Леди замка Джен
в которой Корво и Джессамина держатся за руки.
Глава 17. Реформация.
Весть о смерти Галлуса Канавана разнеслась по Дануоллу со скоростью лесного пожара.
Через несколько часов все дануольцы (а к концу дня – и все гристольцы) знали о немыслимом происшествии. Очень скоро вся империя будет в курсе – их повелительницу чуть не убили.
Но не страх и горе охватили страну.
Люди ликовали.
Фасады зданий украсили синие флаги с гербом Колдуинов, улицы наполнились радостными толпами, ежеминутно скандирующими «Да здравствует её величество!» и распевающими патриотические песни под аккомпанемент любых случившихся на пути инструментов. Их прекрасная справедливая госпожа осталась в живых. «Отважная! Неустрашимая!» - торжествовали одни. «Поделом морлийским крысам!» - соглашались другие. Любимая королева – а она совсем не то, что эти чванливые дворяшки! – выстояла под натиском ужасных обстоятельств.
Всю ночь на улицах города бурлило шумное празднество, а пабы и таверны не закрывались до зари.
Чаще всего звучал тост за здоровье Корво Аттано.
Королевский защитник виделся люду настоящим героем, неотвратимой силой, несущей Гристолю очищение. Ещё бы, ведь он беззаветно защищал их возлюбленную императрицу и, точно образцовый палач, расправлялся с паскудными изменниками прямо на глазах у трусливых придворных. Историю о том, как Корво Аттано метким броском ножа сразил вероломного морлийца пересказывали столько раз, что к утру в ней фигурировало десять ножей и двадцать морлийцев.
Как-то сразу позабылось, что он серконец. Никому больше не было дела до его смуглой кожи и увечья. «Слава императрице! Ура защитнику!»
Имя Корво передавалось из уст в уста торжествующими горожанами – и совсем с другими интонациями, с трепетом и страхом, повторялось за стенами богатых домов.
Джессамина из последних сил пыталась не обращать внимания на преследующий её топот пятнадцати пар сапог.
Она не отрывала глаз от грандиозных металлических ворот, ведущих прочь из Колдриджской тюрьмы, и, чтобы отвлечься, пыталась натянуть перчатки.
Но топот был слишком громок. А выкрикиваемые приказы – ещё громче.
И хотя умом она понимала необходимость их присутствия, мириться с эскортом из пятнадцати гвардейцев становилось выше её сил. Усиленные меры безопасности лишь напоминали, от чего она отгораживается, и словно делали вероятную угрозу более реальной и ощутимой. Джессамина чувствовала, что ей необходимо поскорее вернуться во дворец, ибо она опасно приблизилась к состоянию, когда мысль присоединиться к хору горланящих на всю тюрьму заключённых начинает казаться заманчивой.
Несколько солдат поспешили вперёд, открывать тяжёлые ворота. Лучи склонившегося к речному горизонту солнца ударили по глазам; Джессамина поморгала и всмотрелась в окружение, только чтобы обнаружить очередную партию гвардейцев, готовящих к отъезду бронированное чудовище.
Ей делалось дурно от одного вида этих шумных, работающих на ворвани машин, но, с учётом ситуации, о привычных поездках на лошадях не могло быть и речи.
Когда Джессамина направилась к экипажу, к ней со всех сторон потянулись руки. Гвардейцы, горячо желающие оказаться полезными, выказывали истовую готовность помочь ей, но отовсюду простирающиеся к ней ладони, затянутые в кожаные перчатки, походили на сцену из какого-то невиданного кошмарного сна.
Она попыталась уклониться от назойливой заботы:
– Нет, благодарю, не надо... – взгляд её заметался по незнакомым лицам, и она чуть громче добавила. – Где Корво?
Дыхание то и дело перехватывало, пока она тщилась высмотреть королевского защитника, который, как ей казалось, должен был идти во главе отряда.
– Позади вас, госпожа! – подсказал кто-то.
