Глава 16. Покаяние
«Я свершил преступление против родной земли, против своего дома, против империи, но те дни давно миновали. То были времена, когда я был безоговорочно верен предкам, которые пользовались моей юношеской горячностью, вынуждая продавать тайны в награду за их благосклонность. Я был молод, глуп и на всё готов ради тех, кто кормил и растил меня.
Мне не даёт покоя память о солдатах, чью кровь я пролил. Я убил четверых, потеряв голову от страха и тревоги, осознав, что меня ожидает в наказание за мои деяния. Мои родные остались в Морли, слишком далёкие и равнодушные к моей жертве.
Теперь всё иначе: я дряхлый старец, лишённый свободы и набравшийся мудрости в одиночестве средь тюремных стен.
Я молю мою госпожу, мой светлый луч надежды, мою Императрицу – выслушать меня.
Ничего я так не желаю, как прощения за ошибки юности, и лишь в Её высочайшей власти даровать мне его.
Галлус Канаван».
Джессамина перевела взгляд с подписи на список парламентариев и членов совета, чьи имена выстроились в самом низу колдриджского документа. Недовольно вздохнув, она сердито откинулась на спинку кресла.
«Светлый луч надежды», как же. Похоже, этот самопровозглашённый мученик решил, что она в умилении отпустит ему все грехи, лишь потому, что она женщина.
Тон послания казался вполне искренним... Джессамина, задумавшись, сложила бумагу пополам, разгладила линию сгиба и небрежно отбросила документ на стол. Слова, изрекаемые кем-то, кто твёрдо вознамерился что-то получить, всегда звучат искренне – при этом они не обязательно правдивы.
Покачав головой, она поднялась из-за стола. Размышлять над всем этим нет смысла: всё равно уже ничего не изменить. Завтра состоится встреча с Канаваном – с такой поддержкой, какую он получил, отказать было невозможно.
Ей предстоит решить его судьбу и с трона обнародовать свой вердикт.
Но это завтра, а сегодня есть другие дела.
Джессамина вышла из полутьмы рабочего кабинета в солнечный холл. После беглого опроса стоящих в карауле гвардейцев (и решительного отказа от их услуг в качестве сопровождающих), она взяла курс в сторону западного крыла. Дворец дремал в свете погожего полдня, и покой нарушали разве что вездесущие и неутомимо деловитые слуги. Завидев её, они кланялись или приседали в реверансах, а Джессамине то и дело приходилось жестами останавливать не в меру ретивых стражей, порывающихся сопровождать её.
Тихонько простучав каблучками по ступеням, она поднялась по западной лестнице и, миновав площадку, наткнулась на очередную порцию караульных, выставленных у входа в библиотеку. Те очень удивились её появлению и, оборвав беседу, поспешно отдали честь.
— Мне доложили, что лорд-защитник внутри, – бросила она и, не дожидаясь ответа, направилась к дверям.
Один из гвардейцев поспешил распахнуть их:
— Так точно, Ваше Величество. Проводить...
— Благодарю, не надо. Останьтесь на посту.
Библиотека чем-то напоминала Джессамине её кабинет – высокие окна тоже были завешаны тяжелыми плотными шторами, прячущими беспечную полуденную яркость. Там, где шторы были отдёрнуты, между стеллажами струился свет, ложился на ковры, и те казались пламенно-бирюзовыми, точно океанские волны на солнце. Стояла никем не нарушаемая тишина, в воздухе бесшумно плясали пылинки, и на мгновение императрица позволила себе глубокий вздох облегчения: не так часто ей случалось оставаться в столь безмятежном уединении.
Она медленно прошлась по библиотеке, заглядывая за стеллажи и выискивая своего безмолвного серконца. Поначалу поиски не увенчались успехом, и Джессамина начала посматривать на верхний ярус, туда, где стоял стол для переговоров. Но тут глаз зацепился за некое неопределённое движение со стороны столов в сумраке читального зала.
Проследовав в альков, она обнаружила расположившегося за угловым столом лорда-защитника. Тот сидел, словно затаившись, в полутьме, окружив себя бумагами и книгами. Джессамина заинтересованно и немного удивлённо подняла брови.
Вообще, она собиралась поговорить с ним о недавних выходках, но, увидев его, такого тихого, ссутулившегося над книгами, обнаружила, что колеблется.
