(в которой в повествование вползает Хирам Берроуз)
Глава 10
Решение принято.
Она решила – это будет Дален.
Клубящиеся гристольские тучи отошли в сторону морского горизонта, оставив простираться над Дануоллом чистое светло-серое предрассветное небо.
Джессамина, положив лёгкие пальцы на подбородок, задумчиво рассматривала светлеющую в полумраке городскую панораму. Словно вырезанные из бумаги или нарисованные выцветшей краской, далёкие домики грудились вокруг башни с часами. Её собственные часы, украшающие каминную полку, мерно отщёлкивали секунды, отмечая каждый взмах её ресниц и подгоняя мысли.
Этот ранний час ничуть не подходил ни для бодрствования, ни, тем более, для напряжённых раздумий. Проснувшись до зари, она попыталась, но не смогла заснуть снова – тревоги на сердце развились в бессонницу.
Далеко не в первый раз сомнения и страхи лишали её сна. Да и с отцом, видимо, дело обстояло так же. Сколько раз она приходила к нему в тёмный, освещённый пламенем единственной свечи кабинет, чтобы пожелать спокойной ночи – и находила его там на следующее утро, в той же одежде, что и накануне, и с оплывшей свечкой, догорающей в блюдце.
Теперь она понимала его гораздо лучше... Впрочем, так наверняка получается со всеми подросшими детьми, а не только с императорскими.
Она поразмыслила, не приступить ли к работе прямо сейчас. Можно поднять Клару, разбудить свиту, заняться документами, дать запланированные аудиенции пораньше... Никто не посмеет прекословить – придворные живут по её расписанию, и никак иначе. Но поступить так Джессамине не позволяло мягкосердечие, да и в тишине и одиночестве лучше думалось.
Итак, сегодня.
Сегодня она объявит Парламенту имя нового лорда-защитника.
Она повторяла себе, что судьба королевства мало зависит от этого решения, и гристольцы не ждут его, затаив дыхание. Существуют куда более важные проблемы. Рост нищеты – одна из них. Отголоски морлийского бунта преследовали её со дня коронации. В прошлом осталось шаткое благополучие, существовавшее при отце. Стремительно растущий уровень бедности грозил перейти в экономическую депрессию, с чем Джессамина отчаянно пыталась бороться.
Именно эти вопросы не давали ей покоя. Выбор лорда-защитника по сравнению с ними вообще не должен был представлять сложности.
Но в глубине души Джессамина знала: решение, не играющее особой роли для жителей империи, повлияет на неё сильнее всего.
В погоне за властью участники Тайного Совета готовы перегрызть друг другу глотки. Аристократы, не особо таясь, успешно подкупают её сановников. В этой атмосфере ей нужно на кого-то полагаться, и этот кто-то – лорд-защитник.
Сколько раз она бессознательно благодарила небо за Эссена, человека близкого и надёжного. Он не уклонялся от её приказов в обмен на золото или приказы лорда-разведчика. А уж лорд-разведчик не раз пытался подмять королевского защитника под себя. Нет. Ей нужно кому-нибудь верить. Когда нет возможности расположить к себе двор с помощью социальных решений, или Совет – с помощью политики, то жизненно необходимо заручиться поддержкой армии.
Так что, она решила выбрать Далена. Всё равно он уже исполняет обязанности, предусмотренные этой должностью. Он был помощником Эссена. Тайный Совет, несомненно, огорчится этому выбору, но, в конце концов, своё спокойствие дороже их одобрения. Кроме того, есть надежда улучшить отношения с Морли – те будут польщены, учитывая морлийское происхождение командора.
Не то, что бы Дален был ей особо симпатичен, нет. Их встречи всегда были краткими и деловыми. Но он знал своё дело, место и полномочия. Самый логичный выбор.
Так почему же она волнуется, да так, что не может заснуть?
Потерев щёку, Джессамина всё-таки отвернулась от утреннего пейзажа и взглянула на разобранную постель. Сегодня предстоит вереница встреч, и дополнительный отдых будет совершенно не лишним. Нужно хотя бы попытаться вздремнуть ещё пару часиков. С усталым вздохом она потянулась к небрежно собранному на затылке узлу и распустила волосы.