Джессамина отчаянно обернулась и, к некоторому облегчению, увидела его совсем близко – большого, надёжного, исполненного спокойной уверенности, часть которой тут же передалась ей, вернув способность нормально дышать. Корво надвинулся широкими неспешными шагами, безмолвно кивнул и, положив тяжёлую ладонь ей на плечо, повёл к экипажу. Гвардейцы живо рассредоточились вокруг бронированной кареты, подчиняясь его быстрому, на ходу брошенному жесту.
Он не успел предложить ей помощь – просто потому, что она первая схватила его за руку, пробираясь в салон. И не отпустила, даже устроившись на сиденье. Джессамине не нужно было ничего говорить, чтобы попросить его поехать с нею.
А Корво не нужно было ничего отвечать: он просто скользнул внутрь и закрыл тяжёлую металлическую дверь. Не тратя времени попусту, он ударил кулаком в потолок кабинки; карета резко дёрнулась и начала движение по рельсовому пути.
Эта чудовищная конструкция скрежетала, гремела и издавала прочие ужасные звуки, но хотя бы кресла в салоне были комфортными и мягкими. Джессамина устроилась поудобнее, радуясь, что кошмарный визит в Колдридж подошёл к концу, и несметное полчище навязчивых охранников осталось позади.
Как же ей хотелось наорать на Корво и заставить его всех их разогнать! Но она знала, что нельзя.
Только не после вчерашнего.
Она тоскливо посмотрела в окошко, на сверкающие воды Ренхевена.
Уму непостижимо, как такое могло произойти. Да, Гристоль переживает нелёгкие времена. Народ деморализован, правительство недовольно... но неужели настолько, чтобы решиться на убийство?
Джессамина прижала к лицу ладони, спрятав глаза и пытаясь удержать непрерывный мысленный поток вопросов. Одни и те же вопросы, на которые со времени вчерашнего выстрела, прогремевшего в зале дворца, так и не нашлось ответов.
Визит в проклятый Колдридж ничего не прояснил: они прибыли сюда рассерженные и недоумевающие, и уехали в точно таком же настроении. Допрос начальника тюрьмы по сути оказался бесполезным: тот категорически настаивал, что он тут не причём. Галлуса Канавана держали в камере-одиночке со дня его ареста, и иные визитёры, кроме законника, чтобы забрать апелляцию, к нему и не заглядывали. Все контакты с поручителями из числа её чиновников происходили исключительно на бумаге. Никто не связывался с преступником напрямую.
Бедняга чуть не плакал и клялся всеми звёздами и ангелами, уверяя, что понятия не имел о коварных замыслах Канавана. В ходе этапирования ни он, ни охрана не видели, откуда преступник умудрился добыть оружие.
Вообще, Джессамина склонна была ему поверить, но его всё равно сняли с должности.
Вернее, на этом настоял Корво – а она не стала возражать.
Но было кое-что похуже подозрительных обстоятельств, при которых состоялось покушение. Вся эта дикая ситуация стала возможной исключительно благодаря стараниям многочисленных важных чиновников и аристократов, оставивших свои подписи на прошении Канавана. В этом списке были фактически все: от богатых троюродных кузин до её собственного лорда-разведчика. Страшно представить, что это может означать.
Железная карета дёрнулась и подпрыгнула, Джессамина вздрогнула, отвернулась от созерцания темнеющих небес – и увидела, что лорд-защитник украдкой, стараясь не привлекать внимания, осторожно прижимает руку к рёбрам. Она нахмурилась и посмотрела на него внимательнее.
Корво больше суток провёл на ногах. Джессамина знала, потому что сама не сомкнула глаз.
Вчера, после трагедии, развернувшейся на мраморных плитах парадного зала, лорд-защитник на руках внёс Джессамину в её личные покои и строго-настрого запретил их покидать.
С тех пор они больше не разлучались.
Она вспомнила, как шок и полубессознательное оцепенение от созерцания замаранного кровью колдуинского герба медленно отступили, и как застывший перед глазами образ серого окровавленного трупа сменился видом окровавленного Корво. На тёмно-синей униформе чернело влажно поблёскивающее пятно. Он обходил комнату по периметру с мечом наизготовку и сталью в глазах, а кровь просачивалась сквозь пальцы и капала на ковры.