Пендлтоны прислали чрезвычайно пылкое письмо, требуя публичного извинения. Джессамина подивилась их наглости. Никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не требует у монарха извинений. Пусть даже она и склонна согласиться, что лорд-защитник отреагировал чересчур остро и нелюбезно обошёлся с членами Парламента. Но, в конце концов, она намного превосходит Пендлтонов и по титулу, и по происхождению.
Они просто глупые юнцы, их выступлением можно и пренебречь. Чего нельзя сказать о Корво. В тот вечер она воздержалась от комментариев, решив оставить нагоняй на потом, однако твёрдо намерилась объяснить ему, какого поведения от него ждут. Это далеко не первый устроенный им скандал, а ведь он пробыл в чине королевского защитника от силы пару месяцев.
Но через два дня после случая с Пендлтонами произошло немыслимое. Фактически, чудо.
Аристократы прекратили ей перечить.
Назначенное в тот день заседание Совета прошло быстро и как по маслу. Ни единого голоса «против». Как-то разом нашлись все недостающие документы. Никто не перебивал, когда она говорила. Всё заседание чиновники сидели, скромно потупившись, и всем видом демонстрировали лояльность и безупречное поведение.
Хотя Джессамине претило держать подданных в страхе, она не могла не почувствовать облегчения от столь радикальной перемены настроений. Разумеется, она понимала, что обязана этим Корво и его эффектному представлению. И, поскольку внешне она потворствовала ему, придворные решили, что она ожесточилась.
Быть может, ей это и неприятно, вот только... видимо, правительство сейчас нуждается именно в этом. В сильном, непреклонном лидере, который станет их воспитывать, точно мать – капризного ребёнка. Господам чиновникам это не повредит, а то в последнее время они действительно ведут себя, как дети малые.
Её беспокоило лишь, как скоро их молчаливый страх перерастёт в злобу.
Корво, полностью поглощённый чтением, не замечал, что она наблюдает за ним и, пока он раздумывает, не перевернуть ли страницу, она подыскивает нужные слова.
Приняв решение, она направилась к столу и собралась негромко кашлянуть, чтобы привлечь внимание Корво. Но, наверное, стук каблучков её выдал: лорд-защитник резко вскинул голову и потянулся за мечом, но тут же, судя по округлившимся глазам, узнал её. Стул жалобно скрипнул, когда он поспешно вскочил на ноги, попутно одёргивая расстёгнутую шинель.
— Лорд-защитник, - поприветствовала она, пока он озирался по сторонам (то ли в удивлении, то ли в тревоге – сказать было сложно). Сегодня он не стал собирать волосы в хвост, и пряди вновь свободно падали на лицо. Вернулась и щетина. Джессамина заметила, что с тех пор, как его возвели в чин, он честно пытается следить за внешностью, но всё-таки слишком занят, чтобы добиться на этом поприще заметных успехов.
«Ваше величество!» - прожестикулировал он с серьёзным видом, готовясь принимать приказы.
Она попыталась улыбнуться и остановилась, положив руки на спинку стоящего между ними стула.
— Кажется, я помешала вам.
Корво плавно перечеркнул воздух решительным «Никогда!» и опять поглядел по сторонам тревожными изучающими глазами.
«Вы без сопровождения».
Она демонстративно оставила это замечание без ответа и с интересом посмотрела на разбросанные по столу книги. Вот странно, он не производил впечатления человека, который любит читать... Но Джессамина тут же устыдилась таких мыслей. Конечно, любит. Если дар речи отобрали, что ещё остаётся, как не книги?
— Позвольте осведомиться, что вы читаете?
Корво, покосившись на раскрытые страницы, машинально разгладил складку на мундире. Казалось, он задумался о чём-то, но потом взглянул на Джессамину и сделал знак, который она не поняла. Он заметил это прежде, чем она успела покачать головой, и изобразил слово по буквам.
«Мемуары».
Джессамина удивилась – не такого ответа она ожидала. Из того немногого, что она знала о Корво, она могла предположить что его привлекут труды о тактическом искусстве какие-нибудь трактаты о теории безопасности или, скажем, оригинальные чертежи Башни. Мемуары – не слишком ли романтично для столь одержимого работой человека? С другой стороны... а что вообще она о нём знает?
— Это чьи же? – спросила она, огибая стол. Корво быстро посторонился, выдвинул стул, чтобы она могла сесть и, пока она шла, ответил:
«Лордов-защитников».