Она устроилась на краешке кровати – уютные атласные простыни так и манили её прилечь, хотя разум продолжал протестовать. До начала рабочего дня оставалось несколько часов, и она решила, что от попыток заснуть пользы будет больше, чем от бдения. Чтобы отвлечься и расслабиться, она открыла ящик прикроватного столика в поисках расчёски, но вместо этого наткнулась взглядом на маленькую книжку в потрёпанном переплёте.
Устав Корво Аттано.
Она положила его в ящик несколько дней назад, сразу по завершению торжественного приёма, честно собираясь проштудировать его – как только появится время и возможность сосредоточиться. Джессамина задумалась, медленно извлекая книгу и кладя её на колени.
Сейчас некогда заниматься вопросами, которые поднял Корво. Только не сегодня, когда ей предстоит обнародовать имя лорда-защитника... но она ведь обещала, что выслушает его в конце недели.
Джессамина с уколом беспокойства поняла, что это тоже сегодня.
Отогнав сомнения и тревоги, она открыла книжку и пролистнула печатный текст в поисках серконской рукописи. Внимание привлекли чертежи Башни, схемы, показывающие планировку этажей. Печатными словами обозначались вестибюль, коридоры, залы, кабинеты, даже чуланы, гардеробные и уборные. Но кое-где поработал карандаш Корво: некоторые участки были заштрихованы, где-то добавлены новые пометки. Окна, запертые двери, «слепые» зоны, отсутствующий караул... На следующей странице обнаружились проведённые вдоль и поперёк чертежей линии, помеченные разнообразными временными интервалами. Может, патрули? Он явно придирчиво следил за стражей и их расписанием.
Она долистала до знакомых страниц: вот он, крик души об ужасающей трагедии южного крыла, состояние которого он, видимо, воспринял, как личное оскорбление. Джессамина не удержалась от улыбки, разбирая дотошные записи.
«Два стражника в южных доках. Должно быть шесть!»
На самом деле, смеяться особо нечему, поскольку вопрос действительно нешуточный. Но Джессамина невольно развеселилась, когда представила, как Корво, прячась в доках, сердито чёркает карандашом в уставе. Интересно, был ли он столь же педантичен, работая на Россини? Да, но... не стоит забывать, что при Россини он был ассасином. Мысль, что к убийству Корво может подходить с той же скрупулёзностью, что и к работе стража, несколько отрезвила Джессамину.
Следующая страница тоже перечисляла какие-то временные отрезки, и она, полагая, что это просто анализ чьего-то расписания, собиралась пролистнуть её. Но тут в глаза бросилась строчка «10:34 Она возвращается к себе».
Джессамина с лёгким содроганием поняла, что страничка целиком посвящена ей.
«10:00 Чай с экономкой. Экономка удаляется наводить порядок в жилых комнатах.
10:48 Два часа на рабочем месте. Два стража у кабинета.
12:22 Ленч на балконе. Накрывает штатный слуга.
1:00 Встреча с командором.
2:00 Примерка бального платья (в личных апартаментах)»
Она вспомнила этот день, как раз незадолго до бала. С командором она тогда встретилась, чтобы окончательно утвердить список приглашённых.
Подобных страниц было несколько, в них в основном отмечались отклонения от её обычного расписания (которое, впрочем, тоже было тщательно занесено на бумагу). Джессамина почувствовала на щеках жаркий румянец. Нет ничего унизительного в том, что стража фиксирует её передвижения – это необходимо для её же безопасности. Но внимание Корво было более... интенсивным. Даже камеристка не знала, когда ожидать очередной незапланированной встречи или, вот, примерки платья.
А любопытно, с внезапным волнением подумалось ей, знает ли он, что сейчас она не спит?
Джессамина усилием воли подавила желание выглянуть за дверь или вниз с балкона и продолжила чтение.
Снова расписания. Пояснения. Иногда встречались записи на серконском, и почерк становился твёрже, плавнее: с родным языком на письме Корво обращался уверенней.