Глядя на него, Джессамина оледенела от ужаса, но тут в комнату влился поток людей, и следующие несколько часов Корво провёл, без устали раздавая приказы. В памяти остался короткий визит Далена, доложившего, что тело унесли и кого-то задержали – всё, как велел лорд-защитник.
Очень многие в тот день потеряли работу.
Её спальня превратилась в нечто вроде временного штаба по борьбе с последствиями катастрофы, и Джессамина сама себе напоминала маленькую девочку, которую взрослые усадили в уголок подальше от опасности.
Корво не ушёл, даже когда она нарушила молчание, требуя, чтобы он занялся своим ранением. Всё кончилось тем, что лекаря вызвали прямо в императорские апартаменты, и она смотрела, как доктор обрабатывает его рану, пока он продолжает заниматься вопросами безопасности.
Его запредельная бдительность была вполне понятна, но когда шок ослабел и затих, Джессамина не могла не заметить, что он несколько перегибает палку. Но его присутствие всё равно было как бальзам на истерзанные нервы.
Само покушение они не обсуждали. Во всяком случае, друг с другом. Даже не смотря на то, что эту бессонную ночь они провели фактически бок о бок, а люди всё шли и шли с неутешительными докладами о новых тупиках и оборванных нитях.
Ближе к рассвету в покои влетел взбудораженный Кромвель с новостями. Он поведал, что за стенами Башни собралось взволнованное простонародье, что придворные тоже изнывают от нетерпения в ожидании публичного обращения, и что Хирам Берроуз начал собственное расследование (от самого лорда-разведчика никаких вестей пока не поступило).
…Джессамина уставилась на чёрное пятно засохшей крови на боку Корво. Золотой галун на шинели приобрёл странный ржавый оттенок, и такого же цвета пятна темнели на его ладонях и пальцах. Сложно было смотреть на него и не вспоминать, как он подставился ради неё под выстрел.
– Корво.
И пусть слабый тихий голос прозвучал капелькой, упавшей в речной поток – серконец, весь внимание, немедленно откликнулся, подняв голову.
И Джессамина с тоскливым ужасом осознала, как сильно за последние двадцать четыре часа она стала зависеть от этого человека – куда сильнее, чем можно было предвидеть.
Опустив глаза, она уставилась на его колени всего в паре дюймов от её собственных. Ей смутно припомнились позавчерашняя короткая беседа по поводу аудиенции с Канаваном, мемуары Болтона Тезерса и отвергнутая бессловесная просьба Корво. И нахлынула волна стыда и горьких сожалений – давно она не испытывала ничего подобного в бытность свою императрицей.
Она подняла голову – и метафорические щиты – и, проглотив ком в горле, слабо указала на кровавое пятно:
– Когда вернёмся, обязательно покажитесь лекарю ещё раз.
Корво ответил долгим внимательным взглядом, не шевелясь, не кивая. Судя по тому, что она увидела в тёмных глазах, его нервы тоже были на пределе. Джессамина попыталась вложить в голос больше властности в стремлении завладеть контролем над ситуацией. В первый раз с тех пор, как Галлус Канаван напал на них с огнестрельным оружием.
– Не думайте, будто я не слышала про перелом ребра, - предостерегла она. Поскольку голос звучал так же слабо, Джессамина попыталась осадить Корво взглядом. – Хорошего понемножку. По возвращению в Башню будьте добры взять отгул и должным образом заняться своим здоровьем.
Корво безучастно отвернулся и ответил, что с ним всё в хорошо – согнул пальцы левой руки и небрежно мазнул ими в воздухе.
Джессамина проследила за жестом свирепыми глазами, подалась вперёд и хлопнула Корво по запястью. Тот, страшно удивившись, повернулся к ней со сконфуженным изумлением на лице.