А, ну тогда всё в порядке.
Джессамина присела и, вытянув шею, всмотрелась в заголовок страницы.
— Сэр Болтон Тезерс, - имя, выведенное элегантным курсивом, показалось ей очень знакомым, и она усиленно пыталась вспомнить, откуда именно, просматривая текст. Потом её озарило, и она подняла взгляд на Корво.
— Первый защитник. Его убили вскоре после смерти его господина.
Корво ничего не ответил, и она продолжила рассуждать вслух:
— Во время Восстания на правителя было совершено несколько покушений. Командор Тезерс был первым, кто стал отражать подобные атаки в качестве лорда-защитника. Но в конце убили их обоих.
Заметив, как мелькнули руки Корво, она повернулась, чтобы посмотреть, что он скажет.
«Он находился подле господина каждую минуту».
— За исключением последней, - покачала головой Джессамина, проводя пальцем по рукописным строчкам. После недлинной задумчивой паузы, она поднялась, и Корво вновь посторонился, давая ей больше пространства. На лицо Джессамины вернулась маска строгой решительной королевы, и она заговорила, тщательно подбирая слова:
— Я пришла поговорить с вами о недавнем происшествии, лорд-защитник.
Корво чуть нахмурился, на лице проступила озабоченность – впрочем, как всегда, сдержанная. Джессамина вновь засомневалась.
— Наверное, стоило начать иначе, - сказала она чуть тише, вспомнив его реакцию на поведение близнецов. – Прежде всего, мне стоило бы поблагодарить вас. Вы защитили мою честь, пусть и немного перестарались в процессе... – она попробовала выдавить благодарную улыбку, но при воспоминании о неприятном эпизоде в душе всколыхнулись досада и смущение. – Видите ли, императрица не может позволить себе вестись на провокации. Как правило, я придерживаюсь строгой политики игнорирования подобных выпадов, но... на самом деле я вам крайне благодарна. Вы повели себя достойно и отважно.
Глаза Корво потеплели, встретив её нервный взгляд, и губы сжались в ровную линию. Он поднял руки и повернул запястья, не сразу подобрав слова, но когда заговорил, жесты были очень медленные.
«Слова могут бить, как кинжал. Я буду защищать вас и от того, и от другого».
Это напомнило ей, сколь неожиданными могут быть его собственные редкие и бесшумные слова.
— Спасибо, - чуть приметно кивнув, отозвалась она. – Однако я должна признать, что некоторые ваши поступки вызывают у меня вопросы.
Корво выпрямился и уставился ей в лицо, как бы вопрошая, в чём же заключаются её сомнения.
— В отличие от Серконоса, Гристоль движется медленнее. Вы наверняка это заметили. Поэтому, на радикальные действия тут смотрят с куда большим неодобрением, чем на вашей родине, - объяснила она, стараясь избегать его взгляда. Читать ему нотации гораздо трудней, чем ей казалось, особенно учитывая, что его подход к проблемам, несмотря на вызываемый резонанс, в целом весьма эффективен. – Я должна быть очень аккуратна в своих решениях, чтобы не навредить ни людям, ни домам, которые их представляют. И поскольку вы были моим решением, ответственность за ваши поступки лежит и на мне тоже.
Корво прищурился и еле заметно покачал головой.
«Гристоль движется так же быстро, как Серконос, просто здесь это искуснее скрывают».
Джессамина нахмурилась. Сравнение с диким островом, конечно, мало льстило, но, по сути, возразить было нечего.
«Разница в том, что у нас убивают руками, а у вас - словами».
— В таком случае я прошу: будьте деликатнее, сделайте вид, что не замечаете это самое искусное сокрытие. Хотя бы в ближайшее время, - оговорилась она и решительно подытожила. – Увы, так сложилось, что попытки иноземцев изменить наши обожаемые правила принимаются в штыки.
Корво кивнул (руки мимолётно сжались на уровне груди в коротком жесте согласия). К счастью, он отнёсся к проблеме с пониманием, и Джессамина с надеждой подумала, что впредь он и в самом деле немного обуздает свою инициативность.
— Зато секретарь Кромвель хоть немного расслабится, - тихо фыркнула она.
«Этот человек не способен расслабиться!» - жесты были быстрыми, отточенными, а в глазах сверкнули смешинки. Подшучивать над Кромвелем заочно, конечно, нехорошо, но Джессамина не удержалась:
— Суетливый он господин, не находите?
