она вдруг почувствовала, как предательски теплеют щёки. Словно тёмный стежок, перечёркивающий едва заметную усмешку, длинная прядь волос падала Корво на лицо, касаясь уголка рта и бросая тонкую тень на жёсткий подбородок. Джессамина невольно закусила губу и, чтобы отвлечься от его лица, покосилась на улицу.

Краем глаза она уловила с его стороны новое движение.

«Ждите здесь».

‒ Стойте!..

Но Корво уже стремительно удалялся по длинной балке вглубь недостроенного здания, раскинув руки для равновесия.

Джессамина окликнула его и отступила на пару шагов, чтобы проследить, куда он направляется... но он уже исчез из вида, оставив её в компании десятикратно усилившейся паники.

Поскольку ноги продолжали нести её куда-то назад, она вскоре упёрлась спиной в стену и, стиснув руки на груди, принялась ждать, высматривая, не мелькнёт ли в кирпичных просветах силуэт Корво.

Совсем с ума сошёл. Вот так вот взять и бросить её тут!..

Джессамина поджала губы и приготовила самый убийственный, самый гневный взгляд, на который была способна, чтобы одарить им Корво, когда тот снова покажется. Но время шло, губы начинали побаливать, и тогда она снова обратила взор в сторону улицы.

На соседней площадке бодро покрикивали и переругивались работяги, громко лязгал металл, сквозь громыхание слышались крики чаек. Чувствуя себя очень одинокой на задворках покинутой фабрики, Джессамина обхватила руками плечи и посмотрела туда, где ещё недавно стоял лорд-защитник.

Чего именно она надеялась добиться, настаивая на этой кутерьме с переодеванием? Что она могла без сопровождения, без секретаря, без подкреплённого властью имени? Ведь достаточно было просто отправить сюда одного Корво.

Да, нужно признать – она ошиблась.

Несчитанными прошли ещё несколько минут, заполненных тихой паранойей.

Кто-то свернул за угол – какой-то рабочий с пеньковым мешком и масляной лампой.

Джессамина непроизвольно распрямила плечи, сцепив перед собой руки в попытке придать облику привычную властность... но тут же поняла, что царственная осанка тут более, чем неуместна. Надо притвориться скромной труженицей на перерыве. Она судорожно сглотнула, опустила руки и вжалась в стену. Как там надо встать, будто ты отдыхаешь?..
Она заставила себя не смотреть на проходящего мимо человека.

А вдруг он заговорит с ней – что тогда? Что ему ответить? Может, проще всего будет отбросить маскировку? Или притвориться, что она тут от Хэмиша?..

Но рабочий уже удалялся по своим делам.

Джессамина позволила себе чуть-чуть расслабиться и снова подняла глаза на площадку, с которой исчез лорд-защитник. Его так долго нет. Вдруг его поймали? Вдруг он поранился?

От этой мысли сжалось сердце. Ну почему она не послушалась и не последовала за ним?!

Джессамина подступила к проволочному забору и крепко взялась за ячейки. Корво так ловко вскарабкался наверх... наверняка, ничего мудрёного тут нет. Надо только добраться до колючек, а оттуда, если постараться, можно дотянуться до балок. Она попыталась опереться носком о сетку и подтянуться. Сетка изогнулась под её весом, а нога тут же соскользнула. Джессамина сердито фыркнула.

Абсурд какой-то.

Раздался громкий треск, да так неожиданно, что подпрыгнувшая Джессамина, тихо ахнув, судорожно вцепилась в сетку. Мысли путались, распахнутые в ужасе глаза остановились на дрогнувшей под ударом двери в конторку...

Кто-то идёт! Надо срочно спрятаться...

На пороге конторки возникнул Корво и сердито посмотрел вверх, откуда ему на голову посыпалась потревоженная борьбой с заевшей дверью кирпичная крошка. Джессамина перевела дух.

‒ До чего вы безрассудный! – укорила она.

Корво ничего не ответил. Не закрывая дверь, он направился к забору.

‒ Будьте осторожны! Если вас увидят...

Он остановился по ту сторону ограды, отделённый от неё ячейками проволоки, и показал ей, предварительно кивнув на конторку, некую книгу.

‒ Нашли что-нибудь? – немедленно забыв все свои тревоги и затруднения, оживилась Джессамина.

Он кивнул и, открыв книгу, прижал её к сетке, чтобы Джессамина могла прочитать.

Это оказался гроссбух.

Джессамина погрузилась в чтение, в рассеянности коснувшись пальцами бумаги. Выписанные аккуратным чётким почерком ровнёхонькие колонки цифр, фамилий, дней, объёмов и часов произведённых работ...

‒ Не поняла, ‒ призналась Джессамина. – Переверните-ка страницу.

Корво повиновался. Она пробежала новый лист по диагонали и пришла в ещё большее недоумение.

‒ Это журнал почасовой оплаты, ‒ сказала она. – И тут всё заполнено на сегодняшний день, и на завтрашний, и на всю будущую неделю.

Озадаченная, начинающая злиться, Джессамина перевела взгляд на пустую стройплощадку, где не было никого, кроме роющихся в мусоре чаек.

‒ Но если так, то где люди?

Корво пролистнул дальше, и она вернулась к чтению. Все формы были заполнены пофамильно на месяц вперёд – причём, судя по записям, выплата жалований оказалась свершившимся фактом.

‒ Все часы отработаны и оплачены...

Кусочки головоломки уже сложились в общую картину. Джессамина подняла глаза на лорда-защитника:

‒ Они получили деньги за работу, которую никто не делает. Им платят ни за что...



‒ Неужели всё настолько просто? – Джессамина шагала рядом с Корво, скрестив руки и клокоча от сдерживаемой ярости, не замечая идущих мимо горожанок в засаленной одежде.

Фабрику они покинули в ту же минуту, как она объявила, что узнала всё, что её интересовало. Прежде, чем пуститься в обратную дорогу, Корво положил гроссбух на место, запер дверь изнутри и вернулся теми же окольными путями, какими попал на китобойню.

Если вкратце, то её попросту надули.

‒ Банальный подлог! Они просто подделывали документы, - бушевала Джессамина, свирепо глядя прямо перед собой. Её больше не трогали ни люди вокруг, ни мужские взгляды, ни дома, где шла своя неведомая жизнь. – Хэмиш вообразил, что так запросто может запускать лапы в королевскую казну?

Идущий рядом Корво косился на неё, но от комментариев воздерживался. Они направлялись к лодке, и Джессамина, даже не смотря на неприятное открытие, не могла не чувствовать облегчения от того, что цель достигнута, и можно вернуться в Башню. Корво, как всегда надёжный и компетентный, снова показал себя с лучшей стороны.

Она утомлённо вздохнула.

‒ Что ж, если так, это означает, что строители не получили денег. Естественно, Хэмиш и компания оставили их себе – зачем иначе лгать? А рабочие наверняка и знать не знают о своих поддельных часах...

Ну почему всё всегда так сложно? Любое начинание на благо людей обязательно разбивается об их собственную жадность. Неужели Хэмиш настолько алчен, что, не удовлетворившись суммами, которые она ему платила, прикарманил и жалованья рабочих?

Ответ помрачневшей Джессамине был более чем очевиден. Именно настолько.

‒ Мне нужно переговорить с Кромвелем, как только мы вернёмся. Пора прикрыть эту лавочку. Арестовать Хэмиша, бригадира... и всех, кто причастен.

Встретив его сдержанный взгляд, Джессамина почувствовала, что губы невольно дрогнули. На его лице читалась некая безымянная эмоция – нечто среднее между безмятежной покорностью и сочувственным пониманием.

‒ Спасибо вам, Корво, - остановившись прямо посреди дороги, вдруг выпалила Джессамина. – За...

В его глазах загорелось солнце. Послеполуденный свет приобрёл тёплый оттенок, позолотивший его смуглую кожу и зажёгший янтарные огоньки в карих глазах. На память пришла их самая первая встреча. Он очень напоминал себя тогдашнего: десница его светлости лорда Россини, наёмный убийца, явившийся, чтобы спасти её.

Джессамина мягко улыбнулась.

‒ За всё. За это.

Корво, помявшись, обвёл неопределённым взглядом улицу и её обитателей, затем пристально посмотрел Джессамине в глаза и медленно кивнул.

Чувствуя, что расплывается в улыбке, она уставилась на булыжники мостовой под ногами. Правда, тут же пришлось поднять голову, чтобы прочитать его жесты.

«Подождите здесь. Я приготовлю лодку».

А она и не заметила, что они почти подошли к их маленькому каналу.

‒ Да, будьте добры, - ответила она, инстинктивно обращаясь к манерам и этикету. Когда, прежде чем свернуть за угол, он обернулся к ней, Джессамина успокаивающе кивнула в знак того, что никуда не денется, и встала в сторонку, поближе к стене.

Теперь, когда он ушёл, она больше не боялась. Она знала, что он здесь, поблизости, готовит катерок к отбытию.

Джессамина прикрыла глаза, мысленно укоряя себя: всё-таки, её зависимость от лорда-защитника грозит перейти всякие границы. За Эссена она никогда так не цеплялась. Эта беспомощность почти унизительна... но беззвучных воспоминаний о мёртвых белесых глазах Галлуса Канавана было достаточно, чтобы подавить всякие сомнения по этому поводу.

Её внимание привлекли голоса детишек, собравшихся перед домом напротив. Они играли, смеялись, ерошили друг другу волосы. Джессамина улыбнулась, рассеянно сцепив ладони...

...к которым пристало что-то липкое. Она посмотрела на руки и обнаружила, что кожу покрывает чёрный узор из тонких ромбов. Джессамина с досадой припомнила дурацкую проволочную ограду. Попытки стереть жирную грязь успеха не принесли, но когда она в раздражении оглянулась по сторонам, то заметила у входа в дом стальные баки. Они спокойно стояли прямо на ступенях и до краёв были полны тяжёлой, мутной водой. Похоже, она предназначались для каких-то нужд – быть может, чтобы сбрызгивать мостовую.

Не раздумывая более, Джессамина приблизилась, отставила какие-то чашки и обмакнула кисти, оттирая грязь.

‒ Ах ты паскуда! Убери оттуда руки, дрянь!

Грубый окрик пронзил её до костей, и она отскочила от ступенек, выплеснув часть воды, брызгами полетевшей в лицо и по сторонам. Какой-то рослый, широкоплечий человек с красным, перекошенным от ярости лицом, наступал на неё в обход крыльца.

‒ Ты какого хера вытворяешь, сука? – громогласно осведомился он, угрожающе надвигаясь на онемевшую Джессамину. От наплыва чувств его лицо менялось, точно податливая глина, превращаясь в ожесточённую каменную маску. Ослабевшая от ужаса, Джессамина робко сжала мокрые пальцы на рубашке и попятилась было, но тут же наступила и безнадёжно запуталась в каком-то мешке. Колени подогнулись, и она судорожно вытянула руку, чтобы удержаться за стену. Человек ругался на чём свет стоит, и столь яростным был напор его злобы, что она не могла – не знала, как! – реагировать.

‒ Я...

‒ Что, потаскушка?! Я тебе руки переломаю!

Пятясь от страшного крикуна, она всё-таки потеряла равновесие. Почувствовав, что падает, она попыталась схватиться за что-то позади себя.

Её подхватили сильные руки. Удержали за плечи, поставили на ноги, обвили и потянули навстречу терпкому запаху кожи. Корво.

Лорд-защитник тотчас прижал её к себе одной рукой, а свободной резко махнул в сторону буяна.

Корво тоже кричит, отрешённо поняла Джессамина, стиснув руки и прижимаясь к его груди. Щекой она прильнула к его ключице, слушая рвущийся из горла отчаянный бессловесный рёв. Не прекращая предупреждающих восклицаний, Корво отмахивался от человека – но и тот тоже не думал замолкать.

‒ Вонючий серк! НУ КОНЕЧНО! Везде эти грязные ублюдки! Слышишь меня, черномазый – я твоей шлюшке башку оторву! Ишь, вздумала сполоснуться в моей воде!

Пальцы Корво крепче стиснули её талию. Он начал отступление, потянул её за собой, и Джессамина, как в страшном сне, заметила, что вокруг останавливаются и глазеют всё новые ротозеи.

‒ Корво, прошу...

Крикун не стал преследовать их дальше, но Корво всё равно продолжал двигаться прочь.

‒ Да-да, проваливай! Забирай свою шалаву и вали обратно в гетто! Пошли!

Корво на бегу успел адресовать тому несколько темпераментных жестов, и они скрылись, наконец, за углом.

Джессамину трясло.

‒ Я... я... я не понимаю, я...

Он шикнул на неё, одной рукой по-прежнему обнимая за плечи, а другой прижимая палец к губам.

Сколько ненависти... почему тот человек так разозлился? Она никогда не сталкивалась ни с чем подобным... никто никогда не смел поднять на неё голос! И она была больше, чем уверена – он мог ударить её. Догнал бы и ударил.

«Всё в порядке? Вам больно?» - вопрошал тем временем Корво.

‒ Нет-нет... всё хорошо. Я в порядке.

Корво бережно спустил её в лодку и помог ей, всё ещё дрожащей, устроиться на скамье. Она сидела молча, чувствуя себя ученицей утренней школы, которую в наказание за шалости хлопнули линейкой по рукам.

Корво оттолкнулся от причальной стенки и повёл катер прочь из канала, и лишь тогда Джессамина снова решилась заговорить.

‒ Зачем он так?.. – спросила она и жалобно посмотрела на лорда-защитника. – Что я такого сделала?

Корво поглядел на неё с глубоким недоумением и придержал руль ногой, чтобы освободить руки.

«Испортили его питьевую воду».

Объяснение едва не заставило её испустить нервный смешок.

‒ Да быть того не может...

Корво помотал головой, и до Джессамины вдруг дошло, что он, как и оставшийся на берегу свирепый незнакомец, совершенно не понимает, зачем она сделала то, что сделала.

‒ Я... я просто руки помыла.

«В питьевой воде».

‒ Но она была грязная! Они что, дома набрать не могут?..

Корво опять покачал головой и уставился на реку.

Джессамина притихла, разглядывая руки. Питьевая вода? Скорее, дождевая. Мутная, тёмная, ржавая... Она вспомнила канализационную систему во дворце, и графины с кристально прозрачной водой, неизменно украшающие собой любую трапезу.

‒ У них проблемы с водопроводом? – догадалась она.

Корво вскользь поглядел на неё, прежде чем ответить:

«У них нет водопровода».

Остаток пути они молчали.



За время, что она переодевалась в чистую свежую, облегающую тело одежду и убирала волосы в аккуратный пучок, Джессамина успела прийти в себя. Она бережно сложила наряд простолюдинки и поместила его в шкаф, словно ещё один комплект.

Никогда в жизни она не была так рада оказаться в Башне, как сегодня, и потому не спешила, наслаждаясь каждой минутой тишины и безопасности. Их обратный путь по стене был начисто лишён приключений и, откровенно говоря, больше не пугал её после всего, что ей пришлось пережить.

В фойе уже дожидался Корво. Он успел переодеться в привычный тёмно-синий, отделанный золотым галуном мундир, и завязать волосы в хвост. Но тонкая прядь по-прежнему упрямо лежала на лице, касаясь уголка губ. Джессамина изобразила вежливую улыбку:

‒ Я должна поблагодарить вас за познавательную экскурсию.

Он поднял голову и пошёл ей навстречу, расправив плечи и сцепив руки за спиной, словно образцовый солдат.

‒ Я знаю, вам моя задумка не нравилась... и теперь я... вижу, что небезосновательно.

Под этой фразой подразумевалось скрытое, завуалированное, но всё-таки извинение. Оба это знали. Взгляд Корво смягчился, а она позволила себе улыбнуться чуть шире:

‒ Но признайте, мы ведь получили ответы на наши вопросы. Я полагаю, вы возглавите отряд, который я намерена послать для ареста господина Хэмиша.

Корво спокойно молчал.

‒ Тем не менее. Я благодарна вам, - это она почти прошептала, глядя ему в глаза. Хотелось хотя бы на время отвлечься от заброшенной китобойни и бедствия, именуемого городской канализацией.

Он красив. Она разрешила себе свыкнуться с этой мыслью, рассматривая его лицо и шею. Он сильный, серьёзный, находчивый и верный. Сегодня он отвёл её туда, где она хотела побывать, помог ей раскрыть козни тех, кто обманывал её, и спас от беды, навлечённой её невежеством. Корво замечательный лорд-защитник.

Но помимо всего прочего, у него есть своеобразная привлекательность, таящееся в жестах остроумие, мягкая почтительность в глазах. Ей одинаково приятны его общество и наружность. И она готова в первую очередь назвать его другом, и лишь потом – солдатом.

Джессамина заморгала, избавляясь от наваждения, и поняла, что слегка потерялась во времени и пространстве, увлёкшись размышлениями о том, какой душка её лорд-защитник. Когда она облизнула пересохшие губы, то заметила, как его тёмные глаза проследили за мимолётным движением её языка.

‒ Ступайте убедитесь, что стражи вернулись на свои места, - вдруг распорядилась Джессамина. Корво оторвал взгляд от её губ и посмотрел ей в глаза. – Надо восстановить рабочий порядок. А у меня впереди длинный разговор с господином секретарём.

Корво склонил голову.

«Ваше Величество».

Джессамина быстро отвернулась, чтобы не видеть жеста – сердце и без того трепетало в груди.

‒ Хэмиша надо задержать в крайнем случае до завтрашнего утра. Я подготовлю всё, что для этого нужно, а вы пока свободны.

Он вышел – тихие шаги, негромко щёлкнувший замок.

Джессамина зажмурилась.

Всё это выходит из-под контроля. Это... влечение? Нет. Не может быть, чтобы...

Она протяжно вздохнула – и снова напряглась, услышав слабый стук в дверь.

Обернувшись, она была почти уверена, что вновь увидит Корво (и одновременно иррационально ужаснулась – а вдруг это тот скандалист с улицы?!). Но нет, то была всего лишь Клара, с любопытством заглядывающая в фойе.

‒ Вы закончили молитвы, госпожа?

‒ А, Клара, - расслабилась Джессамина, подзывая её поближе. – Да, закончила. И вы зашли очень кстати. Будьте добры, пригласите сюда лорда Кромвеля. Мне очень хочется с ним побеседовать.

Сказав так, она направилась к рабочему столу, но, так и не услышав ничего в ответ, удивлённо обернулась.

Камеристка, пунцовая от смущения, молча крутила дверную ручку.

‒ Клара?

Та на мгновение подняла затравленный взгляд.

‒ Госпожа не будет возражать, если я передам приказ кому-нибудь из стражей?

Ах да... Джессамина с трудом удержала улыбку, вспомнив об отрывистых извинениях и неловких хороводах, без которых не обходилась теперь ни одна встреча Клары и Кромвеля. Совсем вылетело из головы.

Учитывая их разницу в положении и обстоятельства, спрашивать такое, наверное, было не очень вежливо, но...

‒ Неужели присутствие лорда Кромвеля настолько вас удручает?

Клара вспыхнула, явно мечтая провалиться сквозь землю. Джессамина едва не пожалела, что не оставила замечание при себе, но тут камеристка справилась с собой и вежливо улыбнулась.

‒ Не в этом дело, госпожа. Просто, знаете, как говорят... с глаз долой, из сердца, если повезёт, вон.

Джессамина улыбнулась её ответу и, пару секунд спустя, кивнула:

‒ Ну хорошо. Передайте через кого-нибудь мою просьбу и распорядитесь, чтобы сюда принесли полдник.

‒ Да, госпожа.

Оставшись в одиночестве, Джессамина поняла, что всерьёз раздумывает над сказанным. «С глаз долой, из сердца вон».

Предыдущая глава

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

Diplomatic Gestures, Глава 22

в которой Корво дёргает Джессамину за ухо.

Глава 22. Мотивы.

– …матрос не понял, что тот имел в виду, говоря «подчалить к барышне»...

Джессамина, задумавшись, отвела взгляд от сияющего лица графа Моисеева, привлечённая движением в противоположном конце обеденного зала.

В углу шевельнулась знакомая высокая тень: то Корво бесшумно направился вдоль стены к дверями. Джессамина прошлась глазами по широкой прямой спине, сильной шее и плавному изгибу небрежно поднятой руки. Костяшками полусогнутых пальцев он тихонько, чтобы не отвлекать гостей, несколько раз ударил о тёмную дубовую поверхность.

– …а китобой говорит, что у китов и у женщин лучшие части - спереди!..

Корво проделал это уже дважды за вечер: отдал приказ на смену наружного караула. Значит, время близится к одиннадцати. Джессамина шевельнулась на неудобном жёстком стуле, пытаясь размять затёкшую поясницу и усталую спину.

Корво встал лицом к залу и явно удивился, обнаружив, что она смотрит на него. Он вопросительно приподнял брови, как бы ожидая распоряжений.

Но Джессамина просто улыбнулась ему.

– …ха-ха! И тогда китобой продолжает...

Волосы у Корво стали заметно длиннее, рассеянно отметила Джессамина. Он кое-как собирал их в хвост на затылке, но несколько непослушных прядей упрямо свешивались на лицо. Она как-то попыталась поговорить с ним об этом, но тот нашёл, что проблема пустячная и не стоит и выеденного яйца. Тогда она приписала это мужской неразборчивости в причёсках, оставила его в покое и даже не стала поддразнивать его по поводу неистребимой щетины.

Звон стаканов и громкий смех вынудил её повернуться к графу. Джессамина поспешила нацепить на лицо улыбку и мысленно укорила себя за то, что совсем его не слушала.

Смех прокатился над столом, освещая лица собравшихся улыбками, волнуя маленькое море лиц, поднимая рой шума и движений. И в центре всего этого сверкает белозубой улыбкой граф Тамаракский по правую руку от неё.

Слева раздалось непочтительное фырканье – Антон Соколов попытался утопить очевидную неприязнь к графу и его анекдотам в своём бренди.

– Вам случалось плавать в море, миледи?

Джессамина подняла на Тамира озадаченный взгляд.

С первой же встречи она не могла понять, что именно в нём её смущает. Граф был высок (ростом чуть ли не с командора Далена!), строен и мускулист. Незапятнанно-белоснежная ткань и покрой идеально выглаженного костюма подчёркивали атлетическое телосложение. У него были зачёсанные назад и лоснящиеся от помады кудри и чеканное скуластое лицо, улыбка на котором смотрелась несколько шире, чем положено.

Было бы несправедливо назвать Тамира Моисеева неприятным. Он действительно был весьма хорош собой и, для иностранца, прекрасно держал себя. Но что-то в нём неуловимо настораживало.

Может быть, глаза. Глубоко посаженные, но странно бледные. Можно было разглядеть еле заметный оттенок зелёного в их серебристой серости.

Он смотрел ей в глаза, что было невежливо, но что взять с тивианского аристократа?

‒ Вы имеете в виду, на корабле? – уточнила она, стараясь больше не отвлекаться. Что было нелегко, если учесть, что за столом параллельным курсом шли по меньшей двадцать бесед, и в их с графом сторону постоянно кто-нибудь да посматривал.

‒ Да, - кивнул граф, ухмыляясь, словно кот.

‒ Разумеется.

‒ Нет-нет... под кораблём я подразумевал не этих военно-морских монстров! Что-то более романтичное... тихое, уединённое... – он отвёл взгляд в сторону и глянул вверх, как бы ища подходящее слово. Затем вдруг просиял и, опираясь на локоть и по-тивиански растягивая гласные, завершил. – Что-то более интимное.

Джессамина, продолжая сдержанно улыбаться, потянулась за винным бокалом. Антон Соколов желчно заметил:

‒ Как будто на этих посудинах можно куда-нибудь уплыть!..

Граф лишь расхохотался через стол:

‒ Ну не всем же плескаться у берегов Пандиссии, ‒ он вновь обратился к ней, как бы приглашая разделить веселье. – Я уверен, Её Величеству понравилось бы любоваться луной и ночными волнами. Разве нет?

От неё, судя по всему, ожидалось согласие, и Джессамина с любезнейшей улыбкой склонила голову:

‒ Звучит очень мило.

‒ Это куда лучше, чем просто «мило»! – возразил граф, поднимая свой бокал. – И я считаю трагедией то, что такая женщина, как вы, до сих пор не испытала это на себе!

‒ У императрицы нет времени на подобные вещи, ‒ мягко напомнила она.

Тонкая улыбка графа расширилась, приоткрывая блеск клыков. Даже брови, кажется, у него удлинились.

‒ А почему бы нет?

Он ещё спрашивает?

‒ Как граф, вы, я думаю, понимаете, какую ответственность подразумевает столь высокое положение...

Он покачал головой, продолжая покровительственно улыбаться, словно его забавляла предсказуемость её ответа. Когда он вновь заговорил, голос звучал очень тихо, чтобы его не расслышал Соколов или прочие гости.

‒ Я могу понять вашу тоску. Вы мечтаете о чём-то, что принадлежит только вам и больше никому.

Джессамина промолчала, глядя, как он поднимает брови. Граф хмыкнул и неопределённо повёл бокалам, указывая на присутствующих:

‒ У всех есть излюбленные занятия. Отдушины.

Джессамина покачала головой, пытаясь придумать адекватный ответ, но разум пребывал в лёгком ступоре.

К чему он ведёт? Этот ужин – простая формальность. Он устроен для того, чтобы отметить возвращение королевского лекаря и отдать дань уважения графу, который позаботился о нём. Не сосчитать, сколько таких раутов она провела, сколько послов и делегатов в них поучаствовало.

Но что до графа Моисеева Тамаракского, то он весь вечер вёл себя довольно вызывающе. Он не на минуту не оставлял её в покое, навязывал фамильярности, заглядывал в глаза и явно вообразил себя давним приятелем, который хорошо её знает. А теперь вдобавок завёл речь о её потаённых желаниях?

Джессамина обвела взглядом стол и обнаружила, что все избегают смотреть в их сторону.

Все, кроме Корво.

Она встретилась с ним взглядом, после чего снова повернулась к графу.

