в которой Корво дёргает Джессамину за ухо.
Глава 22. Мотивы.
– …матрос не понял, что тот имел в виду, говоря «подчалить к барышне»...
Джессамина, задумавшись, отвела взгляд от сияющего лица графа Моисеева, привлечённая движением в противоположном конце обеденного зала.
В углу шевельнулась знакомая высокая тень: то Корво бесшумно направился вдоль стены к дверями. Джессамина прошлась глазами по широкой прямой спине, сильной шее и плавному изгибу небрежно поднятой руки. Костяшками полусогнутых пальцев он тихонько, чтобы не отвлекать гостей, несколько раз ударил о тёмную дубовую поверхность.
– …а китобой говорит, что у китов и у женщин лучшие части - спереди!..
Корво проделал это уже дважды за вечер: отдал приказ на смену наружного караула. Значит, время близится к одиннадцати. Джессамина шевельнулась на неудобном жёстком стуле, пытаясь размять затёкшую поясницу и усталую спину.
Корво встал лицом к залу и явно удивился, обнаружив, что она смотрит на него. Он вопросительно приподнял брови, как бы ожидая распоряжений.
Но Джессамина просто улыбнулась ему.
– …ха-ха! И тогда китобой продолжает...
Волосы у Корво стали заметно длиннее, рассеянно отметила Джессамина. Он кое-как собирал их в хвост на затылке, но несколько непослушных прядей упрямо свешивались на лицо. Она как-то попыталась поговорить с ним об этом, но тот нашёл, что проблема пустячная и не стоит и выеденного яйца. Тогда она приписала это мужской неразборчивости в причёсках, оставила его в покое и даже не стала поддразнивать его по поводу неистребимой щетины.
Звон стаканов и громкий смех вынудил её повернуться к графу. Джессамина поспешила нацепить на лицо улыбку и мысленно укорила себя за то, что совсем его не слушала.
Смех прокатился над столом, освещая лица собравшихся улыбками, волнуя маленькое море лиц, поднимая рой шума и движений. И в центре всего этого сверкает белозубой улыбкой граф Тамаракский по правую руку от неё.
Слева раздалось непочтительное фырканье – Антон Соколов попытался утопить очевидную неприязнь к графу и его анекдотам в своём бренди.
– Вам случалось плавать в море, миледи?
Джессамина подняла на Тамира озадаченный взгляд.
С первой же встречи она не могла понять, что именно в нём её смущает. Граф был высок (ростом чуть ли не с командора Далена!), строен и мускулист. Незапятнанно-белоснежная ткань и покрой идеально выглаженного костюма подчёркивали атлетическое телосложение. У него были зачёсанные назад и лоснящиеся от помады кудри и чеканное скуластое лицо, улыбка на котором смотрелась несколько шире, чем положено.
Было бы несправедливо назвать Тамира Моисеева неприятным. Он действительно был весьма хорош собой и, для иностранца, прекрасно держал себя. Но что-то в нём неуловимо настораживало.
Может быть, глаза. Глубоко посаженные, но странно бледные. Можно было разглядеть еле заметный оттенок зелёного в их серебристой серости.
Он смотрел ей в глаза, что было невежливо, но что взять с тивианского аристократа?
‒ Вы имеете в виду, на корабле? – уточнила она, стараясь больше не отвлекаться. Что было нелегко, если учесть, что за столом параллельным курсом шли по меньшей двадцать бесед, и в их с графом сторону постоянно кто-нибудь да посматривал.
‒ Да, - кивнул граф, ухмыляясь, словно кот.
‒ Разумеется.
‒ Нет-нет... под кораблём я подразумевал не этих военно-морских монстров! Что-то более романтичное... тихое, уединённое... – он отвёл взгляд в сторону и глянул вверх, как бы ища подходящее слово. Затем вдруг просиял и, опираясь на локоть и по-тивиански растягивая гласные, завершил. – Что-то более интимное.
Джессамина, продолжая сдержанно улыбаться, потянулась за винным бокалом. Антон Соколов желчно заметил:
‒ Как будто на этих посудинах можно куда-нибудь уплыть!..
Граф лишь расхохотался через стол:
‒ Ну не всем же плескаться у берегов Пандиссии, ‒ он вновь обратился к ней, как бы приглашая разделить веселье. – Я уверен, Её Величеству понравилось бы любоваться луной и ночными волнами. Разве нет?