– Если вы не поняли – это был вовсе не дружеский совет. Не хватало ещё смотреть, как вы корчитесь от боли в моём присутствии! – Джессамина даже рискнула подпустить в голос недовольно-снобистские нотки в подтверждение своей серьёзности. – Если мой лорд-защитник еле держится на ногах, то...
«Я в порядке!» - настаивал Корво.
– Не желаю слышать, - отрезала она, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть его рук. – И не стану. Не смейте пренебрегать здоровьем ради службы... службы мне...
Она никак не могла выкинуть из головы образ заслоняющего её от пули Корво – и выстрел, звоном отдающийся в ушах. Не могла не думать о мемуарах Тезерса, Иной их побери. И о треклятой сверхчеловеческой стойкости, которую Корво неустанно демонстрировал последние двадцать часов. Не могла забыть руки, уносящие её из зала, а после отдающие стремительные безмолвные приказы офицерам. И тревожное внимание, с которым он отмечал каждый её шаг.
За что ему такая безответственная императрица? Он заслуживал лучшего.
– После всего, что вы сделали, вам нужно отдохнуть... После...
Внезапное тепло, поглотившее ладони, заставило её подскочить.
Корво наклонился к ней близко-близко и потянул за левую руку. Джессамина, застыв, не в силах вымолвить ни слова, во все глаза наблюдала, как он поднимает её запястье, придерживая снизу кончиками пальцев, и как распластывает её ладонь своей.
Сбитая с толку, потерявшая дар речи, она заглянула ему в лицо. Но Корво не поднимал глаз. Плотно сжав губы и выставив подбородок, он сосредоточился на действии.
Кожа его была поразительно горяча. Излучаемого его руками жара оказалось достаточно, чтобы заставить её ненадолго забыть о том, что кто-то помог Галлусу Канавану, что кто-то из её придворных подготовил против неё заговор, что она вынуждена сражаться против невидимого врага в битве за свою жизнь и страну. Из памяти на время ушли подёрнутые туманной дымкой, даже в смерти устремлённые ей вслед пустые глаза Канавана. И алые капли крови, подсыхающие на коврах её спальни. Корво легко согнул её пальцы, фиксируя их в нужном положении. Наконец, он посмотрел ей в глаза, и Джессамина сумела не отвести взгляда, когда, ладонь к ладони, они погладили воздух, вместе сказав «Я в порядке».
Её горло сжалось, в глазах жарко защипало, когда она увидела, как утешительно и ободряюще он смотрит на неё из-под упавших на лицо прядей. Свободной рукой он непринуждённо коснулся уха, изобразил несколько дополнительных жестов и букв:
«Теперь вы меня слышите?»
Джессамина приоткрыла рот, крепко сомкнула веки, сморгнув тепло, и ощутила на своих губах тень улыбки.
И кивнула.
Корво поступил так же – кивнул, отпустил её и медленно отвёл руки, сложив их на коленях.
Остаток пути в Башню прошёл мирно. Корво не стал говорить о том, как он был прав – Джессамина промолчала о том, как она ошибалась. Она принудила себя оставить тревоги о его здоровье и вместо этого привлекла душевные силы к восстановлению самообладания и невозмутимости. Её дыхание выровнялось, а в голове зароились вопросы и догадки о том, чего ждут от неё подданные. Надо будет сделать публичное заявление. Нельзя обнаруживать свою слабость перед Парламентом – и не важно, сколько из них желают ей смерти. Империя значит куда больше, чем её жизнь. Нужно быть сильной – ради тех, кто в первую очередь пострадает, если она станет, покорившись страху, бездействовать или вообще погибнет.
А если кто-то вздумает повторить что-нибудь в этом роде, Корво отныне всегда будет достаточно близко, чтобы вовремя вмешаться и отвратить беду.
В этом нет сомнений.
Подумав так, Джессамина потихоньку сцепила ладони, пытаясь удержать тепло, воспоминание о котором ещё согревало кожу.
Следующая глава
Предыдущая глава.
Глава 17. Реформация.Весть о смерти Галлуса Канавана разнеслась по Дануоллу со скоростью лесного пожара.