‒ Я императрица. Свободное время стараюсь посвящать своим людям.

‒ О-о, ‒ простонал граф в притворном отчаянии, прежде чем доверительно рассмеяться. – Ваше Величество Джессамина...

Она нахмурилась, услышав своё имя, даже приоткрыла рот, чтобы одёрнуть его, но Моисеев лишь улыбнулся и добавил:

‒ ...быть может, вы и Государыня Островов, но, тем не менее, вы остаётесь женщиной.

Джессамина не представляла, что тут можно ответить. В душе что-то тягостно шевельнулось при виде его смягчившейся ухмылки. Тамир выдержал паузу и переместил фокус внимания на Соколова.

Джессамина попыталась незаметно перевести дух, невнимательно прислушиваясь к очередному графскому анекдоту.

Её мучили неясные сомнения, но она попыталась подавить их. Не время раздумывать над неучтивостью заезжего тивианского аристократа, когда у неё столько других проблем. Ей нужно проследить за строительством китобойни, распределить финансы и вытравить коррупцию, прежде чем обращаться к внешней политике.

Вряд ли граф замыслил что-то дурное. Он, конечно, бахвал, но это вообще очень по-тивиански. Лучше не искать скрытых мотивов там, где их нет.

Она нашла глазами Корво и обнаружила, что тот так и не отвёл от неё взгляда, будто ожидая чего-то. Джессамина ободряюще улыбнулась ему, слегка кивнув. Тот медленно кивнул в ответ и словно бы нехотя вернулся к патрулированию зала.

Глядя на него, она попыталась успокоиться – но этому почему-то мешали произнесённые графом слова, засевшие в памяти.

«Вы остаётесь женщиной».



Когда ужин подошёл к концу, а граф соблаговолил удалиться к себе, стало гораздо спокойней.

То ли потому, что толпа разошлась, то ли потому, что больше не нужно было соблюдать строгую формальность, но Джессамина не удержала громкого вздоха облегчения.

Корво как раз запер двери, предварительно распустив своих солдат.

С ними остался только Соколов. Запустив пальцы в бороду, он тоже утомлённо и сварливо вздохнул:

‒ Я хотел сбежать из этого тамаракского дурдома, а в итоге лишь привёл их сюда.

Джессамина ему вполне сочувствовала:

‒ Я слышала о своеобразном юморе тивианцев, но сравнивать-то могла только с вами...

Соколов с мрачным весельем вскинул брови и даже не рассмеялся – скорее, закашлялся.

‒ В этом-то ваша первая ошибка, Ваше Величество. Я ничуть не похож на своих соотечественников, ‒ весёлость схлынула, оставив только мрачность. – А вторая ошибка – приглашать сюда графа. А третья – потворствовать ему.

‒ Ну что вы такое говорите, Антон? – возмутилась Джессамина. – Это ведь вы явились к нам, возглавляя процессию иностранных вельмож! И я обязана оказывать внимание своим подданным!

Соколов раздражённо фыркнул:

‒ Это сватовство.

‒ Что-что?

‒ Тамир, друг мой Джессамина, добивается вашей руки, - с отвращением объяснил Соколов. – А зачем, вы думаете, он сюда заявился?

Пожалуй, эта информация не должна была стать такой уж новостью. Джессамина недоверчиво покачала головой:

‒ Но он сказал мне, что хотел повидать Гристоль...

‒ А мне он сказал, что не прочь сделать вас замужней женщиной!

‒ Глупости, ‒ поспешно откликнулась зардевшаяся Джессамина, вжимаясь в кресло и сердито глядя на лорда-лекаря. И как она сразу не догадалась о чём-то настолько очевидном? Граф постоянно льстил ей... Флиртовал с ней.

На лице Джессамины появилась кислая гримаска.

‒ Да бросьте вы! – воскликнул Соколов и взял курс на бутылку бренди. – Он просто несносный хвастливый болван. Вот из-за таких, как он, я и покинул Тивию, провались она в Бездну.

Она вздохнула. С одной стороны, ей немного полегчало на душе: теперь у неё было объяснение странному поведению Моисеева. Только ухажёров ей сейчас не хватало, но, хотя бы, исчезала причина для подозрений.

‒ В любом случае, пока он не объявит о своих намерениях официально, попытки сватовства будут игнорироваться.

Соколов расхохотался:

‒ Дипломатичный ответ! Он объявит, уж будьте спокойны.

Джессамина бросила на него лукавый взгляд:

‒ Об этом ли мы хотим говорить, лорд-лекарь?

Корво обошёл стол и остановился позади её кресла, попав таким образом в поле зрения Соколова.

‒ Да, я надеялся на спокойную беседу, ‒ признал он и пристально посмотрел на Корво. – Когда нас оставят одних.

Джессамина и бровью не повела.

‒ Мы одни, ‒ заверила она.

Тот пожал плечами и проворчал:

‒ Как скажете.

С этими словами он привстал с кресла, пошарил под ним и извлёк небольшую коробочку – деревянную, компактную, с полустёртым и хорошо знакомым ярлычком на крышке.

‒ Вот. Ваши любимые.

Он положил коробочку на столик и подтолкнул к ней. Джессамина с улыбкой поймала её за уголки.

‒ Как вас там... Корво? Так вот, Корво, считайте, что вы многое упустили, если не были свидетелем столь впечатляющего зрелища, как наша императрица, выкуривающая сигару.

Джессамина, распаковывая коробочку, несмотря на загоревшийся на щеках румянец, поспешно обратилась к лорду-защитнику.

‒ Только изредка!

‒ Запросто одолевает «двойную корону»! – хохотнул Соколов.

Корво приподнял правую бровь и обратился к ней за подтверждением. Джессамина, решившая не терять достоинства даже под столь скептическим взором, вскинула подбородок.

‒ Ничего подобного. Мне просто нравится, как они пахнут. Я их только поэтому курю.

‒ Ну, насладимся ароматом! – подытожил лорд-лекарь.

И Джессамина, ловко ухватив свою сигару, протянула другую Соколову.

Перекрёстные уговоры не смогли убедить Корво присоединиться к ним, но он добыл откуда-то острый ножичек и обрезал для них кончики сигар. Соколов использовал в качестве зажигалки первую попавшуюся свечу, и вскоре комнату наполнил густой сизый дым.

Джессамина, полузакрыв веки, расслабленно вздохнула, глядя, как лениво вьётся вокруг ладони дым, пахнущий горящей в камине древесиной с лёгкими нотками ореха и специй. Приятные ощущения вызывал именно аромат, а не травянистый привкус на языке. Он навевал воспоминания о конных прогулках с отцом, когда они пробирались лесной тропой, напоённой запахом листьев. Он ассоциировался с запахом чернил и бумаг, рассыпанных по столу в его кабинете...

Молчание нарушил Соколов.

‒ Я там и месяца не продержался.

Джессамина поморгала, всматриваясь в него сквозь завесу дыма:

‒ В Пандиссии?

Он с горечью выдохнул белое облачко:

‒ Зато восемь месяцев проторчал в Тивии.

‒ Что случилось? Я ведь снарядила для вас целый флот.

Соколов свирепо уставился перед собой, стряхивая пепел прямо на полированную поверхность стола.

‒ Проклятый ветер – вот что случилось.

‒ Ветер?

В комнате повисло тяжёлое, огорчённое безмолвие. Джессамина едва заметила вставшего рядом Корво.

‒ Я таких бурь сроду не видал – а живу я на свете достаточно долго. Нам оставался день пути до континента, и тут она разразилась. Было ясное, солнечное утро – и вдруг, ни с того ни с сего – чёрные тучи. Они как будто соткались прямо из солнечных лучей и воды, ‒ он сокрушённо покачал головой. – Нас швыряло по океану, как скорлупки. Когда мы причалили, у меня оставалось четыре корабля. Остальные либо потонули, либо их, как бумагу, разорвало ветром.

‒ Четыре?! – ужаснулась Джессамина.

‒ У нас осталось меньше половины провианта и ещё меньше людей. Какой-то кошмар, ‒ глаза у позабывшего про сигару доктора остекленели от воспоминаний. – И какая там стояла жара! Шторм кончился, словно его не бывало – и мы очутились под невыносимым палящим солнцем. За неделю все запасы пищи и воды были почти израсходованы, и тогда мы впервые столкнулись... с этими туземными ублюдками. Они отказывались помогать нам. Мы дни напролёт драли глотки, пытаясь найти хоть какой-то общий язык. Они пытались избавиться от нас. Несколько стычек спустя оставшиеся люди соглашались спать только с пистолетами наготове.

‒ Они убивали ваших людей?

‒ Если не они, то треклятые животные! Псы размером с оленей! А эти рыбы!

‒ Рыбы?

‒ О, это было бы удивительно интересно, если бы не было так ужасно. Некоторые из рыбин были сплошь покрыты ядовитыми шипами. Эти твари подстерегали людей, когда те заходили в озеро, чтобы порыбачить. А то и просто выпрыгивали из воды и утаскивали их с собой. Чуть ли не ежечасно кто-нибудь да попадался.

Джессамина бросила быстрый обеспокоенный взгляд на Корво. Тот внимал Соколову с зачарованным замешательством.

‒ А когда дело дошло до собственно экспедиции... Ну, от команды почти никого не осталось, а выжившие либо были больны, либо до умопомрачения напуганы аборигенами. И звуки... они действительно могли свести с ума. Тамошние птицы... О каких открытиях может идти речь, когда всё, что только можно, пошло наперекосяк? У нас не осталось ни воды, ни еды, и пришлось бежать.

‒ Жаль, что так вышло, Антон...

Джессамина рассеянно постучала пальцем по сигаре. Тонкий покровный лист хрустнул от прикосновения. Огорчённо наморщив лоб, она несколько секунд сидела молча, но... нужно было спросить. Она должна была узнать.

‒ Скажите, доктор... что случилось с... – она проглотила ком в горле. – Что случилось с Далилой?

Соколов в раздражении затушил сигару о стол и зло фыркнул.

‒ А что с Далилой?

‒ Она тоже умерла?

Соколов поднял на неё глаза, и она не поняла, откуда в них столько злости и разочарования.

‒ Отчего же. Живёхонька.

‒ Так где же...

‒ Она решила остаться.

‒ Что, в Пандиссии?! Почему?

Соколов поднялся и мрачно отмахнулся:

‒ Не знаю и знать не хочу. Я всегда считал девчонку сумасбродкой, чуждой здравому смыслу.

‒ Но...

‒ Вот вы её и спросите, Ваше Величество. Если она вернётся.

В этих словах прозвучало столько холода, что, казалось, даже температура в комнате упала, полностью вытеснив тепло их недавней дружеской беседы.

Затем Соколов ушёл.



‒ Какая вопиющая наглость!

Секретарь обречённо зажмурился, услышав позади себя раскатившийся по коридору пронзительный вопль Хирама Берроуза.

Нет, он не готов общаться с лордом-разведчиком в такую рань. Судя по задёрнутым шторам и просматривающемуся сквозь щели слабому свету, ещё даже завтрак не наступил.

Может, ему повезёт, и Берроуза перехватит охрана?..

‒ Кромвель! Это вы?

Ужаснувшись, секретарь даже поскользнулся, когда поспешил обернуться навстречу быстро приближающемуся и синеватому от бешенства лорду-разведчику.

‒ Приказ о запрещении?! – гаркнул Берроуз, разъярённо потрясая смятым в кулаке свитком, точно это была какая-то подкинутая ему грязная тряпка. – И невозобновлении?! Противоправных действий?!

‒ А, лорд Берроуз, доброго вам утра...

‒ Этот омерзительный варвар!..

‒ Как вам не стыдно говорить так о лорде-защитнике?!

‒ Не паясничайте, Кромвель! – рявкнул Берроуз, подступая к секретарю вплотную. Тот посмотрел на медленно наливающееся кровью лицо и поблёскивающие глазки, поморщился от ударившего в ноздри запаха пороха и скипидара и попытался отстраниться от разгневанного лорда-разведчика.

‒ Почему бы вам не успокоиться... – предложил Кромвель, поднимая руки, чтобы хоть как-то защитить своё личное пространство.

‒ Я не стану успокаиваться! – заорал Берроуз, ткнув того в грудь костлявым пальцем. – Всё это чушь собачья! Кем он себя возомнил – отстранять мой департамент от работы! Как он смеет распоряжаться такими вещами?!

А, значит, Корво доставил послание.

Кромвель вздохнул и оттолкнул руку Берроуза.

‒ Это не он. Это приказ Её Величества, ‒ с удовольствием объяснил он, чуть ли не наслаждаясь пылающей в глазах Берроуза ненавистью.

‒ Она не имеет права отдавать такие приказы! – несчастный свиток уже превратился в смятый ком в кулаке негодующего лорда-разведчика. – Это тирания! Как она может потребовать свернуть работу моего департамента?! Тайная канцелярия существует для блага всего...

‒ Её Величество обеспокоена тем, что цели вашего департамента могут противоречить её политическим интересам или даже вредить некоторым предпринятым ею начинаниям. А это, сами понимаете, граничит с изменой.

‒ Я же сказал ей при всём Парламенте, что это неправда!

‒ И, тем не менее, отказались озвучить суть проектов, над которыми работают ваши подчинённые.

Берроуз побагровел и затрясся, распираемый изнутри бурлящим гневом

‒ Это засекреченная информация! Секретная, понимаете? В этом смысл тайной канцелярии!

‒ Вот отсюда и приказ о запрещении и невозобновлении, ‒ рассудительно заметил Кромвель, которому было уже почти весело. – Её Величество ведь не знает, что вы задумали, если вы отказываетесь делиться информацией. Выбор за вами: либо вы даёте ей доступ к сути ваших проектов, либо прекращаете работу и воздерживаетесь от дальнейших действий до окончания политического сезона.

‒ Она не может... – начал было он, но, не договорив, прервал сентенцию обессиленным, полным отвращения стоном.

Кромвель поправил воротничок и отошёл от лорда-разведчика.

‒ Если позволите...

‒ Я требую аудиенции с императрицей!

‒ Сегодня Её Величество взяла выходной. По религиозным причинам, дабы повторить обеты Обывателя. Она заперлась в северном крыле и строго-настрого запретила беспокоить её. Не допускаются ни слуги, ни посетители – никто, кроме лорда Аттано.

Выражение лица Берроуза обнаруживало всё новые оттенки беспомощной ярости.

‒ Какие обеты?! Сегодня вторник!

Кромвель слегка пожал плечами и направился прочь, игнорируя кипящего бешенством главу тайной канцелярии:

‒ Её Величество не обязана ни перед кем отчитываться, лорд Берроуз.



Рубашка была мужской.

Наверное.

И она оказалась ей слишком велика.

Джессамина поддёрнула рукава. Ткань свободно болталась, как на вешалке, вместо того, чтобы, как положено изящным женским блузам, плотно облегать тело. Ей не нравилось ощущать эту неряшливую мешковатость.

Когда-то вещь была бордовой, но краска со временем полиняла и совершенно не сочеталась с предложенными ей коричневыми, слишком длинными брюками, но выбирать не приходилось. Она, как могла, заправила рубашку, но делу это не слишком помогло. Ну, на то и изобретены подтяжки.

Она пыталась не падать духом, возясь с лямками. Затянув их потуже и защёлкнув пряжки, Джессамина отметила, что они помогли создать хотя бы видимость того, что на ней одежда более-менее правильного размера.

Поразительно неудобно и неженственно. С другой стороны, у небогатых женщин ведь нет возможности пользоваться услугами портных?..

Она нервно сжала кулачки, не сумев заставить себя посмотреться в зеркало. Она и без того знала, что выглядит ужасно глупо. И чувствует себя так же. Но в соседней комнате ждёт Корво, а она и так замешкалась...

У двери Джессамина помедлила и, стиснув зубы, задумалась.

Умно ли она поступает?

Она довольно самонадеянно настояла на своём плане, хотя ни у Кромвеля, ни у Корво он восторга не вызвал. Её решимость значительно поколебалась теперь, когда она готовилась предстать перед лордом-защитником в этом тряпье.

Вдруг он станет смеяться...

Да нет, глупости какие. Не станет. Он никогда так не поступит. Это же Корво.

А она – императрица.

Так что – никто не посмеет.

Укрепившись в этой мысли, она толкнула дверь и вышла вперёд. Она вспоминала доводы, которые повторяла про себя всё утро: ей необходимо самой увидеть строящуюся китобойню. Только так она может получить правдивую информацию и принять решение, не опасаясь, что ею манипулируют. Надо самой во всём убедиться.

Она подняла голову, всеми силами стараясь не замечать придирчивого взгляда обернувшегося к ней лорда-защитника.

‒ Нам пора, ‒ изрекла она, направляясь к нему.

Корво не ответил и не шевельнулся, так что ей невольно пришлось посмотреть, как его золотисто-карие глаза скользят по ней вверх-вниз. Он слегка склонил голову, и его взгляд, хоть и не критичный, а просто внимательный, тем не менее, окончательно лишил её хрупкого самообладания.

‒ Что? Неубедительно? – Джессамина беспомощно коснулась рубашки, всей душой ненавидя растущее чувство неуверенности в себе. Быть может, она что-то неправильно надела?.. – Корв...

Неожиданно для неё, он шагнул ближе, всматриваясь в её лицо.

О Бездна, ну почему у него всегда такой тяжёлый взгляд?! Она сжала губы, глядя, как он возвышается над ней, и чувствуя, что заливается горячим румянцем. Тем самым румянцем, который в последнее время почему-то всё чаще загорается на её щеках в присутствии Корво.

Джессамина с некоторых пор замечала, что ей делается неловко... как-то не по себе, когда они остаются наедине. Она предположила бы, что дело в его вечном молчании, но раньше-то это её не особо тревожило. Каким-то непостижимым образом то, как он на неё смотрел... пугало её. Нет, испуг – не совсем точное слово. Она не боялась его. Она...

Джессамина чуть было не попятилась, но тут лорд-защитник поднял руку и ущипнул себя за мочку уха.

«Слышал».

Джессамина озадаченно заморгала, позабыв все свои переживания. Что-то не то. Какая-то бессмыслица. Или он имел в виду «звук»? Тоже странно.

‒ Что слышали?

Теперь озадачился Корво. Он пару секунд недоумевал, а потом его лицо вдруг повеселело и осветилось очаровательной улыбкой, которую он поспешил стряхнуть быстрым «нет, нет, нет».

Он подошёл совсем близко, на расстояние рукопожатия, и Джессамина с глухо забившимся сердцем ощутила себя, даже несмотря на свободно сидящую одежду, туго спелёнатой и стеснённой. Лицо опять запылало, и на месте её удержала смесь нервного испуга и непоколебимого доверия к Корво.

А он тем временем с потрясающей непринуждённостью поднял руку и коснулся её уха. Ощущение шершавых пальцев на коже и тёплое дыхание на лице заставили её отпрянуть. Хватаясь за ухо, она воскликнула:

‒ Что вы себе...

Серьги.

Осознание привело за собой стыд, смешанный с разочарованием. Корво застенчиво улыбнулся и снова указал на свои уши. Джессамина, стараясь не показать обуревавших её эмоций и ничем не выдать, что сердце колотится, как сумасшедшее, уточнила:

‒ Вы про серьги? Слишком заметные?

Он кивнул.

‒ Ну конечно, ‒ согласилась она, проворно снимая бриллиантовые «капельки». Подержав сверкающие камешки в ладони, она положила их на кофейный столик.

Да что с ней такое? Она опасливо покосилась на Корво, страшась обнаружить, что он по-прежнему смотрит на неё.

Наверное, она сама всё понапридумывала. Он ведь всегда молчит, и поэтому легко прочитать в глазах то, чего нет. Скорее всего, дело в этом.

Пока она силилась разобраться в себе, Корво куда-то отошёл и теперь возвращался, неся в руках некий головной убор. Судя по округлой форме и короткому козырьку, он приходился офицерским фуражкам дальним родственником.

Как и в случае с серёжками, лорд-защитник, как ни в чём не бывало, придвинулся к ней и просто нахлобучил матерчатую фуражку ей на голову. Он остался крайне доволен тем, что её лицо скрывает тень козырька, а элегантная причёска безнадёжно испорчена.

Джессамина подумала, не намекнуть ли ему, что стоит быть поаккуратнее с её личным пространством? С другой стороны, Корво знает, что делает. К тому же... пусть его действия немного выбивают из колеи, но есть в них что-то на диво уютное.

‒ Выгляжу я не очень-то изыскано, ‒ пожаловалась она.

Корво уже успел отвернуться, занявшись проверкой снаряжения. Услышав её голос, он спокойно ответил:

«Мы идём туда, где женщины обходятся без красивых причёсок».

Ей оставалось только согласиться ‒ он в таких вещах разбирается гораздо лучше.

Она недовольно натянула фуражку поплотнее, чувствуя себя в этой бедной одежде рыбой, вынутой из воды. Зато Корво в своей маскировке держался куда естественнее. На нём были наглухо застёгнутая тёмно-серая рубаха, жилет, простые бриджи и длинный плащ – грязный, поношенный и далеко не такой роскошный, как тёмно-синяя с золотом форменная шинель. И, тем не менее, он выглядел... правильно. Такой красавец.

Поспешно сделав вид, что последний эпитет вовсе не приходил ей в голову, Джессамина решила сосредоточиться на деле.

‒ А как мы выйдем из дворца? Все думают, я тут усердно молюсь...

Корво, втиснув зачехлённый нож в сапог, выпрямился и решительно устремился к окнам. Она терпеливо смотрела, как он отмыкает и распахивает створки, и ничуть не удивилась, когда, содеяв это, он поманил её за собой.

Ну естественно. Можно было и не спрашивать.

‒ Корво... Мы, кажется, довольно высоко над землёй? – ещё бы не высоко, они находятся чуть ли не под крышей Башни! Тем не менее, Джессамина пересекла комнату, направляясь к нему.

Корво беззаботно-равнодушно пожал плечами в ответ и перелез через подоконник, оказавшись на карнизе. Карниз, заметила Джессамина, был достаточно широк и, кажется, шёл по периметру здания, огибая парапеты. Не прогулочная тропа, но ходить по нему вроде бы можно.

‒ А другого пути нет? – засомневалась она.

Корво молча смотрел на неё, с комфортом расположившись на карнизе. Солнце поднялось достаточно высоко, и в его свете безоблачное голубое небо казалось ещё ярче. Впереди ясный тёплый день. Если посмотреть вдаль, можно увидеть Дануолл: теснящиеся над рекой домики, частокол труб, изливающих в беспечную синеву серые дымные завитки.

Солнце и сияние дня яркими бликами отражались в золотистых глазах Корво.

Он протянул ей руку.

Джессамина бросила последний нерешительный взгляд наружу и вложила пальцы в его ладонь.

Следующая глава
Предыдущая глава

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

Diplomatic Gestures, Глава 21

в которой страдают интроверты

Глава 21. Ритуалы.
…семь месяцев спустя…

Встрёпанная чёрная птица растревожила утреннюю тишину, вспорхнув на ограду и лязгнув металлической сеткой. Склонив голову набок, она захлопала крыльями и резко, пронзительно каркнула.

Моррис сердито поглядел на незваную гостью, раздражённый шумной бесцеремонностью, и стянул с головы фуражку.

– У, паразитка, – проворчал он и, направившись к ограде, взмахнул рукой в попытке спугнуть наглую тварь. – Пшла отсюда! Кыш!

Ворона, не впечатлившись, бочком отодвинулась и угрожающе расправила крылья. Замолкнуть она и не подумала, лишь бросила на капитана беглый безучастный взгляд чёрных глаз-бусинок.

Моррис зарычал и всё-таки швырнул фуражку в птицу. Головной убор ударился о металлическую сетку; ворона, возмущённо возопив, поднялась на крылья и устремилась мимо него вглубь переулка, где в относительной безопасности устроилась на куче сваленного в углу мусора.

– Крыса с крыльями, вот ты кто! – объявил ей вслед Моррис. Птица оскорблённо встопорщила перья и, вытянув шею, выкрикнула в его адрес какое-то воронье ругательство.

– Капитан!

Моррис обернулся на зов и чрезвычайно изумился, обнаружив на входе в тупичок командора Далена.

– Дален, старый проныра, а вы что тут делаете?! – чувствуя, что рот сам растягивается в улыбке, спросил он.

– Как раз спросить хотел. Что я тут делаю?

После этого наступила пауза.

Утро было раннее, солнце пока не выкатилось из-за горизонта, и небо Дануолла пока оставалось бесцветным и блеклым. Вонища стояла кошмарная – во всяком случае, по мнению Морриса. Хотя, трудно ждать чего-то большего от Пекхама в целом (местечка вообще не слишком приятного) и от зловонных задворок полуразвалившейся прачечной в частности. А ведь, казалось бы, Ткацкий квартал не так далеко...

С другой стороны, такое в фешенебельных районах города не происходит. Ну, не часто, во всяком случае.

Моррис попытался оттянуть неизбежное:

– И всё-таки, вас сюда присылать... Я думал, у вас во дворце дел невпроворот.

– Нет, нет, – хмуро отозвался тот, покачав головой. – Просто горстка старцев перекладывает туда-сюда бумажки – вот, собственно, и всё, что там происходит. Мне там пока делать нечего.

Беседа снова заглохла, и Моррис со вздохом вернулся к ограде за упавшей фуражкой.

– Ну, раз такое дело, идёмте. Полюбуетесь на бедолагу.

Они с командором прошли по переулку мимо огромных мусорных контейнеров и заколоченных окон, переступая через сваленные на мостовую трухлявые деревяшки.

– Его обнаружила какая-то нищенка – уж какого Иного её сюда понесло, не знаю. Визгу было. Меня уже потом позвали.

Они, наконец, свернули за угол здания, и Моррису даже не нужно было указывать командору, в каком направлении смотреть. Потрясённый Дален тихо выругался.

Труп навис над ними огромной тёмной тенью, затмевая и без того слабый утренний свет. При жизни, подумал Моррис, бедняга явно был человеком крупным, этаким здоровилой.