От неё, судя по всему, ожидалось согласие, и Джессамина с любезнейшей улыбкой склонила голову:
‒ Звучит очень мило.
‒ Это куда лучше, чем просто «мило»! – возразил граф, поднимая свой бокал. – И я считаю трагедией то, что такая женщина, как вы, до сих пор не испытала это на себе!
‒ У императрицы нет времени на подобные вещи, ‒ мягко напомнила она.
Тонкая улыбка графа расширилась, приоткрывая блеск клыков. Даже брови, кажется, у него удлинились.
‒ А почему бы нет?
Он ещё спрашивает?
‒ Как граф, вы, я думаю, понимаете, какую ответственность подразумевает столь высокое положение...
Он покачал головой, продолжая покровительственно улыбаться, словно его забавляла предсказуемость её ответа. Когда он вновь заговорил, голос звучал очень тихо, чтобы его не расслышал Соколов или прочие гости.
‒ Я могу понять вашу тоску. Вы мечтаете о чём-то, что принадлежит только вам и больше никому.
Джессамина промолчала, глядя, как он поднимает брови. Граф хмыкнул и неопределённо повёл бокалам, указывая на присутствующих:
‒ У всех есть излюбленные занятия. Отдушины.
Джессамина покачала головой, пытаясь придумать адекватный ответ, но разум пребывал в лёгком ступоре.
К чему он ведёт? Этот ужин – простая формальность. Он устроен для того, чтобы отметить возвращение королевского лекаря и отдать дань уважения графу, который позаботился о нём. Не сосчитать, сколько таких раутов она провела, сколько послов и делегатов в них поучаствовало.
Но что до графа Моисеева Тамаракского, то он весь вечер вёл себя довольно вызывающе. Он не на минуту не оставлял её в покое, навязывал фамильярности, заглядывал в глаза и явно вообразил себя давним приятелем, который хорошо её знает. А теперь вдобавок завёл речь о её потаённых желаниях?
Джессамина обвела взглядом стол и обнаружила, что все избегают смотреть в их сторону.
Все, кроме Корво.
Она встретилась с ним взглядом, после чего снова повернулась к графу.
‒ Я императрица. Свободное время стараюсь посвящать своим людям.
‒ О-о, ‒ простонал граф в притворном отчаянии, прежде чем доверительно рассмеяться. – Ваше Величество Джессамина...
Она нахмурилась, услышав своё имя, даже приоткрыла рот, чтобы одёрнуть его, но Моисеев лишь улыбнулся и добавил:
‒ ...быть может, вы и Государыня Островов, но, тем не менее, вы остаётесь женщиной.
Джессамина не представляла, что тут можно ответить. В душе что-то тягостно шевельнулось при виде его смягчившейся ухмылки. Тамир выдержал паузу и переместил фокус внимания на Соколова.
Джессамина попыталась незаметно перевести дух, невнимательно прислушиваясь к очередному графскому анекдоту.
Её мучили неясные сомнения, но она попыталась подавить их. Не время раздумывать над неучтивостью заезжего тивианского аристократа, когда у неё столько других проблем. Ей нужно проследить за строительством китобойни, распределить финансы и вытравить коррупцию, прежде чем обращаться к внешней политике.
Вряд ли граф замыслил что-то дурное. Он, конечно, бахвал, но это вообще очень по-тивиански. Лучше не искать скрытых мотивов там, где их нет.
Она нашла глазами Корво и обнаружила, что тот так и не отвёл от неё взгляда, будто ожидая чего-то. Джессамина ободряюще улыбнулась ему, слегка кивнув. Тот медленно кивнул в ответ и словно бы нехотя вернулся к патрулированию зала.
Глядя на него, она попыталась успокоиться – но этому почему-то мешали произнесённые графом слова, засевшие в памяти.
«Вы остаётесь женщиной».
Когда ужин подошёл к концу, а граф соблаговолил удалиться к себе, стало гораздо спокойней.
То ли потому, что толпа разошлась, то ли потому, что больше не нужно было соблюдать строгую формальность, но Джессамина не удержала громкого вздоха облегчения.
Корво как раз запер двери, предварительно распустив своих солдат.