«Как воробышек».
Джессамина не поняла, что именно заставило её так громко расхохотаться: его шутливое замечание или то, с каким убийственно серьёзным видом он изобразил у лица движение птичьего клюва. Зажав рот ладонью, она успела заметить, что Корво рассмеялся с нею вместе: с губ его слетел короткий бесшумный выдох.
Спустя несколько мгновений тёплого дружеского молчания, Корво шагнул к ней. По его внезапной скованности Джессамина сразу поняла: у него есть просьба. Она помучила его пару секунд, разглядывая книги, после чего всё-таки пришла на выручку:
– Вы хотели о чём-то спросить, лорд-защитник?
Корво заговорил не сразу – на лице его явно отразилась борьба.
«Я беспокоюсь за вашу безопасность».
Джессамина насторожилась, однако не стала перебивать, пытаясь одновременно следить за взволнованным лицом и движущимися руками. Низкий голос, который она выдумала для него, зазвучал в воображении чуть неуверенно.
«Я сделал всё, что мог, чтобы обезопасить Башню. Я выбрал лучших людей. Изменил расположение караульных постов».
Речь немного затянулась, поскольку некоторые слова ему приходилось расписывать по буквам.
«Теперь я уверен, что дворец охраняется на должном уровне. Но меня тревожит отсутствие охраны рядом с вами».
– Рядом со мной?
Корво кивнул, взмахнул кистью в знак подтверждения, и взгляд его наполнился решимостью.
«Я хотел бы исполнять обязанности первого лорда-защитника».
Джессамина не сразу поняла, что он имеет в виду, и перевела взгляд на книгу мемуаров Тезерса – параноидального, чрезмерно подозрительного, одержимого стража. И Корво вознамерился стать таким же? Бессменным телохранителем?
– В этом нет нужды, - немедленно отказалась она, - Вы поймите, наш дорогой командор всё-таки служил в военное время.
«В отличие от меня, он почти не отлучался от своего господина. И не уберёг его».
– Это другое дело. Тогда улицы наводняли морлийские наёмники, которые ежедневно покушались на его жизнь. Мне такая опасность не грозит, Корво.
Тот вскинул руку, возражая.
«Однажды за вами гнались девятнадцать серконских ассасинов».
Джессамина фыркнула и отвернулась.
– Ну, знаете ли, в истории династии Колдуинов это скорее исключение, - негодующе заявила она, отказываясь сравнивать горстку пиратов с участниками политической войны. – Времена изменились. Для них не годятся столь радикальные меры. Это лишь растревожит людей, - она пристально посмотрела ему в глаза, давая почувствовать тяжесть королевского взгляда. – Они будут спрашивать: чего так опасается императрица, что постоянно прячется за спину своего лорда-защитника?
Корво, хоть ничего и не сказал, всё-таки не потрудился скрыть разочарование. Куда только делись недавние беззаботность и дружелюбие. Джессамину несколько рассердила его готовность открыто вступать с ней в пререкания. А уж как выводила из себя эта его неучтивость – ни глаз не опустит, ни поклонится... Хотя, нельзя не признать, это ново и занятно.
Она помедлила, ожидая его ответа, но Корво оставался неподвижен.
– Разумеется, если мне что-то будет угрожать, я первая жду от вас соответствующих действий, - он слегка воспрянул духом, так что она быстро добавила. – Но до тех пор в подобных услугах нет нужды.
Корво сжал кулак и описал большим пальцем краткую дугу. «А завтра?»
Совсем из головы вылетело. Завтра Галлус Канаван явится сюда на аудиенцию с нею и тайным советом. Доверять осуждённому предателю у неё и в мыслях не было, но вряд ли он представляет опасность. Его доставят во дворец начальник тюрьмы и колдриджская охрана. Можно, конечно, дополнительно привлечь и королевскую гвардию – хотя им уже наверняка приказано охранять помещение, в котором будет проходить слушание.
Но Корво не интересовал состав вооружённой охраны. Он спрашивал, нужно ли ему участвовать в этапировании заключённого.
– Вы лорд-защитник. Вы должны быть с монархом.
«Мне лучше самому сопровождать преступника».
– Да полно вам, Корво, он давний узник, а не какой-нибудь свежепойманный душегуб.