Через несколько часов все дануольцы (а к концу дня – и все гристольцы) знали о немыслимом происшествии. Очень скоро вся империя будет в курсе – их повелительницу чуть не убили.
Но не страх и горе охватили страну.
Люди ликовали.
Фасады зданий украсили синие флаги с гербом Колдуинов, улицы наполнились радостными толпами, ежеминутно скандирующими «Да здравствует её величество!» и распевающими патриотические песни под аккомпанемент любых случившихся на пути инструментов. Их прекрасная справедливая госпожа осталась в живых. «Отважная! Неустрашимая!» - торжествовали одни. «Поделом морлийским крысам!» - соглашались другие. Любимая королева – а она совсем не то, что эти чванливые дворяшки! – выстояла под натиском ужасных обстоятельств.
Всю ночь на улицах города бурлило шумное празднество, а пабы и таверны не закрывались до зари.
Чаще всего звучал тост за здоровье Корво Аттано.
Королевский защитник виделся люду настоящим героем, неотвратимой силой, несущей Гристолю очищение. Ещё бы, ведь он беззаветно защищал их возлюбленную императрицу и, точно образцовый палач, расправлялся с паскудными изменниками прямо на глазах у трусливых придворных. Историю о том, как Корво Аттано метким броском ножа сразил вероломного морлийца пересказывали столько раз, что к утру в ней фигурировало десять ножей и двадцать морлийцев.
Как-то сразу позабылось, что он серконец. Никому больше не было дела до его смуглой кожи и увечья. «Слава императрице! Ура защитнику!»
Имя Корво передавалось из уст в уста торжествующими горожанами – и совсем с другими интонациями, с трепетом и страхом, повторялось за стенами богатых домов.
Джессамина из последних сил пыталась не обращать внимания на преследующий её топот пятнадцати пар сапог.
Она не отрывала глаз от грандиозных металлических ворот, ведущих прочь из Колдриджской тюрьмы, и, чтобы отвлечься, пыталась натянуть перчатки.
Но топот был слишком громок. А выкрикиваемые приказы – ещё громче.
И хотя умом она понимала необходимость их присутствия, мириться с эскортом из пятнадцати гвардейцев становилось выше её сил. Усиленные меры безопасности лишь напоминали, от чего она отгораживается, и словно делали вероятную угрозу более реальной и ощутимой. Джессамина чувствовала, что ей необходимо поскорее вернуться во дворец, ибо она опасно приблизилась к состоянию, когда мысль присоединиться к хору горланящих на всю тюрьму заключённых начинает казаться заманчивой.
Несколько солдат поспешили вперёд, открывать тяжёлые ворота. Лучи склонившегося к речному горизонту солнца ударили по глазам; Джессамина поморгала и всмотрелась в окружение, только чтобы обнаружить очередную партию гвардейцев, готовящих к отъезду бронированное чудовище.
Ей делалось дурно от одного вида этих шумных, работающих на ворвани машин, но, с учётом ситуации, о привычных поездках на лошадях не могло быть и речи.
Когда Джессамина направилась к экипажу, к ней со всех сторон потянулись руки. Гвардейцы, горячо желающие оказаться полезными, выказывали истовую готовность помочь ей, но отовсюду простирающиеся к ней ладони, затянутые в кожаные перчатки, походили на сцену из какого-то невиданного кошмарного сна.
Она попыталась уклониться от назойливой заботы:
– Нет, благодарю, не надо... – взгляд её заметался по незнакомым лицам, и она чуть громче добавила. – Где Корво?
Дыхание то и дело перехватывало, пока она тщилась высмотреть королевского защитника, который, как ей казалось, должен был идти во главе отряда.
– Позади вас, госпожа! – подсказал кто-то.
Джессамина отчаянно обернулась и, к некоторому облегчению, увидела его совсем близко – большого, надёжного, исполненного спокойной уверенности, часть которой тут же передалась ей, вернув способность нормально дышать. Корво надвинулся широкими неспешными шагами, безмолвно кивнул и, положив тяжёлую ладонь ей на плечо, повёл к экипажу. Гвардейцы живо рассредоточились вокруг бронированной кареты, подчиняясь его быстрому, на ходу брошенному жесту.