С ними остался только Соколов. Запустив пальцы в бороду, он тоже утомлённо и сварливо вздохнул:
‒ Я хотел сбежать из этого тамаракского дурдома, а в итоге лишь привёл их сюда.
Джессамина ему вполне сочувствовала:
‒ Я слышала о своеобразном юморе тивианцев, но сравнивать-то могла только с вами...
Соколов с мрачным весельем вскинул брови и даже не рассмеялся – скорее, закашлялся.
‒ В этом-то ваша первая ошибка, Ваше Величество. Я ничуть не похож на своих соотечественников, ‒ весёлость схлынула, оставив только мрачность. – А вторая ошибка – приглашать сюда графа. А третья – потворствовать ему.
‒ Ну что вы такое говорите, Антон? – возмутилась Джессамина. – Это ведь вы явились к нам, возглавляя процессию иностранных вельмож! И я обязана оказывать внимание своим подданным!
Соколов раздражённо фыркнул:
‒ Это сватовство.
‒ Что-что?
‒ Тамир, друг мой Джессамина, добивается вашей руки, - с отвращением объяснил Соколов. – А зачем, вы думаете, он сюда заявился?
Пожалуй, эта информация не должна была стать такой уж новостью. Джессамина недоверчиво покачала головой:
‒ Но он сказал мне, что хотел повидать Гристоль...
‒ А мне он сказал, что не прочь сделать вас замужней женщиной!
‒ Глупости, ‒ поспешно откликнулась зардевшаяся Джессамина, вжимаясь в кресло и сердито глядя на лорда-лекаря. И как она сразу не догадалась о чём-то настолько очевидном? Граф постоянно льстил ей... Флиртовал с ней.
На лице Джессамины появилась кислая гримаска.
‒ Да бросьте вы! – воскликнул Соколов и взял курс на бутылку бренди. – Он просто несносный хвастливый болван. Вот из-за таких, как он, я и покинул Тивию, провались она в Бездну.
Она вздохнула. С одной стороны, ей немного полегчало на душе: теперь у неё было объяснение странному поведению Моисеева. Только ухажёров ей сейчас не хватало, но, хотя бы, исчезала причина для подозрений.
‒ В любом случае, пока он не объявит о своих намерениях официально, попытки сватовства будут игнорироваться.
Соколов расхохотался:
‒ Дипломатичный ответ! Он объявит, уж будьте спокойны.
Джессамина бросила на него лукавый взгляд:
‒ Об этом ли мы хотим говорить, лорд-лекарь?
Корво обошёл стол и остановился позади её кресла, попав таким образом в поле зрения Соколова.
‒ Да, я надеялся на спокойную беседу, ‒ признал он и пристально посмотрел на Корво. – Когда нас оставят одних.
Джессамина и бровью не повела.
‒ Мы одни, ‒ заверила она.
Тот пожал плечами и проворчал:
‒ Как скажете.
С этими словами он привстал с кресла, пошарил под ним и извлёк небольшую коробочку – деревянную, компактную, с полустёртым и хорошо знакомым ярлычком на крышке.
‒ Вот. Ваши любимые.
Он положил коробочку на столик и подтолкнул к ней. Джессамина с улыбкой поймала её за уголки.
‒ Как вас там... Корво? Так вот, Корво, считайте, что вы многое упустили, если не были свидетелем столь впечатляющего зрелища, как наша императрица, выкуривающая сигару.
Джессамина, распаковывая коробочку, несмотря на загоревшийся на щеках румянец, поспешно обратилась к лорду-защитнику.
‒ Только изредка!
‒ Запросто одолевает «двойную корону»! – хохотнул Соколов.
Корво приподнял правую бровь и обратился к ней за подтверждением. Джессамина, решившая не терять достоинства даже под столь скептическим взором, вскинула подбородок.
‒ Ничего подобного. Мне просто нравится, как они пахнут. Я их только поэтому курю.
‒ Ну, насладимся ароматом! – подытожил лорд-лекарь.
И Джессамина, ловко ухватив свою сигару, протянула другую Соколову.
Перекрёстные уговоры не смогли убедить Корво присоединиться к ним, но он добыл откуда-то острый ножичек и обрезал для них кончики сигар. Соколов использовал в качестве зажигалки первую попавшуюся свечу, и вскоре комнату наполнил густой сизый дым.
