Леди замка Джен
в которой страдают интроверты
Глава 21. Ритуалы.
…семь месяцев спустя…
Встрёпанная чёрная птица растревожила утреннюю тишину, вспорхнув на ограду и лязгнув металлической сеткой. Склонив голову набок, она захлопала крыльями и резко, пронзительно каркнула.
Моррис сердито поглядел на незваную гостью, раздражённый шумной бесцеремонностью, и стянул с головы фуражку.
– У, паразитка, – проворчал он и, направившись к ограде, взмахнул рукой в попытке спугнуть наглую тварь. – Пшла отсюда! Кыш!
Ворона, не впечатлившись, бочком отодвинулась и угрожающе расправила крылья. Замолкнуть она и не подумала, лишь бросила на капитана беглый безучастный взгляд чёрных глаз-бусинок.
Моррис зарычал и всё-таки швырнул фуражку в птицу. Головной убор ударился о металлическую сетку; ворона, возмущённо возопив, поднялась на крылья и устремилась мимо него вглубь переулка, где в относительной безопасности устроилась на куче сваленного в углу мусора.
– Крыса с крыльями, вот ты кто! – объявил ей вслед Моррис. Птица оскорблённо встопорщила перья и, вытянув шею, выкрикнула в его адрес какое-то воронье ругательство.
– Капитан!
Моррис обернулся на зов и чрезвычайно изумился, обнаружив на входе в тупичок командора Далена.
– Дален, старый проныра, а вы что тут делаете?! – чувствуя, что рот сам растягивается в улыбке, спросил он.
– Как раз спросить хотел. Что я тут делаю?
После этого наступила пауза.
Утро было раннее, солнце пока не выкатилось из-за горизонта, и небо Дануолла пока оставалось бесцветным и блеклым. Вонища стояла кошмарная – во всяком случае, по мнению Морриса. Хотя, трудно ждать чего-то большего от Пекхама в целом (местечка вообще не слишком приятного) и от зловонных задворок полуразвалившейся прачечной в частности. А ведь, казалось бы, Ткацкий квартал не так далеко...
С другой стороны, такое в фешенебельных районах города не происходит. Ну, не часто, во всяком случае.
Моррис попытался оттянуть неизбежное:
– И всё-таки, вас сюда присылать... Я думал, у вас во дворце дел невпроворот.
– Нет, нет, – хмуро отозвался тот, покачав головой. – Просто горстка старцев перекладывает туда-сюда бумажки – вот, собственно, и всё, что там происходит. Мне там пока делать нечего.
Беседа снова заглохла, и Моррис со вздохом вернулся к ограде за упавшей фуражкой.
– Ну, раз такое дело, идёмте. Полюбуетесь на бедолагу.
Они с командором прошли по переулку мимо огромных мусорных контейнеров и заколоченных окон, переступая через сваленные на мостовую трухлявые деревяшки.
– Его обнаружила какая-то нищенка – уж какого Иного её сюда понесло, не знаю. Визгу было. Меня уже потом позвали.
Они, наконец, свернули за угол здания, и Моррису даже не нужно было указывать командору, в каком направлении смотреть. Потрясённый Дален тихо выругался.
Труп навис над ними огромной тёмной тенью, затмевая и без того слабый утренний свет. При жизни, подумал Моррис, бедняга явно был человеком крупным, этаким здоровилой.
Дален скрестил руки на груди, потом схватился за подбородок. Ему совершенно очевидно было не по себе.
Тело со странно вывернутой шеей болталось на бельевых верёвках, беспомощно свесив руки. Моррису сперва показалось, что его подвесили за пальто, пока он не заметил огромный изогнутый металлический крюк, зловеще торчащий из спины убитого и аккуратно привязанный к натянутым верёвкам. Если бы не эта частность - всё изрядно смахивало бы на дурного пошиба шутку.
Была и другая, не менее тревожная деталь. Кто-то не пожалел гвоздей, чтобы накрепко прибить шляпу-цилиндр к голове несчастного. На булыжниках под ним подсыхала кровавая лужа.
– Вывесили на просушку, – пробормотал Дален и, обогнув лужу, приметил блеск замаранного металла. – А это что там? Гарпун?
– Ага. Вроде тех, которыми китов за плавники тащат.
– Проклятье.
Моррис поглубже засунул руки в карманы.
– Всё это явно что-то означает.
Дален ответил осторожным взглядом, в котором читалось молчаливое согласие.
Оба вздрогнули, когда переулок огласился резким сверлящим карканьем. Чёрная ворона промелькнула над ними и пристроилась поближе к трупу. Отчаянно хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие на раскачивающейся под её весом верёвке, птица с хриплыми криками подобралась к телу и приступила к завтраку. Капитана перекосило от отвращения.
– Это послание.
– Чего? – очнулся Моррис, обернувшись к Далену.
– Послание, – повторил тот, снова обойдя лужу по кругу и глядя вверх. – Ведь если его уже убили – зачем утруждаться и прибивать шляпу? Зачем вешать его?
– Потому что это, мать его, жутко?
– Не просто жутко. Достаточно жутко, чтобы нести какой-то смысл. Это предостережение.
– Нам, что ли?
Командор ответил не сразу.
– Нам ли? Мы просто стражи. Скорее уж правительству.
– Думаете, преступление против короны? – с сомнением поглядев на несчастного, протянул Моррис. – Кто-то приколотил мертвяку к башке шляпу и насадил его на гарпун, чтобы высказаться против Её Величества?
Ворона, перекочевавшая к трупу на плечо, оторвалась от угощения и громко каркнула. Моррис попытался не морщиться.
– Понятия не имею, – отозвался командор. – Для начала придётся выяснить, чьих это рук дело.
Моррис, наморщив лоб, поднял взгляд на безжизненное тело, пытаясь за коркой подсохшей крови разглядеть лицо.
– Ладно, снимайте его.
Последний терпкий глоток любимого бренди слегка отдавал металлом.
Он берёг эту фляжку с «Кинг Стрит» на чёрный день, надеясь распить её в честь раскрытия какой-нибудь неведомой тайны Пандиссии. Однако завидев Башню Дануолла, он понял: чёрный день настиг его дома.
Пожалуй, ему стоило бы радоваться, что он вернулся живым и невредимым. И уж лучше быть здесь, чем в Тивии, где каждый считал своим долгом изводить его вопросами, на которые у него не хватало терпения отвечать.
Гристольцы узколобы, легкомысленны и мнят о себе невесть что. Но они хотя бы не лезут к нему.
Было жарко. Слишком жарко для пальто, которое он носил: дующий над Ренхевеном бриз не выдерживал сравнения с крепкими океанскими ветрами и тивианской стужей.
Мысль о прохладном уединении собственного особняка приободрила его. Чем скорее он покончит с официальной частью, тем раньше сможет отбыть домой и, наконец, остаться в долгожданном одиночестве.
– Я впервые вижу вас столь окрылённым с тех самых пор, как мы подобрали вас, лорд Соколов. Даже странно!
Соколов заскрежетал зубами, даже не пытаясь этого скрыть.
Он никогда не был ‒ и охотно это за собою признавал ‒ безупречно обходительным слугой Её Величества. Но, проведя в данном качестве несколько месяцев у его светлости графа Тамаракского, он понял, что однозначно предпочитает спокойные и логичные приказы императрицы.
Он смолчал, наблюдая за оживлением, воцарившемся в антураже графа. Все готовились к встрече с торжественной процессией, несомненно, ожидавшей их у входа во дворец. Тивианцы разрядились в пух и прах, навесив на себя куда больше шелков и брильянтов, нежели того требовали обстоятельства, и Соколов не без злорадства ждал, когда до графа, наконец, дойдёт, что в плане моды в Гристоле всему остальному предпочитают тёмные невычурные одежды.
Жаль, конечно, что ждать придётся ещё долго.
Путь от Гидрозатвора через мост занял мучительно долгое время. Пытка усугубилась тем, что граф вознамерился во что бы то ни стало донести до всех мнение об окружающем пейзаже. В частности, ему показалось забавным сравнить невысокие перильца моста с более внушительной тивианской архитектурой. Свита преданно засмеялась.
Соколов ускорил шаг, обгоняя их. И едва удержал вздох облегчения, завидев на входе в сад знакомое лицо.
Его встречал секретарь Кромвель (процессия Её Величества угадывалась вдалеке, у парадной лестницы в Башню).
– Антон, давненько не виделись!
В любое другое время Соколов удивился бы улыбке на лице как правило взвинченного и задёрганного секретаря – зрелище, достойное небольшой зарисовки! Но сегодня у него не было ни сил, ни настроения замечать подобные мелочи.
– Увы, не так давненько, как я рассчитывал.
Кромвель всё равно добродушно рассмеялся и, бросив взгляд ему за спину, понизил голос до шёпота:
– А это… тот самый граф, о котором...
– Граф Тамаракский, Тамир Моисеев, – сжалился Соколов. Он прекрасно понимал, что не снабдил их в полной мере этой дурацкой протокольной мишурой.
– Благодарствуйте! - обрадовался Кромвель и поспешил обратно, чтобы должным образом объявить о прибытии гостей.
Шествуя во главе этого нелепого парада, Соколов слышал сзади воодушевлённый топот и чувствовал себя хозяином манежа, демонстрирующим почтенной публике стадо выставочных пони. В поле зрения, наконец, показались императрица и её свита.
Джессамина сияла.
А она изменилась, настороженно отметил Соколов. Облачённая в тёмно-фиолетовый брючный костюм с ослепительно-белым воротничком (будто капля белил в дымчатом мраке красок на его холсте), она улыбнулась ему, подняв глаза, и он не узнал этот взгляд. Она жила в его памяти ребёнком, гуляющим по залам Парламента в ожидании, когда отец закончит выступление. Того, что он разглядел сейчас, не было в глазах той хорошо знакомой ему маленькой принцессы.
Над ней словно нависла огромная мрачная тень.
Миг спустя Соколов вдруг осознал, что тень и впрямь нависла, и отнюдь не метафорически. За спиной императрицы высился сурового обличья незнакомец в столь же тёмных одеждах и с тем же странным выражением глаз.
Соколов угрюмо удивился.
Для начала Кромвель доложил о его прибытии, и многочисленная челядь с почтительными поклонами расступилась, когда он направился навстречу протянутым рукам императрицы и взял её ладони в свои.
– Не выразить словами, как я счастлива, что вы вернулись, лорд-лекарь!
Он коротко сжал тоненькие пальцы в перчатках и закивал.
– Да, да. Моё почтение.
– Надеюсь, плавание прошло спокойно?
Единственным ответом стало горькое фырканье.
– А как ваша экспедиция?
Антон не мог не восхититься её артистичностью. Всегда грациозна и как никто умеет держать лицо. Но смысл разводить пустую болтовню, когда они могут вести гораздо более осмысленные беседы наедине, без многочисленных идиотов, ловящих каждое движение?
– Ничего, пойдёт.
Она слегка улыбнулась, и их глаза на миг встретились, как бы безмолвно договариваясь о частной беседе.
Затем она отпустила его руки, сделала шажок назад, встала прямо: безупречная осанка, унаследованная от отца, дополненная её собственной спокойной властностью.
– Представьте же мне графа, Антон.
Соколов и сам не понял, как ему удалось сдержать негодующее шипение. Вот уж сомнительная привилегия! Но воспользоваться ею, к счастью – и, одновременно, к ещё большему раздражению – ему так не пришлось.
– Ваше Величество, я – Тамир Моисеев из второй тивианской династии и граф Тамарака.
Сияющий граф подался вперёд, ослепляя белоснежным шёлком костюма, перевязанного алым кушаком. Он являл собою пример типичного тивианского аристократа: статный, стройный, большеносый и тонкогубый. У него были напомаженные чёрные волосы, а в глазах светилось самодовольство, подразумевающее, что одним своим существованием он оказывает миру большую услугу.
За месяцы, проведённые в его обществе, Соколов успел его возненавидеть.
Всплеснув руками, Тамир отделился от своей свиты и устремился к императрице, не давая той и слова вставить:
– И я не могу не добавить, госпожа, со стороны дануольцев непростительное преступление прятать столь прекрасное лицо в месте, подобном этому! Будь мы в моём городе, я приказал бы арестовать любого, кому пришла бы в голову столь вздорная мысль!
Вслед за сей элоквенцией ненадолго наступила тишина. Джессамина слегка приподняла брови. Соколов, не таясь, уставился на Тамира с брезгливым осуждением. Впрочем, ничего иного он от него и не ждал. Императрица ответила с обычной своей деликатностью:
– Пожалуй, мне никогда не доводилось получать столь ярких комплиментов, лорд Моисеев. Я очень польщена.
– О нет, нет, нет, моя королева! Это не лесть! – торопливо отозвался Моисеев и, взлетев на ступени, благоговейно схватил её руку.
Джессамина ощутимо напряглась, застигнутая врасплох бесцеремонностью графа – и тяжестью лёгшей на плечо ладони. Соколов вытаращил глаза на высокого офицера в тёмной униформе, когда тот взял императрицу за плечо, вперяя недружелюбный взгляд в Моисеева. Граф же пребывал в блаженном неведении о событиях, творящихся буквально за спиной Её Величества.
Соколов, уловивший краем глаза серебристый блеск, наблюдал, как свободная рука странного офицера тянется к рукояти пистолета.
– Я лишь констатирую факт. Мы в Тивии восхваляем красоту во всех её проявлениях!
Соколов проигнорировал его слова, равно как и поцелуй, который тот оставил на её перчатке. Лично его сейчас куда больше интересовала задержавшаяся у пистолета рука незнакомца, и всколыхнувшаяся надежда увидеть, как Моисеев получит пулю в голову.
Но секунда прошла, и Джессамина, мило рассмеявшись, опустила плечи. Молчаливый незнакомец последовал её примеру и отпустил её. Соколов, в равной степени разочарованный и заинтригованный, скрестил руки на груди.
Сразу после этого зашла речь об ужине в честь прибытия графа и возвращения Соколова. Джессамина, разумеется, велела слугам во всём угождать гостям. Она сказала пару слов о дружбе народов и гостеприимстве, после чего извинилась, что вынуждена вернуться к безотлагательным делам, ждущим её внимания. Моисеев выразил надежду, что он здесь надолго, и они ещё успеют насладиться обществом друг друга.
Соколов проследил, как Джессамина поднимается по ступеням, сопровождаемая лишь загадочным молчуном. Затем несколько ошеломлённо осмотрелся и нашёл в рассыпающейся толпе уже устремившегося прочь Кромвеля.
– Не так быстро, господин секретарь... я не мог не заметить, что Башня претерпела кое-какие изменения. Будьте добры, просветите меня!
– Нет! Нет! Не пускай его!..
Но его приглушённый крик не возымел эффекта: дверь, сметя лакея, всё равно распахнулась. Слуга в ужасе оглянулся и с жалобной подобострастностью объявил:
– Лорд-защитник с визитом, ваша светлость.
Хирам Берроуз мысленно зарычал, глядя на тихо ступающего ему навстречу серконца.
Лакей мудро решил не задерживаться и поспешил юркнуть за дверь, оставив главу тайной канцелярии наедине с Корво Аттано.
Именно этого Берроузу до сих пор удавалось избегать.
– Корво! – приветствовал он, вставая и сцепляя ладони за спиной. Он даже вышел из-за стола, несмотря на возмущение, что приходится отрываться от дел ради этого... убогого идиота. – Рад вас видеть!
Ему необходимо было полностью сосредоточиться на вопросах безопасности - особенно теперь, когда вернулся королевский лекарь. Берроуз твёрдо намеревался сделать Дануолл безопасным и эффективным. Работа над этими планами требовала тишины, покоя и напряжённых раздумий. Соколов был его ключом.
А упрямая девчонка отказывалась давать ему аудиенцию! Она так и объявила – что лучше им пока воздержаться от дискуссий – когда во втором чтении отклонили его законопроект.
Парламент с восторгом уцепился за её идею с новой китобойней. Берроуз уже несколько месяцев как осознал тщетность борьбы, а вот она явно полагала, что он достаточно мелочен, чтобы продолжать оскорбляться по этому поводу.
Но теперь она вообще его сторонилась, отказываясь рассматривать альтернативы и компромиссные возможности. Он почти месяц не мог добиться личной встречи. Хуже того, ослабла его поддержка в правительстве. Идиоты возомнили, что он в отместку попытается застопорить проект с китобойней, и лишит их прибыли.
Так что он временно остался без придворных рычагов влияния. Это, конечно, выводит из себя, но ничего непоправимого тут нет. Есть и другие способы воздействовать на ситуацию. Покуда они остаются в тени его собственного департамента безопасности – он волен поступать, как считает нужным.
Но он за себя не ручается, если ещё и это немое исчадие Бездны намерено вставлять ему палки в колёса...
Серконец посмотрел на него с явным раздражением и молча протянул свёрнутый пергамент.
– В чём дело, Корво? Сегодня вы просто мальчик на побегушках? – участливо поинтересовался Берроуз, расплываясь в улыбке. – Неужели не развлечёте меня беседой?
Корво остался каменно невозмутим.
– Оставьте на столе, – распорядился Берроуз. – Если это всё, я вынужден просить оставить меня в одиночестве. Я занят важными делами.
Корво словно бы задумался, не настоять ли ему на своём, но всё-таки шагнул к обширному столу и спокойно положил документ.
– Премного благодарен. А теперь...
Он чуть не сплюнул от отвращения, увидев, что вскинутые руки Корво начинают сплетать слова, а тёмные глаза пытаются перехватить его взгляд. Берроуз решительно повернулся к нему спиной.
Нет уж. Он никогда не позволит себе опуститься до уровня этого увечного пугала.
– Как я уже говорил, лорд-защитник, меня ждут дела...
По звуку шагов он догадался, что Корво хочет обойти его, и поспешил принять контрмеры: а именно, ушёл к барной полке в углу кабинета и взялся за бутылку бренди. Краем глаза он успел заметить, что тот всё ещё жестикулирует.
– …дела, важность которых превосходит всё остальное.
Какая разница. Пусть глупец хоть весь день машет руками.
Пока он, Берроуз, на него не смотрит, у Корво нет голоса. И нет иного выбора, кроме как молчать. Как ему и положено.
Наливая крепкий напиток в маленькую рюмку, лорд-разведчик слушал тяжёлую тишину, нарушаемую лишь перезвоном стекла. Он сжимал стакан в руке, пока наконец, вечность спустя, звук удаляющихся шагов не подсказал, что лорд-защитник отступает.
Напоследок тот от души хлопнул дверью - треск раздался, как от выстрела, и дверная рама затряслась под напором безмолвного гнева.
Лорд-разведчик вздохнул, обращаясь к опустевшей комнате.
– Проклятый выродок...
– О...
– Прошу прощения...
– Нет-нет… извините…
Джессамина оторвалась от документов, следя за столкнувшимися в дверях камеристкой Кларой и секретарём Кромвелем.
Кромвель, держащий в охапке преизрядное количество бумаг, выглядел почти комично, пытаясь пройти в кабинет и одновременно не задеть камеристку. Клара, чьё остренькое личико пылало ярким румянцем, отгораживалась подносом с посудой и остатками завтрака.
– Ах, виноват... - на лице Кромвеля забрезжила застенчивая улыбка. Он посторонился, освобождая ей путь.
Удаляясь, Клара оглянулась и обнаружила, что он смотрит ей вслед.
Джессамина с интересом наблюдала.
В последнее время подобные интеракции между её субтильной камеристкой и главой личной канцелярии участились. Что Клара краснела при встрече, что Кромвель нервничал, оказываясь в её присутствии.
А началось всё после праздника Фуги. Джессамине, конечно, не составило труда сопоставить факты и сделать выводы. Если она правильно помнила (а помнила она правильно!), то именно она в тот праздничный вечер отослала Клару с весточкой Кромвелю.
Поэтому, она не стала задавать вопросы. К тому же, это её не касается. Так что, когда Кромвель просеменил к её столу, Джессамина просто отвела глаза и спокойно осведомилась:
– Вы здесь по поводу господина Хэмиша?
– Да-да, госпожа.
Раскрыв очередной гроссбух, Джессамина выжидающе подняла руку с уже проверенным томом.
Корво молча принял гроссбух и подал ей другой, который она аккуратно положила на краешек письменного стола, в очередь. Её верная, молчаливая и вездесущая тень...
– Всё в полном соответствии, госпожа, всё до последнего нолика, – присаживаясь в кресло для посетителей, заверил Кромвель, поглядел на лорда-защитника рядом с императрицей и поздоровался. – Добрый день, Корво.
Джессамина, даже не поднимая глаз от учётных регистров, точно знала, что тот приветственно помахал в ответ.
– Говорите, нет расхождений? А в расходах на дополнительные материалы? На транспортировку? – спросила она и подняла холодный колючий взгляд на секретаря. Тот ответил озадаченно-беспомощной гримасой и протянул ей стопку бумаг.
– Всё учтено, ваше величество! Во всяком случае, выглядит именно так.
Джессамина раздражённо фыркнула, глядя на россыпи цифр и силясь найти ответы, поиски которых тянулись уже не первую неделю.
– Это неприемлемо. Разве может строительство китобойни обходиться в такие суммы?!
– А вдруг может?
Джессамина отодвинула бумаги и прижала пальцы к вискам.
Сначала всё шло, как по маслу: проект приняли на ура, Парламент был в восторге, финансовый план утвердили в рекордные сроки, и началось строительство нового государственного предприятия. Джессамина была полна оптимизма, даже воодушевления: наконец-то у неё появилась реальная возможность дать что-то и народу, и аристократии. Работа, прибыль, плата по долгам...
Но на деле всё идёт к тому, что долгов станет ещё больше.
– Уже четыре месяца никакого реального продвижения. Они выкачивают последние деньги из казны! – с отвращением глядя на чернильные строчки, заметила Джессамина. – С такими-то успехами прибыль от проекта никогда не покроет затрат! Мы останемся должны...
– Ваше Величество, я понимаю…
– Господин секретарь, я не могу сидеть, сложа руки, когда меня обкрадывают.
– Что вы, я не это имел в виду, – разволновался Кромвель и робко потыкал пальцем в бумаги. – Но что, если это просто временные трудности? А когда введём фабрику в дело, несколько лет работы покроют убытки.
Та в отчаянии покачала головой.
– Такими темпами мы выбьемся из бюджета задолго до завершения строительства.
Кромвель поник, а Джессамина, воспользовавшись паузой, прикрыла глаза.
Тяжело.
В последнее время стало очень тяжело. Ничто не сравнится по напряжению с прошлогодними поисками лорда-защитника и обстоятельствами после обретения оного, но год нынешний припас для неё иные испытания. Теперь затруднения носили сложнозапутанный политический характер. Наступила пора переквалифицироваться в бизнес-леди – и быстро.
– Быть может, стоит обсудить проблему после ужина в честь графа и лорда Соколова? Хотя бы завтра?
И хотя Джессамина понимала желание Кромвеля сменить тему, напоминание отнюдь не умиротворило её.
В ситуации с графом Тамаракским ещё предстояло разобраться. У неё имелись сомнения в подоплёке его визита в Гристоль – и достаточно длинный список вопросов к королевскому лекарю, чтобы делать какие-то однозначные выводы.
Утреннее явление Тамира Моисеева, равно как и его напористость, застигли её врасплох.
Нет, проблемы нужно решать по мере их поступления.
– Вызовите Хэмиша во дворец.
– Он уже дважды приезжал и всё подробно разъяснил! – устало напомнил Кромвель.
Джессамина наградила его опасным взглядом... но, увы, он прав. Господин Хэмиш, которого явно нервировали её попытки вникнуть в проблему, держался холодно и раздражённо. Последняя их встреча оставила Джессамину в беспомощной ярости.
Она, конечно, могла лично осмотреть строящуюся китобойню...
Она тут же поставила крест на этих мыслях. Ничего путного из этого не выйдет. Официальная инспекция означает, что придётся объявить Хэмишу о своих намерениях. Скорее всего, она услышит всё те же разуверения – ну, разве что, декорации поменяются.
Но что-то ведь абсолютно точно не так! Ощутимые суммы расходились неизвестно на что, а Хэмиш объяснял необходимость этих подозрительных расходов столь бодро и убеждённо, что Джессамина невольно насторожилась. Казна стремительно пустеет, а он из кожи вон лезет, убеждая, что так и надо. Нет, на фабрику надо нагрянуть без предупреждения.
Что, между прочим, на практике неосуществимо. Передвижения первого лица государства очень плохо совместимы с фактором внезапности. Пусть и с минимальным сопровождением...
И даже если она преподнесёт Хэмишу сюрприз, объявившись на пороге китобойни, и потребует объяснить всё ещё разок – где гарантии, что он не пустится в прежние заученные разглагольствования? Она ведь не специалист в управлении стройплощадками и не сможет уличить его во лжи. Если и идти туда - то исключительно инкогнито.
– Если надо, я распоряжусь вызвать Хэмиша ещё раз, – уныло предложил Кромвель, возвращая её в реальность.
Джессамина подняла на него взгляд, уже загораясь новой идеей.
– Нет... знаете, вы правы. В этом нет смысла.
– Ваше Величество?
Она повернулась в кресле и посмотрела Корво в глаза. Тот в ответ сосредоточенно нахмурился. Всё это время он чутко прислушивался к их беседе, стоя у стола и держа в руках стопку гроссбухов. Но, обнаружив себя под прицелом её внимания, он подобрался, предвкушая новые приказы.
– Я придумала кое-что получше, - прошептала Джессамина.
Следующая глава
Предыдущая глава
Глава 21. Ритуалы.…семь месяцев спустя…
Встрёпанная чёрная птица растревожила утреннюю тишину, вспорхнув на ограду и лязгнув металлической сеткой. Склонив голову набок, она захлопала крыльями и резко, пронзительно каркнула.
Моррис сердито поглядел на незваную гостью, раздражённый шумной бесцеремонностью, и стянул с головы фуражку.
– У, паразитка, – проворчал он и, направившись к ограде, взмахнул рукой в попытке спугнуть наглую тварь. – Пшла отсюда! Кыш!
Ворона, не впечатлившись, бочком отодвинулась и угрожающе расправила крылья. Замолкнуть она и не подумала, лишь бросила на капитана беглый безучастный взгляд чёрных глаз-бусинок.
Моррис зарычал и всё-таки швырнул фуражку в птицу. Головной убор ударился о металлическую сетку; ворона, возмущённо возопив, поднялась на крылья и устремилась мимо него вглубь переулка, где в относительной безопасности устроилась на куче сваленного в углу мусора.
– Крыса с крыльями, вот ты кто! – объявил ей вслед Моррис. Птица оскорблённо встопорщила перья и, вытянув шею, выкрикнула в его адрес какое-то воронье ругательство.
– Капитан!
Моррис обернулся на зов и чрезвычайно изумился, обнаружив на входе в тупичок командора Далена.
– Дален, старый проныра, а вы что тут делаете?! – чувствуя, что рот сам растягивается в улыбке, спросил он.
– Как раз спросить хотел. Что я тут делаю?
После этого наступила пауза.
Утро было раннее, солнце пока не выкатилось из-за горизонта, и небо Дануолла пока оставалось бесцветным и блеклым. Вонища стояла кошмарная – во всяком случае, по мнению Морриса. Хотя, трудно ждать чего-то большего от Пекхама в целом (местечка вообще не слишком приятного) и от зловонных задворок полуразвалившейся прачечной в частности. А ведь, казалось бы, Ткацкий квартал не так далеко...
С другой стороны, такое в фешенебельных районах города не происходит. Ну, не часто, во всяком случае.
Моррис попытался оттянуть неизбежное:
– И всё-таки, вас сюда присылать... Я думал, у вас во дворце дел невпроворот.
– Нет, нет, – хмуро отозвался тот, покачав головой. – Просто горстка старцев перекладывает туда-сюда бумажки – вот, собственно, и всё, что там происходит. Мне там пока делать нечего.
Беседа снова заглохла, и Моррис со вздохом вернулся к ограде за упавшей фуражкой.
– Ну, раз такое дело, идёмте. Полюбуетесь на бедолагу.
Они с командором прошли по переулку мимо огромных мусорных контейнеров и заколоченных окон, переступая через сваленные на мостовую трухлявые деревяшки.
– Его обнаружила какая-то нищенка – уж какого Иного её сюда понесло, не знаю. Визгу было. Меня уже потом позвали.
Они, наконец, свернули за угол здания, и Моррису даже не нужно было указывать командору, в каком направлении смотреть. Потрясённый Дален тихо выругался.
Труп навис над ними огромной тёмной тенью, затмевая и без того слабый утренний свет. При жизни, подумал Моррис, бедняга явно был человеком крупным, этаким здоровилой.
Дален скрестил руки на груди, потом схватился за подбородок. Ему совершенно очевидно было не по себе.
Тело со странно вывернутой шеей болталось на бельевых верёвках, беспомощно свесив руки. Моррису сперва показалось, что его подвесили за пальто, пока он не заметил огромный изогнутый металлический крюк, зловеще торчащий из спины убитого и аккуратно привязанный к натянутым верёвкам. Если бы не эта частность - всё изрядно смахивало бы на дурного пошиба шутку.
Была и другая, не менее тревожная деталь. Кто-то не пожалел гвоздей, чтобы накрепко прибить шляпу-цилиндр к голове несчастного. На булыжниках под ним подсыхала кровавая лужа.
– Вывесили на просушку, – пробормотал Дален и, обогнув лужу, приметил блеск замаранного металла. – А это что там? Гарпун?
– Ага. Вроде тех, которыми китов за плавники тащат.
– Проклятье.
Моррис поглубже засунул руки в карманы.
– Всё это явно что-то означает.
Дален ответил осторожным взглядом, в котором читалось молчаливое согласие.
Оба вздрогнули, когда переулок огласился резким сверлящим карканьем. Чёрная ворона промелькнула над ними и пристроилась поближе к трупу. Отчаянно хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие на раскачивающейся под её весом верёвке, птица с хриплыми криками подобралась к телу и приступила к завтраку. Капитана перекосило от отвращения.
– Это послание.
– Чего? – очнулся Моррис, обернувшись к Далену.
– Послание, – повторил тот, снова обойдя лужу по кругу и глядя вверх. – Ведь если его уже убили – зачем утруждаться и прибивать шляпу? Зачем вешать его?
– Потому что это, мать его, жутко?
– Не просто жутко. Достаточно жутко, чтобы нести какой-то смысл. Это предостережение.
– Нам, что ли?
Командор ответил не сразу.
– Нам ли? Мы просто стражи. Скорее уж правительству.
– Думаете, преступление против короны? – с сомнением поглядев на несчастного, протянул Моррис. – Кто-то приколотил мертвяку к башке шляпу и насадил его на гарпун, чтобы высказаться против Её Величества?
Ворона, перекочевавшая к трупу на плечо, оторвалась от угощения и громко каркнула. Моррис попытался не морщиться.
– Понятия не имею, – отозвался командор. – Для начала придётся выяснить, чьих это рук дело.
Моррис, наморщив лоб, поднял взгляд на безжизненное тело, пытаясь за коркой подсохшей крови разглядеть лицо.
– Ладно, снимайте его.
Последний терпкий глоток любимого бренди слегка отдавал металлом.
Он берёг эту фляжку с «Кинг Стрит» на чёрный день, надеясь распить её в честь раскрытия какой-нибудь неведомой тайны Пандиссии. Однако завидев Башню Дануолла, он понял: чёрный день настиг его дома.
Пожалуй, ему стоило бы радоваться, что он вернулся живым и невредимым. И уж лучше быть здесь, чем в Тивии, где каждый считал своим долгом изводить его вопросами, на которые у него не хватало терпения отвечать.
Гристольцы узколобы, легкомысленны и мнят о себе невесть что. Но они хотя бы не лезут к нему.
Было жарко. Слишком жарко для пальто, которое он носил: дующий над Ренхевеном бриз не выдерживал сравнения с крепкими океанскими ветрами и тивианской стужей.
Мысль о прохладном уединении собственного особняка приободрила его. Чем скорее он покончит с официальной частью, тем раньше сможет отбыть домой и, наконец, остаться в долгожданном одиночестве.
– Я впервые вижу вас столь окрылённым с тех самых пор, как мы подобрали вас, лорд Соколов. Даже странно!
Соколов заскрежетал зубами, даже не пытаясь этого скрыть.
Он никогда не был ‒ и охотно это за собою признавал ‒ безупречно обходительным слугой Её Величества. Но, проведя в данном качестве несколько месяцев у его светлости графа Тамаракского, он понял, что однозначно предпочитает спокойные и логичные приказы императрицы.
Он смолчал, наблюдая за оживлением, воцарившемся в антураже графа. Все готовились к встрече с торжественной процессией, несомненно, ожидавшей их у входа во дворец. Тивианцы разрядились в пух и прах, навесив на себя куда больше шелков и брильянтов, нежели того требовали обстоятельства, и Соколов не без злорадства ждал, когда до графа, наконец, дойдёт, что в плане моды в Гристоле всему остальному предпочитают тёмные невычурные одежды.
Жаль, конечно, что ждать придётся ещё долго.
Путь от Гидрозатвора через мост занял мучительно долгое время. Пытка усугубилась тем, что граф вознамерился во что бы то ни стало донести до всех мнение об окружающем пейзаже. В частности, ему показалось забавным сравнить невысокие перильца моста с более внушительной тивианской архитектурой. Свита преданно засмеялась.
Соколов ускорил шаг, обгоняя их. И едва удержал вздох облегчения, завидев на входе в сад знакомое лицо.
Его встречал секретарь Кромвель (процессия Её Величества угадывалась вдалеке, у парадной лестницы в Башню).
– Антон, давненько не виделись!
В любое другое время Соколов удивился бы улыбке на лице как правило взвинченного и задёрганного секретаря – зрелище, достойное небольшой зарисовки! Но сегодня у него не было ни сил, ни настроения замечать подобные мелочи.
– Увы, не так давненько, как я рассчитывал.
Кромвель всё равно добродушно рассмеялся и, бросив взгляд ему за спину, понизил голос до шёпота:
– А это… тот самый граф, о котором...
– Граф Тамаракский, Тамир Моисеев, – сжалился Соколов. Он прекрасно понимал, что не снабдил их в полной мере этой дурацкой протокольной мишурой.
– Благодарствуйте! - обрадовался Кромвель и поспешил обратно, чтобы должным образом объявить о прибытии гостей.
Шествуя во главе этого нелепого парада, Соколов слышал сзади воодушевлённый топот и чувствовал себя хозяином манежа, демонстрирующим почтенной публике стадо выставочных пони. В поле зрения, наконец, показались императрица и её свита.
Джессамина сияла.
А она изменилась, настороженно отметил Соколов. Облачённая в тёмно-фиолетовый брючный костюм с ослепительно-белым воротничком (будто капля белил в дымчатом мраке красок на его холсте), она улыбнулась ему, подняв глаза, и он не узнал этот взгляд. Она жила в его памяти ребёнком, гуляющим по залам Парламента в ожидании, когда отец закончит выступление. Того, что он разглядел сейчас, не было в глазах той хорошо знакомой ему маленькой принцессы.
Над ней словно нависла огромная мрачная тень.
Миг спустя Соколов вдруг осознал, что тень и впрямь нависла, и отнюдь не метафорически. За спиной императрицы высился сурового обличья незнакомец в столь же тёмных одеждах и с тем же странным выражением глаз.
Соколов угрюмо удивился.
Для начала Кромвель доложил о его прибытии, и многочисленная челядь с почтительными поклонами расступилась, когда он направился навстречу протянутым рукам императрицы и взял её ладони в свои.
– Не выразить словами, как я счастлива, что вы вернулись, лорд-лекарь!
Он коротко сжал тоненькие пальцы в перчатках и закивал.
– Да, да. Моё почтение.
– Надеюсь, плавание прошло спокойно?
Единственным ответом стало горькое фырканье.
– А как ваша экспедиция?
Антон не мог не восхититься её артистичностью. Всегда грациозна и как никто умеет держать лицо. Но смысл разводить пустую болтовню, когда они могут вести гораздо более осмысленные беседы наедине, без многочисленных идиотов, ловящих каждое движение?
– Ничего, пойдёт.
Она слегка улыбнулась, и их глаза на миг встретились, как бы безмолвно договариваясь о частной беседе.
Затем она отпустила его руки, сделала шажок назад, встала прямо: безупречная осанка, унаследованная от отца, дополненная её собственной спокойной властностью.
– Представьте же мне графа, Антон.
Соколов и сам не понял, как ему удалось сдержать негодующее шипение. Вот уж сомнительная привилегия! Но воспользоваться ею, к счастью – и, одновременно, к ещё большему раздражению – ему так не пришлось.
– Ваше Величество, я – Тамир Моисеев из второй тивианской династии и граф Тамарака.
Сияющий граф подался вперёд, ослепляя белоснежным шёлком костюма, перевязанного алым кушаком. Он являл собою пример типичного тивианского аристократа: статный, стройный, большеносый и тонкогубый. У него были напомаженные чёрные волосы, а в глазах светилось самодовольство, подразумевающее, что одним своим существованием он оказывает миру большую услугу.
За месяцы, проведённые в его обществе, Соколов успел его возненавидеть.
Всплеснув руками, Тамир отделился от своей свиты и устремился к императрице, не давая той и слова вставить:
– И я не могу не добавить, госпожа, со стороны дануольцев непростительное преступление прятать столь прекрасное лицо в месте, подобном этому! Будь мы в моём городе, я приказал бы арестовать любого, кому пришла бы в голову столь вздорная мысль!
Вслед за сей элоквенцией ненадолго наступила тишина. Джессамина слегка приподняла брови. Соколов, не таясь, уставился на Тамира с брезгливым осуждением. Впрочем, ничего иного он от него и не ждал. Императрица ответила с обычной своей деликатностью:
– Пожалуй, мне никогда не доводилось получать столь ярких комплиментов, лорд Моисеев. Я очень польщена.
– О нет, нет, нет, моя королева! Это не лесть! – торопливо отозвался Моисеев и, взлетев на ступени, благоговейно схватил её руку.
Джессамина ощутимо напряглась, застигнутая врасплох бесцеремонностью графа – и тяжестью лёгшей на плечо ладони. Соколов вытаращил глаза на высокого офицера в тёмной униформе, когда тот взял императрицу за плечо, вперяя недружелюбный взгляд в Моисеева. Граф же пребывал в блаженном неведении о событиях, творящихся буквально за спиной Её Величества.
Соколов, уловивший краем глаза серебристый блеск, наблюдал, как свободная рука странного офицера тянется к рукояти пистолета.
– Я лишь констатирую факт. Мы в Тивии восхваляем красоту во всех её проявлениях!
Соколов проигнорировал его слова, равно как и поцелуй, который тот оставил на её перчатке. Лично его сейчас куда больше интересовала задержавшаяся у пистолета рука незнакомца, и всколыхнувшаяся надежда увидеть, как Моисеев получит пулю в голову.
Но секунда прошла, и Джессамина, мило рассмеявшись, опустила плечи. Молчаливый незнакомец последовал её примеру и отпустил её. Соколов, в равной степени разочарованный и заинтригованный, скрестил руки на груди.
Сразу после этого зашла речь об ужине в честь прибытия графа и возвращения Соколова. Джессамина, разумеется, велела слугам во всём угождать гостям. Она сказала пару слов о дружбе народов и гостеприимстве, после чего извинилась, что вынуждена вернуться к безотлагательным делам, ждущим её внимания. Моисеев выразил надежду, что он здесь надолго, и они ещё успеют насладиться обществом друг друга.
Соколов проследил, как Джессамина поднимается по ступеням, сопровождаемая лишь загадочным молчуном. Затем несколько ошеломлённо осмотрелся и нашёл в рассыпающейся толпе уже устремившегося прочь Кромвеля.
– Не так быстро, господин секретарь... я не мог не заметить, что Башня претерпела кое-какие изменения. Будьте добры, просветите меня!
– Нет! Нет! Не пускай его!..
Но его приглушённый крик не возымел эффекта: дверь, сметя лакея, всё равно распахнулась. Слуга в ужасе оглянулся и с жалобной подобострастностью объявил:
– Лорд-защитник с визитом, ваша светлость.
Хирам Берроуз мысленно зарычал, глядя на тихо ступающего ему навстречу серконца.
Лакей мудро решил не задерживаться и поспешил юркнуть за дверь, оставив главу тайной канцелярии наедине с Корво Аттано.
Именно этого Берроузу до сих пор удавалось избегать.
– Корво! – приветствовал он, вставая и сцепляя ладони за спиной. Он даже вышел из-за стола, несмотря на возмущение, что приходится отрываться от дел ради этого... убогого идиота. – Рад вас видеть!
Ему необходимо было полностью сосредоточиться на вопросах безопасности - особенно теперь, когда вернулся королевский лекарь. Берроуз твёрдо намеревался сделать Дануолл безопасным и эффективным. Работа над этими планами требовала тишины, покоя и напряжённых раздумий. Соколов был его ключом.
А упрямая девчонка отказывалась давать ему аудиенцию! Она так и объявила – что лучше им пока воздержаться от дискуссий – когда во втором чтении отклонили его законопроект.
Парламент с восторгом уцепился за её идею с новой китобойней. Берроуз уже несколько месяцев как осознал тщетность борьбы, а вот она явно полагала, что он достаточно мелочен, чтобы продолжать оскорбляться по этому поводу.
Но теперь она вообще его сторонилась, отказываясь рассматривать альтернативы и компромиссные возможности. Он почти месяц не мог добиться личной встречи. Хуже того, ослабла его поддержка в правительстве. Идиоты возомнили, что он в отместку попытается застопорить проект с китобойней, и лишит их прибыли.
Так что он временно остался без придворных рычагов влияния. Это, конечно, выводит из себя, но ничего непоправимого тут нет. Есть и другие способы воздействовать на ситуацию. Покуда они остаются в тени его собственного департамента безопасности – он волен поступать, как считает нужным.
Но он за себя не ручается, если ещё и это немое исчадие Бездны намерено вставлять ему палки в колёса...
Серконец посмотрел на него с явным раздражением и молча протянул свёрнутый пергамент.
– В чём дело, Корво? Сегодня вы просто мальчик на побегушках? – участливо поинтересовался Берроуз, расплываясь в улыбке. – Неужели не развлечёте меня беседой?
Корво остался каменно невозмутим.
– Оставьте на столе, – распорядился Берроуз. – Если это всё, я вынужден просить оставить меня в одиночестве. Я занят важными делами.
Корво словно бы задумался, не настоять ли ему на своём, но всё-таки шагнул к обширному столу и спокойно положил документ.
– Премного благодарен. А теперь...
Он чуть не сплюнул от отвращения, увидев, что вскинутые руки Корво начинают сплетать слова, а тёмные глаза пытаются перехватить его взгляд. Берроуз решительно повернулся к нему спиной.
Нет уж. Он никогда не позволит себе опуститься до уровня этого увечного пугала.
– Как я уже говорил, лорд-защитник, меня ждут дела...
По звуку шагов он догадался, что Корво хочет обойти его, и поспешил принять контрмеры: а именно, ушёл к барной полке в углу кабинета и взялся за бутылку бренди. Краем глаза он успел заметить, что тот всё ещё жестикулирует.
– …дела, важность которых превосходит всё остальное.
Какая разница. Пусть глупец хоть весь день машет руками.
Пока он, Берроуз, на него не смотрит, у Корво нет голоса. И нет иного выбора, кроме как молчать. Как ему и положено.
Наливая крепкий напиток в маленькую рюмку, лорд-разведчик слушал тяжёлую тишину, нарушаемую лишь перезвоном стекла. Он сжимал стакан в руке, пока наконец, вечность спустя, звук удаляющихся шагов не подсказал, что лорд-защитник отступает.
Напоследок тот от души хлопнул дверью - треск раздался, как от выстрела, и дверная рама затряслась под напором безмолвного гнева.
Лорд-разведчик вздохнул, обращаясь к опустевшей комнате.
– Проклятый выродок...
– О...
– Прошу прощения...
– Нет-нет… извините…
Джессамина оторвалась от документов, следя за столкнувшимися в дверях камеристкой Кларой и секретарём Кромвелем.
Кромвель, держащий в охапке преизрядное количество бумаг, выглядел почти комично, пытаясь пройти в кабинет и одновременно не задеть камеристку. Клара, чьё остренькое личико пылало ярким румянцем, отгораживалась подносом с посудой и остатками завтрака.
– Ах, виноват... - на лице Кромвеля забрезжила застенчивая улыбка. Он посторонился, освобождая ей путь.
Удаляясь, Клара оглянулась и обнаружила, что он смотрит ей вслед.
Джессамина с интересом наблюдала.
В последнее время подобные интеракции между её субтильной камеристкой и главой личной канцелярии участились. Что Клара краснела при встрече, что Кромвель нервничал, оказываясь в её присутствии.
А началось всё после праздника Фуги. Джессамине, конечно, не составило труда сопоставить факты и сделать выводы. Если она правильно помнила (а помнила она правильно!), то именно она в тот праздничный вечер отослала Клару с весточкой Кромвелю.
Поэтому, она не стала задавать вопросы. К тому же, это её не касается. Так что, когда Кромвель просеменил к её столу, Джессамина просто отвела глаза и спокойно осведомилась:
– Вы здесь по поводу господина Хэмиша?
– Да-да, госпожа.
Раскрыв очередной гроссбух, Джессамина выжидающе подняла руку с уже проверенным томом.
Корво молча принял гроссбух и подал ей другой, который она аккуратно положила на краешек письменного стола, в очередь. Её верная, молчаливая и вездесущая тень...
– Всё в полном соответствии, госпожа, всё до последнего нолика, – присаживаясь в кресло для посетителей, заверил Кромвель, поглядел на лорда-защитника рядом с императрицей и поздоровался. – Добрый день, Корво.
Джессамина, даже не поднимая глаз от учётных регистров, точно знала, что тот приветственно помахал в ответ.
– Говорите, нет расхождений? А в расходах на дополнительные материалы? На транспортировку? – спросила она и подняла холодный колючий взгляд на секретаря. Тот ответил озадаченно-беспомощной гримасой и протянул ей стопку бумаг.
– Всё учтено, ваше величество! Во всяком случае, выглядит именно так.
Джессамина раздражённо фыркнула, глядя на россыпи цифр и силясь найти ответы, поиски которых тянулись уже не первую неделю.
– Это неприемлемо. Разве может строительство китобойни обходиться в такие суммы?!
– А вдруг может?
Джессамина отодвинула бумаги и прижала пальцы к вискам.
Сначала всё шло, как по маслу: проект приняли на ура, Парламент был в восторге, финансовый план утвердили в рекордные сроки, и началось строительство нового государственного предприятия. Джессамина была полна оптимизма, даже воодушевления: наконец-то у неё появилась реальная возможность дать что-то и народу, и аристократии. Работа, прибыль, плата по долгам...
Но на деле всё идёт к тому, что долгов станет ещё больше.
– Уже четыре месяца никакого реального продвижения. Они выкачивают последние деньги из казны! – с отвращением глядя на чернильные строчки, заметила Джессамина. – С такими-то успехами прибыль от проекта никогда не покроет затрат! Мы останемся должны...
– Ваше Величество, я понимаю…
– Господин секретарь, я не могу сидеть, сложа руки, когда меня обкрадывают.
– Что вы, я не это имел в виду, – разволновался Кромвель и робко потыкал пальцем в бумаги. – Но что, если это просто временные трудности? А когда введём фабрику в дело, несколько лет работы покроют убытки.
Та в отчаянии покачала головой.
– Такими темпами мы выбьемся из бюджета задолго до завершения строительства.
Кромвель поник, а Джессамина, воспользовавшись паузой, прикрыла глаза.
Тяжело.
В последнее время стало очень тяжело. Ничто не сравнится по напряжению с прошлогодними поисками лорда-защитника и обстоятельствами после обретения оного, но год нынешний припас для неё иные испытания. Теперь затруднения носили сложнозапутанный политический характер. Наступила пора переквалифицироваться в бизнес-леди – и быстро.
– Быть может, стоит обсудить проблему после ужина в честь графа и лорда Соколова? Хотя бы завтра?
И хотя Джессамина понимала желание Кромвеля сменить тему, напоминание отнюдь не умиротворило её.
В ситуации с графом Тамаракским ещё предстояло разобраться. У неё имелись сомнения в подоплёке его визита в Гристоль – и достаточно длинный список вопросов к королевскому лекарю, чтобы делать какие-то однозначные выводы.
Утреннее явление Тамира Моисеева, равно как и его напористость, застигли её врасплох.
Нет, проблемы нужно решать по мере их поступления.
– Вызовите Хэмиша во дворец.
– Он уже дважды приезжал и всё подробно разъяснил! – устало напомнил Кромвель.
Джессамина наградила его опасным взглядом... но, увы, он прав. Господин Хэмиш, которого явно нервировали её попытки вникнуть в проблему, держался холодно и раздражённо. Последняя их встреча оставила Джессамину в беспомощной ярости.
Она, конечно, могла лично осмотреть строящуюся китобойню...
Она тут же поставила крест на этих мыслях. Ничего путного из этого не выйдет. Официальная инспекция означает, что придётся объявить Хэмишу о своих намерениях. Скорее всего, она услышит всё те же разуверения – ну, разве что, декорации поменяются.
Но что-то ведь абсолютно точно не так! Ощутимые суммы расходились неизвестно на что, а Хэмиш объяснял необходимость этих подозрительных расходов столь бодро и убеждённо, что Джессамина невольно насторожилась. Казна стремительно пустеет, а он из кожи вон лезет, убеждая, что так и надо. Нет, на фабрику надо нагрянуть без предупреждения.
Что, между прочим, на практике неосуществимо. Передвижения первого лица государства очень плохо совместимы с фактором внезапности. Пусть и с минимальным сопровождением...
И даже если она преподнесёт Хэмишу сюрприз, объявившись на пороге китобойни, и потребует объяснить всё ещё разок – где гарантии, что он не пустится в прежние заученные разглагольствования? Она ведь не специалист в управлении стройплощадками и не сможет уличить его во лжи. Если и идти туда - то исключительно инкогнито.
– Если надо, я распоряжусь вызвать Хэмиша ещё раз, – уныло предложил Кромвель, возвращая её в реальность.
Джессамина подняла на него взгляд, уже загораясь новой идеей.
– Нет... знаете, вы правы. В этом нет смысла.
– Ваше Величество?
Она повернулась в кресле и посмотрела Корво в глаза. Тот в ответ сосредоточенно нахмурился. Всё это время он чутко прислушивался к их беседе, стоя у стола и держа в руках стопку гроссбухов. Но, обнаружив себя под прицелом её внимания, он подобрался, предвкушая новые приказы.
– Я придумала кое-что получше, - прошептала Джессамина.
Следующая глава
Предыдущая глава
@темы: Dishonored, Diplomatic Gestures
-
-
22.11.2014 в 17:27Спасибо!)))
-
-
22.11.2014 в 17:42-
-
22.11.2014 в 18:06PS: да, я тот еще задрот)))
-
-
22.11.2014 в 18:26Двадцать вторая глава начерно переведена, осталось закончить полстранички, потом вычитать и привести в порядок... Думаю, к понедельнику-вторнику выложу)))
Еще бы автор с продолжением не тянула... Я ей намекала, она сказала, что все понимает, но времени нет, в утешение проспойлерила приятный факт о следующем празднике Фуги, на том мы и разошлись
-
-
22.11.2014 в 18:36Ох, я отчасти понимаю автора. Я вот сейчас залипаю в прохождение Ласт оф Ас на ютубе (т.к.консоли у меня нет и не будет), хотя по идее должна делать домашку в универ и писать курсач. Вот так и живем... Но я хотя бы могу себе позволить "отложить на потом" что-то, а вот если человек уже работает и живет на заработанные лично деньги - там уже не пооткладываешь((( Ну, будем надеяться, что у автора будут почаще выдаваться свободные от дел минутки))
PS: а у меня учебная норма такая - пять-восемь чего-либо- страниц учебника прочесть, заданий сделать - всё, больше не лезет, ни в какую хдддддд