Странно, что читая эти записи, Джессамина слышала его в мыслях. Немой не издал при ней ни звука, так что о его голосе она не имела ни малейшего представления, но у неё в голове он был спокойный, уверенный и ясный. Он ассоциировался с манерой Корво держаться в её присутствии. Она вдруг с каким-то новым чувством припомнила его глаза, прямо и открыто встречающие её взгляд.
Иными словами, Джессамина отчётливо осознала: Серконос не мог сделать лучшего подарка, чтобы доказать свою верность Империи.
Джессамина провела увлекательное утро за чтением, перечитыванием и запоминанием избранных мест из записей Корво. Появившуюся камеристку она не замечала до тех пор, пока та не раздвинула шторы, впуская солнечный свет.
Одеваясь, она поинтересовалась и выяснила у Клары, что да, во дворце действительно шестьдесят четыре служанки, не считая лакеев и поваров (которых, как уже знала Джессамина, было двадцать и, соответственно, пять).
За завтраком она спросила у одного из часовых про запертую дверь в западном крыле, что вела в портретную галерею. Часовой объяснил, что это сделано для пущей безопасности – мол, так у потенциальных нападающих меньше шансов спрятаться или сбежать. Потягивая чая, Джессамина решила, что это всё довольно бессмысленно и что Корво бы с ней согласился.
Она почти дописала запрос командору Далену по поводу мер безопасности в многострадальном южном крыле, когда нанёс визит Хирам Берроуз.
Джессамина не слишком удивилась явлению обычно неуловимого главы тайной канцелярии именно в день объявления лорда-защитника. И уж точно не обрадовалась. Она, разумеется, была очень признательна, что он не стал пропихивать собственных кандидатов через Тайный Совет, но лорд-разведчик, как правило, пользовался иными средствами для достижения целей. Он потихоньку приводил в движение некие события, постепенно захватывающие соседние ведомства, и так по нарастающей, причём до неё в этих случаях всё доходило чуть ли не в последнюю очередь.
Но при этом Хирам Берроуз прекрасно выполнял свою работу. Его подробные отчёты по вопросам национальной безопасности, равно как и предложения по внутренним делам отличались рациональностью... и, пожалуй, чрезмерной суровостью. Его озабоченность благоденствием гристольской власти граничила с паранойей (которая иной раз перерастала в поступки едва ли не антиправительственной направленности). Но Джессамина не могла отрицать его преданности стране. Для сердца Империи он был готов на всё, хотя судьба прочих Островов его не волновала. Пускай иметь с ним дело порой бывало невыносимо, но он верный слуга её королевству – это факт.
— Лорд-разведчик, - приветствовала его Джессамина, расслабляя руку с пером.
— Её Величество Колдуин, - отозвался он, отвешивая галантный поклон, прежде чем вытянуться во весь рост. – Надеюсь, день застал вас в добром здравии.
Судя по выражению лица, её здравие его не особо заботило. Он вообще считал любезности пустой и досадной тратой времени. Он сказал это лишь для того, чтобы обозначить цель своего присутствия.
— Да, всё в порядке, - кивнула она, поднимаясь из-за стола и кивая на бумаги. – Совет и двор функционируют прекрасно.
— Разумеется, всё благодаря... прогрессу в отношениях с Серконосом, - Берроуз наморщил нос и резким движением поправил манжету. Лицо его дёрнулось, когда он добавил. – Мои соболезнования.
— Благодарю.
Не слишком любезное напоминание. Но Джессамина успела смириться с всеобщим настойчивым желанием не дать ей забыть о потере лорда-защитника. Что скрывалось в тоне Берроуза, она тоже прекрасно поняла. Он ещё несколько месяцев назад протестовал против любых компромиссов с Серконосом. Он требовал, чтобы она уничтожила задержанные корабли, грабящие её китобойные суда. В назидание. Нельзя вступать в переговоры с пиратами, так он выразился.