Джессамина, полузакрыв веки, расслабленно вздохнула, глядя, как лениво вьётся вокруг ладони дым, пахнущий горящей в камине древесиной с лёгкими нотками ореха и специй. Приятные ощущения вызывал именно аромат, а не травянистый привкус на языке. Он навевал воспоминания о конных прогулках с отцом, когда они пробирались лесной тропой, напоённой запахом листьев. Он ассоциировался с запахом чернил и бумаг, рассыпанных по столу в его кабинете...
Молчание нарушил Соколов.
‒ Я там и месяца не продержался.
Джессамина поморгала, всматриваясь в него сквозь завесу дыма:
‒ В Пандиссии?
Он с горечью выдохнул белое облачко:
‒ Зато восемь месяцев проторчал в Тивии.
‒ Что случилось? Я ведь снарядила для вас целый флот.
Соколов свирепо уставился перед собой, стряхивая пепел прямо на полированную поверхность стола.
‒ Проклятый ветер – вот что случилось.
‒ Ветер?
В комнате повисло тяжёлое, огорчённое безмолвие. Джессамина едва заметила вставшего рядом Корво.
‒ Я таких бурь сроду не видал – а живу я на свете достаточно долго. Нам оставался день пути до континента, и тут она разразилась. Было ясное, солнечное утро – и вдруг, ни с того ни с сего – чёрные тучи. Они как будто соткались прямо из солнечных лучей и воды, ‒ он сокрушённо покачал головой. – Нас швыряло по океану, как скорлупки. Когда мы причалили, у меня оставалось четыре корабля. Остальные либо потонули, либо их, как бумагу, разорвало ветром.
‒ Четыре?! – ужаснулась Джессамина.
‒ У нас осталось меньше половины провианта и ещё меньше людей. Какой-то кошмар, ‒ глаза у позабывшего про сигару доктора остекленели от воспоминаний. – И какая там стояла жара! Шторм кончился, словно его не бывало – и мы очутились под невыносимым палящим солнцем. За неделю все запасы пищи и воды были почти израсходованы, и тогда мы впервые столкнулись... с этими туземными ублюдками. Они отказывались помогать нам. Мы дни напролёт драли глотки, пытаясь найти хоть какой-то общий язык. Они пытались избавиться от нас. Несколько стычек спустя оставшиеся люди соглашались спать только с пистолетами наготове.
‒ Они убивали ваших людей?
‒ Если не они, то треклятые животные! Псы размером с оленей! А эти рыбы!
‒ Рыбы?
‒ О, это было бы удивительно интересно, если бы не было так ужасно. Некоторые из рыбин были сплошь покрыты ядовитыми шипами. Эти твари подстерегали людей, когда те заходили в озеро, чтобы порыбачить. А то и просто выпрыгивали из воды и утаскивали их с собой. Чуть ли не ежечасно кто-нибудь да попадался.
Джессамина бросила быстрый обеспокоенный взгляд на Корво. Тот внимал Соколову с зачарованным замешательством.
‒ А когда дело дошло до собственно экспедиции... Ну, от команды почти никого не осталось, а выжившие либо были больны, либо до умопомрачения напуганы аборигенами. И звуки... они действительно могли свести с ума. Тамошние птицы... О каких открытиях может идти речь, когда всё, что только можно, пошло наперекосяк? У нас не осталось ни воды, ни еды, и пришлось бежать.
‒ Жаль, что так вышло, Антон...
Джессамина рассеянно постучала пальцем по сигаре. Тонкий покровный лист хрустнул от прикосновения. Огорчённо наморщив лоб, она несколько секунд сидела молча, но... нужно было спросить. Она должна была узнать.
‒ Скажите, доктор... что случилось с... – она проглотила ком в горле. – Что случилось с Далилой?
Соколов в раздражении затушил сигару о стол и зло фыркнул.
‒ А что с Далилой?
‒ Она тоже умерла?
Соколов поднял на неё глаза, и она не поняла, откуда в них столько злости и разочарования.
‒ Отчего же. Живёхонька.
‒ Так где же...
‒ Она решила остаться.
‒ Что, в Пандиссии?! Почему?
Соколов поднялся и мрачно отмахнулся:
‒ Не знаю и знать не хочу. Я всегда считал девчонку сумасбродкой, чуждой здравому смыслу.