Джессамина видела, что он так же раздосадован, как и она, и ей вдруг пришло в голову, что он ничуть не уступает ей по части упрямства. И – быть может, виновато иностранное происхождение – его очень мало волнует тот факт, что препирается он с первым лицом государства.
В память о благодарности, которую она, не смотря ни на что, ощущала, Джессамина решила предложить компромисс.
– Выделите своих лучших людей на дополнительную охрану, - предложила она и, обратив внимание на его неодобрительный взгляд, нежно добавила. – Мне будет гораздо спокойнее, если вы останетесь рядом.
Плохо, что пришлось сжульничать и прибегнуть к столь откровенной манипуляции, но когда Корво кивнул, отсалютовал и поклонился, Джессамине сразу стало легче на душе. Когда обеды с парламентариями срываются в скандалы, а члены совета ведут себя несносно и по-хамски, очень приятно сознавать, что Корво по-прежнему непоколебимо верен ей.
Все накопленные с начала месяца опасения на его счёт рассеялись. И представься ей шанс всё переиграть – она всё равно выбрала бы его. Снова и снова. Аристократы могли исходить ядом сколько угодно, но Джессамина всё больше убеждалась, что Корво – действительно ценное прибавление к её свите.
Она тепло улыбнулась на прощание и оставила его наедине с мемуарами. Между прочим, надо будет на всякий случай перечитать их самой – кто знает, каких ещё идей Корво нахватается у старого командора...
Королевский двор никогда не импонировал Джессамине.
Учитывая, что в последний раз она обращалась к сливкам общества, чтобы представить им Корво Аттано, чувства были взаимны.
Впрочем, после памятного инцидента с Пендлтонами, все мятежные злоречия сошли на нет. А вот судейская ветвь власти, кажется, что-то замыслила в связи с Галлусом Канаваном, и Джессамине это очень не нравилось.
Она неизменно настораживалась, когда у политиков тайного совета возникала возможность извлечь некую выгоду путём объединения усилий под предлогом очередного законопроекта. А на бумаге Канавана стояло столько подписей и печатей...
И понятно, почему. До того, как попасть в тюрьму, Канаван оказался главой и единственным наследником знатного и очень состоятельного рода. В те времена молодой аристократ, он не успел обзавестись семьёй, которая позже могла бы заявить свои права на богатства. Джессамина подумала, что её чиновники упивались своей находчивостью, поддерживая его просьбу об амнистии. Ещё бы: на их горизонте замаячил новый благодетель, готовый щедро отблагодарить за своевременное содействие.
То, что Канаван – предатель, никем не оспаривалось. Он пролил гристольскую кровь, заманил в ловушку корабли военно-морского флота и обрёк на гибель множество невинных жизней, и заморские союзники Канавана превозносили его имя под рёв морлийского мятежа.
Но нынешнее его письменное обращение не вызывало подозрений у совета – участники излучали оптимизм и скрепляли документ печатями одобрения. Джессамина поймала себя на мысли, что жалеет, что не обсудила вчера свою дилемму с Корво. Уж кто-кто, а он наверняка разобрался бы, насколько искренен бывший убийца.
Если она откажет в помиловании, Канавана можно будет казнить хоть на следующий же день.
Отец непременно устроил бы публичную казнь. Она без труда представила холодный голос императора, словно он стоял здесь же, с нею рядом, обращаясь к толпе. Он бы объявил, что Канаван не достоин прощения и что мятежники Морли сами виноваты, раз предпочли путь предательства. Он бы привёл исторические примеры о бесчестье, постигшем людей, тоже чересчур много о себе возомнивших. После казни сердца гристольцев наполнились бы национальной гордостью, а морлийцы бы притихли и занялись восстановлением порушенной экономики.
Да, при отце такое было возможно. Ныне Морли гораздо сильнее – и духом, и экономикой. Демонстративная унизительная казнь их соотечественника может разгневать их и послужить приглашением к оказанию тех самых знаков внимания, которых так опасается Корво.
Помиловать изменника – пойти на поводу у совета вопреки своим убеждениям. Этого ей делать тоже не хотелось, особенно после изнурительного противостояния по поводу избрания сомнительного иностранца на должность королевского защитника. Усмирить советников было очень сложно, так что ей вовсе не улыбалась перспектива предоставить всем им (и Хираму Берроузу в частности) большую свободу действий.