Он не успел предложить ей помощь – просто потому, что она первая схватила его за руку, пробираясь в салон. И не отпустила, даже устроившись на сиденье. Джессамине не нужно было ничего говорить, чтобы попросить его поехать с нею.
А Корво не нужно было ничего отвечать: он просто скользнул внутрь и закрыл тяжёлую металлическую дверь. Не тратя времени попусту, он ударил кулаком в потолок кабинки; карета резко дёрнулась и начала движение по рельсовому пути.
Эта чудовищная конструкция скрежетала, гремела и издавала прочие ужасные звуки, но хотя бы кресла в салоне были комфортными и мягкими. Джессамина устроилась поудобнее, радуясь, что кошмарный визит в Колдридж подошёл к концу, и несметное полчище навязчивых охранников осталось позади.
Как же ей хотелось наорать на Корво и заставить его всех их разогнать! Но она знала, что нельзя.
Только не после вчерашнего.
Она тоскливо посмотрела в окошко, на сверкающие воды Ренхевена.
Уму непостижимо, как такое могло произойти. Да, Гристоль переживает нелёгкие времена. Народ деморализован, правительство недовольно... но неужели настолько, чтобы решиться на убийство?
Джессамина прижала к лицу ладони, спрятав глаза и пытаясь удержать непрерывный мысленный поток вопросов. Одни и те же вопросы, на которые со времени вчерашнего выстрела, прогремевшего в зале дворца, так и не нашлось ответов.
Визит в проклятый Колдридж ничего не прояснил: они прибыли сюда рассерженные и недоумевающие, и уехали в точно таком же настроении. Допрос начальника тюрьмы по сути оказался бесполезным: тот категорически настаивал, что он тут не причём. Галлуса Канавана держали в камере-одиночке со дня его ареста, и иные визитёры, кроме законника, чтобы забрать апелляцию, к нему и не заглядывали. Все контакты с поручителями из числа её чиновников происходили исключительно на бумаге. Никто не связывался с преступником напрямую.
Бедняга чуть не плакал и клялся всеми звёздами и ангелами, уверяя, что понятия не имел о коварных замыслах Канавана. В ходе этапирования ни он, ни охрана не видели, откуда преступник умудрился добыть оружие.
Вообще, Джессамина склонна была ему поверить, но его всё равно сняли с должности.
Вернее, на этом настоял Корво – а она не стала возражать.
Но было кое-что похуже подозрительных обстоятельств, при которых состоялось покушение. Вся эта дикая ситуация стала возможной исключительно благодаря стараниям многочисленных важных чиновников и аристократов, оставивших свои подписи на прошении Канавана. В этом списке были фактически все: от богатых троюродных кузин до её собственного лорда-разведчика. Страшно представить, что это может означать.
Железная карета дёрнулась и подпрыгнула, Джессамина вздрогнула, отвернулась от созерцания темнеющих небес – и увидела, что лорд-защитник украдкой, стараясь не привлекать внимания, осторожно прижимает руку к рёбрам. Она нахмурилась и посмотрела на него внимательнее.
Корво больше суток провёл на ногах. Джессамина знала, потому что сама не сомкнула глаз.
Вчера, после трагедии, развернувшейся на мраморных плитах парадного зала, лорд-защитник на руках внёс Джессамину в её личные покои и строго-настрого запретил их покидать.
С тех пор они больше не разлучались.
Она вспомнила, как шок и полубессознательное оцепенение от созерцания замаранного кровью колдуинского герба медленно отступили, и как застывший перед глазами образ серого окровавленного трупа сменился видом окровавленного Корво. На тёмно-синей униформе чернело влажно поблёскивающее пятно. Он обходил комнату по периметру с мечом наизготовку и сталью в глазах, а кровь просачивалась сквозь пальцы и капала на ковры.