Дален скрестил руки на груди, потом схватился за подбородок. Ему совершенно очевидно было не по себе.

Тело со странно вывернутой шеей болталось на бельевых верёвках, беспомощно свесив руки. Моррису сперва показалось, что его подвесили за пальто, пока он не заметил огромный изогнутый металлический крюк, зловеще торчащий из спины убитого и аккуратно привязанный к натянутым верёвкам. Если бы не эта частность - всё изрядно смахивало бы на дурного пошиба шутку.

Была и другая, не менее тревожная деталь. Кто-то не пожалел гвоздей, чтобы накрепко прибить шляпу-цилиндр к голове несчастного. На булыжниках под ним подсыхала кровавая лужа.

– Вывесили на просушку, – пробормотал Дален и, обогнув лужу, приметил блеск замаранного металла. – А это что там? Гарпун?

– Ага. Вроде тех, которыми китов за плавники тащат.

– Проклятье.

Моррис поглубже засунул руки в карманы.

– Всё это явно что-то означает.

Дален ответил осторожным взглядом, в котором читалось молчаливое согласие.

Оба вздрогнули, когда переулок огласился резким сверлящим карканьем. Чёрная ворона промелькнула над ними и пристроилась поближе к трупу. Отчаянно хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие на раскачивающейся под её весом верёвке, птица с хриплыми криками подобралась к телу и приступила к завтраку. Капитана перекосило от отвращения.

– Это послание.

– Чего? – очнулся Моррис, обернувшись к Далену.

– Послание, – повторил тот, снова обойдя лужу по кругу и глядя вверх. – Ведь если его уже убили – зачем утруждаться и прибивать шляпу? Зачем вешать его?

– Потому что это, мать его, жутко?

– Не просто жутко. Достаточно жутко, чтобы нести какой-то смысл. Это предостережение.

– Нам, что ли?

Командор ответил не сразу.

– Нам ли? Мы просто стражи. Скорее уж правительству.

– Думаете, преступление против короны? – с сомнением поглядев на несчастного, протянул Моррис. – Кто-то приколотил мертвяку к башке шляпу и насадил его на гарпун, чтобы высказаться против Её Величества?

Ворона, перекочевавшая к трупу на плечо, оторвалась от угощения и громко каркнула. Моррис попытался не морщиться.

– Понятия не имею, – отозвался командор. – Для начала придётся выяснить, чьих это рук дело.

Моррис, наморщив лоб, поднял взгляд на безжизненное тело, пытаясь за коркой подсохшей крови разглядеть лицо.

– Ладно, снимайте его.



Последний терпкий глоток любимого бренди слегка отдавал металлом.

Он берёг эту фляжку с «Кинг Стрит» на чёрный день, надеясь распить её в честь раскрытия какой-нибудь неведомой тайны Пандиссии. Однако завидев Башню Дануолла, он понял: чёрный день настиг его дома.

Пожалуй, ему стоило бы радоваться, что он вернулся живым и невредимым. И уж лучше быть здесь, чем в Тивии, где каждый считал своим долгом изводить его вопросами, на которые у него не хватало терпения отвечать.

Гристольцы узколобы, легкомысленны и мнят о себе невесть что. Но они хотя бы не лезут к нему.

Было жарко. Слишком жарко для пальто, которое он носил: дующий над Ренхевеном бриз не выдерживал сравнения с крепкими океанскими ветрами и тивианской стужей.

Мысль о прохладном уединении собственного особняка приободрила его. Чем скорее он покончит с официальной частью, тем раньше сможет отбыть домой и, наконец, остаться в долгожданном одиночестве.

– Я впервые вижу вас столь окрылённым с тех самых пор, как мы подобрали вас, лорд Соколов. Даже странно!

Соколов заскрежетал зубами, даже не пытаясь этого скрыть.

Он никогда не был ‒ и охотно это за собою признавал ‒ безупречно обходительным слугой Её Величества. Но, проведя в данном качестве несколько месяцев у его светлости графа Тамаракского, он понял, что однозначно предпочитает спокойные и логичные приказы императрицы.

Он смолчал, наблюдая за оживлением, воцарившемся в антураже графа. Все готовились к встрече с торжественной процессией, несомненно, ожидавшей их у входа во дворец. Тивианцы разрядились в пух и прах, навесив на себя куда больше шелков и брильянтов, нежели того требовали обстоятельства, и Соколов не без злорадства ждал, когда до графа, наконец, дойдёт, что в плане моды в Гристоле всему остальному предпочитают тёмные невычурные одежды.

Жаль, конечно, что ждать придётся ещё долго.

Путь от Гидрозатвора через мост занял мучительно долгое время. Пытка усугубилась тем, что граф вознамерился во что бы то ни стало донести до всех мнение об окружающем пейзаже. В частности, ему показалось забавным сравнить невысокие перильца моста с более внушительной тивианской архитектурой. Свита преданно засмеялась.

Соколов ускорил шаг, обгоняя их. И едва удержал вздох облегчения, завидев на входе в сад знакомое лицо.

Его встречал секретарь Кромвель (процессия Её Величества угадывалась вдалеке, у парадной лестницы в Башню).

– Антон, давненько не виделись!

В любое другое время Соколов удивился бы улыбке на лице как правило взвинченного и задёрганного секретаря – зрелище, достойное небольшой зарисовки! Но сегодня у него не было ни сил, ни настроения замечать подобные мелочи.

– Увы, не так давненько, как я рассчитывал.

Кромвель всё равно добродушно рассмеялся и, бросив взгляд ему за спину, понизил голос до шёпота:

– А это… тот самый граф, о котором...

– Граф Тамаракский, Тамир Моисеев, – сжалился Соколов. Он прекрасно понимал, что не снабдил их в полной мере этой дурацкой протокольной мишурой.

– Благодарствуйте! - обрадовался Кромвель и поспешил обратно, чтобы должным образом объявить о прибытии гостей.

Шествуя во главе этого нелепого парада, Соколов слышал сзади воодушевлённый топот и чувствовал себя хозяином манежа, демонстрирующим почтенной публике стадо выставочных пони. В поле зрения, наконец, показались императрица и её свита.

Джессамина сияла.

А она изменилась, настороженно отметил Соколов. Облачённая в тёмно-фиолетовый брючный костюм с ослепительно-белым воротничком (будто капля белил в дымчатом мраке красок на его холсте), она улыбнулась ему, подняв глаза, и он не узнал этот взгляд. Она жила в его памяти ребёнком, гуляющим по залам Парламента в ожидании, когда отец закончит выступление. Того, что он разглядел сейчас, не было в глазах той хорошо знакомой ему маленькой принцессы.

Над ней словно нависла огромная мрачная тень.

Миг спустя Соколов вдруг осознал, что тень и впрямь нависла, и отнюдь не метафорически. За спиной императрицы высился сурового обличья незнакомец в столь же тёмных одеждах и с тем же странным выражением глаз.

Соколов угрюмо удивился.

Для начала Кромвель доложил о его прибытии, и многочисленная челядь с почтительными поклонами расступилась, когда он направился навстречу протянутым рукам императрицы и взял её ладони в свои.

– Не выразить словами, как я счастлива, что вы вернулись, лорд-лекарь!

Он коротко сжал тоненькие пальцы в перчатках и закивал.

– Да, да. Моё почтение.

– Надеюсь, плавание прошло спокойно?

Единственным ответом стало горькое фырканье.

– А как ваша экспедиция?

Антон не мог не восхититься её артистичностью. Всегда грациозна и как никто умеет держать лицо. Но смысл разводить пустую болтовню, когда они могут вести гораздо более осмысленные беседы наедине, без многочисленных идиотов, ловящих каждое движение?

– Ничего, пойдёт.

Она слегка улыбнулась, и их глаза на миг встретились, как бы безмолвно договариваясь о частной беседе.

Затем она отпустила его руки, сделала шажок назад, встала прямо: безупречная осанка, унаследованная от отца, дополненная её собственной спокойной властностью.

– Представьте же мне графа, Антон.

Соколов и сам не понял, как ему удалось сдержать негодующее шипение. Вот уж сомнительная привилегия! Но воспользоваться ею, к счастью – и, одновременно, к ещё большему раздражению – ему так не пришлось.

– Ваше Величество, я – Тамир Моисеев из второй тивианской династии и граф Тамарака.

Сияющий граф подался вперёд, ослепляя белоснежным шёлком костюма, перевязанного алым кушаком. Он являл собою пример типичного тивианского аристократа: статный, стройный, большеносый и тонкогубый. У него были напомаженные чёрные волосы, а в глазах светилось самодовольство, подразумевающее, что одним своим существованием он оказывает миру большую услугу.

За месяцы, проведённые в его обществе, Соколов успел его возненавидеть.

Всплеснув руками, Тамир отделился от своей свиты и устремился к императрице, не давая той и слова вставить:

– И я не могу не добавить, госпожа, со стороны дануольцев непростительное преступление прятать столь прекрасное лицо в месте, подобном этому! Будь мы в моём городе, я приказал бы арестовать любого, кому пришла бы в голову столь вздорная мысль!

Вслед за сей элоквенцией ненадолго наступила тишина. Джессамина слегка приподняла брови. Соколов, не таясь, уставился на Тамира с брезгливым осуждением. Впрочем, ничего иного он от него и не ждал. Императрица ответила с обычной своей деликатностью:

– Пожалуй, мне никогда не доводилось получать столь ярких комплиментов, лорд Моисеев. Я очень польщена.

– О нет, нет, нет, моя королева! Это не лесть! – торопливо отозвался Моисеев и, взлетев на ступени, благоговейно схватил её руку.

Джессамина ощутимо напряглась, застигнутая врасплох бесцеремонностью графа – и тяжестью лёгшей на плечо ладони. Соколов вытаращил глаза на высокого офицера в тёмной униформе, когда тот взял императрицу за плечо, вперяя недружелюбный взгляд в Моисеева. Граф же пребывал в блаженном неведении о событиях, творящихся буквально за спиной Её Величества.

Соколов, уловивший краем глаза серебристый блеск, наблюдал, как свободная рука странного офицера тянется к рукояти пистолета.

– Я лишь констатирую факт. Мы в Тивии восхваляем красоту во всех её проявлениях!

Соколов проигнорировал его слова, равно как и поцелуй, который тот оставил на её перчатке. Лично его сейчас куда больше интересовала задержавшаяся у пистолета рука незнакомца, и всколыхнувшаяся надежда увидеть, как Моисеев получит пулю в голову.

Но секунда прошла, и Джессамина, мило рассмеявшись, опустила плечи. Молчаливый незнакомец последовал её примеру и отпустил её. Соколов, в равной степени разочарованный и заинтригованный, скрестил руки на груди.

Сразу после этого зашла речь об ужине в честь прибытия графа и возвращения Соколова. Джессамина, разумеется, велела слугам во всём угождать гостям. Она сказала пару слов о дружбе народов и гостеприимстве, после чего извинилась, что вынуждена вернуться к безотлагательным делам, ждущим её внимания. Моисеев выразил надежду, что он здесь надолго, и они ещё успеют насладиться обществом друг друга.

Соколов проследил, как Джессамина поднимается по ступеням, сопровождаемая лишь загадочным молчуном. Затем несколько ошеломлённо осмотрелся и нашёл в рассыпающейся толпе уже устремившегося прочь Кромвеля.

– Не так быстро, господин секретарь... я не мог не заметить, что Башня претерпела кое-какие изменения. Будьте добры, просветите меня!



– Нет! Нет! Не пускай его!..

Но его приглушённый крик не возымел эффекта: дверь, сметя лакея, всё равно распахнулась. Слуга в ужасе оглянулся и с жалобной подобострастностью объявил:

– Лорд-защитник с визитом, ваша светлость.

Хирам Берроуз мысленно зарычал, глядя на тихо ступающего ему навстречу серконца.

Лакей мудро решил не задерживаться и поспешил юркнуть за дверь, оставив главу тайной канцелярии наедине с Корво Аттано.

Именно этого Берроузу до сих пор удавалось избегать.

– Корво! – приветствовал он, вставая и сцепляя ладони за спиной. Он даже вышел из-за стола, несмотря на возмущение, что приходится отрываться от дел ради этого... убогого идиота. – Рад вас видеть!

Ему необходимо было полностью сосредоточиться на вопросах безопасности - особенно теперь, когда вернулся королевский лекарь. Берроуз твёрдо намеревался сделать Дануолл безопасным и эффективным. Работа над этими планами требовала тишины, покоя и напряжённых раздумий. Соколов был его ключом.

А упрямая девчонка отказывалась давать ему аудиенцию! Она так и объявила – что лучше им пока воздержаться от дискуссий – когда во втором чтении отклонили его законопроект.

Парламент с восторгом уцепился за её идею с новой китобойней. Берроуз уже несколько месяцев как осознал тщетность борьбы, а вот она явно полагала, что он достаточно мелочен, чтобы продолжать оскорбляться по этому поводу.

Но теперь она вообще его сторонилась, отказываясь рассматривать альтернативы и компромиссные возможности. Он почти месяц не мог добиться личной встречи. Хуже того, ослабла его поддержка в правительстве. Идиоты возомнили, что он в отместку попытается застопорить проект с китобойней, и лишит их прибыли.

Так что он временно остался без придворных рычагов влияния. Это, конечно, выводит из себя, но ничего непоправимого тут нет. Есть и другие способы воздействовать на ситуацию. Покуда они остаются в тени его собственного департамента безопасности – он волен поступать, как считает нужным.
Но он за себя не ручается, если ещё и это немое исчадие Бездны намерено вставлять ему палки в колёса...

Серконец посмотрел на него с явным раздражением и молча протянул свёрнутый пергамент.

– В чём дело, Корво? Сегодня вы просто мальчик на побегушках? – участливо поинтересовался Берроуз, расплываясь в улыбке. – Неужели не развлечёте меня беседой?

Корво остался каменно невозмутим.

– Оставьте на столе, – распорядился Берроуз. – Если это всё, я вынужден просить оставить меня в одиночестве. Я занят важными делами.
Корво словно бы задумался, не настоять ли ему на своём, но всё-таки шагнул к обширному столу и спокойно положил документ.

– Премного благодарен. А теперь...

Он чуть не сплюнул от отвращения, увидев, что вскинутые руки Корво начинают сплетать слова, а тёмные глаза пытаются перехватить его взгляд. Берроуз решительно повернулся к нему спиной.

Нет уж. Он никогда не позволит себе опуститься до уровня этого увечного пугала.

– Как я уже говорил, лорд-защитник, меня ждут дела...

По звуку шагов он догадался, что Корво хочет обойти его, и поспешил принять контрмеры: а именно, ушёл к барной полке в углу кабинета и взялся за бутылку бренди. Краем глаза он успел заметить, что тот всё ещё жестикулирует.

– …дела, важность которых превосходит всё остальное.

Какая разница. Пусть глупец хоть весь день машет руками.

Пока он, Берроуз, на него не смотрит, у Корво нет голоса. И нет иного выбора, кроме как молчать. Как ему и положено.

Наливая крепкий напиток в маленькую рюмку, лорд-разведчик слушал тяжёлую тишину, нарушаемую лишь перезвоном стекла. Он сжимал стакан в руке, пока наконец, вечность спустя, звук удаляющихся шагов не подсказал, что лорд-защитник отступает.

Напоследок тот от души хлопнул дверью - треск раздался, как от выстрела, и дверная рама затряслась под напором безмолвного гнева.

Лорд-разведчик вздохнул, обращаясь к опустевшей комнате.

– Проклятый выродок...



– О...

– Прошу прощения...

– Нет-нет… извините…

Джессамина оторвалась от документов, следя за столкнувшимися в дверях камеристкой Кларой и секретарём Кромвелем.

Кромвель, держащий в охапке преизрядное количество бумаг, выглядел почти комично, пытаясь пройти в кабинет и одновременно не задеть камеристку. Клара, чьё остренькое личико пылало ярким румянцем, отгораживалась подносом с посудой и остатками завтрака.

– Ах, виноват... - на лице Кромвеля забрезжила застенчивая улыбка. Он посторонился, освобождая ей путь.

Удаляясь, Клара оглянулась и обнаружила, что он смотрит ей вслед.

Джессамина с интересом наблюдала.

В последнее время подобные интеракции между её субтильной камеристкой и главой личной канцелярии участились. Что Клара краснела при встрече, что Кромвель нервничал, оказываясь в её присутствии.

А началось всё после праздника Фуги. Джессамине, конечно, не составило труда сопоставить факты и сделать выводы. Если она правильно помнила (а помнила она правильно!), то именно она в тот праздничный вечер отослала Клару с весточкой Кромвелю.

Поэтому, она не стала задавать вопросы. К тому же, это её не касается. Так что, когда Кромвель просеменил к её столу, Джессамина просто отвела глаза и спокойно осведомилась:

– Вы здесь по поводу господина Хэмиша?

– Да-да, госпожа.

Раскрыв очередной гроссбух, Джессамина выжидающе подняла руку с уже проверенным томом.

Корво молча принял гроссбух и подал ей другой, который она аккуратно положила на краешек письменного стола, в очередь. Её верная, молчаливая и вездесущая тень...

– Всё в полном соответствии, госпожа, всё до последнего нолика, – присаживаясь в кресло для посетителей, заверил Кромвель, поглядел на лорда-защитника рядом с императрицей и поздоровался. – Добрый день, Корво.

Джессамина, даже не поднимая глаз от учётных регистров, точно знала, что тот приветственно помахал в ответ.

– Говорите, нет расхождений? А в расходах на дополнительные материалы? На транспортировку? – спросила она и подняла холодный колючий взгляд на секретаря. Тот ответил озадаченно-беспомощной гримасой и протянул ей стопку бумаг.

– Всё учтено, ваше величество! Во всяком случае, выглядит именно так.

Джессамина раздражённо фыркнула, глядя на россыпи цифр и силясь найти ответы, поиски которых тянулись уже не первую неделю.

– Это неприемлемо. Разве может строительство китобойни обходиться в такие суммы?!

– А вдруг может?

Джессамина отодвинула бумаги и прижала пальцы к вискам.

Сначала всё шло, как по маслу: проект приняли на ура, Парламент был в восторге, финансовый план утвердили в рекордные сроки, и началось строительство нового государственного предприятия. Джессамина была полна оптимизма, даже воодушевления: наконец-то у неё появилась реальная возможность дать что-то и народу, и аристократии. Работа, прибыль, плата по долгам...

Но на деле всё идёт к тому, что долгов станет ещё больше.

– Уже четыре месяца никакого реального продвижения. Они выкачивают последние деньги из казны! – с отвращением глядя на чернильные строчки, заметила Джессамина. – С такими-то успехами прибыль от проекта никогда не покроет затрат! Мы останемся должны...

– Ваше Величество, я понимаю…

– Господин секретарь, я не могу сидеть, сложа руки, когда меня обкрадывают.

– Что вы, я не это имел в виду, – разволновался Кромвель и робко потыкал пальцем в бумаги. – Но что, если это просто временные трудности? А когда введём фабрику в дело, несколько лет работы покроют убытки.

Та в отчаянии покачала головой.

– Такими темпами мы выбьемся из бюджета задолго до завершения строительства.

Кромвель поник, а Джессамина, воспользовавшись паузой, прикрыла глаза.

Тяжело.

В последнее время стало очень тяжело. Ничто не сравнится по напряжению с прошлогодними поисками лорда-защитника и обстоятельствами после обретения оного, но год нынешний припас для неё иные испытания. Теперь затруднения носили сложнозапутанный политический характер. Наступила пора переквалифицироваться в бизнес-леди – и быстро.

– Быть может, стоит обсудить проблему после ужина в честь графа и лорда Соколова? Хотя бы завтра?

И хотя Джессамина понимала желание Кромвеля сменить тему, напоминание отнюдь не умиротворило её.

В ситуации с графом Тамаракским ещё предстояло разобраться. У неё имелись сомнения в подоплёке его визита в Гристоль – и достаточно длинный список вопросов к королевскому лекарю, чтобы делать какие-то однозначные выводы.

Утреннее явление Тамира Моисеева, равно как и его напористость, застигли её врасплох.

Нет, проблемы нужно решать по мере их поступления.

– Вызовите Хэмиша во дворец.

– Он уже дважды приезжал и всё подробно разъяснил! – устало напомнил Кромвель.

Джессамина наградила его опасным взглядом... но, увы, он прав. Господин Хэмиш, которого явно нервировали её попытки вникнуть в проблему, держался холодно и раздражённо. Последняя их встреча оставила Джессамину в беспомощной ярости.

Она, конечно, могла лично осмотреть строящуюся китобойню...

Она тут же поставила крест на этих мыслях. Ничего путного из этого не выйдет. Официальная инспекция означает, что придётся объявить Хэмишу о своих намерениях. Скорее всего, она услышит всё те же разуверения – ну, разве что, декорации поменяются.

Но что-то ведь абсолютно точно не так! Ощутимые суммы расходились неизвестно на что, а Хэмиш объяснял необходимость этих подозрительных расходов столь бодро и убеждённо, что Джессамина невольно насторожилась. Казна стремительно пустеет, а он из кожи вон лезет, убеждая, что так и надо. Нет, на фабрику надо нагрянуть без предупреждения.

Что, между прочим, на практике неосуществимо. Передвижения первого лица государства очень плохо совместимы с фактором внезапности. Пусть и с минимальным сопровождением...

И даже если она преподнесёт Хэмишу сюрприз, объявившись на пороге китобойни, и потребует объяснить всё ещё разок – где гарантии, что он не пустится в прежние заученные разглагольствования? Она ведь не специалист в управлении стройплощадками и не сможет уличить его во лжи. Если и идти туда - то исключительно инкогнито.

– Если надо, я распоряжусь вызвать Хэмиша ещё раз, – уныло предложил Кромвель, возвращая её в реальность.

Джессамина подняла на него взгляд, уже загораясь новой идеей.

– Нет... знаете, вы правы. В этом нет смысла.

– Ваше Величество?

Она повернулась в кресле и посмотрела Корво в глаза. Тот в ответ сосредоточенно нахмурился. Всё это время он чутко прислушивался к их беседе, стоя у стола и держа в руках стопку гроссбухов. Но, обнаружив себя под прицелом её внимания, он подобрался, предвкушая новые приказы.

– Я придумала кое-что получше, - прошептала Джессамина.

Следующая глава
Предыдущая глава

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

Полтора дня без интернета.
Я сделала столько всего полезного - испекла кекс, прибралась в подъезде, дорисовала Корвито себе на рабочий стол, доперевела очередную главу "Жестов"...
Надо почаще в оффлайн уходить.


You will never walk alone by ViaEstelar on deviantART

@темы: эскапизм, Dishonored, real life? what real life?, вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Хорошо мы сыграли)) Вернее, команда сыграла, а я была почти эталонной рыбой-дебилом: смотрела с интересом.





А они все равно сочинили про меня страшилку. Обожаю этих людей

Тук-тук-тук!

Кто там?!

Гость: Сломанный компас

Маскируется: silentindigo

Как выглядит?

Как пугает?

2 левел
Арт: «Всего лишь смерть», «Сирень и Пурпур», «Вы там», «Дыры в мироздании»

Как спастись?

Спрятать кисти.

@темы: Мор (Утопия), real life? what real life?

---

И ХАЛФЛАЙФ 3 Я ТОЖЕ ХОЧУ!!!

И эти товарищи, судя по всему, тоже!
www.indiegogo.com/projects/we-want-half-life-3

И ваще.

Unforseen Consequences by ViaEstelar on deviantART

@темы: for science, you monster, где мое светлое будущее???, if I stop laughing I willl probably cry, вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Хочу Хэллоуин скорее.

Knock-Knock? by ViaEstelar on deviantART

@темы: вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется

---

Diplomatic Gestures, Глава 20

в которой Соколов предупреждает, Корво не танцует, а праздник не удаётся. А переводчик чересчур увлекся энцэшными иллюстрациями.

Глава 20.
Первая Фуга (часть 2)

Она не думала, что бутон настолько хрупок, пока тот не рассыпался под прикосновением пальцев.

Увядающие, как бы тронутые ржавчиной, лепестки легли на кожаную перчатку, точно капли крови.

Джессамина поспешно прогнала образ, роняя погибшую розу в траву.

– Ваше Величество?

Она слегка тряхнула головой, очнувшись от задумчивости, и быстро переспросила, не глядя на Кромвеля:

– Что вы сказали, господин секретарь?

– Китобойная фабрика, госпожа.

Джессамина, пытаясь по ответу вспомнить, о чём шла речь, прошла по газону к очередному ряду розовых кустов и схватила в горсть сразу несколько веток, усыпанных белыми розами.

Резиденция Колдуинов в Поттерстеде располагалась у скалистого побережья, открытая свежему морскому ветру и солнечному свету. И хотя надвигалась зима, сегодняшнее утро выдалось тёплым и ясным.

Джессамина не могла не воспользоваться такой возможностью и решила посвятить погожий денёк розарию. За огромным садом, разумеется, тщательно ухаживали, но приближающиеся холода и снег быстро убьют цветы.

Это была своего рода праздничная традиция. По приближению Фуги все розы – последний дар уходящего года – срезали и украшали ими особняк в ознаменование года наступающего. Обычай завела мать, и Джессамине было этого достаточно, чтобы считать ритуал достойным продолжения.

Осторожно орудуя тяжёлыми садовыми ножницами, она состригла засыхающие листья, а затем и перерезала толстый стебель белой розы. Добытый таким образом цветок она присовокупила к внушительной охапке, которую держал послушно следующий за ней по пятам лорд-защитник.

Он безропотно позволил нагрузить себя постепенно увеличивающимся букетом и не возражал, когда она продолжила срезать всё новые и новые цветы.
Где-то позади них волочился Кромвель, отягощённый второй партией роз.

– Новая китобойная фабрика, – уточнил он ей вслед, в надежде, что во второй раз она его услышит.

– У нас их с лихвой по всему побережью, - возразила Джессамина, покачав головой.

– Да, но эта - гораздо больше. И финансируется государством.