Но он уступил ей, когда она всё-таки отправилась на Серконос. Потеря королевского защитника, конечно, стала весомой ложкой дёгтя, но Джессамина знала, что приняла тогда верное решение и при возможности повторила бы его.
— Я слышал, идёт поиск новых кандидатов, - как бы невзначай обронил Берроуз, стоя до агрессивности прямо.
Ещё бы он не слышал, подумала Джессамина и мысленно вздохнула. Должность главы тайной канцелярии предполагает чрезвычайно чувствительный слух. С другой стороны, Тайный Совет в этот раз был столь буен в обсуждениях, что прийти к нужным выводам не составило бы труда и менее осведомлённым особам.
И он мог бы не напоминать, какой сегодня день.
— Возможно, - туманно ответила она. Вежливые полунамёки уже успели её утомить. Вне всяких сомнений, лорд-разведчик мог бы сказать то же самое и о себе. – Вы желаете предложить кого-нибудь из вашего департамента?
— Что вы, Ваше Величество! – фыркнул Берроуз и даже отмахнулся. Его острые хищные черты на миг окаменели, как бы от презрения. – Да, я, конечно, обдумывал возможность предложить вам собственных кандидатов. Нельзя отрицать их поразительную эффективность, когда речь заходит о безопасности... но они привыкли действовать под моим началом.
Опять же, Джессамина не особенно удивилась. Хирам Берроуз был избирателен в своих выступлениях за или против решений её правительства – и у него всегда имелись на то причины. И если он решил не предлагать ей своих подопечных, то текущие кандидаты либо его устраивали, либо просто не представляли для него интереса.
Лишнее доказательство, что сильнее всего выбор скажется на ней.
— Я уверен, что Её Величество остановит свой выбор на человеке, наиболее отвечающем её персональным предпочтениям, - промолвил он, закладывая руки за спину. – Ну а если безопасности Башни будет брошен вызов, вы всегда можете рассчитывать на меня и мой департамент. Вне зависимости от того, кто получит должность лорда-защитника.
Джессамина быстро кивнула. В этом она ни секунды не сомневалась. Берроуз относился к вопросам внутренней безопасности даже ревностнее лорда Эссена. Ей нередко приходилось напоминать ему, что сфера его компетенции – безопасность национальная. Но, хоть он зачастую перегибал палку, он искренне радел за королевство. Это вселяло некую уверенность...
Берроуз кивнул в ответ и вдруг достал из внутреннего кармана круто свёрнутый пергамент, и стало ясно, что явился он вовсе не для того, чтобы выразить ей свою поддержку.
— Сей документ, Ваше Величество, нуждается в вашем внимании.
Она приняла из его рук бумагу. Печати тайной канцелярии – и некоторых участников Тайного Совета.
— Этот билль составлен в связи с ситуацией, сложившейся в некоторых... неблагополучных районах города, - объяснил он и быстро добавил, заметив, как потемнело её лицо. – У нас имеются некоторые альтернативные идеи о том, как решить эту проблему прежде, чем она выйдет из-под контроля, - он прищурил холодные голубые глазки. – Нам ведь это не нужно.
Она пригладила сургуч на печати тайной канцелярии, сдерживая нетерпение.
— Петиция против бездействия власти в отношении нищеты.
«Бездействие»... Но она ведь действовала! Финансировала работные дома и благотворительные общества, чтобы помочь людям бороться с бедностью. Она мрачно припомнила встречу с лордом-казначеем. Наверняка не обошлось без него и чинуш, разобиженных сокращением жалований.
Расстроенная Джессамина обратила сердитый взгляд на лорда-разведчика, явно прекрасно осведомлённого о настроениях Совета.
— Я обязательно рассмотрю документ, как только возникнет такая необходимость, - взглядом указывая ему на дверь, сказала она.
— Значит, скоро, - отозвался Берроуз. Уголки его тонких губ опустились, а брови, напротив, взлетели. – Что ж, желаю вам всяческих успехов в текущих делах, госпожа. И заранее поздравляю нового лорда-защитника... кем бы он ни оказался.
Секретарь Кромвель изнывал.
Бирюзово-синяя лента, брошенная на плечо, дабы продемонстрировать его статус и должность при императрице, сползла на колени. Он с досадой прищёлкнул языком и, поспешно поправив синий шёлк, покосился на узкое, резко очерченное лицо Джессамины Колдуин. Та невозмутимо дожидалась, пока парламентский глашатай кончит зачитывать повестку дня.
Кромвель терпеть не мог сессии Парламента, предпочитая камерную, менее пафосную атмосферу заседаний Тайного Совета. Но он секретарь верховного правителя, и тут уж ничего не поделаешь. Иной раз высокий титул влёк за собой большие неудобства – вот как сейчас.
Последние два месяца стали для секретаря сущим кошмаром. Даже элементарные вопросы повергали Совет в истерику. Речь шла о людях, которые могли часами самозабвенно спорить о цвете портьер для торжественного приёма. Что уж говорить о выборе нового лорда-защитника.
Однако на сей раз он, в принципе, был с ними согласен. Всё ради благопристойности - и ради гвардии, которая пребывала в смиренном унынии от осознания своего бессилия пред лицом этой проблемы. Оглядев зал, он заметил у массивных дверей командора Далена с двумя стражниками. Тот выглядел крайне вымотанным и взволнованным, и Кромвель ничуть ему не позавидовал.
Сессия тянулась бесконечно, и на лицах советников брезжило тоскливое ожидание: заветное имя должно было прозвучать в самом конце. А пока они обсуждали вопросы вроде налогообложения в Дрисколе или экспортных пошлин. Но зал словно гудел от натянутых нервов и подавляемого нетерпения. Он заметил, что некоторые вытирали платочками взмокшие лбы и обменивались ободряющими кивками. Кромвель и сам схватился за лоб и помассировал переносицу, прежде чем сызнова поглядеть на императрицу.
Её изящная фигурка сохраняла полную неподвижность, светлые глаза иглой вонзились в глашатая. Она моргала спокойно, в такт дыханию, и на столе перед нею не лежало никаких бумаг.
Кромвелю чрезвычайно не понравился её взгляд.
Этот взгляд означал, что миру вот-вот будет явлен очередной пример типично колдуинского упрямства, качества, проявляющегося в Джессамине ярче и чаще, чем в её покойном отце.
Под этим взглядом Кромвелю вдруг очень захотелось вжаться в кресло.
Когда она встала, поднялись и все присутствующие, после чего вновь расселись по местам.
Её Величество излучала решительность. Казалось, её лицо высечено из самого белого, самого дорогого мрамора, а голос твёрд и отточен, словно резак в искуснейшей руке. Она обратилась к присутствующим, выразила признательность советникам. Особо благодарила командора Далена и его, Кромвеля, за помощь и исправное выполнение долга в нелёгкие дни траура и реорганизации. Она рассуждала о том, как важна для Империи поддержка союзников. Всё это было необходимой формальностью, но Кромвель с трудом сдерживался, чтобы не начать нервно барабанить пальцами по столу.
– В ходе рассмотрения кандидатур мы столкнулись с определёнными сложностями, поскольку появилась необходимость учесть некоторые характерные для этого поста особенности. Я не просто выбираю высокопоставленное должностное лицо, наделённое широкими полномочиями и ответственностью. Я включаю его в дворянский круг и в свою личную свиту, этот чрезвычайно узкий штат приближённых. Это не вопрос общенационального масштаба, но внутреннее дело. Даже в чём-то частное, если мы вспомним недавний серконский инцидент...
Кромвель наскоро обвёл взглядом лица чиновников. Те начинали недоумевать. Но он умел быстро расшифровывать эвфемизмы. Она собралась пренебречь их рекомендациями. Она только что объявила, что прибегнет к своим исключительным полномочиям, чтобы выбрать того, кого считает нужным, ибо должность лорда-защитника предполагала высокую степень близости к монарху.