Глядя на него, Джессамина оледенела от ужаса, но тут в комнату влился поток людей, и следующие несколько часов Корво провёл, без устали раздавая приказы. В памяти остался короткий визит Далена, доложившего, что тело унесли и кого-то задержали – всё, как велел лорд-защитник.
Очень многие в тот день потеряли работу.
Её спальня превратилась в нечто вроде временного штаба по борьбе с последствиями катастрофы, и Джессамина сама себе напоминала маленькую девочку, которую взрослые усадили в уголок подальше от опасности.
Корво не ушёл, даже когда она нарушила молчание, требуя, чтобы он занялся своим ранением. Всё кончилось тем, что лекаря вызвали прямо в императорские апартаменты, и она смотрела, как доктор обрабатывает его рану, пока он продолжает заниматься вопросами безопасности.
Его запредельная бдительность была вполне понятна, но когда шок ослабел и затих, Джессамина не могла не заметить, что он несколько перегибает палку. Но его присутствие всё равно было как бальзам на истерзанные нервы.
Само покушение они не обсуждали. Во всяком случае, друг с другом. Даже не смотря на то, что эту бессонную ночь они провели фактически бок о бок, а люди всё шли и шли с неутешительными докладами о новых тупиках и оборванных нитях.
Ближе к рассвету в покои влетел взбудораженный Кромвель с новостями. Он поведал, что за стенами Башни собралось взволнованное простонародье, что придворные тоже изнывают от нетерпения в ожидании публичного обращения, и что Хирам Берроуз начал собственное расследование (от самого лорда-разведчика никаких вестей пока не поступило).
…Джессамина уставилась на чёрное пятно засохшей крови на боку Корво. Золотой галун на шинели приобрёл странный ржавый оттенок, и такого же цвета пятна темнели на его ладонях и пальцах. Сложно было смотреть на него и не вспоминать, как он подставился ради неё под выстрел.
– Корво.
И пусть слабый тихий голос прозвучал капелькой, упавшей в речной поток – серконец, весь внимание, немедленно откликнулся, подняв голову.
И Джессамина с тоскливым ужасом осознала, как сильно за последние двадцать четыре часа она стала зависеть от этого человека – куда сильнее, чем можно было предвидеть.
Опустив глаза, она уставилась на его колени всего в паре дюймов от её собственных. Ей смутно припомнились позавчерашняя короткая беседа по поводу аудиенции с Канаваном, мемуары Болтона Тезерса и отвергнутая бессловесная просьба Корво. И нахлынула волна стыда и горьких сожалений – давно она не испытывала ничего подобного в бытность свою императрицей.
Она подняла голову – и метафорические щиты – и, проглотив ком в горле, слабо указала на кровавое пятно:
– Когда вернёмся, обязательно покажитесь лекарю ещё раз.
Корво ответил долгим внимательным взглядом, не шевелясь, не кивая. Судя по тому, что она увидела в тёмных глазах, его нервы тоже были на пределе. Джессамина попыталась вложить в голос больше властности в стремлении завладеть контролем над ситуацией. В первый раз с тех пор, как Галлус Канаван напал на них с огнестрельным оружием.
– Не думайте, будто я не слышала про перелом ребра, - предостерегла она. Поскольку голос звучал так же слабо, Джессамина попыталась осадить Корво взглядом. – Хорошего понемножку. По возвращению в Башню будьте добры взять отгул и должным образом заняться своим здоровьем.
Корво безучастно отвернулся и ответил, что с ним всё в хорошо – согнул пальцы левой руки и небрежно мазнул ими в воздухе.
Джессамина проследила за жестом свирепыми глазами, подалась вперёд и хлопнула Корво по запястью. Тот, страшно удивившись, повернулся к ней со сконфуженным изумлением на лице.
– Если вы не поняли – это был вовсе не дружеский совет. Не хватало ещё смотреть, как вы корчитесь от боли в моём присутствии! – Джессамина даже рискнула подпустить в голос недовольно-снобистские нотки в подтверждение своей серьёзности. – Если мой лорд-защитник еле держится на ногах, то...