Джессамина обернулась к нему. Тот, с трудом удерживая свою ношу, морщился от лезущих в лицо веточек подмаренника.

– Серконос уже эксплуатирует собственные китобойные маршруты, – засомневалась она. – И в Гристоле достаточно много действующих предприятий. Хватит ли... самих китов?

– Вполне! - заверил Кромвель. - Большинство фабрик не справляется с объёмами, потому что китов получают больше, чем успевают произвести ворвани. Я очень тщательно исследовал этот промысел, а в стране множество новых коммерсантов, которые пытаются управлять фабриками, не имея базовых экономических знаний. Дело чрезвычайно прибыльное, главное, правильная организация.

– И вы предлагаете построить и спонсировать новое предприятие?

– Да, составим законопроект...

– Государственная... китобойня? - задумчиво проговорила Джессамина, не сразу донеся очередную розу до букета Корво.

– Именно так, Ваше Величество. Видите ли, для такого крупного начинания потребуется рабочая сила.

И Кромвель, гордый своим тонким намёком, попытался улыбнуться, но вместо этого чихнул.

Мысль, впрочем, была здравая, и Джессамина милостиво покивала:

– Работа... и прибыль.

Кромвель поддержал:

– Да, и мы можем ввести ограничения на классовую принадлежность претендентов, чтобы работу гарантированно получили те, кто действительно в ней нуждается – люди из неблагополучных районов.

– Я не позволю использовать их, как дешёвую рабочую силу.

– Само собой, внедрим минимальные стандартные ставки заработной платы. Поскольку строительство будет финансироваться прямиком из казны, прибыль от реализации ворвани будет использована для выплат и погашения кредитов. И таким образом мы...

– Помогаем людям и укрепляем экономику, - Джессамина улыбнулась главе личной канцелярии. - А вы времени не теряли, лорд Кромвель.

– Нынче Фуга, но кто-то ведь должен и по праздникам работать, госпожа.

Та рассмеялась и перевела взгляд на Корво, который внимательно прислушивался к беседе.

– Тут вы с Корво похожи.

Кромвель поглядел на немого. Солнце припекало, так что тот давно сбросил тяжёлый форменный плащ, оставшись в лёгкой бордовой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Его длинные волосы были собраны на затылке в небрежный хвост. И хотя меч и пистолет по-прежнему оставались при нём, лорд-защитник со снопом осенних роз в руках едва ли производил грозное впечатление.

– Смотрите не перетрудитесь, - съехидничал Кромвель.

Корво, лишённый возможности ответить, опасно прищурился.

– Мне нравится ваше предложение, - вмешалась Джессамина. - Приступайте к составлению законопроекта. Чем раньше я представлю его Парламенту, тем быстрее смогу застопорить проект Берроуза. Я знаю, правительству куда больше по вкусу придётся прибыль от новой китобойни, нежели хирамовы нотации.

– Вот и я так подумал. Кстати, раз уж речь зашла. Я тут привёз... - очень непросто лезть в карман, сражаясь с розовыми шипами, вцепившимися в рукав, и с тюльпанами, так и норовящими выскользнуть из-под локтя, но усилия Кромвеля увенчались успехом, и он показал императрице маленький конверт. - Новости от лорда-разведчика по делу Канавана...

Он почти пожалел, что поднял эту тему. Госпожа застыла, выпрямив спину и не донеся ножницы до стебля. Корво тоже ощутимо помрачнел и стиснул зубы.

До чего неуместно прозвучало имя Канавана в солнечном свете Поттерстеда! Императрица и лорд-защитник держались друг с другом так мирно и расслабленно... Кромвель не мог не заметить, насколько страшные события укрепили их взаимное доверие и дружбу. А теперь он невольно напомнил им, что стало первопричиной постоянного присутствия телохранителя...

Он судорожно сглотнул.

Конверт у него забрал Корво, с завидной лёгкостью удерживая охапку роз одной рукой.

Джессамина, вместо того, чтобы одёрнуть серконца, занялась избежавшими секатора бутонами, легко покачивающимися на ветру.

– Глава тайной канцелярии отыскал виновника. Это судья восточного округа, лорд Эррол. Его немедленно арестовали. В отчёте сказано, что в его поместье обнаружились доказательства предательства и связей с Морли, - объяснил Кромвель, предвосхищая вопросы Корво.

Тот сделал какой-то жест.

– Да, уже мёртв, - неохотно признал Кромвель. - Казнён по приказу лорда-разведчика во время допроса.

Джессамина устремилась к следующему ряду кустов. Оба её спутника молча отправились следом.

Значит, лорд Эррол. Она помнила его: пожилой, сдержанный, с запавшими глазами и зачёсанными набок непослушными седыми волосами. Ей несколько раз довелось пообщаться с ним, и в этих редких беседах он держался неизменно вежливо - стремительные поклоны, сердечные кивки... В Парламенте он иногда голосовал против её предложений, иногда - за. Приличный человек. Служил ещё при отце.

Ей бы и в голову не пришло, что он затаил к ней ненависть.

С трудом верится. Во время парламентских прений он никогда открыто не критиковал её, не проявлял особой резкости... Просто держался тихо.

И хотя ей не нравились агрессивные методы добывания информации, коих придерживался глава тайной канцелярии, в верности Берроуза Гристолю она не сомневалась. Он резок, нетерпим и даже безжалостен к тем, кто ниже его рангом, но без причин арестовывать высокопоставленную особу... Только для допроса с последующей казнью... Так что, скорее всего, это правда. Берроуз никогда не пошёл бы на придание огласке столь вопиющего факта, не будь у него достаточных оснований.

Она верила выводам Берроуза, но лорд Эррол не производил впечатление человека, способного устроить покушение на главу государства.

А с другой стороны, ну насколько хорошо она может знать своих подданных? Видеть, что скрывается за фасадом показной вежливости и тонких манипуляций, без которых немыслима придворная жизнь? Можно ли доверять тем, кто никогда не отважится показать своей королеве истинное лицо?
Джессамина подозревала, что нет, скорее всего, нельзя.

Она наткнулась взглядом на своего лорда-защитника, который спокойно наблюдал за ней, и ей стало чуть светлее на душе.

Вот Корво доверять можно. Его она знает.

Но тут Джессамина нахмурилась. Не слишком ли самонадеянно? Ведь, по сути, это неправда. Есть столько вещей, которых она о нём не знает. Столько всего, о чём она никогда не спрашивала и, с точки зрения приличий, спрашивать не должна.

Что ж, Эррол - виновник происшествия - теперь мёртв. Она верила выводам Берроуза.

– Ну, вот и всё, - сказала она. Тихая фраза, обращённая не к секретарю, а к лорду-защитнику.

Ей показалось, что в его глазах тоже отразилось облегчение. Больше никаких подозрений. Никакой напряжённости. Во всяком случае, пока.

Когда он забирал у неё из рук свежесрезанные розы, их пальцы легонько соприкоснулись, и Джессамина поклялась себе, что обязательно узнает о нём как можно больше – всё, что он пожелает ей открыть.



Когда секретарь удалился, а слуги благополучно занялись цветочным урожаем, Джессамина расположилась на террасе за чашкой чая.

Отсюда удобно было любоваться океаном, с его живописными утёсами и каменистым побережьем, простирающемся за декоративными ландшафтами садов.
Когда-то, юная и свободная, она гуляла по берегу, играя с морской пеной или, иногда, с отцом. Сильно ли изменилось побережье с тех пор? Или маленький грот с другой стороны утёса по-прежнему наполняется водой во время приливов, становясь ловушкой для рыбёшек? Джессамина грустно улыбнулась, вспоминая, как в детстве таскала из кухни стеклянные банки, чтобы отлавливать рыбу и возвращать её обратно в океан. Времена были проще. Решения тоже.

Ранее она изрядно озадачила весь персонал Убежища, объявив, что ужинать намеревается наедине с лордом-защитником. Корво тоже показался ей несколько ошарашенным, хотя она не поняла, почему. Всё равно они практически не расставались. Кому, как не ему составить ей компанию на праздники?

Объявив о своём решении, она отпустила Корво под предлогом, что ему нужно немного свободного времени, чтобы подготовиться к ужину. Впрочем, убедить его в этом оказалось не так-то просто. В сумрачных глазах читался отчётливый протест, руки неуверенно поднялись в воздух ‒ он был достаточно послушен, чтобы покориться её воле, и достаточно упрям, чтобы поколебаться.

Джессамина сомневалась, что он ушёл дальше коридора. Это, конечно, утомляет, но и успокаивает тоже.

Нынешний визит в Поттерстед обещал стать самым приятным за всё время после смерти отца.

Обычно она проводила время в одиночестве: прогуливалась, ездила верхом и работала, невзирая на так называемые каникулы. В этот раз прогулки пешком и верхом, разумеется, никуда не делись, но теперь у неё был собеседник. Эта перемена оказалась ей по вкусу.

И далеко не в первый раз Джессамина задумалась, не выходят ли их отношения за рамки приличий. Корво её телохранитель, но... временами у неё складывалось впечатление, что она держится в его присутствии слишком расслабленно. Слишком раскрепощённо.

И, пожалуй, это впечатление правдиво.

Но некому поставить её на место.

В дверь, уводящую с террасы, постучали, и Джессамина была почти уверена, что сейчас вернётся Корво с этим его потерянным лицом и тревожным взглядом.

– А, Клара, - кивнула она камеристке, которая присела в реверансе, прежде чем войти на обдуваемую ветром террасу.

– Прошу прощения, Ваше Величество, но вам письмо от королевского лекаря.

Джессамина изумлённо вскинула брови.

– От... лекаря? Вот уж не ожидала, - отозвалась она, поднимаясь и протягивая руку за посланием.

Антон Соколов, которого она знала с раннего детства, особой обходительностью не отличался. С ней он держался без обиняков, прямолинейно и подчас даже вызывающе - но гениям и не такое прощается. К тому же, он тивианец, а тивианцы вообще не слишком терпеливые люди.

По натуре своей скрытный, он предпочитал едва ли не отшельнический образ жизни. Даже будучи одним из её приближённых и весьма важной особой при дворе, он очень ценил уединение своего дома, расположенного за Колдуинским Мостом. Большую часть времени он посвящал работе в Академии. Джессамина столь высоко ценила его заслуги перед короной, что старалась закрывать глаза на его личные проекты.

И, кстати о личных проектах, разве он не должен быть в Пандиссии? Но письмо...

– Как он очутился в Тивии? - вопросила она вслух, словно Клара могла быть в курсе тайн доктора.

«…экскурсию по материку пришлось по ряду причин прервать и отправиться на родину. Меня подбросили до треклятой Мейи (та ещё дыра!), оттуда отправляюсь в Тамарак. Надеюсь, что не надолго: перспектива застрять тут ещё на пару лет меня совершенно не прельщает. Принимающий меня граф намерен выслать дипломатов для организации встречи. Будет ухлёстывать за вами, готовьтесь. Ожидайте моего возвращения в месяц дождей. И, ваше величество, пришлите за мной корабли, а то мне придётся брать взаймы тивианские. Соколов».

Джессамина не знала, сердиться ей или смеяться, и решила удовлетвориться чем-то средним. Да уж, совсем не поздравительная открытка.

– И куда же делись корабли, на которых вы отправились в экспедицию, любезный друг Соколов? - пробормотала она, задумчиво встряхивая послание. Доктор, как всегда, резок и явно опечален необходимостью пользоваться услугами соотечественников, которых он терпеть не может. Хотя, к гристольцам он тоже тёплых чувств не питает.

«Принимающий меня граф…» Какой именно граф? Вот же любитель опускать значимые подробности.

– Было только это письмо? - спросила она. Клара кивнула.

– Да, мадам.

Сдавшись, Джессамина сложила письмо и отошла к перилам. Солнце уже медленно клонилось к горизонту.

– Кажется, в новом году приедут погостить тивианцы.

– Как вы сказали, мадам?

– Нет-нет, не важно, - отмахнулась Джессамина, разглядывая сверкающий океан. Вот и последний закат года.

В городке Поттерстеде уже наверняка зажигаются огни, и народ собирается на маленькой площади. Над узкими, брусчаткой выложенными улочками разливается беззаботная музыка, пабы полны, люди смеются, попивая эль.

Джессамине до сих пор не случалось испытать на себе Фугу во всём её разнузданном буйстве, но в столице размах гуляний ощущался даже в отделённой Ренхевеном от города Башне: стоя у окон, она могла отчётливо слышать гомон толпы и видеть мириады огней.

Поттерстед, конечно, не Дануолл, но...

Она обернулась к Кларе, которая уже убирала поднос и остывший чай со столика.

– Клара?

Камеристка немедленно выпрямилась и мимолётно подняла глаза, показывая, что слушает.

– Да, госпожа?

– Оправьтесь в город и передайте письмо Соколова лорду Кромвелю, ‒ возвращая послание, распорядилась Джессамина.

Клара медленно и нерешительно приняла конверт.

– Кромвель остаётся в городе до утра, после чего собирается вернуться в Дануолл. Хочу, чтобы он поставил всех в известность.

– Да, но что...

– Затем вы свободны, покуда не прозвучат колокола Аббатства, ‒ закончила Джессамина, не давая ей договорить.

Клара не выглядела обрадованной. Джессамина хорошо знала свою камеристку – она из тех, кто изнывает от беспокойства в отсутствие привычной работы. Но Клара так же ни за что не посмеет возражать.

Камеристка медленно присела в глубоком реверансе.

‒ С-спасибо вам, госпожа.

‒ Это всё, Клара. Приятного вам вечера, ‒ улыбнулась Джессамина, кивая на прощание.

Слушая её удаляющиеся шаги, она смотрела, как солнце льнёт к горизонту, а облака окрашиваются густым багрянцем.



Чтобы заманить Корво за праздничный стол, пришлось прибегнуть к увещеваниям (и к хитрости в виде стакана виски).

Обнаружив, что слуги накрывают ужин в парадной столовой, она немедленно приказала перенести всё в небольшой зал, примыкающий к её спальне. В столовой слишком просторно для двоих, объяснила она.

Затем она распустила почти весь персонал особняка.

Отец всегда поступал так же – и по какой-то причине все каждый раз удивлялись. «Они имеют право наслаждаться праздником», - говаривал Юхорн Колдуин. – «Равно как и я. Подальше от тех, кто намерен сделать меня частью торжества».

То же самое Джессамина повторила лорду-защитнику, когда тот попытался её остановить.

Но, кажется, отсутствие посторонних глаз и стало основной причиной, по которой он всё-таки посмел сесть напротив неё за небольшим столом и разделить с нею ужин.

Как бы то ни было, в комнате гораздо уютнее, когда он не рыщет по углам, исполненный сознанием долга.

В этом году повара себя превзошли. Каждое блюдо, украшенное по сезону, было произведением искусства: свежайшие фрукты, нежное мясо, тушёные овощи и тёплый хлеб. Наблюдать за Корво было сплошным удовольствием: он очень прилежно старался соблюдать правила столового этикета, сосредоточенно насупившись, медленно и осторожно тянулся за тарелками и совсем по-ребячьи раньше положенного приступил десерту. Джессамина удержалась и не стала поддразнивать его, даже когда он взял третью добавку.

Они ели в приятной необременительной тишине, наполненной пляшущими тенями и тонкими ароматами еды и роз.

Джессамина поддерживала одностороннюю беседу: тихо делилась воспоминаниями о прошлых пирах в компании отца, рассказывала, как по-разному жители Поттерстеда и Дануолла празднуют Фугу.

Когда всплыла тема менее безобидных атрибутов праздника Корво, наконец, заговорил.

«Их не ловят?»

Джессамина поколебалась под его чуть насмешливым взглядом.

– Нет, только не в «пустое время». Такова традиция, - как можно беззаботней, чтобы не тревожить его зря, пояснила она.

«Убийство?»

– Такое не приветствуется, – попыталась отмахнуться она. – Не то, что бы Аббатство намеренно подавало людям дурные идеи... Наоборот, вчера на службе прихожан предостерегали от соблазнов Фуги, говорили, что у поступков будут последствия, пусть закон и закрывает на них глаза.

Корво отложил вилку, чтобы легче было выразить смятение и неудовольствие.

«В честь праздника людям позволяют убивать и воровать?»

– Нет же, не в честь праздника. Просто это время свободы. Очищение без участия Аббатства и власти. Время, когда можно помочь себе... усмирить... влечение к греху.

Объяснение даже для неё прозвучало достаточно путанно и мало убедило скептически прищурившегося Корво, так что она продолжала:

– Аббатство налагает множество жёстких правил и ограничений на каждый аспект человеческой жизни, но даже они понимают необходимость... ну, назовём это разрядкой. Время, когда дозволено безнаказанно грешить, чтобы не грешить после, - ей вдруг пришло в голову, что сама она ни разу не воспользовалась такой возможностью. – Из-за вещей, которые сопутствуют соблазнам, и из-за того, что всенародные гуляния в любом случае приходятся на конец сезона, так сложилось, что Фуга стала скорее торжеством греха, нежели очищения.

Корво ничего не ответил, только как-то странно вздохнул и потянулся за графином.

– Разве на Серконосе иначе? – полюбопытствовала Джессамина.

Он глянул на неё, наливая виски в стакан.

– Ведь там уже столько убийств... и грехов. Наверняка люди не гнушаются ими и в дни вне календаря?

Корво ответил серией разнообразных жестов прежде, чем приняться за наполненный стакан.

«У нас это просто карнавал. Люди пьют, танцуют, убивают. Но если ты попался, то всё равно накажут».

– Не думаю, что там попадется так уж много народу, – улыбнулась Джессамина.

Уголки губ Корво лишь слегка приподнялись, когда он поднёс стакан ко рту.

– Значит, вы танцуете, серконец?

Фраза ввергла Корво в неподвижность и стёрла наметившуюся полуулыбку. Он так и замер со стаканом в руке.

– Вы наверняка слышали, что рассказывают про ваши танцы, - негромко рассмеялась она и одарила его взглядом, яснее ясного говорящим: она готова ждать ответа, сколько потребуется.

Он нервно отвёл глаза, и она могла бы поклясться, что слышит, как он одним глотком проглотил весь набранный в рот виски. По правде говоря, у неё и в мыслях не было подначивать его, но она ничуть об этом не пожалела, приметив лёгкий румянец на смуглых щеках.

Его руки двигались чуть менее плавно, чем обычно.

«Нет. Я не танцую».

– Почему?

Корво недовольно поморщился, явно не желая развивать поднятую тему. Джессамина пришла в восторг: ей редко доводилось видеть столь выразительную мимику на его сдержанном лице.

«Висельников не учат танцевать».

Джессамина фыркнула:

– Но было же у вас свободное время, чтобы заниматься чем-нибудь, кроме... – тут она неловко умолкла, но Корво был достаточно великодушен, чтобы проигнорировать подтекст.

«Я не танцевал!» - настаивал он, дважды повторив жест для вящей убедительности.

Джессамина усмехнулась и кивнула, показывая, что больше не собирается его мучить.

– Раз так, считайте, что вам повезло оказаться в Гристоле. Здесь если и танцуют, то что-нибудь очень бальное и церемонное. Вальсы, в основном.

«Но не сегодня».

Джессамина ухмыльнулась в ответ на его лукавую улыбку.

– Это точно, не сегодня.

Остаток вечера проходил примерно в таком же ключе. Она расспрашивала его о традициях и обычаях Серконоса, Корво просвещал её, задавал встречные вопросы и не уставал поражаться гристольским порядкам. И хотя они затронули отдельные чувствительные темы, задувавший в открытые окна морской бриз остужал полемический пыл. Корво учил её незнакомым жестам, Джессамина смеялась, и в конце концов пришло время прощаться. Глядя на его скромный поклон и безмолвное «Ваше Величество» (два пальца, подцепив сердце, перекладывают его в карман), Джессамина почти пожалела, что так и не настояла на танце. Ни одна душа во всей огромной Империи не узнала бы. И никаких последствий...

Но даже с распахнутыми окнами музыка с городской площади всё равно не достигала этого отдалённого зала.



От прикосновения холодного воздуха по мокрой коже побежали мурашки, и она, поспешно опустив бокал с вином на мраморный пол, вернула руку в тепло наполненной ванны.

Сделав глоток, она расслабленно вздохнула и откинулась назад.

Разум блаженно молчал, ярко горели расставленные вокруг ванны масляные фонарики, и Джессамина прикрыла веки.

Тишину нарушал единственный звук: капанье воды из крана. Мерно падающие капли тревожили поверхность воды над её телом и слегка, на грани осязаемости, щекотали кожу.

Это было странное, двухтактное вторжение в её одиночество.

Убежище пустовало. В особняке оставались лишь горстка стражей да пара слуг, необходимый минимум, чтобы защищать её и поддерживать порядок. Чудесно это сознавать: ей редко удавалось освободиться от услужливой молчаливой толпы, которая не то, что бы заполняла собой одиночество, но и не оставляла в покое.

Зато сейчас... камеристка уехала в город, лорд-защитник ушёл к себе...

Она сделала несколько глубоких вдохов. Алкоголь согрел и расслабил её, смягчив даже самые глубокие, неусыпные тревоги о долге и работе, но теперь, когда рядом не было Корво, когда не нужно было всматриваться в его быстрые жесты и тёмные глаза, гнетущие мысли начали возвращаться.

Джессамина шевельнулась, чтобы отогнать их, отвлекаясь на движение воды, скользнувшей по телу и ударившейся о бортики ванны.

До чего приятно остаться без непрестанной опеки, при всём её хорошем отношении к Кларе. Джессамина с готовностью воспользовалась её отсутствием и сама набрала ванну, едва распрощавшись с Корво.

Пришла мимолётная мысль: не очищает ли там Клара себя от греховных помыслов на год вперёд?

Вот ей такого не дано...

Джессамина нахмурилась.

Наверное, это осознание крепло весь сегодняшний день, и его лишь подстегнули мысли о далёких празднествах и вопросы Корво. Осознание, что она отрешена от того, чем так искренне наслаждаются её люди.

Отчего же она не с ними, не очищается от грехов?

«Но в чём повинна императрица?» - спросила она сама себя.

Надо подумать.

Блуждающий взгляд, беспокойные руки, лживый язык...

Нет. Она не завидует, не крадёт и не лжёт. Не потому, что она на это не способна. Она свободна от необходимости так поступать.

Ей просто нечем прельщаться.

Даже если она нарядится, наденет маску и сбежит в город, то в итоге просто зря потратит время.

Можно, конечно, напиться допьяна. Или с криками до изнеможения биться в плясках.

Джессамина усмехнулась, прекрасно сознавая, что до такого вряд ли дойдёт.

Быть может, она дала бы волю вожделению? Хватала бы за руки мужчин, кружилась под пиликанье скрипок, прижималась к чужому телу?..

Она скользнула вниз, спрятав смущённую улыбку под водой – от движения длинные распущенные волосы колыхнулись вдоль тела, легко касаясь кожи. Вместо того, чтобы прислушаться к рассудку, заметившему, что она ведёт себя глупо, Джессамина обратилась к воображению. Она представила незнакомые руки, сжимающие в танце её талию. Склонённое к ней мужское лицо. Прикосновение щеки к щеке: так на балах мужья иногда прижимали к себе жён во время медленных вальсов.

Она представила чужое жаркое дыхание у своего уха. Представила, как, позабыв приличия, хохочет и хватает незнакомца за лацканы. И целует его, как положено в Фугу – бессмысленно, безумно, в полные губы, длинный нос, тёмные глаза...

Джессамина распахнула глаза и, цепляясь за фарфоровые бортики, села и уставилась на противоположную стену неподвижным взором.

Вода из крана капала в такт сердцу, которое тяжёло и гулко колотилось о рёбра.

Нет.

Это было всё, о чём она могла в тот момент думать, поспешно изгоняя из головы нафантазированные образы.

Праздник Фуги не для неё. И она бы никогда... только не с...

Она стремительно соскользнула вниз, с открытыми глазами нырнув под воду, тяжело заполоскавшуюся в ванне от её внезапного погружения. Уши заложило, шок от быстрого движения сковал тело.

Вынырнув, она несколько раз вдохнула и выдохнула.

Через несколько дней, да, через несколько дней она вернётся в Дануолл и займётся финансовыми реестрами. Законопроект Кромвеля нужно во что бы то ни стало провести через Парламент, собрать сторонников. Чем больше их – тем больше денег.

Необходимо заставить этот закон работать – не то Берроуз начнёт депортацию малоимущих. Она не позволит обращаться с людьми, как с неодушевлёнными предметами. И если придётся подкупить пару-другую судей – что ж, да будет так.

Джессамина закрыла глаза, прислушиваясь к размеренному капанию.

Надо будет тщательно распланировать строительство новой фабрики. Найти управляющего.

Масло в светильниках постепенно выгорало, свет мерк, привычные мысли текли мирно и неторопливо. Успокоившаяся Джессамина, сонно моргая, медленно погладила водную поверхность кончиками пальцев, притворяясь, что это стекло. Пора бы уже вылезать и идти спать. Скоро, уже скоро звон колоколов приведёт новый год...

Она сделала глубокий вдох и снова окунулась, на сей раз медленно. Она зажмурилась, чувствуя, как вода наполняет уши, тяжестью ложится на плечи и голову, вытягивает их неё последнее напряжение. Волосы плыли призрачным дымчатым саваном. Джессамина заставила себя ни о чём не думать.

Звук падающих капель здесь слышался совершенно иначе: он был ритмичным, отчётливо громким, как тиканье исполинских часов, с отзвуком фарфорового эха.

И другой звук... ноющий, резкий, металлический... Быть может, из канализационной трубы?

Она прислушалась, несмотря на растущую тяжесть в лишённых воздуха лёгких.

Странный шум некоторое время рос, достиг отдалённого крещендо и заглох. Затем повторился: звон камертона или гудок далёкого корабля.

И он стал... ощутимо громче. Свербящий вой внезапной болью отдался в ушах, и Джессамина, дёрнувшись, подняла руку, чтобы уцепиться за бортик, вынырнуть и посмотреть, в чём дело.