‒ Но...
‒ Вот вы её и спросите, Ваше Величество. Если она вернётся.
В этих словах прозвучало столько холода, что, казалось, даже температура в комнате упала, полностью вытеснив тепло их недавней дружеской беседы.
Затем Соколов ушёл.
‒ Какая вопиющая наглость!
Секретарь обречённо зажмурился, услышав позади себя раскатившийся по коридору пронзительный вопль Хирама Берроуза.
Нет, он не готов общаться с лордом-разведчиком в такую рань. Судя по задёрнутым шторам и просматривающемуся сквозь щели слабому свету, ещё даже завтрак не наступил.
Может, ему повезёт, и Берроуза перехватит охрана?..
‒ Кромвель! Это вы?
Ужаснувшись, секретарь даже поскользнулся, когда поспешил обернуться навстречу быстро приближающемуся и синеватому от бешенства лорду-разведчику.
‒ Приказ о запрещении?! – гаркнул Берроуз, разъярённо потрясая смятым в кулаке свитком, точно это была какая-то подкинутая ему грязная тряпка. – И невозобновлении?! Противоправных действий?!
‒ А, лорд Берроуз, доброго вам утра...
‒ Этот омерзительный варвар!..
‒ Как вам не стыдно говорить так о лорде-защитнике?!
‒ Не паясничайте, Кромвель! – рявкнул Берроуз, подступая к секретарю вплотную. Тот посмотрел на медленно наливающееся кровью лицо и поблёскивающие глазки, поморщился от ударившего в ноздри запаха пороха и скипидара и попытался отстраниться от разгневанного лорда-разведчика.
‒ Почему бы вам не успокоиться... – предложил Кромвель, поднимая руки, чтобы хоть как-то защитить своё личное пространство.
‒ Я не стану успокаиваться! – заорал Берроуз, ткнув того в грудь костлявым пальцем. – Всё это чушь собачья! Кем он себя возомнил – отстранять мой департамент от работы! Как он смеет распоряжаться такими вещами?!
А, значит, Корво доставил послание.
Кромвель вздохнул и оттолкнул руку Берроуза.
‒ Это не он. Это приказ Её Величества, ‒ с удовольствием объяснил он, чуть ли не наслаждаясь пылающей в глазах Берроуза ненавистью.
‒ Она не имеет права отдавать такие приказы! – несчастный свиток уже превратился в смятый ком в кулаке негодующего лорда-разведчика. – Это тирания! Как она может потребовать свернуть работу моего департамента?! Тайная канцелярия существует для блага всего...
‒ Её Величество обеспокоена тем, что цели вашего департамента могут противоречить её политическим интересам или даже вредить некоторым предпринятым ею начинаниям. А это, сами понимаете, граничит с изменой.
‒ Я же сказал ей при всём Парламенте, что это неправда!
‒ И, тем не менее, отказались озвучить суть проектов, над которыми работают ваши подчинённые.
Берроуз побагровел и затрясся, распираемый изнутри бурлящим гневом
‒ Это засекреченная информация! Секретная, понимаете? В этом смысл тайной канцелярии!
‒ Вот отсюда и приказ о запрещении и невозобновлении, ‒ рассудительно заметил Кромвель, которому было уже почти весело. – Её Величество ведь не знает, что вы задумали, если вы отказываетесь делиться информацией. Выбор за вами: либо вы даёте ей доступ к сути ваших проектов, либо прекращаете работу и воздерживаетесь от дальнейших действий до окончания политического сезона.
‒ Она не может... – начал было он, но, не договорив, прервал сентенцию обессиленным, полным отвращения стоном.
Кромвель поправил воротничок и отошёл от лорда-разведчика.
‒ Если позволите...
‒ Я требую аудиенции с императрицей!
‒ Сегодня Её Величество взяла выходной. По религиозным причинам, дабы повторить обеты Обывателя. Она заперлась в северном крыле и строго-настрого запретила беспокоить её. Не допускаются ни слуги, ни посетители – никто, кроме лорда Аттано.
Выражение лица Берроуза обнаруживало всё новые оттенки беспомощной ярости.
‒ Какие обеты?! Сегодня вторник!
Кромвель слегка пожал плечами и направился прочь, игнорируя кипящего бешенством главу тайной канцелярии:
‒ Её Величество не обязана ни перед кем отчитываться, лорд Берроуз.