«Я в порядке!» - настаивал Корво.
– Не желаю слышать, - отрезала она, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть его рук. – И не стану. Не смейте пренебрегать здоровьем ради службы... службы мне...
Она никак не могла выкинуть из головы образ заслоняющего её от пули Корво – и выстрел, звоном отдающийся в ушах. Не могла не думать о мемуарах Тезерса, Иной их побери. И о треклятой сверхчеловеческой стойкости, которую Корво неустанно демонстрировал последние двадцать часов. Не могла забыть руки, уносящие её из зала, а после отдающие стремительные безмолвные приказы офицерам. И тревожное внимание, с которым он отмечал каждый её шаг.
За что ему такая безответственная императрица? Он заслуживал лучшего.
– После всего, что вы сделали, вам нужно отдохнуть... После...
Внезапное тепло, поглотившее ладони, заставило её подскочить.
Корво наклонился к ней близко-близко и потянул за левую руку. Джессамина, застыв, не в силах вымолвить ни слова, во все глаза наблюдала, как он поднимает её запястье, придерживая снизу кончиками пальцев, и как распластывает её ладонь своей.
Сбитая с толку, потерявшая дар речи, она заглянула ему в лицо. Но Корво не поднимал глаз. Плотно сжав губы и выставив подбородок, он сосредоточился на действии.
Кожа его была поразительно горяча. Излучаемого его руками жара оказалось достаточно, чтобы заставить её ненадолго забыть о том, что кто-то помог Галлусу Канавану, что кто-то из её придворных подготовил против неё заговор, что она вынуждена сражаться против невидимого врага в битве за свою жизнь и страну. Из памяти на время ушли подёрнутые туманной дымкой, даже в смерти устремлённые ей вслед пустые глаза Канавана. И алые капли крови, подсыхающие на коврах её спальни. Корво легко согнул её пальцы, фиксируя их в нужном положении. Наконец, он посмотрел ей в глаза, и Джессамина сумела не отвести взгляда, когда, ладонь к ладони, они погладили воздух, вместе сказав «Я в порядке».
Её горло сжалось, в глазах жарко защипало, когда она увидела, как утешительно и ободряюще он смотрит на неё из-под упавших на лицо прядей. Свободной рукой он непринуждённо коснулся уха, изобразил несколько дополнительных жестов и букв:
«Теперь вы меня слышите?»
Джессамина приоткрыла рот, крепко сомкнула веки, сморгнув тепло, и ощутила на своих губах тень улыбки.
И кивнула.
Корво поступил так же – кивнул, отпустил её и медленно отвёл руки, сложив их на коленях.
Остаток пути в Башню прошёл мирно. Корво не стал говорить о том, как он был прав – Джессамина промолчала о том, как она ошибалась. Она принудила себя оставить тревоги о его здоровье и вместо этого привлекла душевные силы к восстановлению самообладания и невозмутимости. Её дыхание выровнялось, а в голове зароились вопросы и догадки о том, чего ждут от неё подданные. Надо будет сделать публичное заявление. Нельзя обнаруживать свою слабость перед Парламентом – и не важно, сколько из них желают ей смерти. Империя значит куда больше, чем её жизнь. Нужно быть сильной – ради тех, кто в первую очередь пострадает, если она станет, покорившись страху, бездействовать или вообще погибнет.
А если кто-то вздумает повторить что-нибудь в этом роде, Корво отныне всегда будет достаточно близко, чтобы вовремя вмешаться и отвратить беду.
В этом нет сомнений.
Подумав так, Джессамина потихоньку сцепила ладони, пытаясь удержать тепло, воспоминание о котором ещё согревало кожу.
Следующая глава
Предыдущая глава.
@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures
-
-
26.07.2014 в 13:59-
-
26.07.2014 в 14:04у меня нет слов
только сердца
-
-
26.07.2014 в 14:27Hisana Runryuu, у меня нет слов My precious babies :'D
Спасибо, что читаете, девушки))