Но она не смогла дотянуться до поверхности.

В тревоге распахнув глаза, она обнаружила, что вокруг неё густеет чернильная тьма, с едва заметными пятнами света далёких тусклых ламп.

Звук достиг таких высот, что тряс её тело, рвал барабанные перепонки, всверливался прямо в мозг. Она закричала, заметалась, и вода хлынула в рот...
Почему так громко?! Оно словно туманная сирена, словно кит...

Она снова попыталась завопить, беспомощно барахтаясь в бескрайнем океане. Океан запечатал горло, потащил вниз, и во вспышке паники она осознала: это смерть.

И опять закричала, почувствовав пристальный взгляд мёртвых белесых глаз Галлуса Канавана.

Она умирает, она...

Что-то чёрное потянулось к ней, обхватило и выдернуло на поверхность. Она ударилась о воздух, как об стену, отчаянно пытаясь одновременно дышать, кашлять и избавиться от наполнившей лёгкие воды.

Свет обжёг глаза, холод впился в каждый дюйм кожи, пронзив до самых костей. Джессамина, вырываясь из лихорадочного кошмара, билась, как в тенетах, но что-то тяжёлое навалилось на неё, пригвождая к...

– Кор… во?

В поле зрения возникло его лицо, так внезапно, что Джессамина онемела, поймав взгляд тёмных глаз.

И в этих глазах застыли ужас и непонимание.

«Джессамина!»

То, что его воображаемый голос зовёт её по имени, настолько ошеломило её, что она прекратила вырываться и застыла, мокрая и продрогшая, в его объятиях.

Он бил себя большим и указательным пальцами о грудную клетку, приоткрыв рот, точно в крике.

«Джессамина! Джессамина!»

Этот жест... начало её титула, его приветствия, его салюта. Два пальца у сердца - но на этом жест обрывался, и пальцы снова и снова ударялись о грудь. Она поняла, что означает эта отчаянная настойчивость. Он пытался быстро позвать её, привлечь её внимание, но... это оно. Так выглядит её имя.

«Джессамина!»

– Корво! - снова попыталась она, трясясь. - Я...

Он держал её, нагую и замёрзшую, и вода медленно просачивалась сквозь плотные слои его мундира. Джессамина ощущала впившиеся в рёбра пуговицы его жилета, прилипшую к бедру полу тяжёлого кожаного плаща. Её охватил жгучий унизительный стыд. Только что она слышала оглушающий вой в ушах и барахталась в пустоте, но теперь лежит на мраморном полу на коленях у лорда-защитника. Как сумасшедшая.

– Я... я упала...

Тёмные глаза лихорадочно обшаривали её лицо, как бы в поисках объяснения, которого у неё не было. Когда он увидел, что и она понимает не больше его, смятение в них лишь усилилась.

Одной рукой удерживая её голову на сгибе локтя, он попытался прожестикулировать что-то другой: слишком быстро, слишком размашисто, слишком сложно. Она не поняла и не ответила. Но не протестовала, когда он, взяв её на руки, поднялся с пола: он хотя бы выглядел решительно и, несомненно, куда лучше владел ситуацией.

Корво понёс её к двери, ступая по лужам и битому стеклу, громко хрустнувшему под каблуками. Отстранённо глянув вниз, Джессамина заметила осколки бокала и пролитое красное вино. Наверное, он разбил его, ворвавшись в ванную...

Она прижалась лбом к изгибу его плеча, в жалкой попытке прикрыть наготу руками, пока он нёс её в спальню.

Там он посадил её на краешек кровати, старательно отворачиваясь в сторону. В этом было столько уважения и деликатности, что Джессамина невольно ощутила слабое тепло, шевельнувшееся где-то в глубине души. Но она сжалась на мокрых шёлковых простынях беспомощная и несчастная, и не находила в себе сил его выразить.

Корво спешно пересёк комнату, на ходу сдирая с себя тяжёлую промокшую шинель и бросая её на пол. Он с шумом открыл стоящий у входа в ванную сундук с бельём, вываливая наружу всё его содержимое.

Вернулся он к ней по-прежнему насупленный и взволнованный, с охапкой льняных простыней и полотенец. Ими он и окутал её. Окружил со всех сторон, поддёргивая ткань то тут, то там, чтобы высушить её, прикрыть, согреть. Джессамина натянула простыню на плечи, не в силах заставить себя взглянуть ему в лицо:

‒ Спасибо... спасибо... нет... я...

Корво опустился перед ней на колени. Он нашарил ещё одно полотенце, обернул им ноги Джессамины и прижал к себе, словно это помогло бы ей высохнуть быстрее. Она поджала ноги и покрепче вцепилась в ткань, собранную на груди.

‒ Спасибо... Всё, Корво, прекрати.

Тогда он замер, посмотрев ей в глаза.

И она замерла.

И они молча смотрели друг на друга, пока ужас и унижение не сделали тишину невыносимой, вынудив её открыть рот:

‒ Я... я не знаю, что случилось... я заснула...

Корво поднял руки и, не отрывая от неё серьёзного взгляда, с чеканной медлительностью сказал:

«Ты тонула».

‒ Да нет же... я не могла...

Корво только покачал головой, тихо, прерывисто выдохнув.

‒ Я правда... я не знаю, что произошло, - окружающий мир потерял чёткость: то на глаза навернулись слёзы от отчаяния и абсурдности всего происходящего. – Мне кажется, я заснула и...

Корво мягко взял её за руку, другой коснулся своего сердца.

«Джессамина».

Она замолчала, глотая слёзы и пытаясь подавить истерику.

«Ты в порядке?»

Она внимательно вслушалась в себя. Как ни странно, холодный рассудок вернулся. И она могла дышать, видеть, слышать... Неужели всё дело в переизбытке усталости и алкоголя? Её рассеянный ум помрачился от переутомления. Очень похоже на правду.

Джессамина вдохнула, выдохнула – и Корво терпеливо ждал. Наконец, она кивнула:

‒ Да. Я думаю, что в порядке.

Он тоже медленно кивнул.

‒ Но я не знаю, что...

Корво прижал палец к губам и прищурился. Его жесты были нарочито медлительными, но ей пришлось приложить усилия, чтобы оторвать взгляд от сочувственного лица и следить за руками.

«Фуга продолжается».

Джессамина непонимающе сдвинула брови. Он, медленно выводя знаки, объяснил:

«Можно не говорить об этом».

Осознав, что он имеет в виду, она ощутила прилив невероятного облегчения. Её плечи опустились – капли с волос покатились по коже ледяными струйками. Тошнотворная тяжесть, засевшая внутри, грозила вылиться слезами, но она удержала их волевым усилием.

И всё-таки, ей было важно, чтобы он понял: это не то, чем может показаться.

‒ Корво... Я вовсе не пыталась... ничего такого...

«Знаю».

Он неподвижно сидел у её ног и всё смотрел на неё, пока она медленно сохла в льняном коконе.

Сложно было сказать, сколько времени они провели так, безмолвствуя и одинаково растерянно глядя друг на друга, но Джессамина поняла, что опять начинает мёрзнуть. Заметив, что она шевельнулась, Корво опомнился, вскочил и принёс ночную сорочку, которую она приготовила себе с вечера. Она безмолвно взяла её, после чего он вышел в ванную комнату, чтобы она могла спокойно переодеться. Натягивая сорочку, Джессамина вслушивалась, как он спускает воду в позабытой ванне, странно благодарная, что он дал ей уединиться, но в то же время остался поблизости. Она свалила промокшие простыни в неопрятную кучу на полу и уставилась на неё тоскливыми опустошёнными глазами.

Лучше не думать. Лучше не вспоминать немыслимо реальное пение китов. И дымчато-чернильные завитки собственных волос, опутавших и утягивающих её в пустоту бездны...

Когда Корво вернулся, она успела заплести мокрые пряди в косу. Он нерешительно остановился перед нею, сжимая кулаки и глядя на неё так тревожно, словно опасаясь, будто она снова примется тонуть у него на глазах.

‒ Мне уже лучше, - заверила она, отметив, что в голос мало-помалу возвращается привычная твёрдость.

Корво не поверил, плотнее сжав губы. Джессамина попыталась улыбнуться, но это была лишь слабая тень улыбки. Если он ждал, что она прикажет ему быть свободным, то напрасно: она не могла заставить себя отпустить его. Только не сейчас.

Менее всего на свете ей хотелось остаться в одиночестве. Так что она промолчала, обошла кровать и отбросила покрывало, готовясь лечь. Корво наблюдал за ней, и она приняла решение игнорировать странность ситуации, притворившись, что ничего необычного не происходит.

‒ Ты не мог бы потушить лампы?..

Он с явным облегчением, что ему нашлось дело, кивнул и немедленно отправился исполнять просьбу. Джессамина скользнула под одеяло, сражённая внезапной волной изнеможения.

Корво оставил гореть только один светильник на столике у окна и нерешительно вернулся к ней, остановившись у изножья кровати. Он смотрел в сторону, однако у неё не сложилось впечатления, что он сторонится её. Наконец, он опустился в кресло у лампы, повинуясь безмолвному приказу оставаться на страже подле неё.

Джессамина чувствовала, что ей надо извиниться. Но с другой стороны, их обоих, кажется, более, чем устраивало обоюдное напускное молчание. К тому же, Корво уже предложил рассматривать происшествие, как одно из событий Фуги... Как будто ничего не произошло.

Так что взамен она поблагодарила его.

Это меньшее, что она могла сделать.

‒ Корво.

Он поднял голову. Лицо в ночной тени казалось почти бесстрастным, но глаза и беспокойные, нервные движения сложенных на коленях рук выдавали его волнение.

Джессамина не знала слов, которые в полной мере бы выразили её благодарность. Но...

Она прижала бледные пальцы к холодным губам, протянула ему ладонь и вернулась под одеяло.

Корво не ответил.

Но остался.

Джессамина смотрела, как он смотрит на неё, пока её не сморил сон.



В новый год она вошла с опозданием.

Вернувшаяся камеристка сообщила, что она проспала сигнал Аббатства. День стоял ясный, солнечный, совсем как вчера – и, всё-таки, что-то изменилось. Она встала разбитая, вялая, передвигаясь, точно в тумане.

Клара ни словом не обмолвилась о странном состоянии спальни. Все следы беспорядка исчезли, точно их и не было.

Корво тоже не упоминался, и его кресло у окна пустовало.

Впрочем, он стал первым, кто поприветствовал её по выходу из спальни. Так же, как приветствовал её весь предыдущий месяц. Выглядел он гораздо беззаботнее, чем ночью, и она даже смогла ему улыбнуться.

Так что, ничего не поменялось. И в новом году всё будет по-прежнему. Вот только...

«Джессамина».

Она проследила, как он касается пальцами сердца, медлит мгновение и опускает руку.

...вот только отныне всё будет совершенно иначе.

Следующая глава.
Предыдущая глава.
________________________________________________________
Иииииии на этом кончается первый сезон драмы в стиле псевдовикторианский whalepunk. Я пока не решила, приступить ли ко второй части или подождать, пока Шила её допишет.

И картинки, картинки!


Краткое содержание главы:

@темы: Dishonored, for science, you monster, Diplomatic Gestures

---

Diplomatic Gestures, Глава 19

(в которой Корво дарят лошадку)

Глава 19
Первая Фуга (часть 1)

– Доброе утро, господин секретарь!

Кромвель рассеянно кивнул слуге, удерживающему перед ним дверь, и вернулся к увлекательному занятию, которое заключалось в том, чтобы удержать в руках внушительную кипу бумаг и свёрнутых пергаментов.

Могла бы просто отослать их ему в кабинет, подумал он обиженно.

Временами ему казалось, Джессамина Колдуин нарочно придумывает, как бы ещё усложнить ему жизнь. Оглядываясь на события последних месяцев, он лишь укрепился в своих подозрениях.

Свернув за угол, он оторвал взгляд от финансовых документов, проверяя, не идёт ли кто навстречу.

Навстречу шли.

– А, господин секретарь!

Кромвель недружелюбно воззрился на остановившегося перед ним Хирама Берроуза. Он понадеялся, что лорд-разведчик уже удалился в своё имение на праздники, и – увы! – ошибся.

Берроуза он терпеть не мог. С тех самых пор, как его, Кромвеля, назначили первым секретарём. Целый год после этого лорд-разведчик прикладывал массу усилий, чтобы убедить всех игнорировать Кромвеля в качестве официального вестника Её Величества. Никто не слушал, когда он объявлял волю императрицы и после обращались напрямую к ней за уточнениями. Понятное дело, её настроение от этого не улучшалось, а это, в свою очередь, намного усложнило его работу.

Зачем Берроуз так поступал, было выше его понимания, но он знал наверняка, что лорд-разведчик распространил слух, будто предки Кромвеля были из низов и выбились в люди лишь благодаря удачному браку. Поэтому никто и не воспринял его всерьёз.

Он подозревал, что Берроузу любая власть равная или превышающая его собственную - как кость в горле. Интересно, касается ли это императорской власти?

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь, лорд-разведчик? - переступив с ноги на ногу, Кромвель покрепче прижал к себе документы и мысленно пожелал собеседнику провалиться в Бездну.

– Что это у вас? Бюджетные планы на будущий год? – улыбнулся Берроуз. Тон его был равнодушен, словно он поинтересовался исключительно из вежливости, но вопрос слишком уж специфичен. Кромвелю ужасно не нравилось, что этот человек откуда-то просто знал, что происходит.

– Перед отъездом Её Величество подписала множество документов, – уклончиво отозвался он.

– Ещё бы. Она очень прозорливая и организованная девушка.

Кромвель, уязвлённый фамильярностью до глубины своей благородной и верной души, с трудом сдержался, чтобы не поправить «Прозорливая и организованная императрица!»

– Да, но...

Берроуз сцапал лежащий сверху свиток. Взбешённый Кромвель приплясывал на месте, разрываясь между желанием прикрикнуть на лорда-разведчика или выронить всю кипу документов и отобрать похищенный пергамент.

– А! Вижу, наш драгоценный лорд-защитник тоже раздаёт приказы!

Терпение Кромвеля лопнуло.

– Вы не имеете...

– Господин секретарь!

Оба парламентария замерли от неожиданности и одновременно повернули головы на голос. В коридоре появились командор Дален с небезызвестным капитаном Моррисом.

Кромвель немедленно воспользовался дарованным ему шансом.

– Командор Дален, превосходно, что вы явились без промедлений! А я как раз вам навстречу шёл! И капитан Моррис, я счастлив вас видеть.

Оба военных крайне удивились столь бурному проявлению радости, но Кромвель стремительно протараторил:

– Командор Дален! А вот наш лорд-разведчик как раз собирался передать вам список распоряжений лорда-защитника на время его отсутствия. Видимо, вопросы безопасности на праздники и всё такое прочее.

Берроуз при виде надвигающегося Далена настороженно выпрямился.

– Да-да, верно я говорю, лорд-разведчик? - поспешно добавил Кромвель и нервно рассмеялся.

С чрезвычайно кислой гримасой Берроуз отдал свиток командору и, одарив всех троих ледяным взглядом, изрёк:

– Прошу извинить меня, джентльмены. Меня ждут более важные дела.

Троица проводила его взглядами, причём только Дален поклонился на прощание. Кромвель наконец смог перевести дух.

– Чё это было-то? - полюбопытствовал Моррис.

Кромвель отозвался не сразу, напряжённо глядя на закрывшиеся за лордом-разведчиком двери. Сердце заныло в недобром предчувствии.

– Ничего... Что ж, надо будет присмотреть за нашим дорогим лордом Берроузом.




Клара никогда не призналась бы Её Величеству, что предпочитает новые железные экипажи старым каретам.

Они двигались так ровно и плавно по рельсам, проложенным в городе. Никакой лишней тряски, никакие булыжники с камнями не страшны. Они, конечно, немилосердно грохочут, но в них себя как-то безопаснее чувствуешь, защищённее.

Если выехать до зари (что они и сделали), то до Поттерстеда можно добраться к вечеру.

Всю прошлую неделю с тех пор, как императрица приказала готовиться к отбытию, царила обычная суматоха, сопутствующая переезду. Клара должна была удостовериться, что Башня готова к празднику и будет должным образом содержаться в отсутствие Её Величества.

Лорд Кромвель, бедняжка, поделился с нею огорчениями, связанными с надвигающимся торжеством. Он и командор Дален обязаны будут проследить, чтобы дворец был надёжно защищён от неизбежного нашествия перебравших гуляк. К счастью, с появлением Гидрозатвора, подобные инциденты практически свелись к нулю. Кроме этого, Кромвель, чтобы держать императрицу в курсе текущих дел, будет совершать поездки из Дануолла в Поттерстед и обратно.

И хотя Клара (втайне) радовалась, что он навестит их в загородной резиденции, она не могла не сочувствовать: ему ведь не придётся насладиться праздником. Она принимала заботы нервного секретаря очень близко к сердцу.

Очередной подвернувшийся под колесо камень тряхнул карету и её пассажиров. Камеристка покрепче сжала колени, чтобы ненароком не стукнуться о колени Её Величества… или лорда-защитника.

Серконец смотрел в окно, на проплывающие мимо луга и деревья. Дануолл, а вместе с ним и железная дорога с удобными экипажами, остался далеко позади, и теперь они двигались по обычной грунтовой дороге мимо редких ферм и полей.

Клара не любила уезжать из Дануолла и всем сердцем ненавидела долгий нудный путь в Поттерстед, но и она вынуждена была признать, что в этот раз с удовольствием навестит Убежище. Слишком уж много всего случилось за последние дни. Всё встало с ног на голову после покушения при дворе, и навряд ли теперь вернётся на круги своя.

Лорд-защитник стал второй тенью императрицы.

Клара задумалась. Когда бы она не пришла, госпожа теперь всегда находилась в компании Корво. Ну, разве что, он исчезал, когда ей пора было ложиться спать или принимать ванну.

Даже сейчас, на фоне мирного пейзажа, лорд-защитник выглядел напряжённым и готовым к действию. Вместо того чтобы спокойно откинуться назад и любоваться видом, он сидел, выпрямив спину и устремив вдаль ищущий взгляд.

От этого становилось не по себе. Жаль, что госпожа позволила ему ехать с ними, а не поставила его во главе сопровождающего отряда. Раньше с императрицей в карете ездила только Клара.

Но когда она робко покосилась в сторону Её Величества, выяснилось, что той его присутствие как бы и не мешает.

Её Величество задумчиво рассматривала спутника, позабыв про лежащую на коленях книгу.

После долгого молчания странно было услышать её голос.

– Клара, моя лошадь готова?

Серконца, видимо, эти слова тоже застали врасплох. Клара, прежде чем вежливо опустить глаза и ответить, успела увидеть, как резко он обернулся.

– Разумеется, госпожа.

Она ждала чего-то такого и заранее проследила, чтобы любимая кобыла Джессамины была осёдлана, накормлена и почищена.

– Время уже к вечеру.

– Суда по солнцу, да, - согласилась Клара. Как будто это имело значение. Джессамина проявляла все признаки нетерпения, а камеристка прислуживала ей достаточно долго, чтобы понимать её настроения.

– Обычно остаток пути я еду верхом, - вдруг объяснила Джессамина, и Кларе пришлось поднять взгляд, чтобы понять, что обращается та к своему лорду-защитнику. Корво в ответ сдвинул брови и, грубиян такой, даже глаз не опустил. Клара чуть языком не прищёлкнула от неодобрения.

– Прямо у подножия горы проложена дорога для торговых караванов.

Корво шевельнулся. Ловко изогнул пальцы, поднимая руку вверх, ткнул кулаком в подбородок и помотал головой.

«Сегодня вам лучше не ехать».

Клара не могла представить, какие слова могли бы ещё сильнее расстроить императрицу.

– Я позволяю вам заботиться о моей сохранности, лорд-защитник, но так же за мной право игнорировать советы, в которых я не нуждаюсь.

Камеристка сложила сцепленные руки на коленях, не смея взглянуть на Джессамину. Её, к счастью, подобная участь миновала, но она не раз слышала, как госпожа отчитывает тех, кто заслужил этот резкий тон. Клара им не завидовала.

Украдкой бросив взгляд на лорда-защитника, она, к немалому своему изумлению, увидела, что он по-прежнему бесстрашно смотрит в глаза Её Императорскому Величеству.

«Это моя работа».

Клара нахмурилась, уже примерно представляя, какой ответ он получит.

– Ваша работа – раздавать непрошенные советы?

Клара болезненно поморщилась и перевела взгляд на гордый чёткий профиль Джессамины.

Неожиданно для них обеих, из уст немого вдруг прозвучал низкий, хрипловатый смешок.

Клара повернулась к Корво как раз вовремя, чтобы заметить быструю улыбку. Он чуть расслабил плечи и вместо того, чтобы ответить, опустил пальцы уже занесённой для жеста руки на щетинистый подбородок. Он словно бы размышлял, стоит ли продолжать конфронтацию.

Улыбка ещё брезжила на его губах, когда он снова посмотрел на Джессамину, немного обескураженную столь лёгкой победой.

– Если вам тревожно, вы можете меня сопровождать.

Корво продолжал смотреть на неё, и Клара подумала, что он последовал бы за нею в любом случае.

– Вы умеете ездить верхом? - уточнила императрица.

Корво ответил жестом, который Клара не узнала и мысленно пожалела, что неделю назад забросила уроки. К тому же, серконец говорил очень быстро, и читать его жесты было тем ещё испытанием.

Императрица тихонько рассмеялась:

– Конокрад?!

Клара опять нахмурилась. Ну и дикарь.

– Тогда вы умеете скакать очень быстро.

«Да».

Клара в ужасе посмотрела на госпожу. Её словно не волновали ни его дурные манеры, ни признание в прошлых... преступных деяниях.

– Клара, пусть помимо моей кобылы подготовят какого-нибудь хорошего скакуна. Дальше мы с лордом-защитником поедем вместе.

– Да, Ваше Величество.

И всё, бесполезно её отговаривать. У неё в крови это поистине королевское – и колдуинское – упрямство. Так что Клара открыла окошко, крикнула кучеру, чтобы тот остановился, и принялась раздавать нужные распоряжения.




Земля стонала под грохотом копыт.

Руки в кожаных перчатках натянули повод, указывая направление поворота. Лошадь, не сбавляя скорости, послушно обогнула поваленное дерево и вернулась на тропу.

Улыбка осветила лицо Джессамины, когда земля под ними пошла вниз, и кобыла тряхнула головой, разметав летящую по ветру гриву. Они мчались вниз по отлогому склону поросшего лесом холма, и ей пришлось покрепче прижать колени к бокам животного и пригнуться пониже, чтобы спрятаться от встречных порывов ветра. Она подбодрила кобылу коротким возгласом и похлопала её по шее, ощутив ладонью напружиненную силу.

Сердце колотилось в такт гремящим копытам. Джессамина быстро оглянулась назад.

На лесную тропу с треском и грохотом вырвался огромный вороной жеребец.

Конь заартачился и поднялся на дыбы, обнаружив убегающий вниз склон, но всадник удержался в седле, перехватил поводья и быстро щёлкнул ими, направляя скакуна в погоню за своей императрицей.

Джессамина едва не рассмеялась при виде этого зрелища, и вернулась к дороге.

Лесистый отлог перешёл в широкую плоскую равнину с синеющим вдали горным хребтом. Клонящееся к западу солнце золотило высокую траву, пробиваясь сквозь облака. Джессамина, упиваясь раздольем, несколько раз вдохнула полной грудью и привстала на стременах.

Поблизости раздалось громкое ржание, и мимо, всё набирая скорость, чёрной стрелой пронёсся жеребец. Целеустремлённо склонившийся над ним Корво успел одарить Джессамину высокомерно-равнодушным взглядом, пришпорил коня и исчез из поля зрения.

Джессамина захихикала, принимая вызов, и прикрикнула, подгоняя кобылу.

Лошади мчались почти вровень, поднимая тучи пыли и неся пригнувшихся к их мощным шеям всадников.

Свободно гуляющий по равнине ветер обдувал её лёгкое, затянутое облегающим жокейским костюмом тело, выбивал из причёски пряди волос – и тревоги из головы. Небо над головой простиралось бесконечное, бескрайнее – в Дануолле такого не увидишь! – и Джессамина даже посреди бешеной скачки успела восхититься его яркостью. Вдохновившись, она пришпорила кобылу и начала обгонять Корво.

Лорд-защитник, однако, не собирался так легко уступать победу. Он подался вперёд, и полы распахнутой форменной шинели захлопали, точно парус на мачте. Сквозь хлещущие по лицу волосы она разглядела его решительные глаза. Черным дымом клубились грива вороного и стелящийся по ветру плащ.

Звонкий крик пронзил воздух.

И Джессамина лишь спустя секунды осознала – кричал Корво. И это откровение, столь внезапное и поразительное, затмило в её глазах даже то, что он легко обогнал её и ускакал вперёд.

Через несколько ярдов Корво повернул разгорячённого коня, и вороной, явно красуясь перед кобылой, несколько раз горделиво ударил копытом в землю.

Джессамина пустила свою послушную лошадь лёгким галопом, нагоняя их.

– Что это было?! - перекрикивая храп и ржание, со смехом крикнула она.

Корво пожал плечами и ничего не ответил, только улыбнулся.

У него оказалась очень приятная и заразительная улыбка. Джессамина никогда его таким не видела - растрёпанные ветром волосы, сбившаяся в яростной гонке шинель, открытое, радостное лицо и золотисто-карие в свете солнца глаза – даже несмотря на щетину и резкие черты, он выглядел совсем юным.

Эта перемена неожиданно обрадовала её, и Джессамина рассмеялась, уступая нахлынувшей эйфории. Корво явно разделял её чувства - его улыбка стала ещё шире.

Он послал развеселившегося жеребца рысью ей наперехват, на ходу протягивая руку.

Джессамина поняла, что он собирается взять её за руку, и почувствовала, как лицо заливает жаркий румянец, а в груди зарождается невесомый безымянный страх.