Рубашка была мужской.
Наверное.
И она оказалась ей слишком велика.
Джессамина поддёрнула рукава. Ткань свободно болталась, как на вешалке, вместо того, чтобы, как положено изящным женским блузам, плотно облегать тело. Ей не нравилось ощущать эту неряшливую мешковатость.
Когда-то вещь была бордовой, но краска со временем полиняла и совершенно не сочеталась с предложенными ей коричневыми, слишком длинными брюками, но выбирать не приходилось. Она, как могла, заправила рубашку, но делу это не слишком помогло. Ну, на то и изобретены подтяжки.
Она пыталась не падать духом, возясь с лямками. Затянув их потуже и защёлкнув пряжки, Джессамина отметила, что они помогли создать хотя бы видимость того, что на ней одежда более-менее правильного размера.
Поразительно неудобно и неженственно. С другой стороны, у небогатых женщин ведь нет возможности пользоваться услугами портных?..
Она нервно сжала кулачки, не сумев заставить себя посмотреться в зеркало. Она и без того знала, что выглядит ужасно глупо. И чувствует себя так же. Но в соседней комнате ждёт Корво, а она и так замешкалась...
У двери Джессамина помедлила и, стиснув зубы, задумалась.
Умно ли она поступает?
Она довольно самонадеянно настояла на своём плане, хотя ни у Кромвеля, ни у Корво он восторга не вызвал. Её решимость значительно поколебалась теперь, когда она готовилась предстать перед лордом-защитником в этом тряпье.
Вдруг он станет смеяться...
Да нет, глупости какие. Не станет. Он никогда так не поступит. Это же Корво.
А она – императрица.
Так что – никто не посмеет.
Укрепившись в этой мысли, она толкнула дверь и вышла вперёд. Она вспоминала доводы, которые повторяла про себя всё утро: ей необходимо самой увидеть строящуюся китобойню. Только так она может получить правдивую информацию и принять решение, не опасаясь, что ею манипулируют. Надо самой во всём убедиться.
Она подняла голову, всеми силами стараясь не замечать придирчивого взгляда обернувшегося к ней лорда-защитника.
‒ Нам пора, ‒ изрекла она, направляясь к нему.
Корво не ответил и не шевельнулся, так что ей невольно пришлось посмотреть, как его золотисто-карие глаза скользят по ней вверх-вниз. Он слегка склонил голову, и его взгляд, хоть и не критичный, а просто внимательный, тем не менее, окончательно лишил её хрупкого самообладания.
‒ Что? Неубедительно? – Джессамина беспомощно коснулась рубашки, всей душой ненавидя растущее чувство неуверенности в себе. Быть может, она что-то неправильно надела?.. – Корв...
Неожиданно для неё, он шагнул ближе, всматриваясь в её лицо.
О Бездна, ну почему у него всегда такой тяжёлый взгляд?! Она сжала губы, глядя, как он возвышается над ней, и чувствуя, что заливается горячим румянцем. Тем самым румянцем, который в последнее время почему-то всё чаще загорается на её щеках в присутствии Корво.
Джессамина с некоторых пор замечала, что ей делается неловко... как-то не по себе, когда они остаются наедине. Она предположила бы, что дело в его вечном молчании, но раньше-то это её не особо тревожило. Каким-то непостижимым образом то, как он на неё смотрел... пугало её. Нет, испуг – не совсем точное слово. Она не боялась его. Она...
Джессамина чуть было не попятилась, но тут лорд-защитник поднял руку и ущипнул себя за мочку уха.
«Слышал».
Джессамина озадаченно заморгала, позабыв все свои переживания. Что-то не то. Какая-то бессмыслица. Или он имел в виду «звук»? Тоже странно.
‒ Что слышали?
Теперь озадачился Корво. Он пару секунд недоумевал, а потом его лицо вдруг повеселело и осветилось очаровательной улыбкой, которую он поспешил стряхнуть быстрым «нет, нет, нет».
Он подошёл совсем близко, на расстояние рукопожатия, и Джессамина с глухо забившимся сердцем ощутила себя, даже несмотря на свободно сидящую одежду, туго спелёнатой и стеснённой. Лицо опять запылало, и на месте её удержала смесь нервного испуга и непоколебимого доверия к Корво.