Предполагала, в прошедшем времени, напомнил себе Кромвель. Да, во времена морлийских войн, когда учредили этот пост, лорд-защитник действительно должен был тенью следовать за правителем: человек, всецело, душой и телом преданный повелителю. Но таковы были особенности военного периода... И, действительно, высокое положение в обществе и внешний лоск не являлись обязательными атрибутами лорда-защитника во времена правления её отца-императора. Но в том-то и дело: то были иные времена, иное королевство. Процветающее королевство.
Ныне в Гристоле всё иначе. Разумеется, она не может этого не понимать...
А та всё не умолкала, снова и снова заверяя советников в своей безмерной благодарности...
О нет. Ну конечно. Конечно, она собралась отдать пост Далену. В мыслях он уже слышал, как она произносит его имя. Кромвель метнул сердитый взгляд в окаменевшего на своей позиции у дверей командора. Наглый выскочка.
Ему хотелось схватиться за голову и застонать. И на что он только надеялся? Она ведь с самого начала, постоянно, неизменно и упорно возражала против каждого из кандидатов. Особенно рьяные протесты вызывал Тоддлин, их главная надежда и вдохновитель. Но нет, она сейчас возьмёт и объявит королевским защитникам отпрыска морлийской семьи, а им придётся расхлёбывать последствия. Потому что прекословить никто не осмелится.
– ...и я считаю себя вправе принимать решения, направленные на благоденствие моего королевства. Я желаю для своих подданных лишь наивысшей безопасности. Я желаю защитить не только свою жизнь и род, но и всё, что они символизируют для Гристоля…
Он попытался подсчитать, сколько у него времени, прежде чем сановники отловят его и примутся тыкать пальцами и исходить в его адрес ядом из-за неудачи с Тоддлином (и притоком финансов, который они бы заполучили, увенчайся их замысел успехом). Кое-кто уже начал бросать в его сторону недобрые взгляды. Что ж, он не мог сказать ничего плохого о Далене, как о командоре. И далеко не в первый раз Джессамина Колдуин отвергает советы своих министров.
С другой стороны, ещё ведь ничего не решено! Вдруг – чудо – и она объявит имя Тоддлина?
Кромвель и члены Парламента затаили дыхание, когда Её Величество вскинула подбородок и подняла голубые глаза.
– …и посему властью, данной мне, я присваиваю титул лорда-защитника... Корво Аттано.
На зал Парламента обрушилась потрясённая тишина.
Она затянулась на несколько мгновений, после чего люди начали переглядываться, перешёптываться и пожимать плечами. Эти вальяжные, сытые и элегантные мужчины недоумённо вертели головами и таращились по сторонам, словно ожидая, что неведомый господин Аттано вдруг объявится в зале.
Вместо готовой разразиться гневной бури воцарилось оторопелое изумление.
Лоб Кромвеля постепенно собрался озадаченными складками. Волнение и мрачные предчувствия полностью испарились, уступив тягостному замешательству.
Оторвавшись от созерцания зала и не замечая требовательных взглядов, он поднял голову и вопросительно воззрился на императрицу. Та, надо признать, тоже выглядела немного потрясённой собственными словами и, приоткрыв губы, молча глядела в пустоту. Но она очень быстро пришла в себя и расправила плечи:
– Официальная церемония состоится через три недели. Поручаю своему верному Совету и главе личной канцелярии Кромвелю должным образом подготовить сие столь нами ожидаемое мероприятие.
Шёпот постепенно перерос в смятенный гул. Присутствующие вполголоса обменивались вопросами. Кромвель чувствовал их нарастающее сердитое разочарование и – эмоцию, общую для всех – полнейшее недоумение.
– Господа! – её голос клинком пробился сквозь шум.
Глашатай отметил окончание сессии ударом молоточка по столу – сухой резкий звук прозвучал выстрелом, и все как по команде повскакивали со своих кресел.
Но императрица, не дав никому шанса обратиться к ней за разъяснениями, со свойственной ей стремительной грацией уже покинула зал.
И унесла с собою ответ на главный вопрос.
Кто такой Корво Аттано?
________________________________________
А вот что случилось в промежутке между этой и следующей главой
Следующая глава
Предыдущая глава