Но он всего лишь забрал у неё поводья, чтобы лошади шли бок о бок на обратном пути к дороге. Пока Джессамина молча корила себя за непотребные мысли, Корво сказал ей:

«Пусть отдохнут».

Она лукаво прищурилась:

– Они или вы, мой милый защитник?

Тот, сверкнув зубами, беззвучно рассмеялся и отмахнулся.

«Мы втроём».

Джессамина захохотала, запрокинув голову и чувствуя, что волосы, оставив тщетные попытки удержаться в причёске, падают на спину.

– Вот теперь верю, что вы были конокрадом! ‒ счастливо заявила она. ‒ По-моему, я так не скакала с тех пор, как заклеймили отцовскую лошадь... причём с ним в седле!

Их взгляды снова встретились. Кобыла тряхнула головой, и Джессамина, почувствовав, что случайно коснулась коленом его колена, посмотрела в сторону, пытаясь унять своё чересчур радостное возбуждение.

Когда она вновь повернулась к нему, он как раз закончил что-то говорить.

– Повторите-ка.

Рука Корво замерла в воздухе. Улыбка вдруг сделалась натянутой, брови озабоченно сдвинулись... будто он раздумывал, не сказал ли чего лишнего.

– Корво?

Тогда он повторил - медленно выводя знаки, глядя на свои руки, избегая её взгляда.

«Я хотел бы такую лошадь».

Всего-то, удивилась Джессамина.

– Разумеется, пусть будет ваша, ‒ милостиво разрешила она. В его просьбе действительно не было ничего нелепого. Он лорд-защитник. Если ему нужна лошадь, ему и просить-то не обязательно, вся конюшня к его услугам.

Он просто кивнул, и Джессамина не стала расспрашивать, чего он так стесняется.

Некоторое время они пробирались через поле в молчании, наслаждаясь сладким ветром, горным пейзажем и вольной широтой небес. Джессамина слышала крики птиц со стороны леса - наверняка, стая собралась на юг. Может быть, даже на Серконос. Лошади брели по колено в густой траве, шелестящей, точно прибрежные волны.

Она закрыла глаза от наплыва чувств. Это и было самым большим наслаждением в её жизни: простая прогулка за городом, когда можно почувствовать себя женщиной, а не монархом.

– Правда, здесь красиво? - спросила она. Корво посмотрел на неё, обвёл поля взглядом и, к её удовольствию, утвердительно кивнул. – Отец старался приезжать сюда как можно чаще. Иногда он весь путь проделывал верхом. Оставлял сопровождение, только меня брал с собой.

Она улыбнулась, вспомнив, как ворчала гувернантка: мол, что это за поведение для юной леди, и зачем отец такое поощряет!

Джессамина часто задумывалась, а понимал ли вообще отец, что воспитывает девочку? В детстве ей казалось, что он просто хотел сына и потому обращался с нею скорее как с мальчиком.

Став постарше, она стала задумываться о другом: не поступал ли отец так, зная, что Империя не сделает скидки на пол правителя? Не потому ли разговоры о браке и этикете носили самый общий характер?

Не то, чтобы она не была женственной, нет. Напротив, в первые годы правления, после болезни и смерти отца, она очень хорошо усвоила, что, ей, как женщине, доступны иные, не требующие применения меча или грубой силы способы добиться своего.

Из задумчивости её вывел тихий звук - Корво похлопал себя по бедру, привлекая внимание.

«А ваша мать?»

Джессамина уставилась на него в некотором изумлении. Нет, мягкий жест «мать» ни с чем не спутать: раскрытая ладонь, лёгкое прикосновение большого пальца к подбородку.

– А вы обожаете задавать прямые вопросы, правда, лорд-защитник?

Корво задумался, глядя в сторону. Она не хотела бранить его, но... иной раз он пренебрегал даже самыми элементарными правилами вежливости.

Корво поднял на неё глаза.

«Я не могу говорить словами».

Сказанное поразило Джессамину до глубины души, и она вдруг поняла, какой дурой была всё это время.

У него нет слов, только жесты. У него нет возможности вести пространные разговоры и танцевать вокруг темы при помощи одних только рук. В чётких движениях его пальцев нет ни времени, ни места для вежливого празднословия. И даже если бы было, кто стал бы ждать, пока он договорит?

Она отвела взгляд, не желая показывать смущение и раскаяние за свои несправедливые мысли. Так что она просто ответила:

– Мне было одиннадцать лет, когда мать умерла, рожая моего младшего брата. Вскоре после этого умер и малыш.

Она обернулась к нему, чтобы он видел её нейтральное выражение. Ничего невыносимого в этих воспоминаниях не было. Она вполне могла говорить об этом.

Но Корво, опустив глаза, сжал руку в кулак и описал им круг на уровне груди.

– Не извиняйтесь! – устраиваясь в седле поудобнее, фыркнула Джессамина. – Я была ещё ребёнком, и изрядно подросла с тех пор. Я помню достаточно, чтобы любить её. И недостаточно, чтобы продолжать горевать.

Корво не ответил. Чтобы развеять затянувшееся гнетущее молчание, Джессамина снова заговорила:

– Расскажите о ваших родителях, Корво.

Тот с явным удивлением поглядел на неё из-под упавших на глаза растрёпанных волос.

– Ну, извините, раз уж вы спрашиваете меня такие вещи, не вижу, почему бы мне не ответить тем же.

Корво явно чувствовал себя не в своей тарелке. Медленное «Ваше Величество» вышло неохотным, словно он раздумывал, как бы повежливей уйти от ответа. Она ждала, поглаживая кобылу по шее, пока он нервно смотрел вверх, ища поддержки с небес.

Наконец, отпустив поводья, он поднял руки.

«Вам будет неприятно это слышать».

– Это уж позвольте мне самой решать, – в её голосе зазвучали опасные непреклонные нотки.

Корво вслух вздохнул и, слегка понурившись, принялся жестикулировать.

«Я не знаю отца. Мать умерла, когда я был ребёнком».

– Вас продали на Виселицы? - выпалила Джессамина. Проклятье. Она прикусила язык, запоздало ругая себя за опрометчивость. Откровенность откровенностью, но спрашивать такое, с учётом его происхождения, всё равно казалось грубостью.

Обиды в карих глазах Корво, впрочем, не оказалось. Он отрицательно покачал головой.

«Мать сама отдала меня туда».

Джессамина некоторое время молча недоумевала, а Корво как-то странно покосился на неё, случайно задев коленом. Тогда она призналась:

– Я не понимаю.

Следующие жесты были очень быстрыми, почти торопливыми, когда он мазнул костяшками пальцев по щеке.

«Она была...»

Джессамина наклонилась к нему, чтобы лучше видеть его лицо и руки.

– Что-что? Я не знаю этот жест.

Корво обречённо выпрямился и принялся расшифровывать по буквам. П-р-о-с-т-

– Проститутка.

Корво отвернулся, а Джессамина, вспыхнув, подумала, что для того, чтобы обсуждать личные вопросы с лордом-защитником, нужна некоторая подготовка.

И, тем не менее, рассудок уже анализировал новые сведения. Обстоятельства подобного поступка всё равно оставались за гранью понимая. Будь ты хоть трижды проститутка, но добровольно отдать своё дитя висельникам? Даже не за деньги – что особенно странно, потому что этот мотив хоть как-то объясняет такой выбор. Может быть, ей грозила опасность? Может быть, она не могла растить ребёнка? Наличие оного, должно быть, является весомым препятствием в... профессии такого рода.

Она ошиблась, предположив, что Корво будет прятать глаза. И, хотя она ничего не сказала вслух, он, кажется, понял ход её мыслей.

«Лучше учиться убивать, чем учиться быть нищим».

Она задумалась над этим объяснением. Не ей судить. Быть может, резкий контраст между её собственной благополучной жизнью и участью тех, кому повезло меньше, мешал ей понять.

А сложись всё наоборот, смогла бы она растить ребёнка в борделе, торгуя собой за кусок хлеба? Или ей бы жилось спокойнее, если бы она знала, что где-то её сын учится сражаться за то, что должно принадлежать им?..

Она так и не смогла себе ответить. Вместо этого, Джессамина посмотрела на Корво, сжала кулак и очертила небольшой круг у груди.

Тот разуверяюще улыбнулся и помотал головой. Вернув ей поводья, он сжал бока коня, и тот радостно шевельнул ушами.

Она смотрела, как свободно и естественно он управляется с лошадью и улыбнулась, увидев, что он сложил губы трубочкой и коротко свистнул, и конь, повинуясь ему, с готовностью ускорил рысь.

У них ещё оставалось время до заката. Джессамина, тряхнув поводьями, пустила кобылу вдогонку, намереваясь до конца наслаждаться прогулкой в обществе лорда-защитника.

___________________________________
Про это я даже картинку рисовала))



Следующая глава
Предыдущая глава

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

Diplomatic Gestures, Глава 18

(в которой Корво и Джессамина понимают, что пора в отпуск)

Глава 18. Отступление.

Тиканье часов сводило с ума.

Сощурившись, она невольно покосилась на огромный циферблат, резко выделяющийся на фоне белых плит портретной галереи.

Циферблат вытаращился в ответ с явным пренебрежением, пока стрелки громко отщёлкивали время.

Просторный зал пустовал, лишь с портретов на неё устремлялись гнетущие безжалостные взгляды покойных правителей Империи. Надменные старцы и пронзительноглазые дамы сердито и неласково рассматривали её, стоящую посреди пустоты галереи, заставляя чувствовать себя ребёнком, потерявшимся в толпе. Но раньше мёртвые короли прошлого её не пугали...

– Леди Бойл.

Ледяной голос будто цепкими пальцами ухватил её за подбородок, потянул вверх голову, вынудил поднять глаза.

Лидия Бойл всегда, пусть в своей сдержанной суховатой манере, но восхищалась императрицей. Джессамина Колдуин, по всеобщему признанию, считалась красавицей. Лидия полагала, что эту репутацию ей, очевидно, создали высокие скулы, острый носик и изящный подбородок. На самом деле привлекало иное - странная прозрачность её глаз. Светлые и блестящие, они светились доброжелательностью, когда она улыбалась, и становились синей Бездной под сурово и решительно нахмуренными бровями.

В данную минуту Лидия смотрела в Бездну.

Чтобы унять волнение, она сжала руки, рассеянно крутя вокруг пальца серебряное колечко.

– Да, ваше величество.

Императрица, недосягаемо-далёкая на своём троне, вскинула подбородок, ещё более уподобившись тонкой, опасно натянутой струне:

– Вам есть, что добавить?

Лидия, сглотнув, с трудом ответила:

– Нет, госпожа.

Она робко и почтительно опустила голову, отважившись, тем не менее, бросить осторожный взгляд на королевского защитника, склонившегося к императрице. Его руки выводили короткие диковинные знаки у её уха. Он словно нашёптывал ей что-то.

Лидия ощутила себя ещё более маленькой и слабой, и красивые одежды показались неуклюже-тяжёлыми оковами. Про него много чего рассказывали. Буквально на днях она с сёстрами слушала трескотню собравшихся у них в гостиной подруг. Серконец в считанные секунды прикончил морлийского узника и вместе с императрицей спокойно наблюдал, как тот истекает кровью под ликование толпы.

И все твердили, что её величество изменилась. Подобно покойному отцу, она всегда держалась спокойно, уверенно и властно. Но были в ней и грациозная женственность, непоколебимая благопристойность, уважение к традициям и порядку. Она напоминала лебедя со своего фамильного герба.

Но теперь поговаривали, что она превратилась в железную леди с ручным ассассином на побегушках.

Лидия опомнилась, заметив, что её величество что-то тихо ответила серконцу. Корво кивнул, и оба посмотрели на неё.

Ах, неужели они...

Лидия подумала о сёстрах, и о бумагах, которые ей принесли, и которые она подписала, даже не удосужившись прочесть. Ей говорили о деньгах, о престиже – о вещах, которые так нужны трём юным леди теперь, когда лорд Бойл погребён глубоко в фамильной земле. Всё выходило так легко! Просто поставить на этот дурацкий документ свою дурацкую подпись. А в итоге что? Она мысленно прощается с сёстрами, глядя, как лорд-защитник вытягивает руки по швам.

Что он припас для неё - пистолет или клинок?

Как холодны его глаза, в них ни тени сочувствия. Она затаила дыхание.

– Вы свободны, леди Бойл, – небрежно указав на дверь, разрешила её величество.

Лидия присела в стремительном реверансе. Оставляя позади обоих – Правосудие и Смерть – она поспешила к выходу, к дверям, распахнутым какими-то безликими стражами.

Она не остановилась даже перевести дух. Больше всего на свете ей хотелось домой.

Окаменев лицом, она пыталась успокоить трепещущее сердце. На смену страху пришли злое отчаяние и обида. Она чувствовала себя глупой оплёванной последней дурой.

Едва замечая окружение, Лидия раз за разом вспоминала вопросы, которые ей долго, упорно, по кругу задавала императрица.

Чьё-то чужое присутствие отяготило пространство, когда Лидия свернула к выходу. Длинная рука змеиным кольцом обхватила её, и кто-то быстро подстроился под её торопливый шаг. Ушей достиг дрожащий шёпот обеспокоенного Хирама Берроуза:

– Что ты им сказала?

Она возмущённо фыркнула, даже не посмотрев на мерзавца.

– Ничего, разумеется! Не настолько я глупа! - к её величайшей досаде, голос предательски дрогнул. А Берроуз, в свою очередь мгновенно сменил тон, слегка погладив её по спине. В этом жесте чудилось больше снисхождения, нежели поддержки.

– Ну что вы, моя дорогая. Разумеется, нет.

Он остановился, и из-за руки, всё ещё приобнимавшей её, то же самое пришлось сделать и Лидии. Она адресовала ему уничтожающий взгляд, но могла бы и не стараться: он просто не увидел её глаз. Как правило, он предпочитал рассматривать её руки, шею или, временами, бюст. Вот и сейчас он пожирал глазами её запястья, поворачивая их в своих ладонях.

Лидия едва снова не огрызнулась, но тут же вспомнила, что, вообще-то, они всё ещё во дворце. Она испуганно огляделась, но, к счастью, больше в холле никого не оказалось.

Вообще-то, странно, что вокруг не было ни души. Даже стражников.

Лидия подавила неприятный, тошнотворный страх. Оставаться один на один с чужим мужчиной неприлично... и, кто знает, может быть, даже опасно, раз уж этот мужчина - Берроуз.

Лорд-разведчик, прищурившись, устремил на неё пристальный взгляд вдоль длинного носа. Как всегда, когда желал, чтобы она всерьёз прислушалась к его словам.

– И, тем не менее, дорогая моя. Важно, чтобы вы случайно не сболтнули лишнего.

Лидия не без труда высвободила руки. У неё тоже есть гордость - хоть и серьёзно пострадавшая под льдистым взором императрицы.

– Я ничего не говорила! - решительно прошептала она. - Но это всё вы виноваты! Вы сказали, что никаких расследований… что это всё ради денег!

– Тихо, - отрезал он, и Лидия с удивлением обнаружила, как по лицу его мелькнуло усталое раздражение.

Но он немедленно взял себя в руки. Обнаживший зубы оскал по прошествии пары мгновений превратился в довольно-таки естественную улыбку. Он вновь взял её руки в свои и разуверяюще сжал пальцы - но несколько сильнее, чем требовалось.

– Так и было. Ради денег.

– Но…

– Я вовсе не рассчитывал, что этот слабоумный морлийский кретин бросится на неё! - с сердитым отвращением прошипел он и, кажется, был вполне искренен.

Лидия неловко шевельнулась и покачала головой.

– Но она теперь думает, что это заговор, чтобы...

– Да нет же, нет! - вновь шикнул он. - Ничего она не знает. Нет никаких доказательств.

Наконец соизволив отпустить её, он заложил руки за спину и вскинул подбородок. К нему вернулись обычная выдержка и самоуверенность.

– Она ведь не только вас допрашивала, милочка. Цепляется за соломинку: проверяет каждого, кто подписал треклятый документ.

Лидии стало чуть спокойнее на душе. Имён в списке много.

– Скоро всё образуется, - заверил Берроуз, растягивая тонкие губы в усмешке. - Близится конец года. Когда её величество вернётся из загородной резиденции, об этой проблеме уже никто и не вспомнит.

Лидия сделала вид, что не заметила, как он оглядел холл. В целом, она знала, что на Берроуза можно положиться, но её не могло не беспокоить, что с ним иногда приходится вступать в соглашения, условия которых известны далеко не в полной мере.

Холодные пальцы настойчиво вцепились ей в локоть. Странное прикосновение - не ласковое, скорее властное.

– Вы с сёстрами уже готовитесь к празднику?

Лидия попыталась отстраниться.

Честно сказать, она уже почти год пыталась отстраниться. Но Хирам был богат и влиятелен. Связей в обществе у него было больше, чем у их семьи и лордишки, которого окрутила Вейверли, вместе взятых.

Хирам был для них... чем-то вроде путеводной нити по светскому обществу. Голоса в обмен на балы в особняке. Деньги в обмен на приглашения... и всё такое прочее. Это было легко, не говоря уж о том, что приятно. Но со временем ответные запросы Берроуза стали... фривольнее.

Лидия улыбнулась той обворожительной улыбкой, которая всегда была у них с сёстрами наготове, когда нужно было направить беседу в нужное русло. К тому же, разговор о празднике поможет отвлечься от тревог.

– Разумеется. Мы уже заказали наряды у лучших портных. Из Тивии со дня на день прибудут антикварные маски.

Берроуз просиял.

– Значит, будет бал?

– О да. Список приглашённых в этом году как будто бесконечен! - она позволила себе улыбнуться. Приятно сознавать свою исключительность.

– И мы услышим вашу прелестную игру?

Улыбка Лидии немного потускнела. Хирам пытался разыгрывать перед ней (да и перед собой, если на то пошло) тонкого ценителя музыки. В этой роли он был даже менее убедителен, чем Эсма. Да, она, конечно, исполнит что-нибудь для гостей, но это будет совсем не то...

Всякий, кто играл на фортепиано на званых вечерах, знает: на самом деле никто вас по-настоящему не слушает.

Хлопнула дверь, раздалось робкое покашливание, и они оба обернулись.

– Прошу извинить, - обозначился секретарь Кромвель и вежливо поклонился, но от Лидии не укрылось, что он обшаривает взглядом холл, выискивая её сопровождающих.

Чтобы скрыть конфуз, Лидия гордо вскинула голову, отказываясь признавать пикантность ситуации:

– Извиняю, - надменно протянула она, отступая от лорда-разведчика. - Я вынуждена вас покинуть, господа. Меня ждут сёстры.

– Да, леди Бойл! - смущённый Кромвель посторонился, давая ей пройти.

Берроуз ничего не сказал - видимо, был слишком занят, пытаясь испепелить бедолагу взглядом.

Ну, не беда - всё равно они увидятся на празднике Фуги...




Пухлая стопка бумаг ударилась об стол с глухим весомым «бац!».

– Сорок два! - простонала обессиленная Джессамина. От одной этой цифры делалось тошно. - Сорок два имени. Сорок два человека.

Она обошла стол, поближе к лорду-защитнику, что сидел в роскошном кресле для посетителей, и уже тише спросила:

– Много ещё?

Корво задумчиво потёр щёку, потянувшись через стол за листком с фамилиями. Пробежав список глазами, он одарил её своим упрямым угрюмым взглядом и бесцеремонно взмахнул рукой.

«Пятеро».

Приятный сюрприз. Ей казалось, имён осталось гораздо больше. Корво вернул листок на тёмную столешницу, потом откинулся на спинку кресла, внимательно поглядел на вставшую рядом Джессамину и поднял руки, спрашивая разрешения говорить. Та кивнула.

«Не стоит тратить время на остальных. Пустышки с громкими именами. Супруги и родственники».

Странно. Не в духе Корво пренебрегать столь существенными деталями. Особенно теперь.

После инцидента с Канаваном минуло несколько дней, которые они посвятили общению с теми, кто поддержал подписью прошение о помиловании. Корво считал, что всё это сознательно спланировано, именно поэтому в интригу оказалось вовлечено столько народу. Его аргументы были достаточно убедительны. По всем признакам так оно и выходило. Но спустя сорок два спокойных допроса (прошедших в чрезвычайно миролюбивой атмосфере), результаты по-прежнему отсутствовали.

Почти все их знатные подозреваемые оказались столь бестолковы или простодушны, что в качестве источника достоверной информации были абсолютно бесполезны. Но суть всех честных (и не слишком) признаний сводилась к корысти и жажде заполучить деньги Канавана. О заговоре с целью убийства так ничего и не всплыло.

Не то, что бы они ожидали, что всё так просто выяснится. Но они с лордом-защитником высматривали разные знаки.

Корво, например, настойчиво советовал уделять внимание реакциям и поведению. Более того, он даже предложил свои услуги в качестве соглядатая, считая, что кое за кем из подозреваемых нелишне будет понаблюдать особо. Джессамина ему не разрешила: она склонялась к мнению, что вступать с ними в столь явную конфронтацию чрезмерно радикально и попросту небезопасно. Мало ли, что им с перепугу придёт в голову: отчаяние может привести к открытой измене. А это, в свою очередь, чревато восстанием.

Нервы у всех расшатаны, времени с покушения прошло совсем мало. Ей отнюдь не хотелось провоцировать очередное.

И всё же, становилось очевидно: законным путём эту загадку им вряд ли решить.

«Предлагаю остановиться».

Это нехарактерное смирение - как в поведении, так и в словах - поразило Джессамину:

– Остановиться? Вы это слово сказали? Может, стоило использовать жест «сдаться»?

Её сарказм Корво не впечатлил.

Под его ироническим взглядом она почувствовала, что раздражение медленно отступает, и позволила себе расслабить плечи и присесть на краешек стола. Её пальцы скользнули по полированной древесине, голова низко опустилась под тяжестью высокой причёски.

– Простите меня. Я... несколько... - она не договорила. Ей и не надо было. Корво всё понимал.

Не сосчитать, сколько раз она вспоминала Серконос с неизменной признательностью за счастливое стечение обстоятельств, которое подарило ей нынешнего лорда-защитника. С того самого дня, когда он впервые спас её. С тех пор чувство благодарности, укоренившись в сердце, обрело личный оттенок.

Хвала Аббатству за Корво. Хвала вседержителям, провидению или тёмному волшебству Пандиссии, какая разница. Корво был маяком во мгле, воплощением надёжности, и она нашла, что всецело полагаться на него становится всё легче и приятнее.

Даже если бы она не верила в его преданность раньше - поверила бы теперь, после чудовищного предательства на родной земле.

Они фактически не упускали друг друга из виду. Не столько ради безопасности, сколько для личного спокойствия Джессамины.

Она обнаружила, что его общество ничуть не тяготит её. Быть может, потому, что они теперь вместе засиживались в её кабинете до глубокой ночи, погребённые под нескончаемыми бумагами. Джессамина даже раздобыла архивные документы, сохранившиеся со времён ареста Канавана, и они на пару вчитывались в них, передавали друг другу бумаги, комментируя находки.

Джессамина упивалась появившейся у неё возможностью не таясь, вслух выражать свои тревоги и опасения. Корво неизменно сосредоточенно выслушивал, обдумывал и делился собственными суждениями.

Не удивительно, что в его обществе было так хорошо. Но вся ситуация в целом начала сказываться на её душевном равновесии.
Тут она уловила движение знакомой руки. Корво поднялся с кресла, понимающе заглянул ей в глаза и наклонил запястье с отставленными большим и указательным пальцами ‒ взад, вперёд.

«Выпьем?»

Иной его побери, этот человек святой.

– О, да. Давайте, - она сделала движение, чтобы встать со стола, но Корво жестом остановил её и сам направился в сторону бара в противоположном углу комнаты. - Вот спасибо.

Джессамина с наслаждением слушала тихий перезвон стекла, пока он возился с графином, и старалась не вспоминать лица юлящих и униженно склоняющихся перед нею дворян. Она неспешно подошла к широкому окну, чтобы отвлечься и полюбоваться на искрящуюся звёздочками огней ночную реку.

Интересно, подумалось ей, много ли ещё бодрствующих в столь поздний час? Кто ещё работает? Веселится?

Вернулся Корво, протянул ей вино – почему-то в стакане для виски. Она заинтригованно улыбнулась и вопросительно поглядела на него в ожидании объяснений.

Но тот, видимо, никаких странностей в своём выборе посуды не заметил, и про себя Джессамина отнесла это на счёт невежества в вопросах светского этикета. Соблазн поддразнить его или хотя бы сказать, что вино подаётся в фужерах на ножках, был велик... но бедняге и без того пришлось преодолеть нешуточные душевные противоречия, чтобы просто пить с нею вместе.

Пару вечеров назад, когда она впервые предложила ему виски, он немедленно отказался, вновь и вновь повторяя, что не имеет права и вообще находится на службе. Настойчивый тон Джессамины его не урезонил: он продолжал отнекиваться, упирая на то, что, будучи всего лишь её скромным слугой, обязан соблюдать строгую формальность. С помощью терпеливых уговоров ей всё же удалось донести до него, что это не предложение, а приказ.

После этого небольшого столкновения они достигли некоего взаимопонимания, которое, как полагала Джессамина, стало возможным лишь благодаря тому, что он не боится смотреть ей в глаза.

Так что она просто с молчаливой благодарностью приняла вино, и оба отвернулись к окну.

– Так ведь было не всегда, знаете ли.

Она почувствовала на себе его заинтересованный взгляд, дождалась, пока он быстро отопьёт из стакана, и продолжила:

– Дворяне. Они обожали моего отца, – она вздохнула, чувствуя, как жар от спиртного понемногу смягчает напряжение. – Когда он умер, они перенесли своё обожание на меня. Пока я маленькой была... – она усмехнулась. – Но и года не прошло, как они осознали: я – не совсем то же, что отец.

Мелькнула не занятая стаканом рука Корво.

«Зарплаты рабочим».

Джессамина удивлённо приоткрыла губы.