Что ж, тогда оставалось выслушать самого Канавана. Пусть правосудие свершится по принципу «жизнь против слова чести».
Парадный зал, как и следовало ожидать, кишел жадными до зрелищ дворянами, желающими узнать, как их императрица обойдётся с чужеземцем. Эта огромная глазеющая толпа действовала ей на нервы.
Единственное, что подбадривало – присутствие Корво. Взвинченный, напряжённый, с потемневшими до черноты глазами, он бдительно и придирчиво озирал собрание. У трона он, с его ростом и мощной фигурой, чёрной тенью контрастирующей с голубыми знамёнами, смотрелся куда внушительнее, чем в своё время Николай Эссен. Но если окружающие видели в Корво только цепного пса, то для Джессамины он был гарантом спокойствия и безопасности.
И, к слову, о безопасности он позаботился на совесть: Джессамина заметила, что гвардейских мундиров в толпе едва ли не больше, чем нарядных дамских одеяний.
Герольд огласил присутствующим её титулы, и она села на трон, гордо подняв подбородок и выпрямив спину.
Толпа склонилась под её взглядом, и тут она заметила, что лорд-защитник отдал секретарю Кромвелю какое-то распоряжение – и тот явно его понял и пришёл в лихорадочное оживление, ещё больше обычного уподобившись непоседливой птахе. Джессамина не успела до конца осознать, что высшие чины освоили язык жестов – герольд возвестил о прибытии заключённого Галлуса Канавана.
Массивные двери отворились, и внутрь хлынуло золото заходящего солнца и чёрные тени марширующих по притихшему залу стражей.
Подлокотники под её длинными пальцами были прохладны на ощупь. Джессамина не отвела взгляда и продолжала наблюдать за группой, выстроившейся в тесном порядке: два стража впереди, четверо – позади, и один человек в кандалах посередине.
Солдаты двигались быстро, но человек в кандалах еле передвигал ноги.
Джессамина сжала пальцы на холодном металле подлокотников и устремила взгляд пронзительных светлых глаз вниз, туда где стражи заставили Канавана опуститься на колени у выложенного в плитке колдуинского герба. Расстояние было довольно ощутимым: чтобы рассмотреть преступника, ей пришлось напрячь зрение.
Она не ожидала, что он будет таким старым и тщедушным. Отчёты, которые она читала, составлялись давно и описывали его тогдашнего: молодого, воинственного, бурлящего гневом и ненавистью. Она рисовала в воображении человека, вроде тех, что гнались за ней на Серконосе. Тех, которых убил Корво.
Но в Канаване нынешнем тот пыл давно угас. Голова его была низко опущена, волосы – редки и седы, с плеч свисало серое колдриджское тряпьё. Более всего он походил на груду тусклых грязных булыжников, сваленных посреди сияющей чистоты Дануольской Башни.
– Заключённый номер пятьсот тридцать шесть, Галлус Канаван, осуждённый за государственную измену, предательское сотрудничество с врагом, приведшим к уничтожению первого флота Дануолла, убийство офицеров королевской гвардии и заговор с целью убийства императора!
Рядом шевельнулся Корво, но Джессамина не отводила глаз от сгорбленного силуэта на полу. Глашатай продолжал речь, но все и так знали, зачем Канаван здесь: выказать раскаяние и просить милости.
– … у Её Величества императрицы Джессамины Колдуин Первой!
Она подняла руку, останавливая герольда, но шушукающийся зал тоже повиновался жесту и затих.
Среди окруживших узника солдат Джессамина узнала командора Далена – статного, дисциплинированного, громадой возвышающегося над жалкой фигурой.
– Командор, подведите господина Канавана ближе, - приказала она.
Дален и прочие стражи, не дожидаясь, пока преступник встанет на ноги, схватили его за плечи и, волоча по полу, потащили к трону под громкий лязг цепей.
Быстрая рука мелькнула справа от Джессамины, и она успела прочитать жест – и услышать воображаемый голос Корво, рявкнувший «Достаточно!».
– Галлус Канаван, вы предстали передо мной для публичного покаяния и просьбы о помиловании. Поведайте же, зачем мне вас прощать?
Канаван поднял голову, и Джессамина ощутила пробежавший по телу холодок. Он глядел на неё – не мимо, не вдаль, а именно ей в лицо. Совсем как Корво, но...
Но глаза Канавана оказались белесыми, невидящими. Годы заключений затянули темноту его зрачков молочно-белой пеленой.
Он заговорил далеко не сразу.
– Ваше. Величество.
Голос был сродни бряцанью цепей, которые дрогнули, когда он протянул к ней руки. Но он не был тихим. Голос раскатился по залу, и его услышал каждый из присутствующих. Руки Канавана слегка тряслись – Джессамина не знала, что тому виной. То ли возраст, то ли тяжесть оков.
– Я здесь, чтобы выразить своё глубочайшее раскаяние.
Он говорил медленно и отрывисто, и от скрипучего голоса вдоль позвоночника бежали мурашки. Джессамине пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сконцентрироваться и сохранить нейтральное выражение.
– Бесконечные годы в четырёх стенах... – взгляд бесцветных глаз устремился в потолок, а пальцы вцепились в ветхую тюремную робу. – В четырёх стенах наедине с горькими мыслями… Горькими мыслями…
Он смолк, поджав губы. Медлительность его речи одновременно раздражала и будила необъяснимую тревогу.
– И вот ты думаешь, думаешь, думаешь... и однажды понимаешь, что мысли идут по кругу, закольцовываются, и выходит, что думаешь ты только об одном...
В его голос прокрались нотки слабого удивления, а Джессамине пришло в голову, что узник, пожалуй, не в себе. Наверное, старость и долгое одиночество притупили его разум... а письма, писанные якобы его рукой, вполне могли быть сфабрикованы. Не так уж это и сложно.
Она даже начала подумывать о том, чтобы распустить собрание, но тут Канаван заговорил чётче и громче:
– Снова и снова, одна и та же мысль! Я беспрестанно думал о том дне. О том, что совершил, о том, чего не совершал, о том, что хочу совершить...
Цепь громко лязгнула, стукнувшись о мрамор. Внезапным, отчаянным движением Канаван взвился вверх, оттолкнув стоящих рядом стражей. Командор Дален ринулся к нему, занося руку, но тут, эхом раскатившись по залу, грянул выстрел.
Нет, время не замедлилось для Джессамины.
Напротив, вид рук Канавана, достающих из-под лохмотьев серебристый револьвер, не занял и секунды. Всё произошло очень быстро. Белесые глаза в упор уставились на неё – и она, в свою очередь, видела только их.
Выстрел эффектно ознаменовал конец аудиенции, после чего на Джессамину обрушилась тьма, словно на голову набросили плотное, непроницаемо-чёрное покрывало.
Ей показалось, что она различает далёкие крики сквозь ровное гудение в заложенных ушах, но единственный звук, казавшийся реальным, был гулким стуком её собственного сердца.
Эти доли секунды она была абсолютно спокойна. Но потом темнота шевельнулась, отступила и превратилась в Корво Аттано, лорда-защитника.
Пуля пробила его рёбра, когда он телом заслонил императрицу, но в его глазах не отразилось ни намёка на боль, и ничуть не убавилась быстрота реакции. В мгновение ока смуглые пальцы выхватили из-за ремня кинжал, и, мимолётно прицелившись, бросили лёгкий клинок. Ни метания испуганной публики, ни возня солдат не смогли помешать лезвию вонзиться в горло Галлуса Канавана.
Сверкнула рукоять кинжала, тускло заблестели широко раскрытые, устремлённые вверх безжизненные глаза.
Джессамина отстранённо осознала, что двигается, зовёт своего лорда-защитника - и продолжает звать, хотя он уже обратил к ней суровое неподвижное лицо. Её плечи обхватили тяжёлые, сильные руки; он поднял её с трона и мягко подтолкнул.
В зале началось столпотворение, люди кричали и метались, точно окружённые волками овцы, но Джессамина их не слышала. Она слышала только Корво, немого, который чертил знаки у её лица. «Уходим! По лестнице! Быстро!»
Каждый вдох был тягучим, медленным и отнимал уйму сил. Джессамину охватило странное оцепенение при виде неподвижного грязного тела, простёршегося в разливающейся по белому мрамору кровавой луже. Она не сумела оторваться от этого зрелища, даже когда Корво взял её на руки и понёс вверх по лестнице, прочь от пронзительных людских криков.
Подальше от мёртвых молочно-белых глаз, слепо глядящих ей вслед.
Следующая глава
Предыдущая глава.