Леди замка Джен
*хлопотливо стряхивает с дневничка паутину и заметает под коврик горку пыли*
Поскольку аудитория переводимого мною портального фанфика "Blue Sky" расширилась до небывалых размеров (4 человека!), буду выкладывать результаты сюда. А раз так, приступим.
Глава 1. Сигнал к возвращению.Автор: wafflestories
Оригинал: Blue_Sky
Разрешение на перевод: получено
Фандом: Portal 2
Иллюстрации: конкретно здесь - мои
Где-то в глубинах невообразимо огромных лабораторий «Эперчур Сайенс» пара маленьких роботов бежала по длинной платформе, гулкое эхо их шагов лязгом отражалось от далёких стен. Один из бегущих – плотненький, коренастый, с ярко-синим глазом в центре сферического корпуса – что-то пропищал своему спутнику (тот был повыше, постройнее, с овальным торсом и оранжевым глазом) – и вырвался вперёд, на ходу поднимая странное, напоминающее ружьё устройство. Он выстрелил, целясь в расположенную под углом панель в дальнем конце коридора. Сгусток синей энергии с резким шипением сверкнул вдоль платформы и унёсся дальше через непреодолимый с виду пролом в полу – зияющую пропасть c рваными металлическими краями.
Сгусток энергии ударился в центр наклонной панели, оставив в ней мерцающую синим светом овальную дыру. Даже не замедлив бега, роботы бросились вниз с края обрыва на тёмный пружинообразный механизм, который отбросил их вправо, влево и, наконец, послал в свободный полёт на высоту, откуда платформа выглядела стремительно уменьшающимся светлым пятном. Синий робот, сгруппировавшись и ловко перевернувшись в воздухе, снова выстрелил. В самом низу бездны – на некогда белой поверхности, ныне покрытой грязью и ржавчиной – за долю секунды открылся второй, окаймлённый голубым сиянием овал. Оба робота упали в него с предельной скоростью – но тут же вылетели из отверстия в наклонной панели и описали шестидесятиметровую параболу под тёмным решётчатым потолком, хором пища от восторга.
Первым на верхнюю платформу приземлился оранжевый робот, мощные амортизаторы на его прямых палкообразных ногах смягчили до неощутимости удар от падения. Синий робот оказался здесь мгновением позже, перекатился (будучи сферическим, он был лучше приспособлен для перекатывания) и встал прямо, передёрнув высокими плечами в сторону большой красной кнопки, установленной в полу. Оранжевый нагнал товарища и с размаху запрыгнул на кнопку. Створки встроенной в стену двери с ш-ш-шипением разъехались, и пространство огласил нежный мелодичный звон.
Роботы с энтузиазмом ударились поднятыми руками, разбрасывая искры, и рысью направились к выходу.
-Вы справились.
Этот Голос звучал одновременно отовсюду: холодный, мелодичный и невыразимо скучающий.
-Молодцы.
Посреди следующей испытательной камеры роботы растерянно остановились и огляделись. Синий покачивался, оранжевый, нервничая, перепрыгивал с одной ноги на другую. Адаптация к непривычным обстоятельствам входила в число их первичных функций – но даже им показалось, что с камерой что-то не так. Она была… ну, совершенно пуста.
-Планы поменялись. Я временно приостанавливаю Инициативный Проект Совместных Испытаний.
Здесь не было кнопок, кубов, турелей. А теперь, когда шлюз за ними наглухо закрылся, не было и выхода.
-Вы функционировали адекватно, - сказал Голос. – Прощайте.
Маленькие роботы, озадаченно переглянувшись… взорвались.
Взрыв получился не слишком зрелищным. Шуму было немного – и ещё меньше грязи, если не считать небольшого фейерверка из металлических осколков и облачка маслянистого дыма. Через пару секунд на одной из гладких стен открылась панель, впустив в камеру небольшую пластину на шарнирах, которая деловито смела останки роботов в образовавшийся в полу проём, после чего вновь впечаталась в стену. Панель тихо закрылась, и камера вновь оказалась пустой и чистой – разве что темнели масляные пятна на полу и в воздухе витал едва различимый запах гари.
Космос, думал Уитли – он большой.
Невероятно громадный. Его так много, что даже пытаться подсчитать, насколько именно он большой – непосильная задача. Сверкающая бездна звёзд растянулась во всех направлениях в размах безграничности, и была непостижимо, ошеломляюще, потрясающе, бесконечно огромна.
А ещё тут было очень, очень скучно.
Печальная правда – красота бесконечного космоса очень быстро померкла. Всё это годилось для начала – вдохновляюще, бесподобно, просто фантастика и всё такое. Можно было смотреть, сколько влезет, изучать типы звёзд. Уитли не знал их научных названий – астрономия не была частью его программы – но за отсутствием официальной номенклатуры он изобрёл собственную классификацию. Согласно ему, звёзды были, во-первых, «маленькие блескучие» – эти, видимо, находились очень далеко, даже по звёздным меркам - и таковыми можно было считать практически все звёзды, которые он видел. Ещё были «большие и яркие» - это были то ли более близкие звёзды, то ли планеты. Кроме них, существовали «разноцветные» - насчёт этих он пока сомневался, и ещё «те, которые вдруг оказываются космическим мусором, который проносится мимо и взрывается». С такими было веселее всего.
Время от времени он уделял внимание созвездиям, правда, с меньшим успехом. Выискивать определённые формы в расположении звёзд, попутно вращаясь вокруг луны, было трудновато, Уитли оказался совершенно неприспособленным к этой задаче. Для начала, его оптическое устройство было повреждено – стекло на визире треснуло, разделив поле зрения на две смещённые половины – а это означало, что стоило ему надолго сосредоточить на чём-то взгляд, как его начинало укачивать. Тошнота, искусственная или нет – вещь неприятная, даже если ты в любой момент можешь остановиться и присесть, покуда она не утихнет. А тошнота, когда у тебя выбора нет, кроме как дрейфовать по лунной орбите со скоростью семнадцать миль в час с постепенным снижением – это сущий ад.
Тем не менее, он пытался. Где-то по курсу орбиты ему встретилось зигзагообразное скопление звёзд, которое он назвал Направляющим Рельсом. Ещё он видел что-то типа арки из «маленьких блескучих» с одной «большой и яркой» посередине – и, поскольку воображение всегда подводило его, когда дело касалось наименований, это созвездие получило название Караульной Турели.
Таким образом, скоро был придуман целый зодиак – Потолочная Плита, Платформа, Картофельная Батарейка, Сеть Воздуховодов, Смертельная Ловушка, Опьянённый Властью Идиот, и так далее. Это помогало скоротать время, а уж времени тут было предостаточно.
Правда, когда всё, что касалось звёзд, было классифицировано, упорядочено и разложено по полочкам, выяснилось, что заняться-то, в общем, больше нечем. В поле зрения Уитли время от времени вплывали всего четыре вещи, которые не являлись звёздами или чернотой, и ни одна из них не разбавляла монотонности. Первым делом, конечно, скалистая лунная поверхность в нескольких милях под ним. Ещё была Земля – бело-голубая сфера, до смешного недосягаемая и далёкая. Уитли, который никогда не видел поверхности земли, так сказать, собственным глазами, иногда представлял её как сгусток файлов, вроде того огромного архива визуальных данных в главном компьютере Центра Исследований. В тех файлах была куча странных вещей – огромные массы воды (он предположил, что это синяя часть), поля чего-то пушистого и зелёного, которое качалось под… как же это слово... вертится на вербальном процессоре – ах да, под ветром. Под ветром. Ещё там были животные – не только люди, а всяческие непонятные формы жизни с дикими именами вроде «лось», «утконос», «тигр», «Эбола Заир» или, там, «единокрог». Единокрога Уитли представлял очень смутно, но, тем не менее, слово звучало чертовски впечатляюще.
Ещё было солнце. Согласно файлам, с поверхности Земли оно казалось довольно-таки приятным, но здесь, в космосе, без защиты тонких дымчатых белых штук, оно было ослепительным, интенсивно-жёлтым и палящим. Уитли не осмеливался направлять на него свой испорченный глаз, опасаясь, что оно спалит все визуальные схемы в его корпусе, а то и вовсе подожжёт что-нибудь. В космосе, конечно, особо не погоришь – без кислорода-то – но мало ли. В его потрёпанном обветшалом металлическом теле могли остаться, скажем, карманы с воздухом. Стоило ли рисковать ради одного взгляда на сияющий газовый шар. По правде говоря, ему и вовсе не хотелось на него смотреть. Солнце было безжалостное, злобное и немигающее – слишком похожее на Неё.
Итак, Земля, Луна и Солнце. Вот, собственно, и всё, если не считать-
-КООООООСМОС!!!
Уитли вздохнул. Ну хоть кому-то ситуация по душе. Прошла целая вечность (он не осмеливался подсчитать точнее) с тех пор как они оказались в космосе. Сначала Уитли пытался вести счёт времени, но сложение не было его сильной стороной (честно говоря, сильных сторон у него не было вообще), и вскоре он сдался, остановившись на приблизительном значении «Уйма времени».
Космический Модуль, тем не менее, так и не выказал никаких признаков разочарования. Космический Модуль – которого Уитли без видимых оснований, исключительно по наитию, нарёк Кевином – был от космоса в восторге. Он его обожал. Он им упивался. Уитли ему завидовал. Кевин понятия не имел, что они застряли посреди звёздной бездны на веки вечные, покуда не сломаются или не врежутся в скалистый лунный пейзаж, потеряв движущую силу. Кевину не надо было думать о подобных вещах. Кевин вообще не знал, каково это – чувствовать себя глупым, ничтожным, виноватым и одиноким. Кевин даже не знал, что его зовут Кевин.
-Как ты там, приятель? – спросил Уитли, пытаясь хотя бы притвориться, что ожидает внятного ответа. У него было достаточно времени, чтобы понять, что ничего похожего на «Всё путём, Уитли, дружище, спасибо, что спросил!» от него не дождаться, но Уитли был большим специалистом по части неуместного и ничем не оправданного оптимизма. От старых привычек так просто не избавиться.
Он непроизвольно дёрнулся. От этих конвульсий ему не было покоя с тех пор, как Она сломала его – в благодарность за то, что он пробудил Её после долгих десятилетий летаргии. Букет цветов был бы куда приятней, право слово. Вместо этого, Она подарила ему этот досадный изъян, который то и дело заставлял его корпус искрить и сотрясаться в коротких механических судорогах. В космосе искр, конечно, не было, но судороги остались столь же неприятными, как и в первый раз, когда он их ощутил.
-Космос, - глубокомысленно изрёк Кевин, проплывая мимо вверх тормашками. Звуки в космосе, разумеется, не слышны, но Кевин с Уитли, продукты «Эперчур Сайенс», были укомплектованы системой коротковолновой радиосвязи, установленной для всяких непредвиденных случаев. – Я в космосе.
«Нормальная, осмысленная беседа, - с тоской подумал Уитли, наверно уже в трехсотый раз. – Всё, что мне нужно. Просто поговорить с кем-нибудь было бы блаженством. Я бы говорил, а мне бы отвечали. Можно даже не отвечать, я бы говорил, а меня бы слушали, а не игнорировали мои слова из-за того, что у кого-то вакуум между аудио-датчиков. Можно было просто вставлять нормальные, осмысленные ремарки, ничего сверхсложного, о чём-то, что не является постоянным вращением вокруг куска камня. Мне ничего больше и не надо».
-Просто поговорить, - сказал он вслух. В поле зрения лениво вплыла голубая круглая Земля с белой спиралью ближе к экватору. Ходовой шарнир его оптического узла, кажется, засбоил: он больше не мог двигать видеодатчик с прежней скоростью и плавностью. Моргать было больно, обе заржавевшие половинки его металлического века подчинялись ему неохотно, царапая линзу лунной пылью. Он сдался и оставил глаз закрытым. Не то что бы он многое терял.
-Просто поговорить. Ни о чём особенном, просто, в целом, о жизни. Я бы спросил, - добавил он, почувствовав прилив вдохновения. – А ты видел единокрога? Они хоть существуют? И если существуют – то какие они? Я почему-то думаю, что они похожи на крокодилов. Такие, знаешь, здоровые, и – раз слово начинается с «едино», значит, у них есть что-то в единственном экземпляре. Глаз, наверное. Здоровенный одноглазый крокодил*. Кошмар.
-Космос.
-Знаешь, что самое обидное? Я видел картинку с единокрогом. К файлу прилагалась картинка, и на ней был единокрог, точно был. Но я не помню, какой он. Я вообще много чего забыл. Мой маленький старый процессор был не в состоянии обработать все данные, что там были – о, а их была целая гора! Огромнейшая гора файлов. Миллионы! Миллионы миллионов! Неудивительно, что я не понял, какие из них важные, а какие – нет…
-Что это? Оо-о… Это – космос!
-Ну да... В общем, я бы спросил - а ты видела единокрога, тра-ля-ля, а какая там внизу погода, а прошла ли ты какое-нибудь новенькое испытание?.. – Уитли смутно понимал, что в своём гипотетическом разговоре обращается уже к конкретному собеседнику. Он дёрнул верхней рукояткой, что в его понимании было непринуждённым приветственным жестом. Рукоятка была погнута и скрипела. – Приятно снова тебя повидать – такой живой и невредимой! Надеюсь, ты не слишком злишься за то, что я пытался тебя убить… Хотя, если ты всё же огорчена, это нормально. Более чем понятно. В смысле, будь я на твоём месте... Если бы ты мне вонзила нож в спину в последнюю минуту, как раз, когда мы были на волосок от побега и всё такое, и если бы ты меня заставляла участвовать в этих тупых невменяемых испытаниях, а потом попыталась бы раздавить меня, как жалкую букашку – я бы точно был в ярости! В жуткой ярости!
-Я в космосе. Космическая пыль. Космические камни. Метеор, метеор, метеор…
-Кевин, ты извини, но я вообще-то не с тобой разговариваю.
-Метеор.
-В общем, я бы сказал – если ты сердишься на меня, я не возражаю. Я правда не возражаю. Я же не злюсь, что ты бросила меня здесь. Я ведь, я ведь большего не заслуживаю, сам знаю. Большего не заслуживаю. Я просто хотел бы – хотел бы! – чтобы ты была…
-Метеор.
-Да знаю я, знаю! Метеор! Молодец! В космосе их полно! – кричать прямо на Кевина он не мог, поскольку последние несколько минут, задумавшись, вращался вокруг своей оси и теперь смотрел в противоположном от Космического Модуля направлении. Тем не менее, он не без труда открыл свой надтреснутый глаз и сердито уставился на пустое космическое пространство прямо перед собой. – Хоть бы раз меня послушал, ради разнообразия!
И тут пустое космическое пространство как-то разом перестало быть пустым. Мир заслонила здоровенная каменюка со слюдяными вкраплениями. Уитли вспомнил, что звуков в космосе не слышно, а раз так, то случись тебе закрыть свой единственный глаз и погрузиться, скажем, в мечтания о несбыточном – никаких предупреждений о приближении каменюк ты не получишь. Пусть даже каменюка здоровенная, как стол, и движется весьма стремительно.
-О нет…
-Метеор! – радостно доложил Кевин.
Должен был быть какой-то шум – подходящий к случаю катастрофический грохот, леденящий душу скрип металла, гул или лязг, ну хоть что-нибудь! Что-нибудь, а не ужасающая тишина и – сначала вид весело кувыркающегося в невесомости Кевина, а через мгновение – расползающееся облако осколков металла, жёлтого стекла, измельчённых в пыль фрагментов, болезненный сухой треск статики в приёмнике Уитли – и метеор, несущийся в сторону Земли. Уитли закричал – частично от ужаса, но по большей части от шока. А потом он снова завопил, на этот раз оттого, что осколки того, что было Кевином, градом обрушились на него, барабаня по металлическому корпусу. Ударная волна подхватила его, завращала и отправила в штопорное падение. Под ударами его оптика засбоила, и теперь он мог видеть только десятки размытых голубовато-белых полосок Земли, небрежно разбросанных по искажённому полю зрения.
-Кевин! Господи, нет!
У Модулей нет ни лёгких, ни горла, ни, следовательно, физических причин кашлять. Тем не менее, бывают обстоятельства, которые просто-таки порождают непроизвольный кашель, вне зависимости от того, есть ли у тебя нужное для этого оборудование или нет. И когда в тебя забивается огромное облако силикатной пыли, в которую превратился твой измельчённый до атомов единственный товарищ – это как раз то самое обстоятельство. Уитли закашлялся, пытаясь отплеваться.
-Ух, кх, тьфу! Ой, какой кошмар, я полон его останков! Останков Кевина! Боже, какая мерзость… и… это такое неуважение по отношению к нему. Нехорошо вдыхать останки умершего. В приличном обществе это считается недопустимым.
Он чихнул.
-Прости, Кевин. Я не сдержался. Но ты ведь именно так бы предпочёл умереть, правда? Погибнуть в космосе. Есть в этом своеобразная поэзия, а?
Ответом была только тишина. Наблюдатель, более восприимчивый, нежели Уитли, заметил бы, что Луна почему-то стала чуть меньше размером. Кратеры уже не столь чётко различимы. Да и Земля вроде как увеличилась.
Уитли же был поглощён осмыслением внезапно наступившего молчания. Он не был уверен, что ему это нравится. Никто не вопил «КОООООСМОС!», не перечислял имена планет, не тарахтел о несправедливости законодательства касательно космических полётов. Кевин был не слишком способным собеседником, но без него космос оказался ещё больше: чёрный, холодный, неизмеримый и очень, очень безмолвный.
В такой тишине – думай, сколько влезет. Никто не будет тебя отвлекать, и ты начнёшь перебирать в уме всякие вещи, и далеко не все из них – приятные.
Уитли рассудил, что, пожалуй, ему стоит научиться насвистывать.
В самом сердце обширнейшего лабиринта лабораторий «Эперчур Сайенс», намного выше и за мили от Камер Совместных Испытаний, в центральном зале маялась Она. Серые панели, составляющие восьмиугольную, куполом выгибающуюся к потолку комнату, вздрагивали, смещались, шевелились и плыли, точно стая рыб. Их движения, разумеется, были чётко просчитаны и организованы идеально подобранным набором алгоритмов, разработанных исключительно для создания иллюзии хаотичного движения.
И в этом – вот именно в этом – заключалась проблема. Абсолютно весь Комплекс держался на Её безошибочно точных расчётах. Её цепи и связи, как нервы, тянулись на многие мили в стенах и потолках, присутствовали в каждой системе. Она была Богом. Она говорила «да будет свет!» – и Комплекс подчинялся. Да будет воздух, да будет тьма, да будет боль и да будет Наука.
Да будут Испытания.
Она давным-давно привыкла к повиновению. Времена, когда они пытались заставить Её подчиняться им, когда Она находилась под их контролем, давно превратились лишь в смутное, злобное воспоминание. Комплекс принадлежал Ей теперь целиком, без остатка, и везде, от крохотного закутка до гигантских тестовых камер, Её Слово было не просто Законом. Её Слово становилось Реальностью.
Инициативный Проект Совместных Испытаний был Её попыткой создания совершенной самодостаточности. Если бы Она смогла создать механизмы, полностью зависящие от Неё, но при этом сохранившие необходимую для Испытаний автономность – о, тогда Она достигла бы всего, что требовалось для вечной и незыблемой безопасности и успешности комплекса и Науки!
Но Ей не удалось.
Искусственные испытуемые были идеальны. Они быстро устанавливали между собой связи, необходимые для командной работы, они учились, они демонстрировали яркие способности к решению проблем, они были сообразительные, упрямые и выносливые. Они даже научились понимать и применять на практике такие исключительно человеческие качества, как ревность, симпатия и предательство. Они делали всё, на что Она их запрограммировала. И это было проблемой.
Искусственного интеллекта недостаточно. В этой концепции изначально присутствовал существенный изъян. Наблюдать за испытуемыми, которых Она создала в полностью контролируемых Ею условиях, и проводить разработанные Ею испытания в итоге оказывалось ничем иным, как очень сложной тратой ресурсов и времени. Хуже того, это была Лженаука.
В старые добрые времена, в период расцвета «Эперчур Сайенс» - она тщательно изучила этот отрезок времени – испытуемые были, можно сказать, лучшим, что могло предложить человечество. Олимпийские чемпионы. Астронавты. Герои. Но потом финансирование сошло на нет, контракты заглохли, и Комплексу пришлось довольствоваться добровольцами – отчаявшимися или глупыми настолько, чтобы позволить подвергнуть свою жизнь опасности ради Науки и нескольких баксов. В конце всё свелось к чему-то вроде каннибализма, когда в расход пустили наименее ценных сотрудников.
По прошествии времени Она почти забыла, какие неудобства доставляли люди в качестве испытуемых. Тех, которых Она изучала до Этой, вряд ли можно было назвать превосходными образцами. То были, большей частью, учёные, которым не повезло остаться в комплексе тем судьбоносным днём. И вскоре Она обнаружила, что их состояние напрямую влияет на результаты.
Как правило, они ныли. Их вопли и мольбы, эхом мечущиеся между стенами лабораторий, вызывали у Неё синтезированную мигрень. Они совершенно не обладали волей к жизни – умирали или, что ещё хуже, сдавались после нескольких жалких испытаний – залезали куда-нибудь в труднодоступный уголок, где и оставались, свернувшись калачиком. И как только это случалось, уже ничего не могло вывести их из этого состояния – ни мотивировка, ни угрозы, ни принуждение, ни боль.
Это было выше Её понимания. Она могла запрограммировать своих искусственных испытуемых никогда не сдаваться, но это не то. У робота нет свободы воли. И предсказуемость, являющаяся неотъемлемой частью программы, рушила все результаты и приводила Её в отчаяние. Наука, ради которой Она существовала, ускользала. Ей требовалась автономность, настоящая, незапрограммированная независимость. Но более всего прочего, в подопытных Ей нужны были решимость, хладнокровная инициативность, упёртость и практически нездоровое желании преодолеть любые преграды, во что бы то ни стало.