– Именно... Я увеличила плату рабочим за тяжёлый физический труд. А вы откуда знаете?

Корво, зажмурившись, быстро проглотил остатки вина. Некоторое время он задумчиво вертел стакан в руках, после чего аккуратно поставил его на подоконник и чуточку опасливо обернулся к ней.

«Читал ваши архивы».

– Архивы Парламента? - уточнила она и представила, сколько уже коробок должно было накопиться за её недолгое правление. Корво кивнул и, потерев подбородок, вновь обратился к окну. Джессамина воспользовалась уютной тишиной, чтобы в очередной раз задуматься над его поразительной преданностью долгу и работе. Почувствовав, что не может удержать улыбку, она поднесла к губам стакан.

Она разрешила себе праздные мысли – о реке, об отце, о своих людях – пока была возможность просто стоять и смотреть на ночной пейзаж. Чтобы не думать об обязанностях и проблемах, она попробовала представить, о чём думает Корво. Что осталось в его прошлом? В какие политические передряги ввязывался Россини и как использовал таланты Корво, чтобы выбраться из них в добром здравии? А если она намекнёт Корво тайно обречь на вечное молчание тех, кто, как он думал, стоит за действиями Галлуса Канавана – выполнит ли он такой приказ?

Ещё как выполнит, решила она.

– Вы правы, - наконец признала Джессамина и пояснила в ответ на вопрошающий взгляд. - Насчёт того, чтобы остановиться. Это внушит им чувство безопасности.

Он кивнул, показывая, что предположил то же самое.

– Сделаем вид, что смирились. Что-нибудь рано или поздно всплывёт, - они обменялись решительными кивками, и Джессамина фыркнула, прежде чем допить вино. - Ну, или лорд-разведчик разберётся со всем этим на свой манер.

С Берроузом они побеседовали вчера. Тот доложил, что в ходе его собственного расследования его люди арестовали нескольких подозреваемых из Колдриджа. Джессамина понимала, как лорд-разведчик добывает сведения: пытки у него в фаворе. Но, судя по всему, его методы тоже не сработали. Наверняка, подозреваемые уже на том свете.

Берроуз так же высказал пожелание, чтобы дело полностью перепоручили ему. В конце концов, убеждал он, это его вопрос, вопрос национальной безопасности.

Наедине с Джессаминой Корво (нехотя) поделился своим мнением: назвал лорда-разведчика некомпетентным пнём, который довыпендривался до того, что запорол свою единственную работу и из кожи вон лезет, чтобы сохранить лицо.

Смотреть, как его пальцы сплетают эту фразу, было отдельным удовольствием.

Но в целом она с ним согласилась и постановила, что в качестве надёжного источника сведений Берроуз им не подходит.

– Что ж, впереди Фуга. Может быть, по моему возвращению из Убежища станет поспокойнее. По-моему, этот год уже достиг кульминации, - заметила Джессамина, возвращаясь к столу и отставляя стакан. Повернувшись, она обнаружила, что у Корво есть вопросы.

«Фуга?»

– Да-да, праздник Фуги же.

Он озадаченно замер, обдумывая её слова, потом медленно кивнул. Лицо его, тем не менее, ещё хранило следы замешательства, и Джессамина припомнила, что на Серконосе отношение к празднику иное, нежели в метрополии. Особенно в бедных провинциях, учитывая, что Аббатство там представлено в лучшем случае несколькими пилигримами.

Она хотела описать ему традиционный ход торжества, но он уже сменил тему:

«Убежище?»

– Ах, да... Фамильная колдуинская резиденция в Поттерстеде. С тех пор, как отец стал императором, он отвозил нас туда на время Фуги, - она улыбнулась мысли, что вот-вот вернётся в свой любимый, особняком стоящий дом, где всегда распахнуты двери и дует свежий ветер. - Подальше от соблазнов, так он говорил.

Пальцы Корво уже вовсю выводили буквы:

«От каких соблазнов?»

Джессамина с трудом поборола желание рассмеяться над своим дремучим серконцем. Неужели он и правда не знает? Она уже раскрыла рот, чтобы объяснить, но вдруг передумала. Объявить и без того неугомонному и подозрительному защитнику, что несколько дней в году убийства остаются безнаказанными и, можно сказать, чуть ли не поощряются?

В свете последних событий - немыслимо.

– Знаете, в этом году отправимся в Поттерстед пораньше! – предложила она, решив с утра первым же делом заняться подготовкой к отъезду. – Там в это время года холодновато, но, всё равно, приятно побыть несколько дней вдали от города.

Корво явно вознамерился повторить вопрос, так что Джессамина поспешно добавила:

– Пробудем там недели две. Успеем спокойно добраться и отдохнуть от всех этих тревог, – она сделала шажок в его направлении. – Вы поедете со мной, Корво, не так ли? На время праздника Парламент уходит на каникулы. Кромвель, как правило, держит меня в курсе событий.

К счастью, его знаменитое упорство зачастую пасовало перед её собственным. Она довольно улыбнулась, когда он просто кивнул в ответ (маленькая победа!). Как ежедневно подтверждалось на практике, оба готовы были стоять на своём до последнего. Любое разногласие превращалось в поединок «кто кого переупрямит».

Её ушей достиг беззвучный смешок, и, подняв глаза, она успела поймать его улыбку и движение непринуждённо склонённой головы. Она не выдержала и улыбнулась в ответ.

«Резиденция охраняется?» - спросил он, и в движениях рук ещё сохранялась весёлая раскованность. Впрочем, как с сожалением отметила Джессамина, она быстро уступила место его обычной сосредоточенной серьёзности.

– Нет. Так что действуйте, как считаете нужным. Только имейте в виду, Убежище гораздо меньше Башни.

Он принял замечание к сведению и кивнул на окно.

«Уже поздно».

– Да уж, - отозвалась Джессамина, задумчиво глянув на сумрачный пейзаж. Это «поздно» длилось уже несколько часов. - Благодарю вас за помощь, Корво, - добавила она, смягчив чопорное прощание улыбкой. - Обязательно отдохните. Скоро начнём подготовку к отъезду.

Прежде чем удалиться, он низко поклонился ей. Но, каким бы тёплым ни был его прощальный взгляд, Джессамина почувствовала странное разочарование, что он ничего не ответил.

Но нет: на пороге он, разумеется, обернулся. А вот и оно:

«Ваше Величество».

Два пальца касаются сердца, наискось падают к бедру. Жест, ставший символом утешения и поддержки. Жест, приветствующий её по утрам и ночами провожающий ко сну с тех самых пор, как морлийский предатель испустил дух на мраморном полу её дворца.

Она улыбалась, пока дверь за Корво не закрылась. Он вернётся утром, а с ним – уверенность, спокойствие и безопасность.


Следующая глава
Предыдущая глава

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

АААААААААА!!!

*бегает по потолку, маниакально гогоча*
О ДА!!!

04.09.2014 в 14:55

Пишет  Meethos:

Мор. Утопия. Снова с вами.

Посмотреть и поддержать.

Много арта, который рисовался с зимы. Много нового и непонятного.
Знающие люди разберутся.

Спасибо за перепосты *____________*

@темы: Мор (Утопия), for science, you monster

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Diplomatic Gestures, Глава 17

в которой Корво и Джессамина держатся за руки.

Глава 17. Реформация.

Весть о смерти Галлуса Канавана разнеслась по Дануоллу со скоростью лесного пожара.

Через несколько часов все дануольцы (а к концу дня – и все гристольцы) знали о немыслимом происшествии. Очень скоро вся империя будет в курсе – их повелительницу чуть не убили.

Но не страх и горе охватили страну.

Люди ликовали.

Фасады зданий украсили синие флаги с гербом Колдуинов, улицы наполнились радостными толпами, ежеминутно скандирующими «Да здравствует её величество!» и распевающими патриотические песни под аккомпанемент любых случившихся на пути инструментов. Их прекрасная справедливая госпожа осталась в живых. «Отважная! Неустрашимая!» - торжествовали одни. «Поделом морлийским крысам!» - соглашались другие. Любимая королева – а она совсем не то, что эти чванливые дворяшки! – выстояла под натиском ужасных обстоятельств.

Всю ночь на улицах города бурлило шумное празднество, а пабы и таверны не закрывались до зари.

Чаще всего звучал тост за здоровье Корво Аттано.

Королевский защитник виделся люду настоящим героем, неотвратимой силой, несущей Гристолю очищение. Ещё бы, ведь он беззаветно защищал их возлюбленную императрицу и, точно образцовый палач, расправлялся с паскудными изменниками прямо на глазах у трусливых придворных. Историю о том, как Корво Аттано метким броском ножа сразил вероломного морлийца пересказывали столько раз, что к утру в ней фигурировало десять ножей и двадцать морлийцев.

Как-то сразу позабылось, что он серконец. Никому больше не было дела до его смуглой кожи и увечья. «Слава императрице! Ура защитнику!»

Имя Корво передавалось из уст в уста торжествующими горожанами – и совсем с другими интонациями, с трепетом и страхом, повторялось за стенами богатых домов.


Джессамина из последних сил пыталась не обращать внимания на преследующий её топот пятнадцати пар сапог.

Она не отрывала глаз от грандиозных металлических ворот, ведущих прочь из Колдриджской тюрьмы, и, чтобы отвлечься, пыталась натянуть перчатки.

Но топот был слишком громок. А выкрикиваемые приказы – ещё громче.

И хотя умом она понимала необходимость их присутствия, мириться с эскортом из пятнадцати гвардейцев становилось выше её сил. Усиленные меры безопасности лишь напоминали, от чего она отгораживается, и словно делали вероятную угрозу более реальной и ощутимой. Джессамина чувствовала, что ей необходимо поскорее вернуться во дворец, ибо она опасно приблизилась к состоянию, когда мысль присоединиться к хору горланящих на всю тюрьму заключённых начинает казаться заманчивой.

Несколько солдат поспешили вперёд, открывать тяжёлые ворота. Лучи склонившегося к речному горизонту солнца ударили по глазам; Джессамина поморгала и всмотрелась в окружение, только чтобы обнаружить очередную партию гвардейцев, готовящих к отъезду бронированное чудовище.

Ей делалось дурно от одного вида этих шумных, работающих на ворвани машин, но, с учётом ситуации, о привычных поездках на лошадях не могло быть и речи.

Когда Джессамина направилась к экипажу, к ней со всех сторон потянулись руки. Гвардейцы, горячо желающие оказаться полезными, выказывали истовую готовность помочь ей, но отовсюду простирающиеся к ней ладони, затянутые в кожаные перчатки, походили на сцену из какого-то невиданного кошмарного сна.

Она попыталась уклониться от назойливой заботы:

– Нет, благодарю, не надо... – взгляд её заметался по незнакомым лицам, и она чуть громче добавила. – Где Корво?

Дыхание то и дело перехватывало, пока она тщилась высмотреть королевского защитника, который, как ей казалось, должен был идти во главе отряда.

– Позади вас, госпожа! – подсказал кто-то.

Джессамина отчаянно обернулась и, к некоторому облегчению, увидела его совсем близко – большого, надёжного, исполненного спокойной уверенности, часть которой тут же передалась ей, вернув способность нормально дышать. Корво надвинулся широкими неспешными шагами, безмолвно кивнул и, положив тяжёлую ладонь ей на плечо, повёл к экипажу. Гвардейцы живо рассредоточились вокруг бронированной кареты, подчиняясь его быстрому, на ходу брошенному жесту.

Он не успел предложить ей помощь – просто потому, что она первая схватила его за руку, пробираясь в салон. И не отпустила, даже устроившись на сиденье. Джессамине не нужно было ничего говорить, чтобы попросить его поехать с нею.

А Корво не нужно было ничего отвечать: он просто скользнул внутрь и закрыл тяжёлую металлическую дверь. Не тратя времени попусту, он ударил кулаком в потолок кабинки; карета резко дёрнулась и начала движение по рельсовому пути.

Эта чудовищная конструкция скрежетала, гремела и издавала прочие ужасные звуки, но хотя бы кресла в салоне были комфортными и мягкими. Джессамина устроилась поудобнее, радуясь, что кошмарный визит в Колдридж подошёл к концу, и несметное полчище навязчивых охранников осталось позади.

Как же ей хотелось наорать на Корво и заставить его всех их разогнать! Но она знала, что нельзя.

Только не после вчерашнего.

Она тоскливо посмотрела в окошко, на сверкающие воды Ренхевена.

Уму непостижимо, как такое могло произойти. Да, Гристоль переживает нелёгкие времена. Народ деморализован, правительство недовольно... но неужели настолько, чтобы решиться на убийство?

Джессамина прижала к лицу ладони, спрятав глаза и пытаясь удержать непрерывный мысленный поток вопросов. Одни и те же вопросы, на которые со времени вчерашнего выстрела, прогремевшего в зале дворца, так и не нашлось ответов.

Визит в проклятый Колдридж ничего не прояснил: они прибыли сюда рассерженные и недоумевающие, и уехали в точно таком же настроении. Допрос начальника тюрьмы по сути оказался бесполезным: тот категорически настаивал, что он тут не причём. Галлуса Канавана держали в камере-одиночке со дня его ареста, и иные визитёры, кроме законника, чтобы забрать апелляцию, к нему и не заглядывали. Все контакты с поручителями из числа её чиновников происходили исключительно на бумаге. Никто не связывался с преступником напрямую.

Бедняга чуть не плакал и клялся всеми звёздами и ангелами, уверяя, что понятия не имел о коварных замыслах Канавана. В ходе этапирования ни он, ни охрана не видели, откуда преступник умудрился добыть оружие.

Вообще, Джессамина склонна была ему поверить, но его всё равно сняли с должности.

Вернее, на этом настоял Корво – а она не стала возражать.

Но было кое-что похуже подозрительных обстоятельств, при которых состоялось покушение. Вся эта дикая ситуация стала возможной исключительно благодаря стараниям многочисленных важных чиновников и аристократов, оставивших свои подписи на прошении Канавана. В этом списке были фактически все: от богатых троюродных кузин до её собственного лорда-разведчика. Страшно представить, что это может означать.

Железная карета дёрнулась и подпрыгнула, Джессамина вздрогнула, отвернулась от созерцания темнеющих небес – и увидела, что лорд-защитник украдкой, стараясь не привлекать внимания, осторожно прижимает руку к рёбрам. Она нахмурилась и посмотрела на него внимательнее.

Корво больше суток провёл на ногах. Джессамина знала, потому что сама не сомкнула глаз.

Вчера, после трагедии, развернувшейся на мраморных плитах парадного зала, лорд-защитник на руках внёс Джессамину в её личные покои и строго-настрого запретил их покидать.

С тех пор они больше не разлучались.

Она вспомнила, как шок и полубессознательное оцепенение от созерцания замаранного кровью колдуинского герба медленно отступили, и как застывший перед глазами образ серого окровавленного трупа сменился видом окровавленного Корво. На тёмно-синей униформе чернело влажно поблёскивающее пятно. Он обходил комнату по периметру с мечом наизготовку и сталью в глазах, а кровь просачивалась сквозь пальцы и капала на ковры.

Глядя на него, Джессамина оледенела от ужаса, но тут в комнату влился поток людей, и следующие несколько часов Корво провёл, без устали раздавая приказы. В памяти остался короткий визит Далена, доложившего, что тело унесли и кого-то задержали – всё, как велел лорд-защитник.

Очень многие в тот день потеряли работу.

Её спальня превратилась в нечто вроде временного штаба по борьбе с последствиями катастрофы, и Джессамина сама себе напоминала маленькую девочку, которую взрослые усадили в уголок подальше от опасности.

Корво не ушёл, даже когда она нарушила молчание, требуя, чтобы он занялся своим ранением. Всё кончилось тем, что лекаря вызвали прямо в императорские апартаменты, и она смотрела, как доктор обрабатывает его рану, пока он продолжает заниматься вопросами безопасности.

Его запредельная бдительность была вполне понятна, но когда шок ослабел и затих, Джессамина не могла не заметить, что он несколько перегибает палку. Но его присутствие всё равно было как бальзам на истерзанные нервы.

Само покушение они не обсуждали. Во всяком случае, друг с другом. Даже не смотря на то, что эту бессонную ночь они провели фактически бок о бок, а люди всё шли и шли с неутешительными докладами о новых тупиках и оборванных нитях.

Ближе к рассвету в покои влетел взбудораженный Кромвель с новостями. Он поведал, что за стенами Башни собралось взволнованное простонародье, что придворные тоже изнывают от нетерпения в ожидании публичного обращения, и что Хирам Берроуз начал собственное расследование (от самого лорда-разведчика никаких вестей пока не поступило).

…Джессамина уставилась на чёрное пятно засохшей крови на боку Корво. Золотой галун на шинели приобрёл странный ржавый оттенок, и такого же цвета пятна темнели на его ладонях и пальцах. Сложно было смотреть на него и не вспоминать, как он подставился ради неё под выстрел.

– Корво.

И пусть слабый тихий голос прозвучал капелькой, упавшей в речной поток – серконец, весь внимание, немедленно откликнулся, подняв голову.

И Джессамина с тоскливым ужасом осознала, как сильно за последние двадцать четыре часа она стала зависеть от этого человека – куда сильнее, чем можно было предвидеть.

Опустив глаза, она уставилась на его колени всего в паре дюймов от её собственных. Ей смутно припомнились позавчерашняя короткая беседа по поводу аудиенции с Канаваном, мемуары Болтона Тезерса и отвергнутая бессловесная просьба Корво. И нахлынула волна стыда и горьких сожалений – давно она не испытывала ничего подобного в бытность свою императрицей.

Она подняла голову – и метафорические щиты – и, проглотив ком в горле, слабо указала на кровавое пятно:

– Когда вернёмся, обязательно покажитесь лекарю ещё раз.

Корво ответил долгим внимательным взглядом, не шевелясь, не кивая. Судя по тому, что она увидела в тёмных глазах, его нервы тоже были на пределе. Джессамина попыталась вложить в голос больше властности в стремлении завладеть контролем над ситуацией. В первый раз с тех пор, как Галлус Канаван напал на них с огнестрельным оружием.

– Не думайте, будто я не слышала про перелом ребра, - предостерегла она. Поскольку голос звучал так же слабо, Джессамина попыталась осадить Корво взглядом. – Хорошего понемножку. По возвращению в Башню будьте добры взять отгул и должным образом заняться своим здоровьем.

Корво безучастно отвернулся и ответил, что с ним всё в хорошо – согнул пальцы левой руки и небрежно мазнул ими в воздухе.

Джессамина проследила за жестом свирепыми глазами, подалась вперёд и хлопнула Корво по запястью. Тот, страшно удивившись, повернулся к ней со сконфуженным изумлением на лице.

– Если вы не поняли – это был вовсе не дружеский совет. Не хватало ещё смотреть, как вы корчитесь от боли в моём присутствии! – Джессамина даже рискнула подпустить в голос недовольно-снобистские нотки в подтверждение своей серьёзности. – Если мой лорд-защитник еле держится на ногах, то...

«Я в порядке!» - настаивал Корво.

– Не желаю слышать, - отрезала она, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть его рук. – И не стану. Не смейте пренебрегать здоровьем ради службы... службы мне...

Она никак не могла выкинуть из головы образ заслоняющего её от пули Корво – и выстрел, звоном отдающийся в ушах. Не могла не думать о мемуарах Тезерса, Иной их побери. И о треклятой сверхчеловеческой стойкости, которую Корво неустанно демонстрировал последние двадцать часов. Не могла забыть руки, уносящие её из зала, а после отдающие стремительные безмолвные приказы офицерам. И тревожное внимание, с которым он отмечал каждый её шаг.

За что ему такая безответственная императрица? Он заслуживал лучшего.

– После всего, что вы сделали, вам нужно отдохнуть... После...

Внезапное тепло, поглотившее ладони, заставило её подскочить.

Корво наклонился к ней близко-близко и потянул за левую руку. Джессамина, застыв, не в силах вымолвить ни слова, во все глаза наблюдала, как он поднимает её запястье, придерживая снизу кончиками пальцев, и как распластывает её ладонь своей.
Сбитая с толку, потерявшая дар речи, она заглянула ему в лицо. Но Корво не поднимал глаз. Плотно сжав губы и выставив подбородок, он сосредоточился на действии.

Кожа его была поразительно горяча. Излучаемого его руками жара оказалось достаточно, чтобы заставить её ненадолго забыть о том, что кто-то помог Галлусу Канавану, что кто-то из её придворных подготовил против неё заговор, что она вынуждена сражаться против невидимого врага в битве за свою жизнь и страну. Из памяти на время ушли подёрнутые туманной дымкой, даже в смерти устремлённые ей вслед пустые глаза Канавана. И алые капли крови, подсыхающие на коврах её спальни. Корво легко согнул её пальцы, фиксируя их в нужном положении. Наконец, он посмотрел ей в глаза, и Джессамина сумела не отвести взгляда, когда, ладонь к ладони, они погладили воздух, вместе сказав «Я в порядке».

Её горло сжалось, в глазах жарко защипало, когда она увидела, как утешительно и ободряюще он смотрит на неё из-под упавших на лицо прядей. Свободной рукой он непринуждённо коснулся уха, изобразил несколько дополнительных жестов и букв:
«Теперь вы меня слышите?»

Джессамина приоткрыла рот, крепко сомкнула веки, сморгнув тепло, и ощутила на своих губах тень улыбки.

И кивнула.

Корво поступил так же – кивнул, отпустил её и медленно отвёл руки, сложив их на коленях.

Остаток пути в Башню прошёл мирно. Корво не стал говорить о том, как он был прав – Джессамина промолчала о том, как она ошибалась. Она принудила себя оставить тревоги о его здоровье и вместо этого привлекла душевные силы к восстановлению самообладания и невозмутимости. Её дыхание выровнялось, а в голове зароились вопросы и догадки о том, чего ждут от неё подданные. Надо будет сделать публичное заявление. Нельзя обнаруживать свою слабость перед Парламентом – и не важно, сколько из них желают ей смерти. Империя значит куда больше, чем её жизнь. Нужно быть сильной – ради тех, кто в первую очередь пострадает, если она станет, покорившись страху, бездействовать или вообще погибнет.

А если кто-то вздумает повторить что-нибудь в этом роде, Корво отныне всегда будет достаточно близко, чтобы вовремя вмешаться и отвратить беду.

В этом нет сомнений.

Подумав так, Джессамина потихоньку сцепила ладони, пытаясь удержать тепло, воспоминание о котором ещё согревало кожу.

Следующая глава
Предыдущая глава.

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures

---

Diplomatic Gestures, Глава 16

в которой опять срываются публичные мероприятия.

Глава 16. Покаяние

«Я свершил преступление против родной земли, против своего дома, против империи, но те дни давно миновали. То были времена, когда я был безоговорочно верен предкам, которые пользовались моей юношеской горячностью, вынуждая продавать тайны в награду за их благосклонность. Я был молод, глуп и на всё готов ради тех, кто кормил и растил меня.

Мне не даёт покоя память о солдатах, чью кровь я пролил. Я убил четверых, потеряв голову от страха и тревоги, осознав, что меня ожидает в наказание за мои деяния. Мои родные остались в Морли, слишком далёкие и равнодушные к моей жертве.

Теперь всё иначе: я дряхлый старец, лишённый свободы и набравшийся мудрости в одиночестве средь тюремных стен.

Я молю мою госпожу, мой светлый луч надежды, мою Императрицу – выслушать меня.

Ничего я так не желаю, как прощения за ошибки юности, и лишь в Её высочайшей власти даровать мне его.

Галлус Канаван».

Джессамина перевела взгляд с подписи на список парламентариев и членов совета, чьи имена выстроились в самом низу колдриджского документа. Недовольно вздохнув, она сердито откинулась на спинку кресла.

«Светлый луч надежды», как же. Похоже, этот самопровозглашённый мученик решил, что она в умилении отпустит ему все грехи, лишь потому, что она женщина.

Тон послания казался вполне искренним... Джессамина, задумавшись, сложила бумагу пополам, разгладила линию сгиба и небрежно отбросила документ на стол. Слова, изрекаемые кем-то, кто твёрдо вознамерился что-то получить, всегда звучат искренне – при этом они не обязательно правдивы.

Покачав головой, она поднялась из-за стола. Размышлять над всем этим нет смысла: всё равно уже ничего не изменить. Завтра состоится встреча с Канаваном – с такой поддержкой, какую он получил, отказать было невозможно.

Ей предстоит решить его судьбу и с трона обнародовать свой вердикт.

Но это завтра, а сегодня есть другие дела.

Джессамина вышла из полутьмы рабочего кабинета в солнечный холл. После беглого опроса стоящих в карауле гвардейцев (и решительного отказа от их услуг в качестве сопровождающих), она взяла курс в сторону западного крыла. Дворец дремал в свете погожего полдня, и покой нарушали разве что вездесущие и неутомимо деловитые слуги. Завидев её, они кланялись или приседали в реверансах, а Джессамине то и дело приходилось жестами останавливать не в меру ретивых стражей, порывающихся сопровождать её.

Тихонько простучав каблучками по ступеням, она поднялась по западной лестнице и, миновав площадку, наткнулась на очередную порцию караульных, выставленных у входа в библиотеку. Те очень удивились её появлению и, оборвав беседу, поспешно отдали честь.

— Мне доложили, что лорд-защитник внутри, – бросила она и, не дожидаясь ответа, направилась к дверям.

Один из гвардейцев поспешил распахнуть их:

— Так точно, Ваше Величество. Проводить...

— Благодарю, не надо. Останьтесь на посту.

Библиотека чем-то напоминала Джессамине её кабинет – высокие окна тоже были завешаны тяжелыми плотными шторами, прячущими беспечную полуденную яркость. Там, где шторы были отдёрнуты, между стеллажами струился свет, ложился на ковры, и те казались пламенно-бирюзовыми, точно океанские волны на солнце. Стояла никем не нарушаемая тишина, в воздухе бесшумно плясали пылинки, и на мгновение императрица позволила себе глубокий вздох облегчения: не так часто ей случалось оставаться в столь безмятежном уединении.