А он тем временем с потрясающей непринуждённостью поднял руку и коснулся её уха. Ощущение шершавых пальцев на коже и тёплое дыхание на лице заставили её отпрянуть. Хватаясь за ухо, она воскликнула:
‒ Что вы себе...
Серьги.
Осознание привело за собой стыд, смешанный с разочарованием. Корво застенчиво улыбнулся и снова указал на свои уши. Джессамина, стараясь не показать обуревавших её эмоций и ничем не выдать, что сердце колотится, как сумасшедшее, уточнила:
‒ Вы про серьги? Слишком заметные?
Он кивнул.
‒ Ну конечно, ‒ согласилась она, проворно снимая бриллиантовые «капельки». Подержав сверкающие камешки в ладони, она положила их на кофейный столик.
Да что с ней такое? Она опасливо покосилась на Корво, страшась обнаружить, что он по-прежнему смотрит на неё.
Наверное, она сама всё понапридумывала. Он ведь всегда молчит, и поэтому легко прочитать в глазах то, чего нет. Скорее всего, дело в этом.
Пока она силилась разобраться в себе, Корво куда-то отошёл и теперь возвращался, неся в руках некий головной убор. Судя по округлой форме и короткому козырьку, он приходился офицерским фуражкам дальним родственником.
Как и в случае с серёжками, лорд-защитник, как ни в чём не бывало, придвинулся к ней и просто нахлобучил матерчатую фуражку ей на голову. Он остался крайне доволен тем, что её лицо скрывает тень козырька, а элегантная причёска безнадёжно испорчена.
Джессамина подумала, не намекнуть ли ему, что стоит быть поаккуратнее с её личным пространством? С другой стороны, Корво знает, что делает. К тому же... пусть его действия немного выбивают из колеи, но есть в них что-то на диво уютное.
‒ Выгляжу я не очень-то изыскано, ‒ пожаловалась она.
Корво уже успел отвернуться, занявшись проверкой снаряжения. Услышав её голос, он спокойно ответил:
«Мы идём туда, где женщины обходятся без красивых причёсок».
Ей оставалось только согласиться ‒ он в таких вещах разбирается гораздо лучше.
Она недовольно натянула фуражку поплотнее, чувствуя себя в этой бедной одежде рыбой, вынутой из воды. Зато Корво в своей маскировке держался куда естественнее. На нём были наглухо застёгнутая тёмно-серая рубаха, жилет, простые бриджи и длинный плащ – грязный, поношенный и далеко не такой роскошный, как тёмно-синяя с золотом форменная шинель. И, тем не менее, он выглядел... правильно. Такой красавец.
Поспешно сделав вид, что последний эпитет вовсе не приходил ей в голову, Джессамина решила сосредоточиться на деле.
‒ А как мы выйдем из дворца? Все думают, я тут усердно молюсь...
Корво, втиснув зачехлённый нож в сапог, выпрямился и решительно устремился к окнам. Она терпеливо смотрела, как он отмыкает и распахивает створки, и ничуть не удивилась, когда, содеяв это, он поманил её за собой.
Ну естественно. Можно было и не спрашивать.
‒ Корво... Мы, кажется, довольно высоко над землёй? – ещё бы не высоко, они находятся чуть ли не под крышей Башни! Тем не менее, Джессамина пересекла комнату, направляясь к нему.
Корво беззаботно-равнодушно пожал плечами в ответ и перелез через подоконник, оказавшись на карнизе. Карниз, заметила Джессамина, был достаточно широк и, кажется, шёл по периметру здания, огибая парапеты. Не прогулочная тропа, но ходить по нему вроде бы можно.
‒ А другого пути нет? – засомневалась она.
Корво молча смотрел на неё, с комфортом расположившись на карнизе. Солнце поднялось достаточно высоко, и в его свете безоблачное голубое небо казалось ещё ярче. Впереди ясный тёплый день. Если посмотреть вдаль, можно увидеть Дануолл: теснящиеся над рекой домики, частокол труб, изливающих в беспечную синеву серые дымные завитки.
Солнце и сияние дня яркими бликами отражались в золотистых глазах Корво.
Он протянул ей руку.
Джессамина бросила последний нерешительный взгляд наружу и вложила пальцы в его ладонь.
Следующая глава
Предыдущая глава