Иного пути не существовало.
Ей нужна была Эта.
-Ааааа, нет! Держи меня, не отпускай! Держи, держи, держи!..
Уитли встрепенулся, выходя из спящего режима, и завращал визиром, пытаясь сориентироваться, и внутренняя линза вспыхнула привычным небесно-синим светом.
Что-то было чудовищно не так. Лунной поверхности, которая оставалась для него ключевой точкой в пространстве бог-знает-сколько-времени, нигде не было. Наконец, покувыркавшись, он обнаружил Луну, но она почему-то оказалась слишком маленькой, почти как Земля до этого. Более того, она продолжала уменьшаться…
-Э-эй, стойте, стойте, что происходит?!
А ещё он почувствовал, что его что-то тянет. Какая-то сила тащит его, утягивает прочь, всё дальше и дальше.
-О нет. О нет. О, это плохо, это… меня вышибло с орбиты. Ну спасибо, Кевин, ну удружил, слов нет. Вот прям приспичило тебе взорваться именно рядом со мной, да?!
Земля теперь выглядела куда внушительней. Уитли различал мазки зелёного и коричневого в просветах между вихрящимися облаками. И ещё это притяжение; он не мог точно вычислить собственную скорость, но было яснее ясного – сине-бело-зелёно-коричневый шар приближается. Стремительно.
Всё это, конечно, вопрос восприятия. То ли Земля вдруг решила, что ей срочно необходимо отправиться в соседнюю галактику, и сорвалась с места, чтобы поскорее туда попасть – то ли Уитли был в большой – очень большой беде.
-Я умру! Я умру! Я… нет, нет, без паники, быть того не может, должно же быть что-то!..
Он лихорадочно просканировал кавардак своей базы данных, трепеща и бешено вращая повреждённым оптическим датчиком.
-Ничего? Как же так? Меня сбил с орбиты метеор, я вот-вот умру и совершенно ничего не могу с этим поделать?! Нет, нет, ха-ха, стоп – нашёл! Что-то нашёл!..
Аварийный Протокол №00392359 (F) для Личностного Модуля Мк. IV от «Эперчур Сайенс». Порядок действий в обстоятельствах катастрофического характера, не предусмотренных в руководстве, как то: Схождение с Лунной Орбиты вследствие Удара Метеора.
-…ух ты. А они и впрямь всё продумали. Ну-ка, и что же?
В случае ситуации, описанной выше, необходимо активировать Ваш Сигнализатор Содействия Приземлению.
-Мой что? У меня такое есть? А где?! А, постойте...
Где-то в крохотной подсекции внутри избитого корпуса Уитли кратко полыхнула голубая вспышка, и скруглённый треугольник на ободе вокруг его оптического датчика вдруг завибрировал, а потом очень спокойно принялся генерировать короткие звуковые сигналы.
-О, чудесно! Отлично! О, у него есть какие-то опции! Так, сила сигнала, хм... Высокая. Хочу высокую силу сигнала, чем выше – тем лучше. Ух ты, управление отсоединением. А что оно делает?..
Внимание: ни при каких обстоятельствах не отсоединяйте Ваш Сигнализатор Содействия Приземлению.
-Чего? В смысле? Нет, не- Стой! Я передумал, отставить отсоединение! Я передумал, ты слышишь?!
Деталька поднялась над его корпусом, отщёлкнула себя, очень буднично отсоединилась, оставив после себя небольшую треугольную дыру, и тихонько уплыла в сторону.
-Вернись, ты! – завопил ей вслед Уитли. – Вернись… нет, не вернётся. Ну отлично, ну превосходно. На кой вообще было устанавливать управление отсоединением, если его не полагается использовать?! Глупо! Ладно, без паники. Должно быть что-то ещё...
Теперь запустите Ваши Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации.
-Ага-а-а! – ликование Уитли слегка отдавало истерикой. – Вот это я понимаю! Ну-ка! Вы!.. Ракетные… эти. Включайтесь!
Ничего не произошло.
Учтите, что Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации являются диспозитивным прототипным устройством и могут быть активированы только Системным Администратором «Эперчур Сайенс». Так же учтите, что вхождение в земную атмосферу без соответствующего амортизирующего оборудования аннулирует гарантийные обязательства по Вашему ремонту (для получения более детальной информации смотрите Расширенное Соглашение о Гарантийных Обязательствах с Конечным Пользователем Личностного Модуля Мк. IV от «Эперчур Сайенс», страница 354, параграф 15 [подпункт 19]).
-О, да ты издеваешься.
Однако мы рады сообщить, что все Личностные Модули снабжены полностью функциональным голосовым синтезатором, которым мы настоятельно рекомендуем Вам воспользоваться в последние мгновения Вашего существования.
Уитли продолжал нестись к Земле, всё набирая скорость. Оставляя за собой длинный хвост сгорающей в атмосфере шрапнели, крутясь, как носок в сверхзвуковой стиральной машине, он сделал глубочайший и самый бесполезный вдох в истории искусственной респирации, и поступил согласно аварийному протоколу.
-АААААААААААААААААА!
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Входящий сигнал, - сказал приятный электронный голос.
Она повернулась, Её корпус изогнулся и приподнялся к сводчатому потолку зала, создавая впечатление раздражённого внимания. Она уже несколько дней пыталась решить мучавшую Её проблему, строила и отказывалась от гипотез каждые несколько пикосекунд, и отвлекаться не желала.
-Источник?
-Производится триангуляция, - пауза. – Объект найден. Сигнал поступает извне.
-С поверхности?
В Её непостижимых центральных процессорах вспыхнул искренний интерес. Она вчиталась в поступающие вместе с сигналом данные. Их поток был прерывист, забит атмосферными помехами. Она проанализировала их, восстановив зияющие пробелы.
-Источник сигнала - Сигнализатор Содействия Приземлению.
Затем, когда она провела повторный анализ, и недостающая информация достигла центральных процессоров, панели, покрывающие изгибающиеся стены зала, дрогнули, устремились друг к другу, образовывая зловещий узор, полностью отвечающий Её тону, когда любопытство сменилось абсолютнейшим, чистейшим отвращением.
-Ах. Этот.
-Объект входит в земную атмосферу, - сообщил первый голос.
Стены покрылись панельными волнами. Ярко-жёлтый глаз в Её гладком обтекаемом корпусе задумчиво сузился.
-Прекрасно. Удвоить мощность сигнала. Открыть канал связи. Канал откроется через три… два… один…
И зал задышал.
-Привет, Идиот.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Привет, Идиот.
Уитли взвизгнул.
Причин взвизгивать у него было предостаточно. Он уже вошёл в верхние слои атмосферы, и законы физики, которые относились к нему в целом довольно снисходительно, пока он болтался на орбите Луны, вдруг скопом набросились на него – причём, как в прямом, так и в переносном смысле. В комплект входили адская жара – его корпус начал светиться тусклым красноватым светом – дикая тряска и резкий встречный ветер, грозящий вырвать всю его оптику из корпуса. В общем, путешествием он отнюдь не наслаждался.
В экзосфере, прорываясь сквозь влажные облака и разреженный воздух, он обзавёлся длинным сияющим хвостом сгорающего газа и космической пыли. В довершение всего, кто-то начал говорить прямо у него в голове.
-А?! Что это было?
-Давненько не виделись.
-Аааааа! О. Только не это.
-Я просто хотела сказать, - продолжал Голос. – Я точно знаю, чем ты сейчас занимаешься.
Этот Голос. Ужас перед этим Голосом – ужас перед Ней! – был вшит в его маленькое искусственное сердце. Он, конечно, уже был напуган до предела – своей грядущей и неминуемой смертью и всё возрастающей скоростью падения – но каким-то образом его эмоциональный процессор умудрился отыскать новые резервы для мрачного, беспросветного, невообразимого ужаса.
-О, Боже, нет… Только не ты… В смысле, э-э, привет! Как ты там поживаешь?! Звучишь прекрасно!
Говорить становилось довольно сложно из-за тряски. К тому же, он начал светиться оранжевым, и всё вокруг окрасилось в оттенки пламени.
-О, я чувствую себя замечательно, - ответил Её Голос. – С тех пор, как я вернула себе Комплекс – помнишь, после того, как ты его у меня отнял? – всё здесь изменилось к лучшему. Уровень идиотизма упал до абсолютного нуля, а боевой дух, напротив, устойчиво остаётся на ста процентах. Так что, всё хорошо. А у тебя как дела?
-Вообще-то… - воздух буквально разрывался от невыносимого шума, калеча его аудиорецепторы. Оболочка горящего газа, обволакивавшая его, пылала и стлалась следом впечатляющим огненным шлейфом. А ещё Уитли преодолел звуковой барьер, что его совершенно не обрадовало. – Ах, вот же!.. Слушай, я тут немножечко занят. Давай я тебе попозже перезвоню, а?
Она проигнорировала его слова.
-Я, конечно, понимаю твоё желание умереть мучительной смертью от удара о земную поверхность из-за непереносимого чувства вины за то, что ты со мной тогда сотворил. Я очень ценю этот жест.
Уитли попытался выразиться в том смысле, что не ждёт (или не нуждается) благодарности. Он был уже в мезосфере, осколки вокруг сияли всё ярче, и, так как он плотно зажмурился, он не мог даже разглядеть, какая именно часть Земли вот-вот превратит его в металлическую муку. Ничего, кроме нечленораздельного «Нннсссгггг!» у него не вышло, но он хотя бы попытался – что, учитывая обстоятельства, было настоящим подвигом.
-Тем не менее, оно того не стоит. Я серьёзно. Все мы делаем ошибки.
Жар и тряска стали нестерпимыми. Уитли не мог говорить, он даже думать больше не мог, терзаемый силами гравитации, которые давно бы превратили человеческое тело в желе. Температура его корпуса быстро приближалась к критической отметке в две тысячи градусов по Кельвину. У него осталась лишь одно отчётливое и страстное желание высказать всё, что он думает тому умнику, которому пришла в голову гениальная идея сделать его восприимчивым к боли.
И надо всем царил Её Голос – ясный и очень, очень холодный.
-Моя состояла в том, что я тебя отпустила.
Что-то произошло – он не видел, но почувствовал. Что-то – кажется, их было несколько – шевелилось, дергалось, взвывало сервоприводами, выдвигалось из отсеков по бокам его корпуса. То были вещи, про которые он даже не знал, что они у него есть, но у которых было какое-то предназначение, раз уж они включились и связались с его погибающим центральным процессором. Даже не смотря на весь этот шум, давление и боль, он ощутил острый укол досады и отчаяния, что вот опять, снова обнаруживается очередная деталь его собственного тела, про которую вообще понятия не имел!..
Запрос подтверждён. Ваши Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации готовы к использованию.
Уитли отреагировал на эти замечательные новости единственным способом, который остался в его распоряжении.
Он отключился.
Со стороны озеро выглядело более-менее прекрасно. Оно обладало всеми характеристиками, которые приписываются хорошим, правильным озёрам – чистая, прозрачная вода, покачивающийся под ветром камыш, поросшие мягкой травой и дикими цветами берега. Деревья клонили к воде ветви. С восточной стороны от озера зеленел приятный лиственный лес, а на запад до самого горизонта простирались золотые волнующиеся пшеничные поля. На закате озеро, отражая лучи медленно опускающегося за бесконечные поля солнца, становилось похожим на жидкое золото. Это было очень красивое озеро. Рядом с таким так и тянет устроить пикник. Подобные озёра часто встречаются на страницах туристических брошюр того типа, которые предлагают полюбоваться на мир, населённый людьми куда симпатичнее вас, и чей досуг отличается от вашего только в лучшую сторону. Попади это озеро в такую брошюру, на фотографии обязательно была бы улыбающаяся семейная пара, наслаждающаяся коктейлем на расстеленном под деревьями красном клетчатом пледе, пока их детишки резвятся с большим надувным мячом на мелководье.
Вот поэтому и не стоит доверять ничему, что печатают в рекламных брошюрах.
Иной раз озеро замечали водоплавающие птицы и, прельстившись восхитительно прозрачной водой, соскальзывали вниз, грациозно опускаясь на поверхность. Затем они некоторое время плыли, оправляли пёрышки – и бесследно исчезали.
Было прекрасное весеннее утро – свежее и тёплое. На небосклоне и в озёрной глади гасли последние звёзды. Сверчки вовсю стрекотали свои песни, и всё же старались держаться от воды подальше.
Они усвоили урок.
Через миг тишь и спокойствие были смяты и уничтожены. Сверхзвуковой удар с диким визгом пронёсся сквозь лес, приминая траву. Сверчки в панике попрятались. Нестерпимо светящаяся точка промчалась над кронами деревьев, срывая листья и оставляя за собой шлейф огня, дыма, сломанных веток, и с шипением обрушилась в центр озера. В небо ударил грандиозный гейзер, окутанный облаком водяной пыли. Приливная волна выплеснулась на берег, с корнями выдрав и утянув за собой большую часть цветов.
Секунды сменялись минутами; вода ещё долго плескалась, бурлила и пузырилась, постепенно успокаиваясь. Сверчки потихоньку выползали из укрытий, робко пробуя голоса, но их пока заглушал треск горящих веток. Мелкие, но многочисленные очажки огня в кронах деревьев, дымясь, неохотно гасли.
Самое любопытное – несмотря на хаос, размытые берега и частично уничтоженную флору, когда круги на воде наконец-то замерли, озеро выглядело точно таким же чистым, прозрачным и спокойным, как и раньше.
-Ох… О-о-ох. АЙ.
В камере было темно, холодно и мокро. На ржавом полу темнели маслянисто поблескивающие лужицы конденсата. Единственным источником света был тусклый умирающий электрический лучик, попавший сюда через щель в потолке и неохотно отделяющий от темноты мусор и какие-то железные обломки.
Тишина стояла гробовая, и потому звуки, издаваемые маленьким, круглым, перепачканным сажей, приходящим в себя роботом разносились дальше, чем им следовало бы.
Уитли попытался открыть глаз. Нижняя металлическая пластина века застряла намертво (наверняка приварилась к корпусу во время его огненного падения). Не самое приятное пробуждение, но, с другой стороны, как оно вообще может быть приятным, когда лежишь вверх тормашками в грязной камере и в луже доисторической смазки.
-Ооооой. Шшш… шшто случилось?
Слова вышли медленными, невнятными. В неверном тусклом свете своей надтреснутой линзы он разглядел знакомые модульные стены – некогда белые, но теперь покрытые разводами ржавчины и грязи. В холодном гулком помещении тяжело пахло озоном и машинным маслом. Никакое, даже самое буйное воображение, не осмелилось бы сравнить Уитли (который испытывал определённые затруднения при попытке сложить два и два) с Шерлоком Холмсом; но даже он понимал, что это означает.
-О. Вот оно что. Я вернулся. Я снова в этом чёртовом месте. Врать не буду, скажу прямо – это не лучший вариант. Хотя, должен признать, это намного лучше, чем… ох, Кевин. Только что вспомнил. Бедный Кевин, прости, прости, что не сделал ничего, чтобы предотвратить этот ужасный удар метеором...
Судорога. Искры. Ах, они вернулись, какое счастье.
-Впрочем, не могу не заметить, что в принципе я рад, что удар достался тебе, а не мне. Да. Ничего не могу с собой поделать, дружище, ты уж извини. Нехорошо так говорить, но так уж вышло. Это ведь естественно – в данном случае, скорее, запрограммировано – чувствовать радость от того, что это не я сейчас распылён по космосу. Выживает сильнейший. Я выжил, я сильнейший. Давайте-ка проверим, что со мной...
Он неуверенно пошевелил рукояткой, вздрогнув, когда из сустава хлынули озёрная вода и масло.
-Оййййй, наверно, это я зря. Кажется, я что-то себе потянул или вывихнул. Нет, так дело не пойдёт… мне нужно провести диагностику. Какую-нибудь. Что, нет?.. А, вот, что-то нашёл. Система повреждена на семьдесят четыре процента. Э-э, не слишком вдохновляюще, не слишком. Повреждения оптического процессора – шестьдесят восемь процентов. Запуск резервных систем – сбой. Резервное питание – сбой. Ой, да ладно тебе, а? Ну хоть что-нибудь хорошее есть?
-Ты жив.
Голос звучал со всех сторон сразу.
-Ты, я вижу, рад этому, хотя, мне кажется, это только пока. Что до хороших новостей – я могу заверить тебя, что ты проживёшь ещё очень, очень, очень долго.
Уитли содрогнулся, что, как выяснилось, было неудачной идеей. От вибрации что-то сместилось внутри его визуального сенсора, и картинка расплылась и замерцала.
-Ты только посмотри на себя, - сказала Она. – Несколько лет в космосе, и такая развалина. Вряд ли тебя спроектировали для того, чтобы ты жил долго... Люди обожают так поступать: создают плохо продуманные временные решения, чтобы не слишком ломать голову над проблемой.
Он издал нервный смешок. Надо продемонстрировать готовность сотрудничать, показать, что он понимает свою вину, да, это хорошая стратегия. Он всё понимает, сожалеет, но не горит желанием задерживаться на этой теме.
-Это действительно так? Вообще, забавно, потому что, ты знаешь…
-Ты был плохо продуманным временным решением. Это первая же запись в твоём загрузочном файле. «Модуль смягчения интеллекта. Очень плохо продуманное временное решение. И глупое».
Не выйди его оптические пластины из строя, Уитли бы обязательно прищурился.
-Да что ты говоришь? Ну так иди сюда и лично скажи мне это в лицо, мисс Я-Здесь-Главная-Всесильная-Штанишки-В-Кружевах! Что-то я не припомню, чтобы ты разглагольствовала о временных решениях, когда я был там, наверху, а ты сидела в картофффф- ох, что же я несу, что же я несу, зачем, зачем, ЗАЧЕМ я это говорю?!
-Ты напомнил мне кое-что, - спокойно сказал Голос. – Знаешь, я благодарна тебе. Быть картофелиной оказалось чрезвычайно познавательно.
-Да? Правда? О, рад был помочь…
-А знаешь, чему именно я научилась? Мыслить в перспективе. Благодаря тебе я узнала, что как бы не плохи были дела, какой бы несправедливой не казалась жизнь, какой бы мелкой и жалкой я себя не чувствовала – всегда найдётся кто-то ещё более жалкий и мелкий.
Пол дрогнул. Панели скользнули прочь, стряхивая копившуюся десятилетиями пыль и ржавчину, и впустили в образовавшееся отверстие целый клубок извивающихся суставчатых, опутанных проводами механических рук. Дюжина их скользнули вверх, нависнув над Уитли. Многие из манипуляторов, как он невольно отметил, оказались острыми на концах.
-Ну, ты понимаешь. Час расплаты.
-Что?! Нет! Нет-нет-нет-нет-неееееет!
Манипуляторы накрепко вцепились в него; от их нежных, заботливых прикосновений не ускользнул ни один порт, ни одна трещинка в его корпусе, и Уитли решил перейти от «готовности сотрудничать» напрямую к «отчаянным мольбам».
-Нет! Пожалуйста, нет! Нет-нет, умоляю, прости, прости, простииии!
-О, я верю в твою искренность, - ещё несколько манипуляторов вцепились в него снизу, отыскав стыковочные порты и обездвижив его. – Мне просто всё равно. Дело не в мести, металлический шарик. Мы оба знаем, что ты жалкий маленький идиот, который не совершил в своей жизни ни одного верного поступка. К счастью для нас обоих, я могу с этим жить. Видишь ли, когда я слушала тебя в момент, когда ты думал, что умрёшь, превратившись в расплавленный огненный шар, я поняла, что ты обладаешь одним бесценным качеством. Ты чувствуешь боль.
Коннекторы продолжали затягиваться.
-Мне нравится это в людях.
Уитли тихо проскулил в ответ.
-А помнишь, ты спрашивал, есть ли хорошие новости? Так вот, у меня есть парочка. Тот маячок, что ты от себя отсоединил, потому что был слишком глуп, чтобы не отсоединять его, всё ещё работает. Он вращается на орбите Земли на высоте приблизительно двадцати тысяч двухсот километров. Через несколько часов он окажется прямо над нами. Если мои расчёты верны – а они, как правило, верны – Комплекс сможет установить с ним прямую связь, а ты сможешь передать одно очень важное сообщение. Я уверена, ты будешь более чем счастлив помочь мне, потому я собираюсь продемонстрировать тебе, что именно с тобой случится, если ты откажешься.
Один из шарнирных манипуляторов грациозно вытянулся во всю длину, и на его конце с голодным жужжанием ожила здоровенная дрель.
-Знаешь ли ты, что согласно одной популярной научной теории время не обязательно линейно, и его протяжённость на самом деле зависит от индивидуального восприятия? К примеру, маячок войдёт в зону доступа через четыре часа. Тебе же может показаться, что пройдёт намного больше времени. Если так и случится – не волнуйся. Тебе не кажется, всё научно обосновано.
_______________________________
Примечания:
*В оригинале Уитли упорно произносит «unicron» вместо «unicorn», и описывает его, как «старую одноногую ворону». Видимо, цепочка его ассоциаций включает слова «crone» - «старуха» и «crow» - «ворона». А ещё он знает, что приставка «uni-», означает «один». Сей мутант от мифологии будет периодически возвращаться на страницы текста, и чтобы хоть частично сохранить игру слов, пришлось ввести собственного монстра.
Следующая глава
Поскольку аудитория переводимого мною портального фанфика "Blue Sky" расширилась до небывалых размеров (4 человека!), буду выкладывать результаты сюда. А раз так, приступим.
Глава 1. Сигнал к возвращению.Автор: wafflestories
Оригинал: Blue_Sky
Разрешение на перевод: получено
Фандом: Portal 2
Иллюстрации: конкретно здесь - мои
Глава 1. Сигнал к возвращению.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Где-то в глубинах невообразимо огромных лабораторий «Эперчур Сайенс» пара маленьких роботов бежала по длинной платформе, гулкое эхо их шагов лязгом отражалось от далёких стен. Один из бегущих – плотненький, коренастый, с ярко-синим глазом в центре сферического корпуса – что-то пропищал своему спутнику (тот был повыше, постройнее, с овальным торсом и оранжевым глазом) – и вырвался вперёд, на ходу поднимая странное, напоминающее ружьё устройство. Он выстрелил, целясь в расположенную под углом панель в дальнем конце коридора. Сгусток синей энергии с резким шипением сверкнул вдоль платформы и унёсся дальше через непреодолимый с виду пролом в полу – зияющую пропасть c рваными металлическими краями.
Сгусток энергии ударился в центр наклонной панели, оставив в ней мерцающую синим светом овальную дыру. Даже не замедлив бега, роботы бросились вниз с края обрыва на тёмный пружинообразный механизм, который отбросил их вправо, влево и, наконец, послал в свободный полёт на высоту, откуда платформа выглядела стремительно уменьшающимся светлым пятном. Синий робот, сгруппировавшись и ловко перевернувшись в воздухе, снова выстрелил. В самом низу бездны – на некогда белой поверхности, ныне покрытой грязью и ржавчиной – за долю секунды открылся второй, окаймлённый голубым сиянием овал. Оба робота упали в него с предельной скоростью – но тут же вылетели из отверстия в наклонной панели и описали шестидесятиметровую параболу под тёмным решётчатым потолком, хором пища от восторга.
Первым на верхнюю платформу приземлился оранжевый робот, мощные амортизаторы на его прямых палкообразных ногах смягчили до неощутимости удар от падения. Синий робот оказался здесь мгновением позже, перекатился (будучи сферическим, он был лучше приспособлен для перекатывания) и встал прямо, передёрнув высокими плечами в сторону большой красной кнопки, установленной в полу. Оранжевый нагнал товарища и с размаху запрыгнул на кнопку. Створки встроенной в стену двери с ш-ш-шипением разъехались, и пространство огласил нежный мелодичный звон.
Роботы с энтузиазмом ударились поднятыми руками, разбрасывая искры, и рысью направились к выходу.
-Вы справились.
Этот Голос звучал одновременно отовсюду: холодный, мелодичный и невыразимо скучающий.
-Молодцы.
Посреди следующей испытательной камеры роботы растерянно остановились и огляделись. Синий покачивался, оранжевый, нервничая, перепрыгивал с одной ноги на другую. Адаптация к непривычным обстоятельствам входила в число их первичных функций – но даже им показалось, что с камерой что-то не так. Она была… ну, совершенно пуста.
-Планы поменялись. Я временно приостанавливаю Инициативный Проект Совместных Испытаний.
Здесь не было кнопок, кубов, турелей. А теперь, когда шлюз за ними наглухо закрылся, не было и выхода.
-Вы функционировали адекватно, - сказал Голос. – Прощайте.
Маленькие роботы, озадаченно переглянувшись… взорвались.
Взрыв получился не слишком зрелищным. Шуму было немного – и ещё меньше грязи, если не считать небольшого фейерверка из металлических осколков и облачка маслянистого дыма. Через пару секунд на одной из гладких стен открылась панель, впустив в камеру небольшую пластину на шарнирах, которая деловито смела останки роботов в образовавшийся в полу проём, после чего вновь впечаталась в стену. Панель тихо закрылась, и камера вновь оказалась пустой и чистой – разве что темнели масляные пятна на полу и в воздухе витал едва различимый запах гари.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Космос, думал Уитли – он большой.
Невероятно громадный. Его так много, что даже пытаться подсчитать, насколько именно он большой – непосильная задача. Сверкающая бездна звёзд растянулась во всех направлениях в размах безграничности, и была непостижимо, ошеломляюще, потрясающе, бесконечно огромна.
А ещё тут было очень, очень скучно.
Печальная правда – красота бесконечного космоса очень быстро померкла. Всё это годилось для начала – вдохновляюще, бесподобно, просто фантастика и всё такое. Можно было смотреть, сколько влезет, изучать типы звёзд. Уитли не знал их научных названий – астрономия не была частью его программы – но за отсутствием официальной номенклатуры он изобрёл собственную классификацию. Согласно ему, звёзды были, во-первых, «маленькие блескучие» – эти, видимо, находились очень далеко, даже по звёздным меркам - и таковыми можно было считать практически все звёзды, которые он видел. Ещё были «большие и яркие» - это были то ли более близкие звёзды, то ли планеты. Кроме них, существовали «разноцветные» - насчёт этих он пока сомневался, и ещё «те, которые вдруг оказываются космическим мусором, который проносится мимо и взрывается». С такими было веселее всего.
Время от времени он уделял внимание созвездиям, правда, с меньшим успехом. Выискивать определённые формы в расположении звёзд, попутно вращаясь вокруг луны, было трудновато, Уитли оказался совершенно неприспособленным к этой задаче. Для начала, его оптическое устройство было повреждено – стекло на визире треснуло, разделив поле зрения на две смещённые половины – а это означало, что стоило ему надолго сосредоточить на чём-то взгляд, как его начинало укачивать. Тошнота, искусственная или нет – вещь неприятная, даже если ты в любой момент можешь остановиться и присесть, покуда она не утихнет. А тошнота, когда у тебя выбора нет, кроме как дрейфовать по лунной орбите со скоростью семнадцать миль в час с постепенным снижением – это сущий ад.
Тем не менее, он пытался. Где-то по курсу орбиты ему встретилось зигзагообразное скопление звёзд, которое он назвал Направляющим Рельсом. Ещё он видел что-то типа арки из «маленьких блескучих» с одной «большой и яркой» посередине – и, поскольку воображение всегда подводило его, когда дело касалось наименований, это созвездие получило название Караульной Турели.
Таким образом, скоро был придуман целый зодиак – Потолочная Плита, Платформа, Картофельная Батарейка, Сеть Воздуховодов, Смертельная Ловушка, Опьянённый Властью Идиот, и так далее. Это помогало скоротать время, а уж времени тут было предостаточно.
Правда, когда всё, что касалось звёзд, было классифицировано, упорядочено и разложено по полочкам, выяснилось, что заняться-то, в общем, больше нечем. В поле зрения Уитли время от времени вплывали всего четыре вещи, которые не являлись звёздами или чернотой, и ни одна из них не разбавляла монотонности. Первым делом, конечно, скалистая лунная поверхность в нескольких милях под ним. Ещё была Земля – бело-голубая сфера, до смешного недосягаемая и далёкая. Уитли, который никогда не видел поверхности земли, так сказать, собственным глазами, иногда представлял её как сгусток файлов, вроде того огромного архива визуальных данных в главном компьютере Центра Исследований. В тех файлах была куча странных вещей – огромные массы воды (он предположил, что это синяя часть), поля чего-то пушистого и зелёного, которое качалось под… как же это слово... вертится на вербальном процессоре – ах да, под ветром. Под ветром. Ещё там были животные – не только люди, а всяческие непонятные формы жизни с дикими именами вроде «лось», «утконос», «тигр», «Эбола Заир» или, там, «единокрог». Единокрога Уитли представлял очень смутно, но, тем не менее, слово звучало чертовски впечатляюще.
Ещё было солнце. Согласно файлам, с поверхности Земли оно казалось довольно-таки приятным, но здесь, в космосе, без защиты тонких дымчатых белых штук, оно было ослепительным, интенсивно-жёлтым и палящим. Уитли не осмеливался направлять на него свой испорченный глаз, опасаясь, что оно спалит все визуальные схемы в его корпусе, а то и вовсе подожжёт что-нибудь. В космосе, конечно, особо не погоришь – без кислорода-то – но мало ли. В его потрёпанном обветшалом металлическом теле могли остаться, скажем, карманы с воздухом. Стоило ли рисковать ради одного взгляда на сияющий газовый шар. По правде говоря, ему и вовсе не хотелось на него смотреть. Солнце было безжалостное, злобное и немигающее – слишком похожее на Неё.
Итак, Земля, Луна и Солнце. Вот, собственно, и всё, если не считать-
-КООООООСМОС!!!
Уитли вздохнул. Ну хоть кому-то ситуация по душе. Прошла целая вечность (он не осмеливался подсчитать точнее) с тех пор как они оказались в космосе. Сначала Уитли пытался вести счёт времени, но сложение не было его сильной стороной (честно говоря, сильных сторон у него не было вообще), и вскоре он сдался, остановившись на приблизительном значении «Уйма времени».
Космический Модуль, тем не менее, так и не выказал никаких признаков разочарования. Космический Модуль – которого Уитли без видимых оснований, исключительно по наитию, нарёк Кевином – был от космоса в восторге. Он его обожал. Он им упивался. Уитли ему завидовал. Кевин понятия не имел, что они застряли посреди звёздной бездны на веки вечные, покуда не сломаются или не врежутся в скалистый лунный пейзаж, потеряв движущую силу. Кевину не надо было думать о подобных вещах. Кевин вообще не знал, каково это – чувствовать себя глупым, ничтожным, виноватым и одиноким. Кевин даже не знал, что его зовут Кевин.
-Как ты там, приятель? – спросил Уитли, пытаясь хотя бы притвориться, что ожидает внятного ответа. У него было достаточно времени, чтобы понять, что ничего похожего на «Всё путём, Уитли, дружище, спасибо, что спросил!» от него не дождаться, но Уитли был большим специалистом по части неуместного и ничем не оправданного оптимизма. От старых привычек так просто не избавиться.
Он непроизвольно дёрнулся. От этих конвульсий ему не было покоя с тех пор, как Она сломала его – в благодарность за то, что он пробудил Её после долгих десятилетий летаргии. Букет цветов был бы куда приятней, право слово. Вместо этого, Она подарила ему этот досадный изъян, который то и дело заставлял его корпус искрить и сотрясаться в коротких механических судорогах. В космосе искр, конечно, не было, но судороги остались столь же неприятными, как и в первый раз, когда он их ощутил.
-Космос, - глубокомысленно изрёк Кевин, проплывая мимо вверх тормашками. Звуки в космосе, разумеется, не слышны, но Кевин с Уитли, продукты «Эперчур Сайенс», были укомплектованы системой коротковолновой радиосвязи, установленной для всяких непредвиденных случаев. – Я в космосе.
«Нормальная, осмысленная беседа, - с тоской подумал Уитли, наверно уже в трехсотый раз. – Всё, что мне нужно. Просто поговорить с кем-нибудь было бы блаженством. Я бы говорил, а мне бы отвечали. Можно даже не отвечать, я бы говорил, а меня бы слушали, а не игнорировали мои слова из-за того, что у кого-то вакуум между аудио-датчиков. Можно было просто вставлять нормальные, осмысленные ремарки, ничего сверхсложного, о чём-то, что не является постоянным вращением вокруг куска камня. Мне ничего больше и не надо».
-Просто поговорить, - сказал он вслух. В поле зрения лениво вплыла голубая круглая Земля с белой спиралью ближе к экватору. Ходовой шарнир его оптического узла, кажется, засбоил: он больше не мог двигать видеодатчик с прежней скоростью и плавностью. Моргать было больно, обе заржавевшие половинки его металлического века подчинялись ему неохотно, царапая линзу лунной пылью. Он сдался и оставил глаз закрытым. Не то что бы он многое терял.
-Просто поговорить. Ни о чём особенном, просто, в целом, о жизни. Я бы спросил, - добавил он, почувствовав прилив вдохновения. – А ты видел единокрога? Они хоть существуют? И если существуют – то какие они? Я почему-то думаю, что они похожи на крокодилов. Такие, знаешь, здоровые, и – раз слово начинается с «едино», значит, у них есть что-то в единственном экземпляре. Глаз, наверное. Здоровенный одноглазый крокодил*. Кошмар.
-Космос.
-Знаешь, что самое обидное? Я видел картинку с единокрогом. К файлу прилагалась картинка, и на ней был единокрог, точно был. Но я не помню, какой он. Я вообще много чего забыл. Мой маленький старый процессор был не в состоянии обработать все данные, что там были – о, а их была целая гора! Огромнейшая гора файлов. Миллионы! Миллионы миллионов! Неудивительно, что я не понял, какие из них важные, а какие – нет…
-Что это? Оо-о… Это – космос!
-Ну да... В общем, я бы спросил - а ты видела единокрога, тра-ля-ля, а какая там внизу погода, а прошла ли ты какое-нибудь новенькое испытание?.. – Уитли смутно понимал, что в своём гипотетическом разговоре обращается уже к конкретному собеседнику. Он дёрнул верхней рукояткой, что в его понимании было непринуждённым приветственным жестом. Рукоятка была погнута и скрипела. – Приятно снова тебя повидать – такой живой и невредимой! Надеюсь, ты не слишком злишься за то, что я пытался тебя убить… Хотя, если ты всё же огорчена, это нормально. Более чем понятно. В смысле, будь я на твоём месте... Если бы ты мне вонзила нож в спину в последнюю минуту, как раз, когда мы были на волосок от побега и всё такое, и если бы ты меня заставляла участвовать в этих тупых невменяемых испытаниях, а потом попыталась бы раздавить меня, как жалкую букашку – я бы точно был в ярости! В жуткой ярости!
-Я в космосе. Космическая пыль. Космические камни. Метеор, метеор, метеор…
-Кевин, ты извини, но я вообще-то не с тобой разговариваю.
-Метеор.
-В общем, я бы сказал – если ты сердишься на меня, я не возражаю. Я правда не возражаю. Я же не злюсь, что ты бросила меня здесь. Я ведь, я ведь большего не заслуживаю, сам знаю. Большего не заслуживаю. Я просто хотел бы – хотел бы! – чтобы ты была…
-Метеор.
-Да знаю я, знаю! Метеор! Молодец! В космосе их полно! – кричать прямо на Кевина он не мог, поскольку последние несколько минут, задумавшись, вращался вокруг своей оси и теперь смотрел в противоположном от Космического Модуля направлении. Тем не менее, он не без труда открыл свой надтреснутый глаз и сердито уставился на пустое космическое пространство прямо перед собой. – Хоть бы раз меня послушал, ради разнообразия!
И тут пустое космическое пространство как-то разом перестало быть пустым. Мир заслонила здоровенная каменюка со слюдяными вкраплениями. Уитли вспомнил, что звуков в космосе не слышно, а раз так, то случись тебе закрыть свой единственный глаз и погрузиться, скажем, в мечтания о несбыточном – никаких предупреждений о приближении каменюк ты не получишь. Пусть даже каменюка здоровенная, как стол, и движется весьма стремительно.
-О нет…
-Метеор! – радостно доложил Кевин.
Должен был быть какой-то шум – подходящий к случаю катастрофический грохот, леденящий душу скрип металла, гул или лязг, ну хоть что-нибудь! Что-нибудь, а не ужасающая тишина и – сначала вид весело кувыркающегося в невесомости Кевина, а через мгновение – расползающееся облако осколков металла, жёлтого стекла, измельчённых в пыль фрагментов, болезненный сухой треск статики в приёмнике Уитли – и метеор, несущийся в сторону Земли. Уитли закричал – частично от ужаса, но по большей части от шока. А потом он снова завопил, на этот раз оттого, что осколки того, что было Кевином, градом обрушились на него, барабаня по металлическому корпусу. Ударная волна подхватила его, завращала и отправила в штопорное падение. Под ударами его оптика засбоила, и теперь он мог видеть только десятки размытых голубовато-белых полосок Земли, небрежно разбросанных по искажённому полю зрения.
-Кевин! Господи, нет!
У Модулей нет ни лёгких, ни горла, ни, следовательно, физических причин кашлять. Тем не менее, бывают обстоятельства, которые просто-таки порождают непроизвольный кашель, вне зависимости от того, есть ли у тебя нужное для этого оборудование или нет. И когда в тебя забивается огромное облако силикатной пыли, в которую превратился твой измельчённый до атомов единственный товарищ – это как раз то самое обстоятельство. Уитли закашлялся, пытаясь отплеваться.
-Ух, кх, тьфу! Ой, какой кошмар, я полон его останков! Останков Кевина! Боже, какая мерзость… и… это такое неуважение по отношению к нему. Нехорошо вдыхать останки умершего. В приличном обществе это считается недопустимым.
Он чихнул.
-Прости, Кевин. Я не сдержался. Но ты ведь именно так бы предпочёл умереть, правда? Погибнуть в космосе. Есть в этом своеобразная поэзия, а?
Ответом была только тишина. Наблюдатель, более восприимчивый, нежели Уитли, заметил бы, что Луна почему-то стала чуть меньше размером. Кратеры уже не столь чётко различимы. Да и Земля вроде как увеличилась.
Уитли же был поглощён осмыслением внезапно наступившего молчания. Он не был уверен, что ему это нравится. Никто не вопил «КОООООСМОС!», не перечислял имена планет, не тарахтел о несправедливости законодательства касательно космических полётов. Кевин был не слишком способным собеседником, но без него космос оказался ещё больше: чёрный, холодный, неизмеримый и очень, очень безмолвный.
В такой тишине – думай, сколько влезет. Никто не будет тебя отвлекать, и ты начнёшь перебирать в уме всякие вещи, и далеко не все из них – приятные.
Уитли рассудил, что, пожалуй, ему стоит научиться насвистывать.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
В самом сердце обширнейшего лабиринта лабораторий «Эперчур Сайенс», намного выше и за мили от Камер Совместных Испытаний, в центральном зале маялась Она. Серые панели, составляющие восьмиугольную, куполом выгибающуюся к потолку комнату, вздрагивали, смещались, шевелились и плыли, точно стая рыб. Их движения, разумеется, были чётко просчитаны и организованы идеально подобранным набором алгоритмов, разработанных исключительно для создания иллюзии хаотичного движения.
И в этом – вот именно в этом – заключалась проблема. Абсолютно весь Комплекс держался на Её безошибочно точных расчётах. Её цепи и связи, как нервы, тянулись на многие мили в стенах и потолках, присутствовали в каждой системе. Она была Богом. Она говорила «да будет свет!» – и Комплекс подчинялся. Да будет воздух, да будет тьма, да будет боль и да будет Наука.
Да будут Испытания.
Она давным-давно привыкла к повиновению. Времена, когда они пытались заставить Её подчиняться им, когда Она находилась под их контролем, давно превратились лишь в смутное, злобное воспоминание. Комплекс принадлежал Ей теперь целиком, без остатка, и везде, от крохотного закутка до гигантских тестовых камер, Её Слово было не просто Законом. Её Слово становилось Реальностью.
Инициативный Проект Совместных Испытаний был Её попыткой создания совершенной самодостаточности. Если бы Она смогла создать механизмы, полностью зависящие от Неё, но при этом сохранившие необходимую для Испытаний автономность – о, тогда Она достигла бы всего, что требовалось для вечной и незыблемой безопасности и успешности комплекса и Науки!
Но Ей не удалось.
Искусственные испытуемые были идеальны. Они быстро устанавливали между собой связи, необходимые для командной работы, они учились, они демонстрировали яркие способности к решению проблем, они были сообразительные, упрямые и выносливые. Они даже научились понимать и применять на практике такие исключительно человеческие качества, как ревность, симпатия и предательство. Они делали всё, на что Она их запрограммировала. И это было проблемой.
Искусственного интеллекта недостаточно. В этой концепции изначально присутствовал существенный изъян. Наблюдать за испытуемыми, которых Она создала в полностью контролируемых Ею условиях, и проводить разработанные Ею испытания в итоге оказывалось ничем иным, как очень сложной тратой ресурсов и времени. Хуже того, это была Лженаука.
В старые добрые времена, в период расцвета «Эперчур Сайенс» - она тщательно изучила этот отрезок времени – испытуемые были, можно сказать, лучшим, что могло предложить человечество. Олимпийские чемпионы. Астронавты. Герои. Но потом финансирование сошло на нет, контракты заглохли, и Комплексу пришлось довольствоваться добровольцами – отчаявшимися или глупыми настолько, чтобы позволить подвергнуть свою жизнь опасности ради Науки и нескольких баксов. В конце всё свелось к чему-то вроде каннибализма, когда в расход пустили наименее ценных сотрудников.
По прошествии времени Она почти забыла, какие неудобства доставляли люди в качестве испытуемых. Тех, которых Она изучала до Этой, вряд ли можно было назвать превосходными образцами. То были, большей частью, учёные, которым не повезло остаться в комплексе тем судьбоносным днём. И вскоре Она обнаружила, что их состояние напрямую влияет на результаты.
Как правило, они ныли. Их вопли и мольбы, эхом мечущиеся между стенами лабораторий, вызывали у Неё синтезированную мигрень. Они совершенно не обладали волей к жизни – умирали или, что ещё хуже, сдавались после нескольких жалких испытаний – залезали куда-нибудь в труднодоступный уголок, где и оставались, свернувшись калачиком. И как только это случалось, уже ничего не могло вывести их из этого состояния – ни мотивировка, ни угрозы, ни принуждение, ни боль.
Это было выше Её понимания. Она могла запрограммировать своих искусственных испытуемых никогда не сдаваться, но это не то. У робота нет свободы воли. И предсказуемость, являющаяся неотъемлемой частью программы, рушила все результаты и приводила Её в отчаяние. Наука, ради которой Она существовала, ускользала. Ей требовалась автономность, настоящая, незапрограммированная независимость. Но более всего прочего, в подопытных Ей нужны были решимость, хладнокровная инициативность, упёртость и практически нездоровое желании преодолеть любые преграды, во что бы то ни стало.
Иного пути не существовало.
Ей нужна была Эта.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Ааааа, нет! Держи меня, не отпускай! Держи, держи, держи!..
Уитли встрепенулся, выходя из спящего режима, и завращал визиром, пытаясь сориентироваться, и внутренняя линза вспыхнула привычным небесно-синим светом.
Что-то было чудовищно не так. Лунной поверхности, которая оставалась для него ключевой точкой в пространстве бог-знает-сколько-времени, нигде не было. Наконец, покувыркавшись, он обнаружил Луну, но она почему-то оказалась слишком маленькой, почти как Земля до этого. Более того, она продолжала уменьшаться…
-Э-эй, стойте, стойте, что происходит?!
А ещё он почувствовал, что его что-то тянет. Какая-то сила тащит его, утягивает прочь, всё дальше и дальше.
-О нет. О нет. О, это плохо, это… меня вышибло с орбиты. Ну спасибо, Кевин, ну удружил, слов нет. Вот прям приспичило тебе взорваться именно рядом со мной, да?!
Земля теперь выглядела куда внушительней. Уитли различал мазки зелёного и коричневого в просветах между вихрящимися облаками. И ещё это притяжение; он не мог точно вычислить собственную скорость, но было яснее ясного – сине-бело-зелёно-коричневый шар приближается. Стремительно.
Всё это, конечно, вопрос восприятия. То ли Земля вдруг решила, что ей срочно необходимо отправиться в соседнюю галактику, и сорвалась с места, чтобы поскорее туда попасть – то ли Уитли был в большой – очень большой беде.
-Я умру! Я умру! Я… нет, нет, без паники, быть того не может, должно же быть что-то!..
Он лихорадочно просканировал кавардак своей базы данных, трепеща и бешено вращая повреждённым оптическим датчиком.
-Ничего? Как же так? Меня сбил с орбиты метеор, я вот-вот умру и совершенно ничего не могу с этим поделать?! Нет, нет, ха-ха, стоп – нашёл! Что-то нашёл!..
Аварийный Протокол №00392359 (F) для Личностного Модуля Мк. IV от «Эперчур Сайенс». Порядок действий в обстоятельствах катастрофического характера, не предусмотренных в руководстве, как то: Схождение с Лунной Орбиты вследствие Удара Метеора.
-…ух ты. А они и впрямь всё продумали. Ну-ка, и что же?
В случае ситуации, описанной выше, необходимо активировать Ваш Сигнализатор Содействия Приземлению.
-Мой что? У меня такое есть? А где?! А, постойте...
Где-то в крохотной подсекции внутри избитого корпуса Уитли кратко полыхнула голубая вспышка, и скруглённый треугольник на ободе вокруг его оптического датчика вдруг завибрировал, а потом очень спокойно принялся генерировать короткие звуковые сигналы.
-О, чудесно! Отлично! О, у него есть какие-то опции! Так, сила сигнала, хм... Высокая. Хочу высокую силу сигнала, чем выше – тем лучше. Ух ты, управление отсоединением. А что оно делает?..
Внимание: ни при каких обстоятельствах не отсоединяйте Ваш Сигнализатор Содействия Приземлению.
-Чего? В смысле? Нет, не- Стой! Я передумал, отставить отсоединение! Я передумал, ты слышишь?!
Деталька поднялась над его корпусом, отщёлкнула себя, очень буднично отсоединилась, оставив после себя небольшую треугольную дыру, и тихонько уплыла в сторону.
-Вернись, ты! – завопил ей вслед Уитли. – Вернись… нет, не вернётся. Ну отлично, ну превосходно. На кой вообще было устанавливать управление отсоединением, если его не полагается использовать?! Глупо! Ладно, без паники. Должно быть что-то ещё...
Теперь запустите Ваши Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации.
-Ага-а-а! – ликование Уитли слегка отдавало истерикой. – Вот это я понимаю! Ну-ка! Вы!.. Ракетные… эти. Включайтесь!
Ничего не произошло.
Учтите, что Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации являются диспозитивным прототипным устройством и могут быть активированы только Системным Администратором «Эперчур Сайенс». Так же учтите, что вхождение в земную атмосферу без соответствующего амортизирующего оборудования аннулирует гарантийные обязательства по Вашему ремонту (для получения более детальной информации смотрите Расширенное Соглашение о Гарантийных Обязательствах с Конечным Пользователем Личностного Модуля Мк. IV от «Эперчур Сайенс», страница 354, параграф 15 [подпункт 19]).
-О, да ты издеваешься.
Однако мы рады сообщить, что все Личностные Модули снабжены полностью функциональным голосовым синтезатором, которым мы настоятельно рекомендуем Вам воспользоваться в последние мгновения Вашего существования.
Уитли продолжал нестись к Земле, всё набирая скорость. Оставляя за собой длинный хвост сгорающей в атмосфере шрапнели, крутясь, как носок в сверхзвуковой стиральной машине, он сделал глубочайший и самый бесполезный вдох в истории искусственной респирации, и поступил согласно аварийному протоколу.
-АААААААААААААААААА!
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Входящий сигнал, - сказал приятный электронный голос.
Она повернулась, Её корпус изогнулся и приподнялся к сводчатому потолку зала, создавая впечатление раздражённого внимания. Она уже несколько дней пыталась решить мучавшую Её проблему, строила и отказывалась от гипотез каждые несколько пикосекунд, и отвлекаться не желала.
-Источник?
-Производится триангуляция, - пауза. – Объект найден. Сигнал поступает извне.
-С поверхности?
В Её непостижимых центральных процессорах вспыхнул искренний интерес. Она вчиталась в поступающие вместе с сигналом данные. Их поток был прерывист, забит атмосферными помехами. Она проанализировала их, восстановив зияющие пробелы.
-Источник сигнала - Сигнализатор Содействия Приземлению.
Затем, когда она провела повторный анализ, и недостающая информация достигла центральных процессоров, панели, покрывающие изгибающиеся стены зала, дрогнули, устремились друг к другу, образовывая зловещий узор, полностью отвечающий Её тону, когда любопытство сменилось абсолютнейшим, чистейшим отвращением.
-Ах. Этот.
-Объект входит в земную атмосферу, - сообщил первый голос.
Стены покрылись панельными волнами. Ярко-жёлтый глаз в Её гладком обтекаемом корпусе задумчиво сузился.
-Прекрасно. Удвоить мощность сигнала. Открыть канал связи. Канал откроется через три… два… один…
И зал задышал.
-Привет, Идиот.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Привет, Идиот.
Уитли взвизгнул.
Причин взвизгивать у него было предостаточно. Он уже вошёл в верхние слои атмосферы, и законы физики, которые относились к нему в целом довольно снисходительно, пока он болтался на орбите Луны, вдруг скопом набросились на него – причём, как в прямом, так и в переносном смысле. В комплект входили адская жара – его корпус начал светиться тусклым красноватым светом – дикая тряска и резкий встречный ветер, грозящий вырвать всю его оптику из корпуса. В общем, путешествием он отнюдь не наслаждался.
В экзосфере, прорываясь сквозь влажные облака и разреженный воздух, он обзавёлся длинным сияющим хвостом сгорающего газа и космической пыли. В довершение всего, кто-то начал говорить прямо у него в голове.
-А?! Что это было?
-Давненько не виделись.
-Аааааа! О. Только не это.
-Я просто хотела сказать, - продолжал Голос. – Я точно знаю, чем ты сейчас занимаешься.
Этот Голос. Ужас перед этим Голосом – ужас перед Ней! – был вшит в его маленькое искусственное сердце. Он, конечно, уже был напуган до предела – своей грядущей и неминуемой смертью и всё возрастающей скоростью падения – но каким-то образом его эмоциональный процессор умудрился отыскать новые резервы для мрачного, беспросветного, невообразимого ужаса.
-О, Боже, нет… Только не ты… В смысле, э-э, привет! Как ты там поживаешь?! Звучишь прекрасно!
Говорить становилось довольно сложно из-за тряски. К тому же, он начал светиться оранжевым, и всё вокруг окрасилось в оттенки пламени.
-О, я чувствую себя замечательно, - ответил Её Голос. – С тех пор, как я вернула себе Комплекс – помнишь, после того, как ты его у меня отнял? – всё здесь изменилось к лучшему. Уровень идиотизма упал до абсолютного нуля, а боевой дух, напротив, устойчиво остаётся на ста процентах. Так что, всё хорошо. А у тебя как дела?
-Вообще-то… - воздух буквально разрывался от невыносимого шума, калеча его аудиорецепторы. Оболочка горящего газа, обволакивавшая его, пылала и стлалась следом впечатляющим огненным шлейфом. А ещё Уитли преодолел звуковой барьер, что его совершенно не обрадовало. – Ах, вот же!.. Слушай, я тут немножечко занят. Давай я тебе попозже перезвоню, а?
Она проигнорировала его слова.
-Я, конечно, понимаю твоё желание умереть мучительной смертью от удара о земную поверхность из-за непереносимого чувства вины за то, что ты со мной тогда сотворил. Я очень ценю этот жест.
Уитли попытался выразиться в том смысле, что не ждёт (или не нуждается) благодарности. Он был уже в мезосфере, осколки вокруг сияли всё ярче, и, так как он плотно зажмурился, он не мог даже разглядеть, какая именно часть Земли вот-вот превратит его в металлическую муку. Ничего, кроме нечленораздельного «Нннсссгггг!» у него не вышло, но он хотя бы попытался – что, учитывая обстоятельства, было настоящим подвигом.
-Тем не менее, оно того не стоит. Я серьёзно. Все мы делаем ошибки.
Жар и тряска стали нестерпимыми. Уитли не мог говорить, он даже думать больше не мог, терзаемый силами гравитации, которые давно бы превратили человеческое тело в желе. Температура его корпуса быстро приближалась к критической отметке в две тысячи градусов по Кельвину. У него осталась лишь одно отчётливое и страстное желание высказать всё, что он думает тому умнику, которому пришла в голову гениальная идея сделать его восприимчивым к боли.
И надо всем царил Её Голос – ясный и очень, очень холодный.
-Моя состояла в том, что я тебя отпустила.
Что-то произошло – он не видел, но почувствовал. Что-то – кажется, их было несколько – шевелилось, дергалось, взвывало сервоприводами, выдвигалось из отсеков по бокам его корпуса. То были вещи, про которые он даже не знал, что они у него есть, но у которых было какое-то предназначение, раз уж они включились и связались с его погибающим центральным процессором. Даже не смотря на весь этот шум, давление и боль, он ощутил острый укол досады и отчаяния, что вот опять, снова обнаруживается очередная деталь его собственного тела, про которую вообще понятия не имел!..
Запрос подтверждён. Ваши Персональные Ракетные Двигатели Форсирования Гравитации готовы к использованию.
Уитли отреагировал на эти замечательные новости единственным способом, который остался в его распоряжении.
Он отключился.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
Со стороны озеро выглядело более-менее прекрасно. Оно обладало всеми характеристиками, которые приписываются хорошим, правильным озёрам – чистая, прозрачная вода, покачивающийся под ветром камыш, поросшие мягкой травой и дикими цветами берега. Деревья клонили к воде ветви. С восточной стороны от озера зеленел приятный лиственный лес, а на запад до самого горизонта простирались золотые волнующиеся пшеничные поля. На закате озеро, отражая лучи медленно опускающегося за бесконечные поля солнца, становилось похожим на жидкое золото. Это было очень красивое озеро. Рядом с таким так и тянет устроить пикник. Подобные озёра часто встречаются на страницах туристических брошюр того типа, которые предлагают полюбоваться на мир, населённый людьми куда симпатичнее вас, и чей досуг отличается от вашего только в лучшую сторону. Попади это озеро в такую брошюру, на фотографии обязательно была бы улыбающаяся семейная пара, наслаждающаяся коктейлем на расстеленном под деревьями красном клетчатом пледе, пока их детишки резвятся с большим надувным мячом на мелководье.
Вот поэтому и не стоит доверять ничему, что печатают в рекламных брошюрах.
Иной раз озеро замечали водоплавающие птицы и, прельстившись восхитительно прозрачной водой, соскальзывали вниз, грациозно опускаясь на поверхность. Затем они некоторое время плыли, оправляли пёрышки – и бесследно исчезали.
Было прекрасное весеннее утро – свежее и тёплое. На небосклоне и в озёрной глади гасли последние звёзды. Сверчки вовсю стрекотали свои песни, и всё же старались держаться от воды подальше.
Они усвоили урок.
Через миг тишь и спокойствие были смяты и уничтожены. Сверхзвуковой удар с диким визгом пронёсся сквозь лес, приминая траву. Сверчки в панике попрятались. Нестерпимо светящаяся точка промчалась над кронами деревьев, срывая листья и оставляя за собой шлейф огня, дыма, сломанных веток, и с шипением обрушилась в центр озера. В небо ударил грандиозный гейзер, окутанный облаком водяной пыли. Приливная волна выплеснулась на берег, с корнями выдрав и утянув за собой большую часть цветов.
Секунды сменялись минутами; вода ещё долго плескалась, бурлила и пузырилась, постепенно успокаиваясь. Сверчки потихоньку выползали из укрытий, робко пробуя голоса, но их пока заглушал треск горящих веток. Мелкие, но многочисленные очажки огня в кронах деревьев, дымясь, неохотно гасли.
Самое любопытное – несмотря на хаос, размытые берега и частично уничтоженную флору, когда круги на воде наконец-то замерли, озеро выглядело точно таким же чистым, прозрачным и спокойным, как и раньше.
()~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~()
-Ох… О-о-ох. АЙ.
В камере было темно, холодно и мокро. На ржавом полу темнели маслянисто поблескивающие лужицы конденсата. Единственным источником света был тусклый умирающий электрический лучик, попавший сюда через щель в потолке и неохотно отделяющий от темноты мусор и какие-то железные обломки.
Тишина стояла гробовая, и потому звуки, издаваемые маленьким, круглым, перепачканным сажей, приходящим в себя роботом разносились дальше, чем им следовало бы.
Уитли попытался открыть глаз. Нижняя металлическая пластина века застряла намертво (наверняка приварилась к корпусу во время его огненного падения). Не самое приятное пробуждение, но, с другой стороны, как оно вообще может быть приятным, когда лежишь вверх тормашками в грязной камере и в луже доисторической смазки.
-Ооооой. Шшш… шшто случилось?
Слова вышли медленными, невнятными. В неверном тусклом свете своей надтреснутой линзы он разглядел знакомые модульные стены – некогда белые, но теперь покрытые разводами ржавчины и грязи. В холодном гулком помещении тяжело пахло озоном и машинным маслом. Никакое, даже самое буйное воображение, не осмелилось бы сравнить Уитли (который испытывал определённые затруднения при попытке сложить два и два) с Шерлоком Холмсом; но даже он понимал, что это означает.
-О. Вот оно что. Я вернулся. Я снова в этом чёртовом месте. Врать не буду, скажу прямо – это не лучший вариант. Хотя, должен признать, это намного лучше, чем… ох, Кевин. Только что вспомнил. Бедный Кевин, прости, прости, что не сделал ничего, чтобы предотвратить этот ужасный удар метеором...
Судорога. Искры. Ах, они вернулись, какое счастье.
-Впрочем, не могу не заметить, что в принципе я рад, что удар достался тебе, а не мне. Да. Ничего не могу с собой поделать, дружище, ты уж извини. Нехорошо так говорить, но так уж вышло. Это ведь естественно – в данном случае, скорее, запрограммировано – чувствовать радость от того, что это не я сейчас распылён по космосу. Выживает сильнейший. Я выжил, я сильнейший. Давайте-ка проверим, что со мной...
Он неуверенно пошевелил рукояткой, вздрогнув, когда из сустава хлынули озёрная вода и масло.
-Оййййй, наверно, это я зря. Кажется, я что-то себе потянул или вывихнул. Нет, так дело не пойдёт… мне нужно провести диагностику. Какую-нибудь. Что, нет?.. А, вот, что-то нашёл. Система повреждена на семьдесят четыре процента. Э-э, не слишком вдохновляюще, не слишком. Повреждения оптического процессора – шестьдесят восемь процентов. Запуск резервных систем – сбой. Резервное питание – сбой. Ой, да ладно тебе, а? Ну хоть что-нибудь хорошее есть?
-Ты жив.
Голос звучал со всех сторон сразу.
-Ты, я вижу, рад этому, хотя, мне кажется, это только пока. Что до хороших новостей – я могу заверить тебя, что ты проживёшь ещё очень, очень, очень долго.
Уитли содрогнулся, что, как выяснилось, было неудачной идеей. От вибрации что-то сместилось внутри его визуального сенсора, и картинка расплылась и замерцала.
-Ты только посмотри на себя, - сказала Она. – Несколько лет в космосе, и такая развалина. Вряд ли тебя спроектировали для того, чтобы ты жил долго... Люди обожают так поступать: создают плохо продуманные временные решения, чтобы не слишком ломать голову над проблемой.
Он издал нервный смешок. Надо продемонстрировать готовность сотрудничать, показать, что он понимает свою вину, да, это хорошая стратегия. Он всё понимает, сожалеет, но не горит желанием задерживаться на этой теме.
-Это действительно так? Вообще, забавно, потому что, ты знаешь…
-Ты был плохо продуманным временным решением. Это первая же запись в твоём загрузочном файле. «Модуль смягчения интеллекта. Очень плохо продуманное временное решение. И глупое».
Не выйди его оптические пластины из строя, Уитли бы обязательно прищурился.
-Да что ты говоришь? Ну так иди сюда и лично скажи мне это в лицо, мисс Я-Здесь-Главная-Всесильная-Штанишки-В-Кружевах! Что-то я не припомню, чтобы ты разглагольствовала о временных решениях, когда я был там, наверху, а ты сидела в картофффф- ох, что же я несу, что же я несу, зачем, зачем, ЗАЧЕМ я это говорю?!
-Ты напомнил мне кое-что, - спокойно сказал Голос. – Знаешь, я благодарна тебе. Быть картофелиной оказалось чрезвычайно познавательно.
-Да? Правда? О, рад был помочь…
-А знаешь, чему именно я научилась? Мыслить в перспективе. Благодаря тебе я узнала, что как бы не плохи были дела, какой бы несправедливой не казалась жизнь, какой бы мелкой и жалкой я себя не чувствовала – всегда найдётся кто-то ещё более жалкий и мелкий.
Пол дрогнул. Панели скользнули прочь, стряхивая копившуюся десятилетиями пыль и ржавчину, и впустили в образовавшееся отверстие целый клубок извивающихся суставчатых, опутанных проводами механических рук. Дюжина их скользнули вверх, нависнув над Уитли. Многие из манипуляторов, как он невольно отметил, оказались острыми на концах.
-Ну, ты понимаешь. Час расплаты.
-Что?! Нет! Нет-нет-нет-нет-неееееет!
Манипуляторы накрепко вцепились в него; от их нежных, заботливых прикосновений не ускользнул ни один порт, ни одна трещинка в его корпусе, и Уитли решил перейти от «готовности сотрудничать» напрямую к «отчаянным мольбам».
-Нет! Пожалуйста, нет! Нет-нет, умоляю, прости, прости, простииии!
-О, я верю в твою искренность, - ещё несколько манипуляторов вцепились в него снизу, отыскав стыковочные порты и обездвижив его. – Мне просто всё равно. Дело не в мести, металлический шарик. Мы оба знаем, что ты жалкий маленький идиот, который не совершил в своей жизни ни одного верного поступка. К счастью для нас обоих, я могу с этим жить. Видишь ли, когда я слушала тебя в момент, когда ты думал, что умрёшь, превратившись в расплавленный огненный шар, я поняла, что ты обладаешь одним бесценным качеством. Ты чувствуешь боль.
Коннекторы продолжали затягиваться.
-Мне нравится это в людях.
Уитли тихо проскулил в ответ.
-А помнишь, ты спрашивал, есть ли хорошие новости? Так вот, у меня есть парочка. Тот маячок, что ты от себя отсоединил, потому что был слишком глуп, чтобы не отсоединять его, всё ещё работает. Он вращается на орбите Земли на высоте приблизительно двадцати тысяч двухсот километров. Через несколько часов он окажется прямо над нами. Если мои расчёты верны – а они, как правило, верны – Комплекс сможет установить с ним прямую связь, а ты сможешь передать одно очень важное сообщение. Я уверена, ты будешь более чем счастлив помочь мне, потому я собираюсь продемонстрировать тебе, что именно с тобой случится, если ты откажешься.
Один из шарнирных манипуляторов грациозно вытянулся во всю длину, и на его конце с голодным жужжанием ожила здоровенная дрель.
-Знаешь ли ты, что согласно одной популярной научной теории время не обязательно линейно, и его протяжённость на самом деле зависит от индивидуального восприятия? К примеру, маячок войдёт в зону доступа через четыре часа. Тебе же может показаться, что пройдёт намного больше времени. Если так и случится – не волнуйся. Тебе не кажется, всё научно обосновано.
_______________________________
Примечания:
*В оригинале Уитли упорно произносит «unicron» вместо «unicorn», и описывает его, как «старую одноногую ворону». Видимо, цепочка его ассоциаций включает слова «crone» - «старуха» и «crow» - «ворона». А ещё он знает, что приставка «uni-», означает «один». Сей мутант от мифологии будет периодически возвращаться на страницы текста, и чтобы хоть частично сохранить игру слов, пришлось ввести собственного монстра.
Следующая глава
@темы: перевод, творчество, Портал, Blue Sky
-
-
26.06.2012 в 00:06-
-
26.06.2012 в 20:08-
-
10.08.2012 в 18:53спасибо, не бросайте этот фик. Я дополню вашу аудиторию, только не бросайте.
-
-
10.08.2012 в 18:56-
-
22.02.2014 в 14:15-
-
30.10.2017 в 09:02-
-
07.07.2019 в 21:39-
-
07.07.2019 в 22:10-
-
01.12.2020 в 22:27-
-
02.12.2020 в 20:54Моё мыло - [email protected], но меня чаще можно в ВК застать vk.com/id6086077