Она медленно прошлась по библиотеке, заглядывая за стеллажи и выискивая своего безмолвного серконца. Поначалу поиски не увенчались успехом, и Джессамина начала посматривать на верхний ярус, туда, где стоял стол для переговоров. Но тут глаз зацепился за некое неопределённое движение со стороны столов в сумраке читального зала.

Проследовав в альков, она обнаружила расположившегося за угловым столом лорда-защитника. Тот сидел, словно затаившись, в полутьме, окружив себя бумагами и книгами. Джессамина заинтересованно и немного удивлённо подняла брови.

Вообще, она собиралась поговорить с ним о недавних выходках, но, увидев его, такого тихого, ссутулившегося над книгами, обнаружила, что колеблется.

Пендлтоны прислали чрезвычайно пылкое письмо, требуя публичного извинения. Джессамина подивилась их наглости. Никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не требует у монарха извинений. Пусть даже она и склонна согласиться, что лорд-защитник отреагировал чересчур остро и нелюбезно обошёлся с членами Парламента. Но, в конце концов, она намного превосходит Пендлтонов и по титулу, и по происхождению.

Они просто глупые юнцы, их выступлением можно и пренебречь. Чего нельзя сказать о Корво. В тот вечер она воздержалась от комментариев, решив оставить нагоняй на потом, однако твёрдо намерилась объяснить ему, какого поведения от него ждут. Это далеко не первый устроенный им скандал, а ведь он пробыл в чине королевского защитника от силы пару месяцев.

Но через два дня после случая с Пендлтонами произошло немыслимое. Фактически, чудо.

Аристократы прекратили ей перечить.

Назначенное в тот день заседание Совета прошло быстро и как по маслу. Ни единого голоса «против». Как-то разом нашлись все недостающие документы. Никто не перебивал, когда она говорила. Всё заседание чиновники сидели, скромно потупившись, и всем видом демонстрировали лояльность и безупречное поведение.

Хотя Джессамине претило держать подданных в страхе, она не могла не почувствовать облегчения от столь радикальной перемены настроений. Разумеется, она понимала, что обязана этим Корво и его эффектному представлению. И, поскольку внешне она потворствовала ему, придворные решили, что она ожесточилась.

Быть может, ей это и неприятно, вот только... видимо, правительство сейчас нуждается именно в этом. В сильном, непреклонном лидере, который станет их воспитывать, точно мать – капризного ребёнка. Господам чиновникам это не повредит, а то в последнее время они действительно ведут себя, как дети малые.

Её беспокоило лишь, как скоро их молчаливый страх перерастёт в злобу.

Корво, полностью поглощённый чтением, не замечал, что она наблюдает за ним и, пока он раздумывает, не перевернуть ли страницу, она подыскивает нужные слова.

Приняв решение, она направилась к столу и собралась негромко кашлянуть, чтобы привлечь внимание Корво. Но, наверное, стук каблучков её выдал: лорд-защитник резко вскинул голову и потянулся за мечом, но тут же, судя по округлившимся глазам, узнал её. Стул жалобно скрипнул, когда он поспешно вскочил на ноги, попутно одёргивая расстёгнутую шинель.

— Лорд-защитник, - поприветствовала она, пока он озирался по сторонам (то ли в удивлении, то ли в тревоге – сказать было сложно). Сегодня он не стал собирать волосы в хвост, и пряди вновь свободно падали на лицо. Вернулась и щетина. Джессамина заметила, что с тех пор, как его возвели в чин, он честно пытается следить за внешностью, но всё-таки слишком занят, чтобы добиться на этом поприще заметных успехов.

«Ваше величество!» - прожестикулировал он с серьёзным видом, готовясь принимать приказы.

Она попыталась улыбнуться и остановилась, положив руки на спинку стоящего между ними стула.

— Кажется, я помешала вам.

Корво плавно перечеркнул воздух решительным «Никогда!» и опять поглядел по сторонам тревожными изучающими глазами.

«Вы без сопровождения».

Она демонстративно оставила это замечание без ответа и с интересом посмотрела на разбросанные по столу книги. Вот странно, он не производил впечатления человека, который любит читать... Но Джессамина тут же устыдилась таких мыслей. Конечно, любит. Если дар речи отобрали, что ещё остаётся, как не книги?

— Позвольте осведомиться, что вы читаете?

Корво, покосившись на раскрытые страницы, машинально разгладил складку на мундире. Казалось, он задумался о чём-то, но потом взглянул на Джессамину и сделал знак, который она не поняла. Он заметил это прежде, чем она успела покачать головой, и изобразил слово по буквам.

«Мемуары».

Джессамина удивилась – не такого ответа она ожидала. Из того немногого, что она знала о Корво, она могла предположить что его привлекут труды о тактическом искусстве какие-нибудь трактаты о теории безопасности или, скажем, оригинальные чертежи Башни. Мемуары – не слишком ли романтично для столь одержимого работой человека? С другой стороны... а что вообще она о нём знает?

— Это чьи же? – спросила она, огибая стол. Корво быстро посторонился, выдвинул стул, чтобы она могла сесть и, пока она шла, ответил:

«Лордов-защитников».

А, ну тогда всё в порядке.

Джессамина присела и, вытянув шею, всмотрелась в заголовок страницы.

— Сэр Болтон Тезерс, - имя, выведенное элегантным курсивом, показалось ей очень знакомым, и она усиленно пыталась вспомнить, откуда именно, просматривая текст. Потом её озарило, и она подняла взгляд на Корво.

— Первый защитник. Его убили вскоре после смерти его господина.

Корво ничего не ответил, и она продолжила рассуждать вслух:

— Во время Восстания на правителя было совершено несколько покушений. Командор Тезерс был первым, кто стал отражать подобные атаки в качестве лорда-защитника. Но в конце убили их обоих.

Заметив, как мелькнули руки Корво, она повернулась, чтобы посмотреть, что он скажет.

«Он находился подле господина каждую минуту».

— За исключением последней, - покачала головой Джессамина, проводя пальцем по рукописным строчкам. После недлинной задумчивой паузы, она поднялась, и Корво вновь посторонился, давая ей больше пространства. На лицо Джессамины вернулась маска строгой решительной королевы, и она заговорила, тщательно подбирая слова:

— Я пришла поговорить с вами о недавнем происшествии, лорд-защитник.

Корво чуть нахмурился, на лице проступила озабоченность – впрочем, как всегда, сдержанная. Джессамина вновь засомневалась.

— Наверное, стоило начать иначе, - сказала она чуть тише, вспомнив его реакцию на поведение близнецов. – Прежде всего, мне стоило бы поблагодарить вас. Вы защитили мою честь, пусть и немного перестарались в процессе... – она попробовала выдавить благодарную улыбку, но при воспоминании о неприятном эпизоде в душе всколыхнулись досада и смущение. – Видите ли, императрица не может позволить себе вестись на провокации. Как правило, я придерживаюсь строгой политики игнорирования подобных выпадов, но... на самом деле я вам крайне благодарна. Вы повели себя достойно и отважно.

Глаза Корво потеплели, встретив её нервный взгляд, и губы сжались в ровную линию. Он поднял руки и повернул запястья, не сразу подобрав слова, но когда заговорил, жесты были очень медленные.

«Слова могут бить, как кинжал. Я буду защищать вас и от того, и от другого».

Это напомнило ей, сколь неожиданными могут быть его собственные редкие и бесшумные слова.

— Спасибо, - чуть приметно кивнув, отозвалась она. – Однако я должна признать, что некоторые ваши поступки вызывают у меня вопросы.

Корво выпрямился и уставился ей в лицо, как бы вопрошая, в чём же заключаются её сомнения.

— В отличие от Серконоса, Гристоль движется медленнее. Вы наверняка это заметили. Поэтому, на радикальные действия тут смотрят с куда большим неодобрением, чем на вашей родине, - объяснила она, стараясь избегать его взгляда. Читать ему нотации гораздо трудней, чем ей казалось, особенно учитывая, что его подход к проблемам, несмотря на вызываемый резонанс, в целом весьма эффективен. – Я должна быть очень аккуратна в своих решениях, чтобы не навредить ни людям, ни домам, которые их представляют. И поскольку вы были моим решением, ответственность за ваши поступки лежит и на мне тоже.

Корво прищурился и еле заметно покачал головой.

«Гристоль движется так же быстро, как Серконос, просто здесь это искуснее скрывают».

Джессамина нахмурилась. Сравнение с диким островом, конечно, мало льстило, но, по сути, возразить было нечего.

«Разница в том, что у нас убивают руками, а у вас - словами».

— В таком случае я прошу: будьте деликатнее, сделайте вид, что не замечаете это самое искусное сокрытие. Хотя бы в ближайшее время, - оговорилась она и решительно подытожила. – Увы, так сложилось, что попытки иноземцев изменить наши обожаемые правила принимаются в штыки.

Корво кивнул (руки мимолётно сжались на уровне груди в коротком жесте согласия). К счастью, он отнёсся к проблеме с пониманием, и Джессамина с надеждой подумала, что впредь он и в самом деле немного обуздает свою инициативность.

— Зато секретарь Кромвель хоть немного расслабится, - тихо фыркнула она.

«Этот человек не способен расслабиться!» - жесты были быстрыми, отточенными, а в глазах сверкнули смешинки. Подшучивать над Кромвелем заочно, конечно, нехорошо, но Джессамина не удержалась:

— Суетливый он господин, не находите?

«Как воробышек».

Джессамина не поняла, что именно заставило её так громко расхохотаться: его шутливое замечание или то, с каким убийственно серьёзным видом он изобразил у лица движение птичьего клюва. Зажав рот ладонью, она успела заметить, что Корво рассмеялся с нею вместе: с губ его слетел короткий бесшумный выдох.

Спустя несколько мгновений тёплого дружеского молчания, Корво шагнул к ней. По его внезапной скованности Джессамина сразу поняла: у него есть просьба. Она помучила его пару секунд, разглядывая книги, после чего всё-таки пришла на выручку:

– Вы хотели о чём-то спросить, лорд-защитник?

Корво заговорил не сразу – на лице его явно отразилась борьба.

«Я беспокоюсь за вашу безопасность».

Джессамина насторожилась, однако не стала перебивать, пытаясь одновременно следить за взволнованным лицом и движущимися руками. Низкий голос, который она выдумала для него, зазвучал в воображении чуть неуверенно.

«Я сделал всё, что мог, чтобы обезопасить Башню. Я выбрал лучших людей. Изменил расположение караульных постов».

Речь немного затянулась, поскольку некоторые слова ему приходилось расписывать по буквам.

«Теперь я уверен, что дворец охраняется на должном уровне. Но меня тревожит отсутствие охраны рядом с вами».

– Рядом со мной?

Корво кивнул, взмахнул кистью в знак подтверждения, и взгляд его наполнился решимостью.

«Я хотел бы исполнять обязанности первого лорда-защитника».

Джессамина не сразу поняла, что он имеет в виду, и перевела взгляд на книгу мемуаров Тезерса – параноидального, чрезмерно подозрительного, одержимого стража. И Корво вознамерился стать таким же? Бессменным телохранителем?

– В этом нет нужды, - немедленно отказалась она, - Вы поймите, наш дорогой командор всё-таки служил в военное время.

«В отличие от меня, он почти не отлучался от своего господина. И не уберёг его».

– Это другое дело. Тогда улицы наводняли морлийские наёмники, которые ежедневно покушались на его жизнь. Мне такая опасность не грозит, Корво.

Тот вскинул руку, возражая.

«Однажды за вами гнались девятнадцать серконских ассасинов».

Джессамина фыркнула и отвернулась.

– Ну, знаете ли, в истории династии Колдуинов это скорее исключение, - негодующе заявила она, отказываясь сравнивать горстку пиратов с участниками политической войны. – Времена изменились. Для них не годятся столь радикальные меры. Это лишь растревожит людей, - она пристально посмотрела ему в глаза, давая почувствовать тяжесть королевского взгляда. – Они будут спрашивать: чего так опасается императрица, что постоянно прячется за спину своего лорда-защитника?

Корво, хоть ничего и не сказал, всё-таки не потрудился скрыть разочарование. Куда только делись недавние беззаботность и дружелюбие. Джессамину несколько рассердила его готовность открыто вступать с ней в пререкания. А уж как выводила из себя эта его неучтивость – ни глаз не опустит, ни поклонится... Хотя, нельзя не признать, это ново и занятно.

Она помедлила, ожидая его ответа, но Корво оставался неподвижен.

– Разумеется, если мне что-то будет угрожать, я первая жду от вас соответствующих действий, - он слегка воспрянул духом, так что она быстро добавила. – Но до тех пор в подобных услугах нет нужды.

Корво сжал кулак и описал большим пальцем краткую дугу. «А завтра?»

Совсем из головы вылетело. Завтра Галлус Канаван явится сюда на аудиенцию с нею и тайным советом. Доверять осуждённому предателю у неё и в мыслях не было, но вряд ли он представляет опасность. Его доставят во дворец начальник тюрьмы и колдриджская охрана. Можно, конечно, дополнительно привлечь и королевскую гвардию – хотя им уже наверняка приказано охранять помещение, в котором будет проходить слушание.

Но Корво не интересовал состав вооружённой охраны. Он спрашивал, нужно ли ему участвовать в этапировании заключённого.

– Вы лорд-защитник. Вы должны быть с монархом.

«Мне лучше самому сопровождать преступника».

– Да полно вам, Корво, он давний узник, а не какой-нибудь свежепойманный душегуб.

Джессамина видела, что он так же раздосадован, как и она, и ей вдруг пришло в голову, что он ничуть не уступает ей по части упрямства. И – быть может, виновато иностранное происхождение – его очень мало волнует тот факт, что препирается он с первым лицом государства.
В память о благодарности, которую она, не смотря ни на что, ощущала, Джессамина решила предложить компромисс.

– Выделите своих лучших людей на дополнительную охрану, - предложила она и, обратив внимание на его неодобрительный взгляд, нежно добавила. – Мне будет гораздо спокойнее, если вы останетесь рядом.

Плохо, что пришлось сжульничать и прибегнуть к столь откровенной манипуляции, но когда Корво кивнул, отсалютовал и поклонился, Джессамине сразу стало легче на душе. Когда обеды с парламентариями срываются в скандалы, а члены совета ведут себя несносно и по-хамски, очень приятно сознавать, что Корво по-прежнему непоколебимо верен ей.

Все накопленные с начала месяца опасения на его счёт рассеялись. И представься ей шанс всё переиграть – она всё равно выбрала бы его. Снова и снова. Аристократы могли исходить ядом сколько угодно, но Джессамина всё больше убеждалась, что Корво – действительно ценное прибавление к её свите.

Она тепло улыбнулась на прощание и оставила его наедине с мемуарами. Между прочим, надо будет на всякий случай перечитать их самой – кто знает, каких ещё идей Корво нахватается у старого командора...



Королевский двор никогда не импонировал Джессамине.

Учитывая, что в последний раз она обращалась к сливкам общества, чтобы представить им Корво Аттано, чувства были взаимны.

Впрочем, после памятного инцидента с Пендлтонами, все мятежные злоречия сошли на нет. А вот судейская ветвь власти, кажется, что-то замыслила в связи с Галлусом Канаваном, и Джессамине это очень не нравилось.

Она неизменно настораживалась, когда у политиков тайного совета возникала возможность извлечь некую выгоду путём объединения усилий под предлогом очередного законопроекта. А на бумаге Канавана стояло столько подписей и печатей...

И понятно, почему. До того, как попасть в тюрьму, Канаван оказался главой и единственным наследником знатного и очень состоятельного рода. В те времена молодой аристократ, он не успел обзавестись семьёй, которая позже могла бы заявить свои права на богатства. Джессамина подумала, что её чиновники упивались своей находчивостью, поддерживая его просьбу об амнистии. Ещё бы: на их горизонте замаячил новый благодетель, готовый щедро отблагодарить за своевременное содействие.

То, что Канаван – предатель, никем не оспаривалось. Он пролил гристольскую кровь, заманил в ловушку корабли военно-морского флота и обрёк на гибель множество невинных жизней, и заморские союзники Канавана превозносили его имя под рёв морлийского мятежа.
Но нынешнее его письменное обращение не вызывало подозрений у совета – участники излучали оптимизм и скрепляли документ печатями одобрения. Джессамина поймала себя на мысли, что жалеет, что не обсудила вчера свою дилемму с Корво. Уж кто-кто, а он наверняка разобрался бы, насколько искренен бывший убийца.

Если она откажет в помиловании, Канавана можно будет казнить хоть на следующий же день.

Отец непременно устроил бы публичную казнь. Она без труда представила холодный голос императора, словно он стоял здесь же, с нею рядом, обращаясь к толпе. Он бы объявил, что Канаван не достоин прощения и что мятежники Морли сами виноваты, раз предпочли путь предательства. Он бы привёл исторические примеры о бесчестье, постигшем людей, тоже чересчур много о себе возомнивших. После казни сердца гристольцев наполнились бы национальной гордостью, а морлийцы бы притихли и занялись восстановлением порушенной экономики.

Да, при отце такое было возможно. Ныне Морли гораздо сильнее – и духом, и экономикой. Демонстративная унизительная казнь их соотечественника может разгневать их и послужить приглашением к оказанию тех самых знаков внимания, которых так опасается Корво.

Помиловать изменника – пойти на поводу у совета вопреки своим убеждениям. Этого ей делать тоже не хотелось, особенно после изнурительного противостояния по поводу избрания сомнительного иностранца на должность королевского защитника. Усмирить советников было очень сложно, так что ей вовсе не улыбалась перспектива предоставить всем им (и Хираму Берроузу в частности) большую свободу действий.

Что ж, тогда оставалось выслушать самого Канавана. Пусть правосудие свершится по принципу «жизнь против слова чести».

Парадный зал, как и следовало ожидать, кишел жадными до зрелищ дворянами, желающими узнать, как их императрица обойдётся с чужеземцем. Эта огромная глазеющая толпа действовала ей на нервы.

Единственное, что подбадривало – присутствие Корво. Взвинченный, напряжённый, с потемневшими до черноты глазами, он бдительно и придирчиво озирал собрание. У трона он, с его ростом и мощной фигурой, чёрной тенью контрастирующей с голубыми знамёнами, смотрелся куда внушительнее, чем в своё время Николай Эссен. Но если окружающие видели в Корво только цепного пса, то для Джессамины он был гарантом спокойствия и безопасности.

И, к слову, о безопасности он позаботился на совесть: Джессамина заметила, что гвардейских мундиров в толпе едва ли не больше, чем нарядных дамских одеяний.

Герольд огласил присутствующим её титулы, и она села на трон, гордо подняв подбородок и выпрямив спину.

Толпа склонилась под её взглядом, и тут она заметила, что лорд-защитник отдал секретарю Кромвелю какое-то распоряжение – и тот явно его понял и пришёл в лихорадочное оживление, ещё больше обычного уподобившись непоседливой птахе. Джессамина не успела до конца осознать, что высшие чины освоили язык жестов – герольд возвестил о прибытии заключённого Галлуса Канавана.

Массивные двери отворились, и внутрь хлынуло золото заходящего солнца и чёрные тени марширующих по притихшему залу стражей.

Подлокотники под её длинными пальцами были прохладны на ощупь. Джессамина не отвела взгляда и продолжала наблюдать за группой, выстроившейся в тесном порядке: два стража впереди, четверо – позади, и один человек в кандалах посередине.

Солдаты двигались быстро, но человек в кандалах еле передвигал ноги.

Джессамина сжала пальцы на холодном металле подлокотников и устремила взгляд пронзительных светлых глаз вниз, туда где стражи заставили Канавана опуститься на колени у выложенного в плитке колдуинского герба. Расстояние было довольно ощутимым: чтобы рассмотреть преступника, ей пришлось напрячь зрение.

Она не ожидала, что он будет таким старым и тщедушным. Отчёты, которые она читала, составлялись давно и описывали его тогдашнего: молодого, воинственного, бурлящего гневом и ненавистью. Она рисовала в воображении человека, вроде тех, что гнались за ней на Серконосе. Тех, которых убил Корво.

Но в Канаване нынешнем тот пыл давно угас. Голова его была низко опущена, волосы – редки и седы, с плеч свисало серое колдриджское тряпьё. Более всего он походил на груду тусклых грязных булыжников, сваленных посреди сияющей чистоты Дануольской Башни.

– Заключённый номер пятьсот тридцать шесть, Галлус Канаван, осуждённый за государственную измену, предательское сотрудничество с врагом, приведшим к уничтожению первого флота Дануолла, убийство офицеров королевской гвардии и заговор с целью убийства императора!

Рядом шевельнулся Корво, но Джессамина не отводила глаз от сгорбленного силуэта на полу. Глашатай продолжал речь, но все и так знали, зачем Канаван здесь: выказать раскаяние и просить милости.

– … у Её Величества императрицы Джессамины Колдуин Первой!

Она подняла руку, останавливая герольда, но шушукающийся зал тоже повиновался жесту и затих.

Среди окруживших узника солдат Джессамина узнала командора Далена – статного, дисциплинированного, громадой возвышающегося над жалкой фигурой.

– Командор, подведите господина Канавана ближе, - приказала она.

Дален и прочие стражи, не дожидаясь, пока преступник встанет на ноги, схватили его за плечи и, волоча по полу, потащили к трону под громкий лязг цепей.

Быстрая рука мелькнула справа от Джессамины, и она успела прочитать жест – и услышать воображаемый голос Корво, рявкнувший «Достаточно!».

– Галлус Канаван, вы предстали передо мной для публичного покаяния и просьбы о помиловании. Поведайте же, зачем мне вас прощать?

Канаван поднял голову, и Джессамина ощутила пробежавший по телу холодок. Он глядел на неё – не мимо, не вдаль, а именно ей в лицо. Совсем как Корво, но...

Но глаза Канавана оказались белесыми, невидящими. Годы заключений затянули темноту его зрачков молочно-белой пеленой.

Он заговорил далеко не сразу.

– Ваше. Величество.

Голос был сродни бряцанью цепей, которые дрогнули, когда он протянул к ней руки. Но он не был тихим. Голос раскатился по залу, и его услышал каждый из присутствующих. Руки Канавана слегка тряслись – Джессамина не знала, что тому виной. То ли возраст, то ли тяжесть оков.

– Я здесь, чтобы выразить своё глубочайшее раскаяние.

Он говорил медленно и отрывисто, и от скрипучего голоса вдоль позвоночника бежали мурашки. Джессамине пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сконцентрироваться и сохранить нейтральное выражение.

– Бесконечные годы в четырёх стенах... – взгляд бесцветных глаз устремился в потолок, а пальцы вцепились в ветхую тюремную робу. – В четырёх стенах наедине с горькими мыслями… Горькими мыслями…

Он смолк, поджав губы. Медлительность его речи одновременно раздражала и будила необъяснимую тревогу.

– И вот ты думаешь, думаешь, думаешь... и однажды понимаешь, что мысли идут по кругу, закольцовываются, и выходит, что думаешь ты только об одном...

В его голос прокрались нотки слабого удивления, а Джессамине пришло в голову, что узник, пожалуй, не в себе. Наверное, старость и долгое одиночество притупили его разум... а письма, писанные якобы его рукой, вполне могли быть сфабрикованы. Не так уж это и сложно.
Она даже начала подумывать о том, чтобы распустить собрание, но тут Канаван заговорил чётче и громче:

– Снова и снова, одна и та же мысль! Я беспрестанно думал о том дне. О том, что совершил, о том, чего не совершал, о том, что хочу совершить...

Цепь громко лязгнула, стукнувшись о мрамор. Внезапным, отчаянным движением Канаван взвился вверх, оттолкнув стоящих рядом стражей. Командор Дален ринулся к нему, занося руку, но тут, эхом раскатившись по залу, грянул выстрел.

Нет, время не замедлилось для Джессамины.

Напротив, вид рук Канавана, достающих из-под лохмотьев серебристый револьвер, не занял и секунды. Всё произошло очень быстро. Белесые глаза в упор уставились на неё – и она, в свою очередь, видела только их.

Выстрел эффектно ознаменовал конец аудиенции, после чего на Джессамину обрушилась тьма, словно на голову набросили плотное, непроницаемо-чёрное покрывало.

Ей показалось, что она различает далёкие крики сквозь ровное гудение в заложенных ушах, но единственный звук, казавшийся реальным, был гулким стуком её собственного сердца.

Эти доли секунды она была абсолютно спокойна. Но потом темнота шевельнулась, отступила и превратилась в Корво Аттано, лорда-защитника.

Пуля пробила его рёбра, когда он телом заслонил императрицу, но в его глазах не отразилось ни намёка на боль, и ничуть не убавилась быстрота реакции. В мгновение ока смуглые пальцы выхватили из-за ремня кинжал, и, мимолётно прицелившись, бросили лёгкий клинок. Ни метания испуганной публики, ни возня солдат не смогли помешать лезвию вонзиться в горло Галлуса Канавана.

Сверкнула рукоять кинжала, тускло заблестели широко раскрытые, устремлённые вверх безжизненные глаза.

Джессамина отстранённо осознала, что двигается, зовёт своего лорда-защитника - и продолжает звать, хотя он уже обратил к ней суровое неподвижное лицо. Её плечи обхватили тяжёлые, сильные руки; он поднял её с трона и мягко подтолкнул.

В зале началось столпотворение, люди кричали и метались, точно окружённые волками овцы, но Джессамина их не слышала. Она слышала только Корво, немого, который чертил знаки у её лица. «Уходим! По лестнице! Быстро!»

Каждый вдох был тягучим, медленным и отнимал уйму сил. Джессамину охватило странное оцепенение при виде неподвижного грязного тела, простёршегося в разливающейся по белому мрамору кровавой луже. Она не сумела оторваться от этого зрелища, даже когда Корво взял её на руки и понёс вверх по лестнице, прочь от пронзительных людских криков.

Подальше от мёртвых молочно-белых глаз, слепо глядящих ей вслед.

Следующая глава
Предыдущая глава.

@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures